[:ru]
Православные храмы в Европе — не просто церкви, а инструмент влияния, с помощью которого Россия борется против европейских ценностей, пишет корреспондент The New York Times Эндрю Хиггинс
Золотой купол нового русского православного собора, строящегося на берегу Сены, сверкает на солнце, нависая над парижским кварталом, где расположены государственные учреждения и иностранные посольства. Что особенно символично, стройка идет рядом с дворцом XIX века, который когда-то скрывал некоторые из самых больших секретов французской верховной власти.
Участок под строительство, который российское государство получило после многолетних стараний кремлевских лоббистов, находится по соседству с таким количеством мест, достойных внимания шпионов, что когда Москва впервые предложила построить там «духовный и культурный центр» стоимостью в $100 млн, французские спецслужбы забеспокоились: не могут ли на уме у президента России Владимира Путина, бывшего сотрудника КГБ, быть не только религиозные соображения.
Впрочем, беспокойство по поводу того, что духовный центр может служить для прослушки, маскирует его главную и, вероятно, более опасную функцию: в центре столицы Французской республики, государства, настаивающего на своей секулярности, появляется грандиозная демонстрация того, что Россия представляет собой религиозную силу, а не только военную.
Чтобы утвердить свою власть в Украине и Грузии, Путин выбрал в качестве оружия танки и артиллерию, но параллельно он еще и мобилизует религию, чтобы расширить сферу влияния своей страны. Русская православная церковь, известная как заклятый враг гомосексуальности и любых попыток поставить права отдельного человека выше прав семьи, сообщества или государства, помогает представить Россию как естественного союзника всех, кто тоскует по более безопасному нелиберальному миру, свободному от ломающих традиции тенденций — глобализации, мультикультурализма, прав женщин и геев.
Благодаря тесному сотрудничеству РПЦ и Кремля религия стала исключительно мощным орудием в таких бывших советских республиках, как Молдавия, где высокопоставленные священники, лояльные московской церковной иерархии, неутомимо ведут кампанию против интеграции их страны с Западом. А в Черногории священники были движущей силой попыток расстроить планы присоединения к НАТО.
Религия помогает Путину усиливать голос России на Западе, где церковь оказывается инструментом давления на такие совершенно секулярный страны Евросоюза, как Франция.
И самый очевидный признак этого — новый финансируемый Кремлем духовный центр рядом с Эйфелевой башней, который так тесно ассоциируется с Путиным, что бывший министр культуры Франции Фредерик Миттеран предложил называть его «церковью святого Владимира».
Но еще более агрессивный оборот приняло российское церковное давление в Ницце, где в феврале Россия попыталась захватить частное православное кладбище. Пока это последний эпизод долгой кампании по присвоению церковной недвижимости, принадлежащей противникам московской религиозной иерархии.
«Они повсюду расставляют свои пешки. Они хотят показать, что существует только одна Россия — Россия Путина», — говорит Алексей Оболенский, вице-президент Русской православной культурной ассоциации Ниццы — группы верующих из Франции, в основном потомков иммигрантов первой волны, бежавших из России после большевистской революции 1917 года. Они не хотят иметь что-либо общее с церковным руководством, возглавляемым патриархом Кириллом, близким союзником президента России.
Расширенное давление
Французская православная ассоциация лояльна Вселенскому патриарху — архиепископу Константинополя, конкурирующему церковному лидеру из Стамбула, который покровительствует многим воцерковленным противникам Путина. После длительной юридической битвы с Москвой в 2013 году ассоциация Оболенского утратила контроль над православным Свято-Николаевским собором в Ницце, который перешел к Московской патриархии. Та назначила своих священников и стала вовлекать верующих в проекты, направленные на улучшение ставших прохладными франко-российских отношений.
В феврале, когда священники РПЦ и их французские прихожане явились на православное кладбище в Ницце и объявили его собственностью России, верующие из ассоциации Оболенского вывесили на кладбищенских воротах транспарант: «Руки прочь, г-н Путин. Мы не в Крыму и не в Украине. Оставьте наших мертвых в покое».
Попытки России установить контроль над церквями и кладбищами, начавшиеся еще в царские времена, и выдавливание оттуда верующих, лояльных Константинопольскому патриарху, — часть более широкой стратегии Кремля, который стремится утвердить себя в качестве законного наследника и хозяина «святой Руси» и в то же время защитника традиционных ценностей от декадентской ереси, особенно либеральной демократии, продвигаемой США и Европой, которую сторонники Кремля часто называют «Гейропой».
«Церковь стала инструментом российского государства. Ей пользуются, чтобы расширить и легитимизировать интересы Кремля», — утверждает Сергей Чапнин, бывший редактор официального журнала Московской патриархии — органа, руководящего РПЦ и аффилированным церквями за пределами России.
В отличие от католической церкви, где есть бесспорный единый лидер — римский папа, — православие, то есть восточная ветвь христианства, разделено на дюжину с лишним самоуправляемый провинций, каждая со своим патриархом. Крупнейшая из них — Русская православная церковь — управляет религиозной жизнью не только в России, но и в хрупких молодых государствах, таких, как Молдавия, прежде принадлежавших Российской, а позже — советской империи.
«Мы уже двадцать пять лет независимы, но наша церковь все еще зависит от Москвы», — пожаловался бывший премьер-министр Молдавии Юрие Лянкэ, подписавший в 2014 году торговое и политическое соглашение с Евросоюзом, которое церковь и Кремль изо всех сил старались пустить под откос.
В авангарде антиевропейского движения в Молдавии был глубоко консервативный епископ города Бельцы Маркелл Михаеску, назначенный на этот пост московским патриархом. Он пугал верующих, называя новые биометрические паспорта, введенные по требованию Евросоюза как условие безвизового въезда в Европу, «сатанинскими», потому что у них тринадцатизначные номера. Он пытался блокировать законопроект, предусматривающий защиту геев от дискриминации на работе, предупреждая, что тот навлечет божий гнев и разрушит отношения с «матерью-Россией».
«Голос церкви и голос российских политиков — не всех, но подавляющего большинства российских политиков, — один и тот же голос. Для меня Россия — защитница христианских ценностей», — сказал епископ в интервью, которое он дал в офисе с высокими потолками и полудюжиной портретов бывших и действующего российских патриархов и одним изображением высшего священника Молдавии, митрополита Кишиневского Владимира.
«Европа, — сказал епископ, — определенно дала нам много денег, но хочет слишком многого взамен. Она требует, чтобы мы заплатили своими душами, чтобы мы отвернулись от бога. Это неприемлемо».
В своей решимости дать отпор Западу консервативные православные священники Молдавии едины с политиками вроде лидера промосковсакой Социалистической партии Игоря Додона.
Этим летом, когда гей-активисты устроили парад в центре Кишинева, Додон созвал своих сторонников на альтернативную акцию, посвященную традиционным ценностям, а поблизости собралась группа православных священников, читавших молитвы и проклинавших гомосексуалов. Гей-парад, к которому присоединились несколько западных дипломатов, прекратился, когда его участники, пройдя несколько кварталов, столкнулись с толпой протестующих, которые размахивали хоругвями и швырялись яйцами.
Противников предоставления геям равных прав с радостью приняли под свое покровительство Россия и православная церковь в Западной Европе.
Институт демократии и сотрудничества — парижская исследовательская организация, возглавляемая бывшим советским димломатом, — в 2013 году поддержал противников нового французского закона, разрешающего однополый брак. Институт организовал конференцию «в защиту семьи». Он пропагандирует Россию и православную веру как защитников христианских ценностей во всей Европе.
Директор института Наталия Нарочницкая сказала в интервью православному сайту, которым руководит епископ Тихон Шевкунов, близкий к Путину, что европейцы сыты по горло тем, что она назвала «победным шествием греха», и все больше смотрят в сторону России в поисках руководства и утешения. «Мы в своем Институте стали получать письма: спасибо России, ее лидеру!» — утверждает Нарочницкая.
Какую роль в этой кампании может сыграть новый церковный комплекс в Париже, станет ясно, после того как этим летом он откроется, но те, кто изучал методы Путина, предсказывают, что он послужит ему своего рода мегафоном.
«Этот собор — аванпост другой Европы, ультраконсервативной и антимодернистской, в центре вольнодумной и секулярной страны», — говорит французский писатель Мишель Ельчанинов, автор книги «В голове Путина».
«Духовный центр» — огромный комплекс из четырех отдельных зданий — будет включать не только собор, но и школу, конференц-залы и культурный центр. Руководить им будет посольство России — комплекс принадлежит не церкви, а российскому государству, которое победило Саудовскую Аравию, Канаду и еще несколько стран в борьбе за право приобрести этот участок земли.
Москва искала возможность построить в Париже внушительную церковь, с тех пор как главный православный храм города — собор Александра Невского — после 1917 года перешел из рук московской церковной иерархии к зарубежной церкви, подчиненной Константинополю.
Советские лидеры Иосиф Сталин и Никита Хрущев, хотя и были яростными противниками религии, оба уговаривали Шарля де Голля передать Москве контроль над собором. Он отказался, и православным верующим, лояльным Московской патриархии, осталось лишь устроить куда более скромный молитвенный дом в парижском гараже.
При Путине попытки восстановить церковную собственность возобновились с новой силой — в сочетании со стремлением установить союз с ультраправыми политическими силами в Европе, соблазненными идеей России как бастиона консервативных социальных и культурных ценностей.
В углу мира
Слияние политических, дипломатических и религиозных интересов ярко проявилось в Ницце, где православный Свято-Николаевский собор в 2013 году перешел под контроль Московской патриархии.
В январе, отмечая завершение реставрационных работ, которые финансировала Москва, посол России Александр Орлов вместе с мэром Ниццы Кристианом Эстрози пришел на церемонию в соборе и сказал, что его новое убранство — это «послание всему миру: Россия священна и вечна».
В июне в рамках фестиваля франко-российской дружбы (что противоречило официальной политике Франции после аннексии Крыма в 2014 году) посол, православные священники, чиновники из Москвы и французские сановники собрались в роскошном отеле в Ницце на торжественный обед в честь возвращения собора под крыло Московской патриархии.
Выступая на обеде, давний соратник Путина Владимир Якунин, против которого ввели санкции США, но не Евросоюз, объявил собор «частью русского мира» (понятие, которым Москва пользовалась, чтобы оправдать военную интервенцию в поддержку русскоязычных мятежников на востоке Украины). С царских времен церковная собственность, как сказал Якунин, принадлежит России — «просто потому что это наша история».
Похоже, эта пропаганда срабатывает. В отличие от правительства Франции, местное руководство в Ницце, где большинство принадлежит правым силам, поддерживает Путина и даже приветствовало аннексию Крыма.
После теракта на Английской набережной в Ницце 14 июля, когда водитель грузовика врезался в толпу, убив 84 человека, среди которых были четверо россиян, включая служителя Свято-Николаевского собора, Эрик Сьотти, президент совета департамента Приморские Альпы, в который входит Ницца, потребовал, чтобы Франция установила более близкие отношения с Россией ради победы над так называемым «исламским государством».
Настоятель Свято-Николаевского собора Андрей Елисеев, получивший образование в Москве и свободно владеющий несколькими языками, отвергает обвинения своих врагов из эмигрантской общины в том, что он якобы работает на российские спецслужбы, и считает, что во враждебном отношении к нему и к Москве виновны раздоры старинных аристократических семей.
Но он утверждает, что тем не менее считает своим долгом служить государству, объясняя это тем, что Русская православная церковь со времен Петра I фактически была государственным учреждением.
Настоятель Свято-Николаевского собора признался, что имеет весьма ограниченное пространство для маневра: «Мне нужно письменное разрешение от государства, чтобы просто перевесить икону» — собор принадлежит государству, а не церкви.
Обеспечив контроль над собором в Ницце и начав строительство нового собора в Париже, в феврале Москва обратила внимание на маленький клочок православной территории, который все еще не контролировала, — кладбище, где похоронены давно умершие белые генералы, сражавшиеся против коммунистов, бывший министр иностранных дел царского правительства, родственник Николая II и десятки других православных христиан, преимущественно русских, умерших на Французской Ривьере.
Крайне промосковски настроенный французский инженер Кристиан Фризе рассказал, как он, получив инструкции от российского посольства в Париже, отправился на кладбище и быстро открыл замок, запиравший металлические ворота. «Это заняло у меня пять минут, мне даже не понадобилась отвертка», — сказал он.
Вместе с помощником отца Андрея Игорем Шелешко, бывшим офицером российской армии, впоследствии ставшим жертвой теракта в Ницце, Фризе повесил табличку, объявляющий кладбище собственностью Российской Федерации и запер ворота на висячий замок. Потом Оболенский и его сторонники сняли табличку, убрали замок, повешенный Фризе, и заменили своим. Установив перемирие, они решили, что у каждой из сторон будет ключ.
«Они не остановятся, пока не будут контролировать здесь все, — пошутил Оболенский. — Когда-нибудь Английская набережная будет называться Русской».
https://openrussia.org/post/view/17516/
[:]