Глава 13. 1986. 18 декабря…
18 декабря, на следующий день после скандального собрания, на заводе собрали комиссию. В президиуме комиссии сидели директор завода Зайдентрумпф, хороший мужик, много сделавший для улучшения социального самочувствия рабочих, парторг завода, фамилии которого я не помню, и профорг. Место в центре президиума отвели секретарю Советского райкома партии города Алма-Аты, крупной, по тем временам, партийной шишке. Слева от нас разместился заводской актив, справа места выделили нам: мне, Аскарику и Ермеку.
Секретаря Советского райкома партии при этом больше всего интересовало – кто нас надоумил пойти против общей линии партии.
На что я возразил, что эта линия партии не правильная. А вот если почитать Ленина… , то Владимир Ильич в своей работе «О праве наций на самоопределение» говорит… .Или вы против Ленина?
Словом, втянул секретаря райкома в дискуссию. А тот, как практик, может, был и не плох, но в вопросах коммунистической идеологии оказался совсем не дока. Он начал откровенно «пробуксовывать» и «плавать». И все это на глазах у заводского актива, на глазах руководства завода. Когда какой-то безусый юнец побивает в споре такого уважаемого бастыка.
Пока наконец, секретарь и сам не почувствовал, что теряет авторитет. И тогда партийный бонза прервал нашу идеологическую дискуссию словами: «Все, хватит, пишите письмо на адрес руководства университета. Советской власти такие журналисты не нужны».
Честно говоря, мне и самому в тот момент было глубоко плевать, продолжу я дальнейшую учебу, или нет. Уволят меня с завода, или нет. Я уже заточился и шел до конца. И я уже для себя решил: «Ну и ладно».
И тут меня в коридоре догнал профорг завода, казах по национальности. Он чуть ли не с восторгом пожал мне руку. «Слушай», — сказал он мне: «Я ничего там не мог поделать, но ты это, молодец, как ты этого секретаря уделал. Ну ты, просто молодчина. Не бойся, письмо на имя руководство университета пройдет через меня, а я ему ход не дам».
Что собственно и случилось. Дня через три профорг завода сам пришел к нам в цех. Он вызвал меня на разговор и передал запечатанный конверт. «Вот это письмо», — сказал он: «делай с ним что хочешь».
Так я продолжил учебу в КазГУ, даже невзирая на то, что советской власти такие журналисты были не нужны. А еще через какое-то время не стало и самой советской власти.
С тех пор прошли годы. Без малого тридцать лет. В нашей семье это уже стало традицией. 16 декабря с утра жена готовит шельпеки, в память жертв декабрьских событий 1986 года. Затем мы с ней покупаем цветы, красные розы, и возлагаем их к монументу на пересечении улиц Желтоксан и Сатпаева. При этом я стараюсь избегать участия в каких – то шумных собраниях и мероприятиях, проводимых властями города в этот день.
Я не хочу терять тот особый настрой, который у меня каждый раз возникает в душе в тот день, растрачивая его в общении с людьми. Мне охота побыть одному. Я вспоминаю прошлое.
Колбин недолго нами правил. Через три года его сняли с должности. И это было лично для меня отрадное событие. Назарбаев, в те годы еще молодой, смотрелся очень фотогенично с экрана телевизора. И главное – это был руководитель свой, прошедший закалку в Казахстане, а не какой-то залетный варяг.
Справедливость, таким образом, была восстановлена, но осадок в душе остался. Поэтому и уход Горбачева с поста первого и последнего президента СССР я встретил безо всякого сочувствия. Время показало, что для такой большой державы, каким был Советский Союз, это был очень слабый руководитель.
А потом СМИ поведали и о бесславном конце Г.В. Колбина. Всеми забытый и заброшенный, говорят, он умер в вагоне метро. Когда Колбин ехал к своей дочери, у него прихватило сердце. Пять дней его никто не искал и труп валялся в морге. Его уже хотели хоронить как бездомного бродягу за городом, в общей могиле, но помог случай. Его случайно «опознал» один из милиционеров, вспомнив, что однажды его видел по телевизору.
Хоронили Геннадия Васильевича Колбина в узком семейном кругу, не было на его могиле ни почетного караула, ни старых партийных товарищей. Так получилось, что никому он в старости не оказался нужным.
И напоследок, вместо чистосердечного признания. Так кто же все-таки подтолкнул казахскую молодежь в декабре восемьдесят шестого года выйти на площадь? Нет, в случае с Украиной там все ясно, там пендосы Майдан замутили, там Нуланд всех подкармливала американскими печенюшками. А вот с казахами как быть? Эта тема и сегодня продолжает волновать многих.
Искали следы внешнего воздействия на неокрепшие умы казахской молодежи и в те годы. Говорили о целых грузовиках, привозивших тоннами водку на Новую площадь Алматы. Чуть ли не о центнерах анаши, завозимых туда же неизвестными доброхотами, на раскурку демонстрантам. Искали какого-то таинственного полковника, якобы агитировавшего накануне 16 декабря молодежь по общежитиям. Да так подстрекателя и не нашли.
С тех пор прошло тридцать лет, и вот теперь, спустя годы, наконец, я, как один из участников декабрьских событий, решил во всем сознаться. Выдать, так сказать, имя и фамилию главного зачинщика и провокатора, по чьей вине эти события и случились.
Вот он. Любуйтесь. Михаил Сергеевич Горбачев. Именно его решения стали детонатором тех трагических событий. И именно он является самым главным преступником, по чьей вине погибли и получили тяжелые увечья десятки молодых людей в те морозные дни декабря 1986 года.
Таким образом, события в Алматы показали истинную суть правящего нами кремлевского режима, под какими бы обличиями он не пытался ее скрыть. Маска «социализма с человеческим лицом» была сорвана, и из-под нее на нас выпялило глазки все то же грязное торжествующее мурло великодержавного имперского шовинизма.
Финита ля комедия. Спектакль со всей этой перестройкой и ускорением был сорван. И в национальных республиках Советского Союза мыслящие люди это прекрасно поняли. События декабря восемьдесят шестого года стали катализатором волны социального и политического недовольства по всему бывшему союзу, в конечном итоге, обернувшегося крахом самой империи зла.
Так запущенный Кремлем в казахов бумеранг вернулся назад, откуда он и прилетел.
