По данным Росстата, к апрелю этого года количество россиян, живущих за чертой бедности, выросло на 3,1 млн человек по сравнению с тем же периодом прошлого года. За чертой бедности оказалось 15,9% населения, или 22,9 млн россиян, — против 13,9% годом ранее. На прошлой неделе вице-премьер правительства Ольга Голодец, курирующая социальную сферу, назвала этот уровень «критичным». Историческим минимумом для России по числу бедных был 2012 год — 10,7% населения, или 15,4 млн человек.
Порог бедности считается Росстатом относительно прожиточного минимума, основанного на принципе строго определенной потребительской корзины. Уровень бедности является сезонным показателем — так, в первом квартале он всегда достигает максимальных значений, а к концу года — минимальных. Согласно прогнозу Всемирного банка, по итогам 2015 года количество бедных в России может составить 14,2% россиян.
Увеличение числа малообеспеченных людей является прямым следствием падения уровня реальных доходов. Реальные располагаемые доходы населения, падающие 8 месяцев подряд, уже сократились на 7% в годовом выражении. За первое полугодие 2015 года реальная зарплата россиян упала на 8,5%. Немногим лучше чувствует себя промышленность, а также розничная торговля, объемы которой, по данным The Bloomberg, в июне потеряли 8,9% в годовом выражении. В связи с этим издание пишет о «потребительском коллапсе» в российской экономике: массовое потребление перестает быть драйвером экономического роста.
Ничего подобного не наблюдалось в кризисных 2008—2009 годах, когда доходы продолжали расти за счет увеличения социальных выплат от государства.
Кризис нового типа
«Мы наблюдаем первый кризис со времен 1999 года, когда падение текущего потребления опережает падение инвестиций и производства», — говорит известный экономист Михаил Дмитриев. Процесс обеднения затронул все категории населения, но некоторые социальные группы, уже находившиеся недалеко от границы прожиточного минимума, оказались в зоне особого риска.
«Один из каналов проникновения и распространения кризиса — это эффект девальвации, — объясняет эксперт. — Есть группы населения, среди которых доля потребления импортных товаров довольно высока. Например, это семьи с двумя и более детей, которым необходимо регулярно обновлять гардероб детей, которые «вырастают» из старой одежды. А компонента импорта в одежде и обуви традиционно составляет 50—85%».
Вторая малозащищенная категория населения — пенсионеры. Семья, состоящая только из пенсионеров, практически полностью вышла из черты бедности только в результате пенсионной реформы 2009—2011 гг., говорит Дмитриев. Тогда пенсии в реальном выражении росли по 25—30%, и в результате любая пенсия превысила размер прожиточного минимума. Но уже в начале года реальный размер пенсий снизился на 4%, а в будущем правительство в целях экономии бюджетных средств решило сократить объемы индексации социальных выплат.
Кроме того, у неработающих пенсионеров наибольшая среди других социальных групп доля в расходах приходится на лекарства — порядка 10%. «Но это «средняя температура по больнице». У пожилых людей, страдающих тяжелыми заболеваниями, расходы на лекарства могут быть во много раз выше средних»,— отмечает эксперт.
Темпы роста цен на лекарства сейчас не просто двузначные — в результате девальвации лекарства, не входящие в перечень жизненно важных лекарственных препаратов Минздрава, могут подорожать на 25%. Доля импортной продукции среди фармацевтических товаров — более 50%.
Что касается продовольственных товаров, тот тут удельный вес импорта сравнительно невысок. Благодаря росту отечественного производства сыров, рыбы и мяса люди стали покупать больше продукции российских компаний. «Потери по качеству сейчас оценить трудно: по сырам, например, она маскируется тем, что Роспотребнадзор закрывает глаза на проблему качества и допускает откровенно суррогатные продукты на рынок», — говорит Дмитриев. (Речь о появившихся на российских прилавках так называемых «сырных продуктах», производимых из сырья с использованием большого количества растительных масел. — А. Х.)
Тем не менее по уровню ВВП на душу населения Россия по-прежнему принадлежит к эшелону стран с верхним средним уровнем дохода. По объемам потребления страна оказалась отброшена, оценивая грубо, на 4—5 лет назад, но и это относительно высокий показатель.
«По сравнению, скажем, со странами БРИКС, Россия находится просто в другой категории. И хотя Китай быстро нас догоняет, он все еще достаточно далеко: ВВП по паритету покупательной способности (ППС) России на душу населения — то, что люди непосредственно получают в карман, — более чем в 2 раза превышает китайский. Это связано с тем, что в Китае по-прежнему около 50% ВВП составляют инвестиции, а в России это только 20%», — поясняет Дмитриев. Иначе говоря, даже учитывая разрыве между Россией и Китаем по ВВП на душу населения, россияне гораздо более склонны к потреблению.
Доходы ниже уровня прожиточного минимума не означают абсолютной бедности. Согласно определению ООН, абсолютно бедными считаются люди, которые не в состоянии обеспечить себе минимальный набор калорий по продуктам питания. В группу абсолютно бедных входят люди со средними доходами чуть более $2 долларов в день по ППС. В России к 2010 году таких людей практически не осталось — по крайней мере абсолютную бедность страна преодолела.
«По моему мнению, увеличение количества людей за чертой бедности вряд ли привело к значительному росту абсолютной бедности, — говорит Дмитриев. — В пользу этого свидетельствует, в том числе, невысокая безработица, которая, в отличие от показателей предыдущего кризиса, сейчас находится вблизи исторических минимумов — чуть больше 5%».
Существенного роста социальной дифференциации, как полагает эксперт, в ближайшее время также не произойдет. Помимо двух вышеописанных уязвимых социальных групп, девальвация довольно сильно отразилась на потреблении верхнего среднего класса, в котором доля импортных товаров традиционно высока. То, как благополучные люди начинают сокращать свои траты, видно, в частности, по падению автомобильных продаж — по прогнозам Комитета автопроизводителей АЕБ, к концу года оно достигнет 36%.
Специфика протестного поведения
В представленном в декабре докладе «Мониторинг политических настроений россиян» Дмитриев в соавторстве с социологом Сергеем Белановским писал, что если политических волнений в ближайшем будущем, вероятно, удастся избежать, то выдвинуть власти определенные экономические требования население все-таки может.
«Пока что мы сохраняем нашу прежнюю оценку. Обычно в ходе российских кризисов протесты запаздывали по отношению к пиковому падению уровня жизни. Гражданская активность населения в связи с экономическими требованиями развертывалась после того, как уровень жизни достигал дна и уже начинал немного восстанавливаться», — комментирует Дмитриев. Объяснить это достаточно просто: в наиболее тяжкие времена население занято насущными делами, выживая и пытаясь адаптироваться к новым условиям существования.
Такая тенденция просматривалась и в начале 1990-х, когда Россия переживала максимально глубокое падение доходов, но на фоне активно протестующих стран Центральной и Восточной Европы казалась островком спокойствия в бурном мире стран с переходной экономикой. Позднее, когда уровень жизни немного стабилизировался, началась протестная волна — ее пик был достигнут в 1997 году и продолжился до конца 1990-х. Так же было и в прошлый кризис 2008—2009 годов, когда пиковым протестным месяцем оказался май 2010 года — период уже после начала роста доходов.
Тогда, впрочем, люди скорее позитивно относились к не только к экономическим, но и к политическим протестам. Сейчас, напротив, уровень социального напряжения не растет, а масштаб поддержки федеральной власти бьет все рекорды. «Точный прогноз на фоне очень высокого уровня восприятия внешних угроз и всплеска патриотизма сделать достаточно трудно. Преобладающая психология «осажденной крепости» вполне может ослабить склонность даже к экономическим протестам», — полагает Михаил Дмитриев. О политических волнениях говорить пока и вовсе не приходится.
Попытка спрогнозировать цикл потенциальной протестной активности российского населения по аналогии с кризисом 2008—2009 гг. приводит к интересному результату: получается, что волна экономических протестов может прийтись на весну 2016 года — точно в канун выборов в Государственную думу.
Арнольд Хачатуров
Новая газета
