[:ru]Роботизация и секс [:]

Сергей Медведев: 

Наступившее будущее внушает тревогу социологам, демографам, хранителям традиционных ценностей. Молодежь все позже и все реже занимается телесным сексом, заменяя его различными цифровыми и виртуальными технологиями. Что это значит для будущего семьи, для демографии, для общества в целом? Останется ли в цифровом мире будущего место для теплого лампового секса?

Корреспондент: Технологии все масштабнее входят в нашу жизнь, не обошли они и столь ключевую сферу, как секс. Программы, роботы, шлемы виртуальной реальности, умные интимные игрушки вполне могут уже не то что разнообразить сексуальную жизнь человека, но и открывать новые горизонты ощущений, фетиша и экспериментов для получения удовольствия. По прогнозам футурологов, через десяток лет станет нормой печатать на 3D принтере части тела любимого человека для усиления ощущений от секса, когда партнеры не находятся вместе.

Новые технологии, вероятно, помогут многим поддерживать связь друг с другом на расстоянии, раскрепостить себя. Если раньше, чтобы посмотреть порно, нужно было идти в специализированный магазин за кассетой или журналом и там уже краснеть перед людьми, то теперь никто и не узнает, чем вы там занимаетесь в своих очках виртуальной реальности. Как же все эти достижения технического прогресса повлияют на отношения между людьми?

Сергей Медведев: У нас в гостях журналист Дарья Варламова и Александр Павлов, доцент Школы философии Высшей школы экономики и зав сектором социальной философии Института философии РАН.

Начну с тревожных новостей: новое поколение — самое асексуальное за последние 50 лет. Чем можно это объяснить?

Дарья Варламова: Тут возможны разные варианты. Например, раньше успешная сексуальная жизнь входила в пакет социально успешного человека, то есть было важно быть популярным, первым парнем на деревне или девушкой с кучей поклонников, и даже в фильмах, в поп-культуре очень много крутилось вокруг секса. Сейчас мы признаем, что есть асексуалы, есть люди, которые хотят заниматься сексом только иногда, есть люди, которые меньше нуждаются в коммуникации. Существует огромный диапазон практик, поэтому секс из маркера социальной успешности превратился в личное дело человека.

Сергей Медведев: Традиционные сценарии уже не работают — происходит сексуальная контрреволюция?

Александр Павлов: На протяжении столетий всегда было разное отношение к сексу. С одной стороны, есть некоторое влияние извне, то есть некоторое консенсусное отношение к сексу. С другой стороны, существует некоторая тенденция в культуре. Вот, например, США в 80-е годы, гегемон в популярной культуре — там не было секса, по сравнению с 70-ми. Это консервативное десятилетие, это Рейган, это «нет наркотикам». Если посмотреть их кинематограф и литературу того времени, то ничего такого там не было. В 90-е годы попыталась возродиться некоторая тенденция. Последний важный фильм, снятый на секс-тематику в Америке, провалился: «Show girls» заклеймили как сексистский, вульгарный, плохо снятый фильм. Наступила эпоха постсекса Секса особенно не было в западной культуре и в нулевые годы — это любовь к Толкиену, к «Гарри Поттеру», к «Сумеркам», где тоже не было места сексу. Но эти люди подросли, и выходит «50 оттенков серого», секс возвращается в общественную культуру.

Сергей Медведев: Мы же живем в поствайнштейновскую эпоху. Насколько сейчас пойдет волна консерватизма в связи со всякими разоблачениями?

Александр Павлов: Одна из ключевых категорий, которую пытались описать в эпоху постмодерна, — это шизофрения: мы живем во времена шизофренических дискурсов. Вам одновременно пытаются продать секс, сказать, что это круто, им можно заниматься в каких угодно формах, и одновременно вам пытаются сказать, что сексом заниматься не нужно, секс — это плохо, должна быть культура согласия. Мы видим, что женщины выступают против сексуальной объективации и одновременно хотят сексуальной объективации, о чем говорят некоторые социальные сети, например. Мы не можем говорить, что есть тот или иной тренд: есть только тренд расщепленного сознания, когда с разных сторон вам дают разные идеи, и вы можете либо выбирать согласно своему мировоззрению, либо пребывать таким зацентрированным субъектом, и ничего с этим не сделаешь.

Сергей Медведев: У современных индивидов я вижу инфантилизм: человек не хочет заморачиваться, как говорит молодое поколение. Ведь отношения, секс, любовь — это все потенциально конфликтные, драматические темы: зачем заморачиваться? Современное медийное общество предлагает столько интересных сценариев времяпрепровождения с самим собой и с друзьями, что эта тема отношений сразу кажется очень старомодной, такой заморочкой.

Дарья Варламова: В целом наша психика, по крайней мере, ее часть, «заточена» на то, чтобы не заморачиваться, экономить энергию. Наш мозг действительно считает эмоциональные издержки издержками. Условно говоря, на физическом уровне — «дотянуться до банана, чтобы никуда далеко не ходить»: пойти на pornhub вместо того, чтобы организовывать себе свидание с живым человеком, у которого какие-то свои пристрастия, свой характер, с которым надо притираться… Это скорее говорит наша внутренняя обезьянка, та ее часть, которая про то, что лениво прикладывать слишком много усилий. Если человек воспитан так, что для него общение с другим человеком и все, что с этим связано: уязвимость, привязанность, страсть, в которой ты можешь показаться смешным, потеть, пукать, — вызывает чувство вины, стыда и дискомфорта, то ему проще найти субститут, благо технологии позволяют.

Но поскольку субститут пока даже близко не закрывает всей эмоциональной потребности человека, мне кажется, что тенденция полного ухода в цифровизированную сексуальную реальность — это скорее для тех, у кого очень большие проблемы с общением. Раньше они, скорее всего, оставались бы одинокими или иногда предпринимали бы какие-то вылазки в мир, а так они могут найти какой-то промежуточный вариант: например, дистанционного любовника, с которым общаются виртуально, но не слишком близко — это отношения, но не настолько травматичные. Люди пытаются найти такой вариант, чтобы не травматизироваться, не получить повторно какую-то рану.

Сергей Медведев: Сейчас все любят говорить о своих травмах, о пережитом негативном опыте. Есть установка на облегченную, не травматизирующую реальность: «не грузите меня своими проблемами».

Александр Павлов: С точки зрения классического психоанализа, у любого человека есть травма. И это не только сумма осознанных травм, но еще и не осознанные травмы. Фрейд сделал свои открытия в начале века, в эпоху модерна. Сегодня идет упразднение психоанализа, потому что ты сам знаешь весь свой травматический опыт. С одной стороны, это тенденция к избавлению от травматического опыта, который ты уже получил, а с другой стороны, стремление получить как можно больше травм, потому что травмы — это то, что у тебя есть, это некоторое садомазохистское движение. Вы — сумма травм, а если у вас нет травм, то вы — никто.

Сумма травм возникает потому, что современного человека в развитом технологическом обществе все травмирует и оскорбляет. Раньше людям было некогда думать о своих травмах: они работали, приходили домой уставшие и сразу засыпали, а теперь появилось свободное время, и его нужно на что-то тратить. Когда вы начинаете вести какую-то деятельность у себя дома или в интернете, это вас обязательно травмирует.

Дарья Варламова: Тут еще очень сильно повлияли глобализация и интернет. Мир сейчас очень сложный. Рядом сосуществуют люди, которые абсолютно по-разному видят реальность, имеют совершенно разное мышление. В этом мире есть исламские фундаменталисты, есть какие-то простые аграрные страны с традиционными укладами, есть совсем передовые либералы, есть консерваторы, есть «ватники», есть очень чувствительные люди. Все эти люди в целом трудно монтируются друг с другом. Раньше они, скорее всего, не встречались бы с настолько непохожими на себя людьми, а сейчас, заходя в Фейсбук или начиная читать новости, все они друг друга видят.

Есть же известная фраза: «Ад — это другие»: тебя ужасает, что другие так не похожи на тебя. Получается, что мир полон странных чудаков, которых ты не можешь контролировать и не очень понимаешь, как с ними взаимодействовать. Они кажутся тебе во всем неправыми. Но при этом они задевают тебя за живое, ты подсаживаешься на эти новости, на соцсети, ведь мы как социальные животные «заточены» на то, чтобы быть в курсе всего, что происходит в сообществе, в том числе из соображений безопасности. Мы мониторим все это и сталкиваемся с тем, что мир чужд, жесток, враждебен и абсурден. И каждый раз возникает тот экзистенциальный ужас, который накатывал на человека XIX века, может быть, несколько раз в жизни, а современный человек может сталкиваться с ним регулярно: он сразу видит весь мир во всей его сложности, и это действительно довольно безумное зрелище, тут есть чего испугаться. Возможно, это вызывает желание спрятаться в норку, свернуться в клубочек, отделить себя от этого мира, выстроить свое безопасное личное пространство. А поскольку сексуальное взаимодействие очень завязано на физическую уязвимость, это может приводить к снижению импульсивного поведения и стремления к физическому контакту.

Сергей Медведев: Мир аутизма. «Не выходи из комнаты, не совершай ошибку».

Александр Павлов: С одной стороны, да. С другой стороны, Дарья права: есть разные сообщества, группы и идентичности на самых разных уровнях. Но одновременно с этим я убежден, что мы не можем говорить о каких-то тенденциях, которые были бы доминирующими по отношению к другим тенденциям. Мы, например, сейчас можем сказать, что секса нет, секс уходит в виртуальное пространство, и построить такую картину мира. Но параллельно с этим существуют другие тенденции: люди до сих пор продолжают ходить в клубы, знакомиться там, заниматься случайным сексом. Как это посчитать? Если тебе не нравится секс или не хочется секса в зависимости от каких-то психологических или социальных проблем, то ты можешь им не заниматься, и есть такие люди — это не только асексуалы, но и многие другие. Или если тебе нравится, ты можешь им заниматься. Это две разные тенденции, и я не знаю, как их соизмерять. Секс остается, он важен.

Сергей Медведев: Так и со всеми традиционными вещами: с семьей, например. Семья перестает быть императивом (каждый должен иметь семью), а становится вопросом выбора — иметь ли семью и детей. Теперь вопросом выбора становятся и занятия сексом.

Александр Павлов: В целом это твой личный выбор, но, с другой стороны, существует социальное давление, социальное доминирование. Если, например, поехать в какой-нибудь регион, где доминируют традиционные ценности, то ты, с одной стороны можешь выбирать, а с другой стороны, тебя социально порицают: тебе 30 лет, а ты еще не женат, у тебя нет детей — видимо, с тобой что-то не так. Так что этот выбор все-таки должен быть сделан.

Сергей Медведев: Мы здесь больше говорим о жизни, которая возникает в постмодернистском урбанизированном обществе.

Александр Павлов: Это только одна часть нашей социальной реальности, и вряд ли она является доминирующей. Подавляющее большинство остального мира не имеет возможности заниматься виртуальным сексом, потому что у людей нет денег на приобретение каких-то особых приспособлений, на синхронизацию и так далее.

Сергей Медведев: Мне вспомнился потрясающий фильм Би-Би-Си «Пожалуйста, не надо секса, мы японцы»: про возникновение абсолютно постсексуального, десексуализированного японского общества. Люди перерабатывают, у них просто нет времени на секс. Если они как-то реализуют свое либидо, то это выходит в виртуальные, дистанционные отношения. Это очень далеко от семейной жизни.

Александр Павлов: Япония — это вообще уникальный эксперимент. Там разрабатываются многие технологические новшества с точки зрения организованного структурного капитализма. Япония — не десоциализированная и, возможно, даже не постсексуализированная страна: там открываются новые формы секса, там допустимы различные формы сексуальности, сексуального самовыражения или сексуальных пристрастий, которые в нашем мире считаются просто перверсиями. Вся Япония дышит сексом. Ты бизнесмен, работающий 20 часов в сутки, у тебя есть 4 свободных часа, и ты можешь прийти в бар или в автомат и купить использованное нижнее белье школьниц. Там как раз секс с роботами, кибер-панк и так далее. В Японии происходят самые радикальные эксперименты и прорывы в плане секса, причем не только живого и даже не только виртуального, а там секс виртуальный встречается с сексом реальным. Там придумали такое хитрое сексуальное приспособление, которое крепится к айпаду, и ты можешь смотреть какую-то картинку и взаимодействовать с айпадом.

Сергей Медведев: Это напоминает роман Пелевина «iPhuk 10». Дарья, вы много об этом писали, на этот эфир меня вдохновила ваша статья под названием «Теплый ламповый оргазм» (который, видимо, пропадет из мира будущего). Вы считаете, что в будущем основные сексуальные практики будут выходить в мир андроидов, нейроимплантов, в создание наведенных ощущений?

Дарья Варламова: Я думаю, это все-таки веер вариантов: будут люди, желающие традиционного секса. Это очень смешно обыгрывается в научно-фантастическом романе Питера Уоттса «Ложная слепота». В обществе будущего люди, которые хотят традиционного секса со всеми ахами, вздохами и выделениями, считаются извращенцами, воспринимаются так же, как у нас сейчас воспринимаются люди, которые любят жесткий БДСМ или спят с робокуклами. Это только один из вариантов, в целом антиутопический.

Живой секс достаточно приятен и интересен, чтобы не вытесняться полностью гаджетами. При этом людям все время хочется новых впечатлений, разнообразия. Да, действительно, есть истории про гаджеты, которые подключаются к айпаду, можно даже синхронизировать вибрации в соответствии с роликом, чтобы почувствовать себя в роли. Есть истории про дистанционные гаджеты, которые позволяют временно разлученным парам удаленно заниматься сексом. Вообще, порно выходит в интерактивность, людям становится менее интересно наблюдать за картинками, хочется принимать участие. Стремительно растет рынок вебкам, он начинает вытеснять обычное порно, потому что модель интерактивна, ты можешь написать ей в чате, что ей сделать, и она это сделает. При этом ты контролируешь ситуацию, а к тебе никто не пристает, что тоже, возможно, кажется людям безопасным.

Сергей Медведев: Есть еще дистанционные вибраторы, ты можешь сам управлять ими со своего компьютера.

Дарья Варламова: Это эффект присутствия в воображении, эффект эскапизма: ты попадаешь в какой-то желаемый мир, но при этом тебе не надо ничего специально делать. Есть даже какие-то наметки на тему многопользовательских ролевых игр, которые сцеплены с сексуальными гаджетами. Те же дистанционные гаджеты вы можете использовать не только для свидания на расстоянии, но и для того, чтобы выйти на сайт знакомств или в какой-то виртуальный мир, в ролевую игру и там с кем-то знакомиться. Это опять-таки безопасная дистанцированная история.

Сергей Медведев: Не раз было замечено, что порнография — это такая передовая фронтирная область, где зарождаются очень многие модели культуры, в том числе и современная цифровая культура, технологии, потоковое видео, 3D и прочие вещи. Мне кажется, и кино идет по тому же пути. Все обсуждают последние серии «Черного зеркала».

Александр Павлов: Когда мы прогнозируем, как будет развиваться наше общество, это предсказание, но не научная дисциплина. Дарья говорила о тенденции все большего ухода людей в интерактив, — у меня нет фактов, но я думаю, что это не так. Я посмотрел скачивание известного приложения, которое позволяет синхронизировать ваши приспособления для автосекса с какими-то вещами: самое большое – 500 тысяч. Это не так много для сегодняшнего дня, когда существует множество компьютеров и технологий. Подавляющему большинству людей, на мой взгляд, достаточно просто картинки, для того чтобы удовлетворить свою потребность и идти дальше по своим делам, потому что времени мало.

Есть такой сериал «Мужчина ищет женщину», там все построено на основе очень смешных аналогий, метафор. Главный герой говорит: «Ребята, я придумал следующее: вы находите в Фейсбуке девушку, которая вам нравится, открываете ее фотографию, рядом включаете порноролик, делаете свое дело и у вас порно с вашей любимой девушкой». Ему все аплодируют. Вне всякого сомнения, футурологическая тенденция о том, что интерактив будет, но в подавляющем большинстве тенденции сохранятся. Людям важна картинка, звук. Будет некоторый процент людей, которые хотят это делать.

Важный момент, связанный с новыми технологиями — это их проблематичность. Есть, например, довольно важная книга «Как выглядит будущее» британского социального теоретика: он на каждую проблему дает несколько сценариев. Он говорит про 3D-принтеры: ими будут владеть крупные корпорации, а если даже они будут в личном пользовании, то это чревато большими проблемами, в том числе этическими: самое главное — отходы. Но, я думаю, до внедрения 3D -принтера нам еще очень далеко, как и до того момента, когда у нас дома появится робот, которого можно использовать в сексуальных целях.

Дарья Варламова: Если говорить про текущую статистику, то доля вебкам в сексиндустрии в целом растет, людям это интересно. Но там интерактивность с живым человеком. Интерактивность с зачатками виртуальной реальности: с айпадом, например, — действительно сейчас пользуется небольшим спросом по очень простой причине: технологии пока ужасные. Шлем виртуальной реальности вызывает у людей тошноту, вестибулярный аппарат не справляется. Кроме того, виртуальная реальность, которая будет похожа на настоящую, требует большого количества компьютерных обсчетов для моделирования. Даже для того, чтобы показать человеческую кожу, то, как она отражает свет, разные движения реалистично, как в обычном порноролике, потребуется очень много усилий и большой скачок технологий. Сейчас ролик просто выглядит реалистичнее, чем ролик плюс какой-то неудобный гаджет.

Был совершенно потрясающий японский мужской костюм виртуальной реальности, где на животе была прикреплена искусственная грудь, чтобы ее можно было трогать, и шлем виртуальной реальности. Но пока ты в это влезаешь, мне кажется, очень легко сбиться с настроя, потому что ты смотришь на себя со стороны и ржешь: нет, пойду-ка я лучше порублюсь в компьютерные игры…

Рост числа обычных гаджетов, которыми люди пользуются дистанционно, постепенный, но он все-таки показывает интерес к интерактивности. Сейчас нам пока нечем соблазнить потребителя, потому что качество интерактивности оставляет желать лучшего. А представьте, если вы надеваете совсем легкие очки, активизируете какую-нибудь нейроимплантацию в голове, и у вас сразу же восхитительный секс с тремся оргазмами, и это все очень реалистично, а вам ничего не надо делать. Вряд ли вы захотите смотреть просто порнокартинку, скорее всего, вам захочется большего присутствия. Вопрос, смогут ли технологии обеспечить нам этот эффект присутствия. Возможно, не смогут. Все стартапы на этом рынке показывают, что мечты человечества направлены в эту сторону. Насколько мы сможем с этим справиться — это вопрос.

Сергей Медведев: В каком-то из романов Пелевина было: когда партнеры ложатся в постель, они ставят между собой экран, и каждый включает в голове свой сценарий, то есть он спит с совершенно другим человеком.

Александр Павлов: Когда вы встречаетесь с партнером, на самом деле это мастурбация, не больше того. Партнер нужен для того, чтобы возбудить вас — и только.

Есть некоторые требования этики, и многие феминистки осудили бы вебкам, потому что это эксплуатация женского тела и так далее. Я бы не сказал, что это мечты человечества — скорее мечты некоторых людей, которые могут быть гораздо меньше, чем мечты о всеобщем счастье, братстве или покорении космического пространства. Эти мечты о том, как сделать секс, лучше, комфортней, приятней, как использовать для этого новые технологии. Это говорит о некоторых тенденциях к гедонистическому обществу. Вместо того чтобы производить какие-то реальные продукты культуры, часть людей обращается к гедонизму, а он чреват эксплуатацией тела, эксплуатацией женщины.

Вебкам — это «серая» зона, там нет законодательства на этот счет, хотя они очень хотели бы, легализоваться. Вебкам оказывает влияние на социальную, экономическую, культурную жизнь.

Сергей Медведев: Все нынешние технологии, от сайтов знакомств до виртуальных гаджетов, снимают с нас груз эмоциональности.

Дарья Варламова: Да, с одной стороны, они в какой-то степени снимают дискомфорт, возможость быть отвергнутым, но с другой стороны, технологии позволяют найти интеллектуально или психологически близкого тебе человека с помощью, например, каких-то анект, опросников. Я знаю девушку, которая любит мужчин с легкой формой аутизма, таких замкнутых технарей. Если бы она попыталась отлавливать их вживую, она, скорее всего, либо напугала бы их, либо сам перебор кандидатов занял бы очень много времени. Если вы человек с какими-то интересными предпочтениями или странными хобби, то вы можете найти родственную душу с помощью сайтов знакомств, что не отменяет необходимости потом выстраивать взаимоотношения с этой родственной душой вживую.

Александр Павлов: Мы видим, что работает и интернет, и реальная жизнь. Вы можете пробовать так, если вам удобно, или так, или вообще никак не пробовать.

Сергей Медведев: На мой взгляд, в любом случае тренд идет на интернет, на виртуальные знакомства. Классические дон жуаны — отмирающий тип.

Александр Павлов: Пикап — это момент, когда вторгаются в твое личное пространство, навязывают тебе общение, причиняют некоторый дискомфорт. На улице — это вторжение. А в интернете это действительно экономит время, помогает найти нормального человека, провести первичный отбор. Но многим даже этого не нужно. Одна из важнейших тенденций нашей культуры — это культура не асексуалов, а автосексуалов, когда тебе достаточно самого себя для того, чтобы практиковать секс, используя при этом какие-то дополнительные технические, аудиовизуальные и прочие вещи.

Сергей Медведев: Этот разговор прибавил мне оптимизма: я понимаю, что одно не замещает другое. Можно быть автосексуалом, альтерсексуалом, асексуалом, гиперсексуалом. Современное общество с его технологиями и культурными трендами дает нам огромную вариативность сценариев, расширяя пространство нашей свободы.