«Иманды елді жау алмас»
(Страну истинно верующих не возьмет враг)
/казахская поговорка/.
Вкупе с джунгарами, засучив рукава, принялась подчинять Казахскую Степь и истреблять его коренное население Российская империя. Это были не просто грабежи, угон скота либо попытки внешнего политического контроля. Царизм посягал на саму основу жизнедеятельности казахского народа – землю, территорию, беспощадно сгоняя слабо вооруженных кочевников с запада, востока, севера и даже с юга с их исконных пастбищ.
После официального присоединения к царской империи в первой трети XVIII в. облегчения жизни казахского народа не произошло, наоборот, с каждым годом и десятилетием народ лишался лучших пастбищ, озер и рек, лесов и гор. Эти земли уходили во владения казачьих войск, а также под строительство крепостей, которые согласно военно-стратегическому плану империи строились не хаотично, а по траектории дуги и кольца, чтобы в итоге железным обручем туго опоясать широкую Казахскую Степь.
Петр Первый предпринял большие усилия для укрепления империи, расширения границ, модернизации армии и т.д. Российский император назвал Казахские степи «ключом и вратами» для своего проникновения в Азию и открыто провозгласил их стратегическую важность для растущей империи. Стали регулярно снаряжать и финансировать военные и научно-разведовательные экспедиции, многочисленные дипломатические акции, делать картографию Казахской Степи. Иными словами, был разработан план окончательного покорения Казахской степи с максимально эффективным использованием всех ее природных ресурсов, транзитного географического положения и т.д.
Возмущение кочевого населения колонизационной политикой соседнего государства было огромным. Надолго в душе народа будут бушевать темные бури отрицательных эмоций: обиды, ненависти, недовольства и протеста, пессимизма, страха, депрессии, тоски. Бурный всплеск этих эмоций рождал массовые стихийные протесты… И снова восстали вожди и батыры, все казахские племена! И вот опять, почти два столетия, история для Казаха превращается в сплошное экстремальное существование между жизнью и смертью. XVIII-нач. XIX вв. можно назвать «жестоким веком» отечественной истории и метафорично – «эпохой волков». Поскольку в этот период происходили и казахско-джунгарские войны, и все знаменитые протестные движения казахов против России, самых крупных из которых насчитывается более десятка. Бунты кочевников возглавили матерые волки Степи – батыры-военачальники Сырым, Исатай и Махамбет, Жанходжа, Каратай, Арынгазы, Кенесары и другие. Символом эпохи волков был, конечно, Кенесары, последний казахский хан, в течение 10 лет отчаянно боровшийся против царизма и получивший прозвище «казахский Шамиль». Хана Кене можно назвать казахским «последним из могикан».
Казахская Степь долго сотрясалась от жесточайших столкновений людей, воинов, пожаров, разрушений, карательных экспедиций царского правительства с этническими чистками. Текли реки человеческой крови, женских и детских слез; плач народа достигал до небес….За это время нормальные народы имели нормальную историю – с изобретениями, путешествиями, наукой, философией, музыкой, искусством, развлечениями, смехом, юмором, песнями и пр. «Одна из типичных черт войны – агрессоры, уничтожающие порядок и красоту, оставляющие после себя хаос и запустение» (С. Гроф). Когда-то восхищавшиеся Золотой Ордой мусульмане Ближнего Востока теперь вырвались вперед, т.к. несмотря на общий кризис Ислама и ослабление, они все же не попали в полосу таких бедствий и жесточайших войн с неравным соперником…
Несколько столетий кровавых военных столкновений, массовых бунтов против российского режима вконец истощили казахский народ – физически и морально. Самое главное, они не дали желаемого результата – политической свободы и возвращения родных земель. А значит, серьезно упал моральный дух нации. Постепенно стала спадать воинственность казахского народа. О том, что творила на просторах Казахской Степи за 300 с лишним лет своего господства царская империя у нас написано немало книг, опубликованы сборники документов, известия очевидцев и т.д. Мы же хотим понять другое: почему вообще ЭТО СТАЛО ВОЗМОЖНЫМ?
Ведь предки говорили: «Иманды елді жау алмас» (Страну истинно верующих не возьмет враг). Если взял враг, то значит мы не были достаточно верующими и совестливыми, справедливыми и богобоязненными (считается, что «иман» – это и вера, и совесть)? А если бы мы жили по совести, в истории Отечества была бы другая альтернатива? Почти ту же мысль выражали уже в XIX веке казахские поэты литературного течения «Зар заман»?
Чтобы болезнь одолела человека, иммунитет организма должен ослабеть. «В потоке истории» можно заметить, что нравы и характер казахского народа, как элиты, так и массы народа неуклонно трансформировались в худшую сторону. Ослаблялись былые степные эталоны, практикуемая религия уже не была действенной и цивилизующей, иссякало духовно-интуитивное, связанное с суфийским гносисом Степное Знание-Даналык. Вместо этого стал доминировать догматический подход к традиции, буквализм.
Кризис и общая деморализация коллективного сознания начались уже с распадом Золотой Орды, событиями смуты и междоусобиц, первых поражений от России. Безусловно, необходимо учитывать все объективные факторы как «смягчающие обстоятельства». Это – негативное влияние внешних агрессий, столетий неравной борьбы, морально-психологический прессинг от жестоких сцен войны, разрухи, человеческих и материальных потерь, болезней, голода, джута, миграций и т.д. Надо пытаться реально представить обстановку, с каждым столетием ухудшающийся социальный микроклимат, постепенное преобладание в жизни новых поколений материально-бытовых и военно-политических интересов над духовным творчеством и «вечными» аристократическими идеалами.
В таких неблагоприятных социальных условиях мужчина-кочевник, среднестатистический член казахского социума, стал снижать показатели духовно-нравственного здоровья, чаще отходить от древнего степного Кодекса Чести, эталона благородства и мудрости. Внешне люди мало изменялись, они носили ту же национальную одежду, по-прежнему ели мясо и пили кумыс, говорили на казахском языке, считали себя мусульманами, даже читали намаз и чтили Священный Коран. Но именно изнутри шла эрозия, обмельчание, нравственное оскудение, как будто где-то в глубине коллективной души уже поселился некий злобный дух.
«Адам мен адамның арасы – жер мен көктей» (Человек может отличаться от человека как небо – от земли), «Малдың аласы сыртында, адамның аласы ішінде» (Пятнистость животных видна снаружи, «пятнистость» человека спрятана внутри) – в этих поговорках сам народ, его лучшие люди, выразили известную закономерность о том, что внутреннее содержание человека часто скрывается за обманчивой благообразной личиной.
На самом деле незаметно для себя и тем более для окружающих Человек внутри может превратиться в зверя, герой стать антигероем, религия – антирелигией, культура – антикультурой, эрзац-культурой; цивилизация и традиция – хаосом и антисистемой, а нормальный народ («халык» — букв. перевод с казахского и арабского «творение Бога») – в простое сборище биологических индивидов, отвратительный сброд или «этнографический материал». И только пытливый «рентгеновский» ум, высшая духовная проницательность может разгадать и отличить истинное от ложного, жалкую (или хитрую) копию от оригинала, «золотого человека» от его подделки и имитации…
Итак, не стоит замалчивать стихийную «демусульманизацию» сознания, деморализацию, проявившиеся к новому времени (около XVII-нач. XIX в.) негативные черты коллективной ментальности казахов, как-то: общее ожесточение и озлобление, усиление агрессивности, конфликтности, мстительности, ослабления доброты и милосердия. Как мы знаем из Священного Корана и Хадисов, Аллах в мусульманской теологии является именно Рахман и Рахим (т.е. Милостивый и Милосердный), а в одном хадисе передано, что Всевышний сказал о Себе: «Милосердие мое пересилило гнев». А значит, и человеку-мусульманину, мусульманскому сообществу в целом предписывается контролировать гнев, при малейшей возможности мириться, уметь прощать и любить, забывать обиды, не проявлять чрезмерной жестокости и не быть по сути своей конфликтным. Таким был на самом деле Пророк Мухаммад (простивший главного врага – Абу Суфьяна и других язычников Мекки), великие люди Ислама, древние тюркские герои, доблестные рыцари, великие ханы древности …
То ли сыграла свою роковую роль страшная и трагическая судьба великой Золотой Орды, разлетевшейся на мелкие кусочки и словно раздробившая Великое Сердце Кочевника, поселив в душе боль и месть, то ли все тяжелые обстоятельства вместе взятые (и чума, и голод, и войны, и бедность) предопределили надлом народной психики, но это правда, что многие образцы поведения поздних кочевников Казахстана свидетельствуют о серьезном духовном кризисе и закате номадической традиции. В частности, в предколониальную эпоху, включая первую половину XIX вв., в это межвременье, в казахском характере наблюдается кратковременное усиление жестокости и «мужской» разрушительной энергии, агрессии и «волчьего» нрава (а потом, с конца XIX-нач. XX вв. начнется новая эпоха – эпоха т.н. «баранов»; это другая тема).
И снова об Исламе, вернее, исламской доктрине и философии войны. Считая войну (и смертную казнь) самым крайним, самым нелицеприятным и нежелательным средством разрешения конфликтов, способом искоренения зла и злодеев, Ислам в то же время имел в своем духовном арсенале большой набор религиозно-психологических средств и методов защиты психики, умения с Богом в сердце («иман») бороться и побеждать, сохраняя равновесие, и что самое главное – не ожесточаться в глубине сердца, не потерять в хаосе свою душу, уметь вовремя остановиться, даже брататься с врагом.
К сожаленью, Казахстан как часть глобальной мусульманской уммы переживал тогда кризис подлинной религиозности (при сохранении внешних атрибутов, мечетей и т.д.), ослабление мусульманской ментальности, нехватку личностей высокого духовного ранга, которые могли бы воспитать у воинов правильное отношение к войне и всем другим серьезным испытаниям, приходящим от Бога, сформулировать гуманистическую философию, обеспечить духовно-психологическую защиту человеческой души от Шайтана (Зла)…
Назира Нуртазина,
историк, религиовед
