[:ru]
«Джихад является защитным, а не агрессивным действием…Сам маховик насилия запустили мекканцы…Пророк стал воином поневоле»,
«Как пророк торжествующий Мухаммед показал себя великодушным победителем, сохранив почти всем жизнь»
(из книги Martin Forward. «MUHAMMAD: A shot Biography», London, 1997).
Чем и как пророк Мухаммед (мир ему и благословение!) отличался от сегодняшних «джихадистов»-террористов? Ответ: как небо – от земли, как доблестный рыцарь – от разбойников и бандитов! И сразу возникает вопрос: может быть, мусульманам в конце концов не следует замалчивать то, что в основе Ислама объективно заложен архетип пророка-воина и вечный миф о победоносном герое? Быть может, в этом состоит уникальность, сила и достоинство этой религии? Непонимание Пророка, его осуждение во многом обусловлены христианоцентрическим мировоззрением.
Между тем, выдающийся знаток религий и истории культуры Мирча Элиаде (1907-1986) писал, что действительно «ни история религий, ни всемирная история не знают примера, сопоставимого с предприятием Магомета», а именно то, что «политический гений пророка не уступал его религиозному гению» (М. Элиаде. История веры и религиозных идей. От Магомета до Реформации. Пер. с франц. Москва, 2012).
А вот высказывание другого великого ученого, теолога и философа, исламоведа Фритьофа Шуона (1907-1998; как и великий Рене Генон, он принял Ислам и имя «шейх Иса Нур ад-Дин Ахмад»): «Ислам, по существу, имеет политическое измерение, которое было чуждо первоначальному христианству и которое христианство, как государственная религия, знает только в виде профанического придатка. А политическая активность уже по своей природе вызывает разногласие по причине многообразия возможных решений любой проблемы и по причине разновидностей индивидуального опыта» (Ф. Шуон. «Ислам» //Избранные труды, пер. с франц., Москва, 2007, с. 191).
Для начала, обращаясь к феномену Мухаммеда как пророка-воителя, надо хотя бы объяснить обывателю и молодежи элементарную разницу, на самом деле огромную пропасть, которая разделяет в нашем сознании образ, скажем, доблестного рыцаря Айвенго (или наших тюркских, национальных героев Культегина, Абылай-хана, Махамбета, Кенесары…) – от какого-нибудь грязного разбойника с большой дороги, и тем более современного наемного убийцы. Хотя на первый взгляд и к сожаленью, у них есть одно, чисто внешнее, обманчивое сходство: как благородный принц/рыцарь, так и продажный киллер бывает вооружен.
В древности было так: рыцарь, кшатрий благороден и строго следует моральному кодексу: самое главное, он не нападает первым на безоружного и слабого, который не желает с ним сражаться. Так было даже до Ислама. Например, евразийские воины-номады – тюрки и монголы – издревле руководствовались кодексом чести, культивировали в своей среде «рыцарские» эталоны поведения. У доисламских арабов тоже был неписаный кодекс чести «мурувва» или «футувва», которому народ продолжал, хотя и с искажениями, следовать и в VII веке.
Мухаммед уважал этот бедуинский кодекс чести и древнюю арабскую этику, и в последующем они были переосмыслены в соответствии с Кораном и Сунной. Поэтому «джихад меча» (как самое последнее средство защиты в Исламе после джихада сердца, слова и пера) имел принципиальное отличие от обычной светской войны (араб. «харб»), тем более захватнической: прежде всего по цели и намерениям, а также многочисленным ограничениям гуманитарного характера, строгой этике ведения боевых действий.
Особенно важным, главным и священным условием считались высочайшая вера, концентрация, духовное, почти молитвенное состояние, мотив и намерение души муджахида (внутренняя отрешенность от любых земных интересов и привязанностей, невозмутимость, мудрое равновесие, при котором человек угадывает волю Бога и становится Его рупором). Ясно, что такой уровень практически недостижим для современного, психически деградированного человека XXI в., поэтому горе-«джихадисты» могут копировать и имитировать только внешние действия; в итоге получается никакая ни религиозная, а сатанинская война.
Далее, исключительно важно еще одно «Но»: в действительности ввиду мудрости и интегральности Ислама пророк Мухаммед использовал не только оружие, но и (прежде всего!) Слово, белый флаг дипломата, он был оратором, стратегом и тонким политиком, а прежде всего – святым провидцем, учителем и педагогом. Пророк есть олицетворение Ислама, а истинный Ислам – это значит мир, спокойствие, синтез, гармония, цивилизация. Поэтому Ислам не знает любых крайностей – как плоского пацифизма, так и слепой, агрессивной воинственности.
Как отметили независимые исследователи, благодаря силе своего меча Мухаммед одерживал лишь однодневные победы, тогда как силой своего гения он создает тысячелетнюю мировую державу. Мы бы сказали даже, что сам Пророк был как раз менее воинственен, чем многие люди из его окружения в арабском обществе, также от природы он был не богатырского телосложения. На самом деле он вовсе не любил войну и драки, а любил уединяться в пещерах, любил религию, размышления о Боге, любил Коран… Настоящими воителями в раннем Исламе предстают его младший дядя, богатырь Хамза (храбрый воин и охотник, меткий стрелок), также легендарный Али ибн Абу Талиб, будущий четвертый халиф. Пророк часто прибегал к их помощи, нуждался в их покровительстве, на каком-то этапе у него были телохранители. Именно Хамза и Али, а не сам Мухаммед, называются в мусульманской истории отважными «львами Ислама».
Хотя Мухаммед, несмотря на мощь религиозного гения долгое время считал и скромно говорил, что не создает новую религию, а только возрождает единобожие отца многих народов Авраама (да и слово «ислам» в Коране упоминается всего лишь 8 раз, тогда как, например, слово «вера» – «иман» и его производные – 811 раз), но уже из содержания прощальной проповеди Мухаммеда («Речь с Белой Верблюдицы») стало ясно, что в итоге его миссии можно говорить об Исламе – как новой, последней универсальной религии в истории человечества, которая в то же время как бы суммирует в себе все религии.
Вообще, посланники Бога не должны быть одинаковыми и похожими друг на друга, словно цыплята в инкубаторе. Каждый посланник Бога, пророк уникален и велик по-своему. Будда, Христос, Мухаммед – все они едины в Духе, в верности и преданности Богу-Творцу (Истине), в утверждении и защите общечеловеческой нравственности, духовной преемственности и единства человечества. Однако могут и должны – на земном плане – проявляться различия в их личной харизме и темпераменте, содержании и цели апостольской миссии, что зачастую зависит от характера ниспосланного сакрального текста, менталитета этноса, религиозного климата эпохи и др.
Кстати, Мухаммед был не более горд, суров и озабочен социально-правовыми вопросами, чем Авраам, Моисей и другие – эти грозные, мрачные и авторитарные личности пророков из Ветхого Завета. Скорее, он был намного мягче и добрее: например, Мухаммед мог прослезиться, он улыбался и любил приветствия; мог играть с внуками, изображая собой верблюда и сажая их на спину; при виде своей любимой дочери Фатимы вставал, целовал ее в лоб и сажал на свое место (отчего патриархальные арабы, у которых было не принято целовать детей и тем более баловать девочек приходили в ужас)…
Нам представляется, что дух Ислама и концепция Бога в данной религии – это нечто среднее между слишком устрашающим Богом Торы и слишком миролюбивым и всепрощающим Богом Нового Завета (христиан). Не случайно некоторые справедливые христиане признают, что Ислам – это Последний Завет, замыкающий цикл пророчества в авраамической/авраамитской традиции. Например, в это верил и интеллектуально обосновывал профессор Сорбонны, исламовед Луи Массиньон (1883-1962), хотя и оставался верующим католиком.
В Исламе как бы уравновешиваются и приводятся к общему знаменателю предыдущие теологические модели авраамической религиозной традиции: Бог/Аллах в Коране предстает как могущественным, справедливым и строгим, так и любящим прощать (аспект Силы – «Джалал», и Красоты-Любви – «Джамал»). При этом любящий аспект здесь явно сильнее, преобладает. Например, в хадисе кудси (священном) сказано: «Милосердие Мое пересилило гнев»; также постоянно повторяющаяся формула, которой начинаются почти все суры Корана – это священные слова «Бисмилляхи р-рахмани р-рахим» (имена-эпитеты «Ар-Рахман/Милостивый» и «Ар-Рахим/Милосердный» взяты в качестве главных).
Итак, религии/вероучения тоже бывают разными, что говорит о многообразии духовного опыта человечества. Сразу заметно, что западные монотеистические религии более активные, героичные и деятельные, олицетворяя преимущественно кшатрийский тип религиозности, тогда как на основе т.н. брахманской (жреческой) модели религиозности вырастают восточные политеистические, по характеру созерцательные религии. Конечно, во всех религиях так или иначе присутствует Истина, которая просто выражает себя в разных символах и формах манифестации.
В лоне Ислама чаще, чем в других религиях продуцируется аристократический, а именно «рыцарский» (или «кшатрийский») тип религиозного сознания и поведения. Связь религиозности с социальными условиями изучал Макс Вебер, выделяя крестьянскую веру, религиозность военной аристократии и рыцарей, также светской бюрократии, буржуазии и т.д. Кстати, М. Вебер писал, что «Ислам был вначале религией воинов-завоевателей, рыцарского ордена, состоявшего из дисциплинированных борцов за веру» («Хозяйственная этика мировых религий»).
Если говорить в терминах индийского религиоведения, то у кшатрия (воина, правителя) особая «дхарма», свой путь к Богу, и в его натуре преобладает энергия «раджас» (рациональный ум, активность, энергичность, динамизм). Ментальности кшатрия соответствуют такие ценности, как честь, благородство, отвага, слава, щедрость, великодушие. «Кшатрий, «рыцарский» тип обладает острым интеллектом, однако обращен больше к действию и анализу, чем созерцанию и синтезу, ибо сила его, главным образом, в характере….по преимуществу он верит в эффективность действия, думает о внесении ясности в хаос, о рассечении гордиевых узлов…» (Ф. Шуон).
В то же время мы бы сказали, что в богатом духовном потенциале Ислама в свернутом, латентном состоянии всегда имелся определенный запас «женственности» и любви, тенденция к созерцательности и интроспекции. А это – Тасаввуф (Суфизм), который защищал Ислам от превращения в формалистическую, воинствующую религию, и в нужные и благоприятные исторические эпохи он красиво раскрывался. И в этом нет противоречия: пророк Мухаммед, носивший за поясом меч, в то же время … любил цветы, а именно розы.
В мусульманской традиции роза (захра, гюль) – это цветок Пророка, и в классической поэзии Востока всегда воспевались прекрасные сады, розы и любующийся ими Улыбающийся Садовник – пророк Мухаммед. Кстати, есть мнение, что средневековые рыцари-розенкрейцеры эмблему братства – розу, распускающуюся на кресте – заимствовали у арабов Испании. И тем не менее, обычному христианину, а также современному человеку кажется парадоксальным достигнутое в Исламе «равновесие между созерцательностью и боевыми качествами, а также святой бедностью и освященной сексуальностью» (Ф. Шуон)…
( продолжение следует)
Назира Нуртазина,
историк, религиовед
[:]
