[:ru]«Мама думала, что виноват интернет»: как живут подростки-трансгендеры[:]

Даша

16 лет, Киев

Я не считаю себя «не такой», и мне не нравится применять к себе термин «транссексуалка», потому что я ощущаю себя обычной девушкой, но с дефектом. Еще в садике я просила, чтобы ко мне относились как к девочке, общалась только с девочками — это была полная гармония без намека на социальные стереотипы. 

В первые годы школьной жизни мы с родителями жили за границей. У меня было много кукол, и родители даже не считали это странным — ведь ребенку важно развиваться с разных сторон. Они думали, что это просто детские увлечения, и даже поддерживали меня, покупая новые игрушки, но лет в 10 мне сказали, что я все-таки мальчик, и выкинули все девичьи принадлежности. Из условно мальчишеских увлечений мне нравилось кататься на велосипеде и смотреть супергеройские фильмы, хотя и в них меня привлекали не мужские персонажи, а женские образы. Меня не волновала дискриминация, я также не особо задумывалась над тем, кто я, ощущаю ли я себя стопроцентной девочкой, — мне было комфортно, что биологически я мальчик, но дико радовалась, когда путали с девочкой.

В конце 5-го класса, когда я вернулась на Украину, я впервые осознала всю силу гомофобии: начались оскорбления, постоянные ссоры. У меня никогда не было мужского телосложения — длинные и худые ноги, выразительная талия, узкие плечи. Мне было 13 лет, когда я рассказала маме о том, что ощущаю себя девушкой. Родители засуетились, начали таскать по психологам, но специалисты говорили, что это просто способ самовыражения. И хотя внешне я напоминала смазливого мальчика, я стала просить всех друзей обращаться ко мне в женском роде.

Самыми тяжелыми для меня стали 7–8-й классы, когда я начала свое знакомство с понятием «трансгендерность». Я смотрела украинскую версию «Americaʼs Next Top Model», и там среди участниц была трансмодель — я слышала о таких людях и раньше, но не придавала этому значения. И я начала с головой углубляться в тему: прочла огромное количество информации, статей, личных историй и твердо решила, что стану тем, кто я есть.

В 14 лет из-за травли в школе у меня случилась первая попытка суицида: я наглоталась таблеток, но родители — медики — быстро откачали. За свою феминность, манеру речи и поведение я терпела ежедневные избиения со стороны одноклассников. Я решила никому об этом не рассказывать, ведь это мой выбор и я должна сама научиться справляться.

Я сменила четыре школы: одну из-за переезда, три — из-за издевательств одноклассников. В этом году новые одноклассники все до единого подумали, что я девочка. Это подняло самооценку, но я все так же чувствую себя своеобразной темной лошадкой. К тому же появилась новая проблема — меня травят по поводу внешности, мол, «почему ты выглядишь как телка». Я не объясняла ни учителям, ни одноклассникам, кто я, но мне кажется, что они и сами все понимают.

В мае будет год, как я пью гормоны. Гормонотерапию я начала втайне от родителей (гормонотерапия допустима после наступления совершеннолетия и только под наблюдением опытного врача. — Прим. ред.), но подозрения появились у мамы летом на пляже, когда у меня начала проглядывать грудь. Чуть позже у меня нашли препараты и с треском их выбросили. После очередного рейда я заявила, что их можно забирать сколько угодно, потому что я буду покупать новые снова и снова. Мама чуть успокоилась и почти одобрительно сказала, что я могу делать что хочу, только потом буду жалеть.

Я считаю, что у меня замечательная семья: тетя и бабушка вообще меня поддерживают. Мама отчасти тоже понимает меня — для нее важно мое будущее и образование, независимо от того, мальчик я или девочка. Но так как материально мы зависим от отца, ей иногда приходиться подстраиваться под его позицию. Отец меня не принимает: когда я пришла домой с накрашенными глазами, он меня избил так, как меня не избивали в школе. Из-за него у меня была вторая попытка суицида — это случилось в его день рождения. Он выпил, а потом стал высказывать все, что думает о моей внешности.

Моя психика очень пошатана. Нервные срывы стали происходить еще чаще, когда я рассталась с мальчиком. Пытаясь успокоиться, я начала выпивать: я могу пить где угодно — в школе, дома, на улице. Очень больно осознавать, что люди не могут просто принять тех, кто их окружает.

Каждый человек должен быть собой. Гендер не определяется какими-то атрибутами или использованием туалета. Я не вижу ничего страшного в том, чтобы ходить в мужской туалет, для меня это не проблема. Необязательно носить платья, чтобы быть девушкой, или костюмы — чтобы быть мужчиной.

Рафаил

17 лет, Красноярск

Я рос замкнутым ребенком, и общение с другими детьми у меня складывалось с трудом. Я тянулся к ним и был рад быть даже игрушкой для битья — лишь бы со мной общались. Лет в 5, когда я еще не стал всеобщим изгоем, я любил играть со знакомыми ребятами в стрелялки, устраивать войны или гонки. К девяти годам все пошло под откос. Я до сих пор не понимаю почему — есть же люди, которые носят на себе клеймо козла отпущения. Надо мной совершали сексуальные домогательства ребята постарше, меня избивали и унижали. Я ничего не говорил матери, чтобы ребята со мной не переставали общаться.

Первые мысли о трансгендерности у меня появились лет в 11–12. Помню, как стоял в ванной, разглядывая свое тело, и плакал: я честно верил, что если сильно-сильно захочу, то, открыв глаза, увижу тело мечты. Примерно в то же время я заявил маме, что ощущаю себя не тем человеком, что хочу иметь мужское тело и быть мужчиной. Мне было страшно, но мама сказала, что для нее я всегда буду любимой дочерью. Я также слегка намекал на свою трансгендерность бабушке, а недавно старшая сестра сказала: «Долго думала, поздравлять ли тебя с Восьмым марта, — вроде брат, а вроде сестра». Мать честно признается, что она пытается принять, но ей тяжело. Иногда она может сказать: «Какие красивые стихи пишет моя дочь, или сын, не знаю, кто у меня, но все равно люблю». Да, это не то, что я хотел бы слышать, но ее тоже можно понять.

У меня нет друзей. Есть знакомые, и лишь некоторые из них приняли меня — именно приняли, а не просто сделали вид, что воспринимают как парня. Большинство отмахиваются: говорят, что это юношеский максимализм. Вот из-за такой реакции, лицемерия, проявляющегося в псевдопринятии, я не люблю рассказывать о себе. В лицо мне мило улыбаются, а за спиной отшучиваются.

Я себя принял, но я не могу принять того, что я никогда не стану таким, каким мечтаю, каким должен был быть. У меня не будет полноценного тела, меня не каждый поймет, мне тяжело будет найти отношения, в которых я так нуждаюсь. Все это изъедает душу.

Иногда люди не понимают, какую большую роль могут играть слова. Один парень мне сказал: «Раф, ты классный, я бы был с тобой, но ты неполноценный», — услышать такое я боялся больше всего. Все усилия, которые я преодолел на пути к принятию нынешнего тела, рассыпались на глазах. И я совершил мою последнюю попытку суицида: принял дикую дозу таблеток и у меня остановилось сердце — чудом откачали.

Меня отправили в психушку, назначили антидепрессант. Там со мной периодически разговаривала доктор: просто спрашивала о самочувствии, иногда задавала вопросы. В больнице меня просто пичкали таблетками, зато там были хорошие и веселые люди. В итоге я кое-как вернулся к жизни. Еще у меня клиническая депрессия, поставленная еще в 14 лет, но никто ее не лечит, потому что после двух попыток суицида я не доверяю таблеткам. Я не получаю удовольствия и радости от жизни, во мне преобладают лишь боль и мрак, поэтому мне вдвойне тяжелее выносить все это.

В России есть несколько форумов про FtM-переход («из женщины в мужчину». — Прим. ред.), и там полно информации. Найти их несложно, но лично мне больше нравится закрытая FtM-группа в «ВКонтакте»: там общаются с теми, кто уже совершил переход, делятся историями, задают вопросы — это как большая семья, где тебе и помогут, и приласкают.

Через год я собираюсь пройти комиссию, чтобы получить справку и совершить полный переход. Я не хочу жить в России — возможно, уеду в Норвегию или Германию (там по страховке можно сделать все операции бесплатно). Я не зацикливаюсь на этом: пока я еще собираюсь с силами, поднимаюсь с колен и начинаю идти дальше, а уж назад или вперед — кто его знает.

Роберт

16 лет, Санкт-Петербург

Из-за моего пацанского поведения мама думала, что я вырасту лесбиянкой. Я в принципе был нейтральным ребенком — для меня не имели значения ни пол товарища, ни игрушки, с которыми мы играли. Впервые о своей самоидентификации я задумался в 11 лет. Это случилось, когда я пришел на беседу к соцпедагогу из-за шумного поведения и получил тонну грязи в свой адрес. В основном обсуждалась моя мужеподобность: женщина пародировала мою походку, говорила, что я вырасту шлюхой, если не начну менять круг общения. Я рыдал от обиды и ненависти к себе после ее слов. Это обернулось полугодовой депрессией и попытками подавить себя. В итоге до 14 лет я успешно играл роль пай-девочки, а свои выходки стал описывать как «мужской мозг» и «мужская логика».

В это же время я узнал, что есть пол и гендер, начал изучать гендерную идентичность. Дальше был долгий поиск истины: от гендерной флюидности (феномен, при котором гендерная идентичность меняется с течением времени. — Прим. ред.) до агендерности (отсутствие гендерной идентичности вообще. — Прим. ред.). Я был очень запутан. В начале прошлого года я осознал острую необходимость стать мужественнее: изменить стиль, сделать новую стрижку. Я ощутил эйфорию, когда я катался на новом скейте и меня спутали с парнем. На тот момент я еще не ударялся в глубокий анализ, поэтому был ошарашен этим ощущением: жил 15 лет как девушка, а тут — внезапный удар. Сначала были мысли, что это переходное, что я просто хочу выделиться. Я был в замешательстве, поэтому обратился к нескольким психологам — все советовали «прислушаться к себе», а у меня был только шок в течение нескольких месяцев, так что прислушаться я смог, лишь подуспокоившись.

Родители не знают о моей трансгендерности, и вряд ли я им расскажу в ближайшее время. Они видят, конечно, как я начал уходить в сторону мужественности: мать протестовала первое время, теперь уже спокойно относится, а отцу вообще все равно. Но каминг-аут для обоих станет ударом — у них резко негативное отношение к ЛГБТ. Я открылся только друзьям. Они были удивлены: задавали трансфобные вопросы, путали местоимения, но очень старались понять. И я не обижаюсь на них, я ведь тоже раньше имел об этом очень смутные представления.

Я всегда относился к небинарным (люди, чья гендерная идентификация не вписывается в традиционные категории «женщина» и «мужчина». — Прим. ред.) не как к реальным гендерам. Я и сейчас убежден, что это просто названия для разных соотношений традиционных «мужественности» и «женственности»: то есть называя себя гендерфлюидом, я это воспринимал как «я цис-девушка» (цисгендерность — гендерная идентичность, совпадающая с биологическим полом. — Прим. ред.), которой комфортно периодически вести себя как парень».

С собственным принятием были огромные проблемы. Я чувствовал себя очень неправильным, думал, что я болен. Меня охватили дикая паника и ужас, и я не мог поверить, что у меня психическое расстройство, что я «ненормальный». Это страшные ощущения. Я боялся осознания своей трансгендерности; боялся общественного осуждения и разочарования родителей, которым я всегда старался угодить; самое главное — я боялся, что ошибусь и сделаю роковую ошибку: вдруг это лишь период, который я переживаю как подросток. Везде, куда я обращался (тематические сайты, паблики, ЛГБТ-психологи), говорили одно и то же: «Не спеши, разберись в себе, подумай». Но сложность в том, что я просто не мог разобраться в себе. Я совсем себя не понимал. Я не знал, насколько мне комфортно, к чему меня тянет, правда ли я этого хочу. Чем больше я пытался разобраться в себе, тем хуже становилось. Я только сильнее путался.

Я начал много копаться в информации, и благодаря этому мне становилось легче. Я читал научные статьи, беседовал с другими трансгендерами, смотрел фильмы. Постепенно привык, перестал считать это ненормальным и бояться. Все это очень помогло в дальнейшем принятии.

Когда я пошел к психологу, я уже мог объяснить, что чувствую. Психолог посоветовала мне пожить мужской жизнью и посмотреть, что будет. Дальше последовала смена страницы в «ВКонтакте», новый круг общения. Сначала было непривычно, странно, но потом стало лучше. Ощущение полного принятия себя появилось, когда я ехал с родителями в деревню: просто смотрел из окна машины, слушал музыку и представлял будущую жизнь в мужском теле. Я начал обретать внутреннюю гармонию.

Cейчас я веду паблик о мужчинах-трансгендерах. Его идея возникла из-за банального недостатка полезной информации и романтизации явления среди подростков, которые хотят быть самыми либеральными людьми в мире: сперва я накапливал информацию о маскулинности для себя, но потом решил, что этим вполне можно поделиться. Выяснилось, что людей, которым не хватало именно такого контента, немало. Спрос есть.

Ксения

16 лет, Москва

Я была из тех детей, которые любят включить песню, завязать длинный платок и надеть корону. Я играла в куклы, устраивала с сестрой модные показы и воровала косметику у мамы. Из-за этого родители часто водили меня к психологу, но специалист говорила, что причин для беспокойства нет, ребенок вырастет актером. Родители реагировали спокойно, но сверстники называли извращенцем.

В 1–2 классе мне стало непонятно, почему я не выгляжу так же нарядно, как и девочки. Сначала все упиралось в строение тела: мне хотелось иметь такие же ноги, плечи, волосы. А потом начались проблемы с одеждой, в стиле «я тоже хочу носить юбку  и балетки». На время это забылось: я не понимала, кто я, но искать информацию не стала из-за давления окружающих и родителей. Впервые о понятии «трансгендерность» я услышала к периоду полового созревания и в конечном счете поняла, кто я есть.

В 15 лет я решила открыться маме. Это была первая попытка: она гладила вещи, а я ей сказала, что некомфортно чувствую себя в этом теле. Она не придала этому особого значения, сказала что-то вроде: «Ой, не придумывай». Мы вернулись к этому разговору позднее. Сначала она отнекивалась: «И так проблем много, а ты еще придуриваешься» — в конце концов она устала прятаться и мы поговорили об этом. Полгода она думала, что это все из-за интернета. Я показывала ей информацию, мы вместе читали статьи о трансгендерах, соотносили их с моим опытом. Мама окончательно поняла меня, когда я завела этот разговор и начала биться в истерике, потому что она стала вновь говорить о влиянии интернета. Она нашла мне психотерапевта, который специализируется именно на таких случаях: предварительный диагноз — «расстройство половой идентификации». После этого она вроде бы поняла меня — во всяком случае она хочет, чтобы  у меня все получилось.

Дома со мной общаются только в мужском роде. Однажды мама спросила, почему я не говорю о себе в женском роде, и я ответила: «Мне непривычно так говорить дома». Друзья в колледже отреагировали нормально: сразу спросили, какие местоимения использовать в мой адрес. Девочки даже вещи ненужные отдают. Наши отношения не изменились, просто теперь меня воспринимают как девушку. Мой классный руководитель тоже знает обо мне, у нее была такая ученица в том году. А еще здесь учился Стас Федянин (модель-андрогин. — Прим. ред.), так что все привыкли.

Сначала я подавляла все мужское в себе при помощи прокола уха, отращивания волос, унисекс-одежды. Внутренний конфликт продолжается до сих пор: когда я смотрю в зеркало, я редко вижу девушку — и мне противно смотреть на себя. Я часто плачу. Поначалу резала себе руки, чтобы успокоиться. Были попытки суицида — хотела прыгнуть с крыши, — но либо не решалась, либо замечали. На улице я не чувствую себя комфортно: всегда сопоставляю себя с другими — и от этого больно. Часто меня путают с девушкой, и в таких случаях я всегда притворяюсь немой. Хотя ощущения, будто я живу в двух образах, нет, но иногда проскальзывают мысли в стиле «я как трансвестит».

На личном опыте я убедилась, что трансгендеров принимают лучше, чем геев. Была ситуация, когда в компании думали, что я гей, но одна девочка сказала: «Он не гей, а сто процентов трансгендер» — все выдохнули, потому что транссексуальность занесена в Международную классификацию болезней и ребята понимают, что я такая с рождения.

Доминик

17 лет, Калининград

Мать оставила меня, когда я был совсем маленьким, поэтому я жил с бабушкой и ее мамой. Бабушка всегда старалась, чтобы у меня все было, хотя на зарплату уборщицы обеспечить и себя, и ребенка было непросто. Я был скрытным, со мной не общались, я был как изгой — меня избивали, издевались, каждый считал своим долгом спросить, а правда ли я хочу быть мальчиком. Я играл пистолетами, машинками, любил строить штабики на деревьях, делать какие-нибудь поделки из дерева.

В 5 лет я начал называть себя Артемом. Я просто считал себя мальчиком, у которого нет некоторых присущих мужскому полу черт и органов. С бабушкой мы это особо не обсуждали. Лет в 14 я попал в окружение бисексуальных девушек и там уже узнал об остальных участниках ЛГБТ. Стал все это гуглить: читал истории трансгендеров о самоосознании, гендерном переходе и жизни после него. Я наконец понял, кто я, узнал, что таких людей много, что совершить переход вполне реально. В первую очередь я принялся менять внешность — сделал короткую стрижку, стал носить только мужскую одежду, занялся спортом, чтобы изменить тело, пытался занижать голос и приобретать больше мужского в плане поведения и привычек.

Бабушке и матери я сказал не сразу. Они приняли это спокойно, агрессии не проявляют, но мать часто может достаточно грубо пошутить: «Он, она, оно, помой посуду», «Может, мне обращаться в трех родах сразу?» — но надо отдать ей должное, что несмотря на стеб, при посторонних она обращается ко мне только в мужском роде.

Друзья отреагировали нормально: некоторые были в шоке, так как думали, что я цис-парень, но в целом говорили, что на нашу дружбу это никак не повлияет. Когда я сказал, что теперь буду говорить о себе только в мужском роде, они тоже спокойно отнеслись: «Окей, чувак». От меня не отказался ни один друг, и я очень рад.

Я закончил 9 классов, а потом ушел в колледж: отучился первый курс и забросил. Во-первых, мне не подошла профессия — земельно-имущественные отношения, это мать выбирала. Плюс учиться, будучи трансгендером, тоже испытание: постоянные обращения не с тем местоимением, сплетни. В школе учителя меня любили: одна учительница очень хорошо относилась к ЛГБТ и мы даже говорили о моей трансгендерности. С одноклассниками я не сильно общался, у меня была своя компания, но обращались они ко мне «Хэй, чувак» или «Эй, мен». Никакого насилия не было.  

Разумеется, я собираюсь делать переход. Для этого нужно сначала получить от психиатров справку с диагнозом «транссексуализм» (F64.0), затем пройти медкомиссию и получить разрешение на физический переход. Первой обычно делают операцию по удалению груди: удаляются молочные железы и источник эстрогена. Дальше удаляют матку и яичники, а после идет операция по фаллопластике (создание члена). При желании можно сделать понижение голоса, изменение формы бровей и прочие косметические операции. Но самое важное — заместительная гормональная терапия (ЗГТ). Сложность в том, что те препараты, которые назначаются при ЗГТ, используются в основном как стероиды, а они в нашей стране запрещены. Достать препарат в аптеке можно только по рецепту, но не везде, потому что у нас это не востребовано.

Моя мечта — собрать рок-группу. Это то, с чем я бы хотел связать свою жизнь. Еще хочу переехать в более толерантное место с более высоким уровнем жизни, где прожиточный минимум не 3 копейки.