[:ru]
В китайских летописях имеется информация о том, что кочевники-гунны в мирной жизни сразу становились ленивыми и вялыми. Мирная эпоха расслабляла воина-кочевника, он становился пассивным и нетрудоспособным (эта метаморфоза была особенно заметна в XIX веке). Как профессиональный воин, средневековый кочевник после исторической «демобилизации» ничего не умел делать в обычной, мирной трудовой жизни. Он был абсолютно не готов к «тылу», и был по-детски неуклюж в быту. В целом, основная тяжесть мирной трудовой жизни, обустройства быта в условиях кочевого скотоводства во все времена лежала на плечах женщин и рабов (последних, военнопленных, было немало в ранние эпохи).
Женщина в кочевом обществе была поставлена в крайне тяжелое, почти экстремальное, по своему «военное», положение. Бойцы невидимого фронта, не ограничиваясь функциями супруги, роженицы, воспитательницы детей, поварихи, выполняли фактически все физические работы, связанные с натуральным хозяйством и кочевничеством, кроме самого выпаса скота (пастухами были подростки и молодые юноши из обедневших родов или слуги – «құл», «малай», «атқосшы» и пр.); жены также всячески прислуживали мужьям, даже седлая их лошадей.
Приняв данную ей Богом судьбу дочери, спутницы жизни и матери суровых степных воинов, женщина-номад разделила с ними ношу тяжелых испытаний, скитаний, жизни в палатках, голода и холода. Кстати, в этой связи стоит заметить, что вопиющим искажением был и остается демонстрируемый нашими артистами казахский женский национальный костюм. Абсолютно надуманный, он вообще не вяжется с кочевым образом жизни наших прабабушек. Обязанная своему существованию фантазии художников-дизайнеров такая одежда, если бы ее действительно носили женщины в номадных обществах, сковывала бы все движения и совершенно затрудняла физическую работу.
Все эти гротескно-пышные, с бесконечными дурацкими оборками платья с широченными рукавами, безобразные огромные птичьи перья, комически огромные кимешеки – все это вкупе с аляпистыми узорами помимо искажения исторической правды, еще и оскорбляют наши национальные чувства, извращенно представляя традиционные эстетические идеалы о женской красоте и моде…
Изматывали казахскую женщину и частые перекочевки, когда даже разборка и сборка юрты считались обязанностью «слабой» половины, не говоря о процессе упаковки утвари, одежды, нехитрой мебели, сундуков и пр., и их навьючивании на домашних животных и пр. Между тем, в доиндустриальную эпоху все трудовые операции в кочевом ауле, как изготовление кошмы, обработка кожи и войлока, шитье одежды, головных уборов, одеял, вышивки и декорации интерьера юрты, покраска кожи, стирка, мыловаренный промысел, сбор кизяка, хвороста и прочего топлива, разжигание печи, доение овец, коров и кобылиц, приготовление кумыса, сливочного масла, курта и иримшика и т.д. требовали колоссальных усилий и были весьма и весьма трудоемкими. А во время определенного сезона (весна, когда идет окот скота и рождается молодняк) хлопот становилось еще больше.
Хотя мы знаем, что в эпоху могущественных империй, как Золотая Орда, в эру богатства и изобилия раннего средневековья женщинам-кочевницам было намного легче ввиду наличия в хозяйстве достаточного количества иностранных слуг и служанок (құл, күң), однако в позднем номадизме и тем более в века Колониализма в связи с тенденцией массового обеднения бытовое положение каждой женщины, даже из знатной и богатой семьи, становилось все труднее.
И вот еще о стереотипах традиционной ментальности. Мужчина-кочевник, изначально в силу вечной занятости войной, походами, защитой родовой территории, а впоследствии –уже по старой привычке и упрямому менталитету считал ниже своего достоинства даже прикосновение к домашней утвари, казанам и пр. «Льву» не пристало интересоваться вопросами приготовления пищи, оказывать какое-либо содействие в этом (в то время как у многих оседлых народов мужчина часто и охотно помогал по кухне, а приготовление некоторых ритуальных блюд даже не доверялось женщине).
Даже тяжелые казаны, ведра с водой и многое другое, также малолетних детей женщина-кочевница привыкла поднимать и нести сама. В мусульманских источниках XI в. в характеристике этнопсихологии тюрков, из которых вербовались мамлюки, были определены такие черты, как «отказ выполнять домашнюю ручную работу» и «стремление к командным постам».
Абсолютно равнодушен был классический мужчина-номад к малолетним детям, их воспитанию и уходу. Суровые воины считали в целом проявлением слабости уделять много внимания детям и женщинам. Традиция обязывала относиться к этой категории общества снисходительно-высокомерно. Привязанность к детям («балажан болу»), очагу, скоту, миролюбивость, донжуанство и др. становятся чертами измененной, смягченной, феминизированной ментальности казаха, начиная примерно с XIX века.
Стоит заметить, что дети кочевников в древности получали спартанское воспитание, многие путешественники видели их босыми и даже голыми. Они питались остатками еды взрослых, никто с ними не сюсюкался, у них было мало игр и игрушек, смеха и забав. Часто это было просто игра и «общение» с домашними животными, подражание взрослым в стрельбе и метания «оружий» и т.д. Беспрекословное подчинение взрослому, родителю, любому родичу более старшего по возрасту – выступали аксиомами жизни кочевников. Детский труд использовался в быту и хозяйстве. У них, как и у женщин, не было права голоса. Они всецело были как бы в собственности взрослых мужчин и аксакалов. У казахов сохранилась древняя, шокирующая современного обывателя и гуманиста поговорка, приравнивающая детей к собакам – «Баламен ит тең» (из личных полевых материалов автора). Но …именно из такого сурового отношения вырастали настоящие герои.
Дети кочевников рано взрослели, возможно потому, что сами этого очень хотели – выйти из неполноценного, неудобного, рабского состояния. Поэтому они всегда льнули к взрослым, жадно ловили их речи, слушали рассказы стариков, старались держаться и говорить, как взрослые. А девочкам и вовсе не давали насладиться скоротечным детством: совсем юными, в 11-13 лет их, посчитав зрелыми, выдавали замуж. Плача как ребенок, она прощалась с яркой одеждой и любимой тюбетейкой, когда на ее голову наматывали большой белый платок (поэтому надо понять, что тюбетейка и шапочка-борик с пушком птичьих перьев – это элементы одежды только маленьких девочек, почти детей).
Разумеется, любимые мужчинами пиршества, тризны (где текли реки кумыса, подавались горы мяса, и все это сопровождалось жаркими дискуссиями о сражениях, многодневными поэтическими воспеваниями древних героев и пр.) еще более отягощали женскую половину общества, т.к. бессонными ночами они только и занимались приготовлениями к такому вселенскому «мероприятию». «Гендерное неравенство» у поздних кочевников часто замечали русские и западноевропейские путешественники, назвавшие женщин в номадных обществах даже «эксплуатируемым классом» и «рабочим скотом».
Кстати, в экстремальной ситуации, при нападении врага «эксплуатируемая рабыня» …брала в руки меч. Справедливости ради надо отметить, что степная демократия, прозрачность любых социальных границ, проницательный ум мудрецов и вождей кочевников позволяли иногда по достоинству оценить проявления женского гения. И в редких случаях титул «Ер» (герой) присваивался женщине – за боевые или моральные заслуги (в казахском эпосе есть строки: «Шын мұсылман анасы, әйел де болса ер еді» («Истинная мусульманская мать, хоть и женщина – под стать мужчине). В устной казахской традиции есть любопытные сведения о том, что в качестве исключения из общего правила очень уважаемую и умную женщину в роду и племени могли называть «аға» (букв.брат, дядя).
Особенно в ранние эпохи женщины кочевников были не только отличными наездницами, но и виртуозно владели оружием (хрестоматийный пример – царица Томирис и ее свита – амазонки Степи). Образ женщины-батыра в целом неудивителен для нашей древней традиции. Еще вчера против джунгарских и российских оккупантов бок-о-бок с мужчинами сражались девушки и женщины батыры, как Гаухар, Айбике, ханша Бопай (Батима) и др. Ни один народ советского Востока (ни узбеки, ни уйгуры, ни туркмены, ни киргизы, ни азербайджанцы, ни грузины, ни армяне и др.) кроме казахского, не выдвинул в годы Второй мировой войны девушек, удостоенных высшего звания «Героя Советского Союза». Речь идет о пулеметчице Мансие (Маншук) и снайпере Алие. Была еще первая казашка, покорившая военный самолет – летчик Хиуаз Доспанова.
В целом, женщины номадов, несмотря на реалии военно-патриархального общества, где ценилась физическая сила, и потому физически слабый человек всегда был оттеснен на второй план, тем не менее тоже выступали носителями гордого, свободолюбивого менталитета и благородного культурно-генетического кода нации. Казашки превосходили женщин оседлых народов по физической закалке и запасу жизненной мудрости. В нашем героическом эпосе есть важный мотив: под стать батыру обязательно рождается лошадь и красавица. И она – не просто красавица, но именно друг и советчица, которая словно мудрая мать учит героя на начальном пути, предсказывает, охраняет его от опрометчивых поступков и пр.
Можно полагать, что, будучи женщинами и матерями с их инстинктом сохранения своего детеныша и всякой жизни на земле, героини Великой Степи одновременно выполняли важную миссию миротворчества и созидания, когда в условиях разгула агрессии и смерти им удавалось по возможности нейтрализовать и смягчать разрушительный аспект того сурового общества. Русские, побывавшие в плену в Казахской Степи в XIX веке, рассказывали о милосердии казахских женщин, которые иногда жалели военнопленных, тайком приносили им еду (тогда как мужчины-кочевники считали, что этих «кафиров» можно мучить голодом и истязать).
Женщина, безусловно, вносила в картину мира и духовный строй кочевого общества эстетический элемент, облагораживала вкусы и нравы мужчин. Нося в утробе будущего воина, баюкая дитя в нежных колыбельных песнях, рассказывая ему сказы о богатырях и красавицах, она, безусловно, посылала в его душу заряд доброты и милосердия…
Женская ментальность в номадном обществе хорошо отражает прежде всего национальный орнамент, вышивки на войлочных коврах, одежде, интерьере юрты и пр. Не имея права голоса, лишенная возможности открыто выступать, спорить, петь, танцевать, декламировать (за редчайшим исключением), женщины-кочевницы открывали свою душу в беззвучном орнаменте, в скромных и притягательных вышивках, незатейливых, но изящных узорах на одежде, тюбетейках и коврах, достигнув в этом декоративно-прикладном искусстве большого мастерства…
Автор: Н. Нуртазина,
Из книги «История и психология казахов»
[:]
