МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РЕСПУБЛИКИ КАЗАХСТАНКАЗАХСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМЕНИ АЛЬ-ФАРАБИ

 

Ф и л о л о г и ч е с к и й       ф а к у л ь т е т

Кафедра  Теории художественного перевода и литературного творчества

 

 

 

 

 

 

 

Д И П Л О М Н А Я   Р А Б О Т А

 

 

 Проблемы редактирования переводных текстов

 

                                                                   

 

                         СОДЕРЖАНИЕ СОДЕРЖАНИЕ……………………………………………………….  2 РЕФЕРАТ……………………………………………………………… 3 ВВЕДЕНИЕ……………………………………………………………  5 

            Глава 1 СПЕЦИФИКА, ОСОБЕННОСТИ И ПРИНЦИПЫ РЕДАКТИРОВАНИЯ ПЕРЕВОДНЫХ ТЕКСТОВ

 

1.1 Роль литературного редактора переводов в издательском процессе и виды правки текста………………………………………………………………7

1.2  Редакторская типо­логия текстовых ошибок и проблема оценки качества перевода текста…………………………………………………………8

1.3 Критерии редакторской оценки адекватности передачи языковых значений……………………………………………………………………………13

1.4   Проблемы единицы перевода в работе редактора над изданием……21

1.5 Переводческие трансформации как основание коррекции текста редактором…………………………………………………………………………..23

1.6 Использование словарей в процессе редактирования перевода…….  30

 

 

            Глава 2 ПРАКТИЧЕСКОЕ  РЕШЕНИЕ  ВОПРОСОВ  РЕДАКТИРОВАНИЯ    ПЕРЕВОДНЫХ    ТЕКСТОВ

 

2.1 Особенности правки и редактирования переводных текстов. Творческое прочтение книги редактором………………………………………34

2.2.  Практические основы работы переводчика с редактором. Приемы работы редактора над переводным текстом……………………………………44

 

   ЗАКЛЮЧЕНИЕ……………………………………………………………..51 СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ……………………….53  

 

 

 

 

 

РЕФЕРАТ

 

Актуальность темы: Вопросы перевода приобретают особое значение из-за многонационального характера нашей страны. Посред­ством перевода многие народы приобща­ются к культуре, знакомятся с национальным эпосом и литературными произведениями братских народов. В связи с этим проблема  редактирования переводных текстов очень актуальна и значима сегодня.  Ведь  ежедневно появляется огромное количество переводов, причем не всегда качественных, выверенных до последней буквы.    Еще не вполне разработана методика редактирования переводных текстов, в достаточной мере не изучен  богатый опыт редакторов  переводов. И сегодня важно обобщить и систематизировать накопленный опыт  совместной работы редакторов и переводчиков.

Объем работы:    54  

Количество использованных источников:    40

Литературоведческой и методологической базой для данной работы послужили следующие источники:   по общетеоретическим вопросам перевода: В.Н.Комиссаров «Современное переводоведение» (2004), по проблемам литературного редактирования переводных текстов: Розенталь Д.Э. Справочник по правописанию, произношению и литературному редак­тированию (1994), Мильчин А.Э. Методика и техника редактирования текста (1972) Стрелкова Н.С Практическая стилистика английского языка и стилистическое редактирование переводов (1984), Галь Н.Я. Слово живое и мертвое. Из опыта переводчика и редактора (1979); по вопросам перевода с английского на русский язык: Т.А. Казакова Т.А. Translation  Techniques English-Russian. Практические основы перевода.(2002), Е.В. Бреус «Основы теории и практики перевода с русского языка на английский» (2000). 

Перечень ключевых слов и выражений, характеризующих содержание работы:  редактор, правка, текстовые ошибки, национальное своеобразие,  единица перевода, литературная обработка, стилистическая характеристика слова, интонация подлинника, мастерство, переводческие преобразования,   эквивалентный перевод. 

Предмет исследования:   принципы  редактирования переводных текстов

Объект исследования: приемы  редактирования Р. Райт-Ковалевой,       М. Ваксмахера, В. Шора, Д.Самойлова, Ю. Кагарлицкого   художественных переводных текстов.

Цель исследования:  изучить специфику, особенности и принципы  редактирования переводных произведений

Задачи исследования:

1. Изучить роль литературного редактора переводов в издательском процессе, составить типологию ошибок.
2. изучить критерии редакторской оценки адекватности передачи языковых значений;
3. выявить основные  принципы редактирования, литературной обработки и коррекции переводных текстов;
4. рассмотреть характер использование словарей в процессе редактирования перевода;
5. рассмотреть особенности правки и редактирования переводных текстов, приемы работы редактора и переводчика.

Методы исследования: методы исследования определяются спецификой предмета, поставленными задачами. В качестве основного использовался  метод  сопоставительного анализа перевода и оригинала, текста до редакторской правки и после нее. В работе применяются и другие методы исследования:   системного анализа, эвристический, исследовательский.

Полученные результаты:

1. Изучена роль литературного редактора переводов в издательском процессе, составить типологию ошибок.
2. изучены критерии редакторской оценки адекватности передачи языковых значений;
3. выявлены основные принципы редактирования, литературной обработки и коррекции переводных текстов;
4. рассмотрены характер использование словарей в процессе редактирования перевода;
5. рассмотрены особенности правки и редактирования переводных текстов, приемы работы редактора и переводчика.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ВВЕДЕНИЕ

 

Данная тема  вызывает заслуженный интерес, поскольку редактирование переводных произведений предполагает такое восприятие текста переводчиком, при котором ничто не может ускользнуть от его внимания, все должно явиться предметом его интереса.

Редактировать перевод художествен­ной угрозы, очевидно, значит дорабатывать и совершенствовать его совместными усилиями ре­дактора и переводчика. Пpoцecс этот — сложный, и рассматривать его можно с разных сторон.

Мы хотим  в настоящей  работе сосредоточить внимание  лишь на  нескольких задачах редактирования, которую, по нашему мнению, при доработке перевода следует решать в пер­вую очередь.

Литературы, посвященной литературному редактированию довольно много. Прежде всего это «Справочник по правописанию и литературной правке» (1989) Д.Э. Розенталя. В первых двух разделах справочника содержатся правила орфографии и пунктуации, причем основное внимание уделено трудным случаям. В третьем разделе приведены сведения и  рекомендации нормативного характера, связанные с литературной правкой.  Также очень   интересен  «Справочник издателя и автора» (1972)  Э. Мильчина и     Л.К. Чельцова. Справочник адресован самому широкому кругу авторов и издательских работников — от тех, кому приходится руководить подготовкой изданий к выпуску, до тех, кто занимается мельчайшими деталями этой подготовки. В справочнике освещены правила, рекомендации и нормы, общие для большинства издательств. Специфические же, вытекающие из особенностей литературы, выпускаемой лишь отдельными издательствами, авторы сочли целесообразным не отражать. Также  в справочнике есть раздел с разъяснениями знаков корректуры. В 1998 году вышел «Справочник по правописанию, произношению, литературному редактированию» Д.Э. Розенталя, Е.В. Джанджаковой, Н.П. Кабановой. Этот Справочник, созданый на основе известного «Справочника по правописанию и литературной правке»      Д. Э. Розенталя, посвящен вопросам орфографии, пунктуации, произношения и литературного редактирования текста. Справочник предназначен для работников средств массовой информации, редакторов, авторов, переводчиков, а также для самого широкого круга читателей, интересующихся вопросами культуры русского языка. Представляет также интерес книга под названием «Корректура в образцах для авторов, корректоров, редакторов», составленная  Н. Н. Пенчковским, Н. Н. Шурц, под редакцией И. Д. Галактионовой.

Как видим, авторы многих изданий снова и снова обращаются к вопросам литературного редактирования. Однако эти издания, к сожалению, не рассматривают  специфику редактирования переводных текстов. Лишь некоторые авторы затронули проблему редактирования переводов произведений иностранной литературы. Это книга И.С.Алексеевой                   «О принципах критической оценки качества перевода», в которой автор на конкретных примерах рассматривает критерии оценки переводных текстов. Представляет также интерес книга Н.С. Стрелковой  «Практическая стилистика английского языка и стилистическое редактирование переводов», в которой автор   рассматривает специфические черты стилистики английского языка.  Работа редактора Н.С. Стрелковой  показана неполно, фрагментарно. Автор не затронул вопросов работы редактора с переводчиком, скорее всего речь в ее работе идет об авторской правке текста. В соответствии с выбранной нами темы представляет наибольший интерес сборник статей под названием «Редактор и перевод». Собранные в нем статьи М. Лорие, Е. Ланда, Л. Виндт, Ю. Кагарлицкого, И. Лихачева, В. Шора и других авторов раскрывают на практических примерах  приемы работы редактора над переводными текстами, особенности взаимодействия переводчика и редактора. Однако в этом сборнике авторы совсем  не касаются теоретических вопросов редактирования. Они говорят в основном об эмпирических способах решения проблем редактирования. Хотя, конечно, их опыт необходим и важен для теоретического осмысления проблем редактирования переводных текстов.

            Как видим,  до сих пор исследователи не уделяли должного внимания  проблеме редактирования переводных текстов, хотя уже давно накоплен достаточно обширный разнохарактерный материал,  который необходимо систематизировать и обобщить.

Представляется целесообразным начать  нашу дипломную работу    с изучения роли литературного редактора переводов в издательском процессе,  составления типологии ошибок. Нам важно увидеть  специфику исправления ошибок переводчиков, изучить критерии редакторской оценки адекватности передачи языковых значений; выявить   основные  принципы редактирования, литературной обработки и коррекции переводных текстов; рассмотреть характер использование словарей в процессе редактирования перевода; изучить работу редактора над аппаратом изданий переводной литературы. Во второй главе нашего дипломного исследования  мы считаем необходимым рассмотреть  особенности правки и редактирования переводных текстов, приемы работы редактора и переводчика. Обобщить опыт редакторов переводных текстов. Мы будем сравнивать переводной текст до и после правки, анализировать полученные результаты.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 1 СПЕЦИФИКА, ОСОБЕННОСТИ И ПРИНЦИПЫ РЕДАКТИРОВАНИЯ ПЕРЕВОДНЫХ ТЕКСТОВ.

 

1.1. Роль литературного редактора переводов в издательском процессе и виды правки текста.

 

Литературный редактор – только один из редакторов, участ­вующих в издании текста.  Редактор – слишком широкое понятие: «специалист, выполняющий редактирование произведения». Термин «редактирование» имеет два значения: 1) руководство изданием, редак­цией, программой (на ТВ), 2) «процесс совместной работы редактора с автором над авторским оригиналом», направленный на его совершенст­вование (1,с.67). Литературное редактирование – часть этого процесса. Итак, литературный редактор не руководит изданием текста, а работает с тек­стом (вместе с автором). В издании участвуют и другие редакторы: на­учный, специальный, художественный, технический. У каждого своя работа. Мы остановимся на работе только литературного редактора.

Вообще издательский процесс с интересующей нас точки зре­ния  можно изобразить в виде такой упрощенной схемы:

 

АВТОР

↓

ТЕКСТ

↓

МАШИНИСТКИ → АВТОРСКИЙ ОРИГИНАЛ ← РЕДАКТОРЫ

↓

ИЗДАТЕЛЬСКИЙ ОРИГИНАЛ

↓

НАБОРЩИКИ → НАБОР ← КОРРЕКТОРЫ

↓

ОРИГИНАЛ-МАКЕТ

↓

ПЕЧАТНЫЙ ТЕКСТ

 

В схеме многое опущено. Она отражает классическую   полиграфического производства с линотипным или фотонабором. В ней не разграничены набор и верстка. Не указаны обратные связи типографии с издательством. Для наших целей это не­важно. Важно другое: при издании переводной текст дважды подвергается правке: в издательстве – редакторской и в типографии – корректорской.

Редакторскую правку осуществляют в основном два редактора – научный и литературный. Научный редактор – это специалист в данной области знания. Научное редактирование основано на научной оценке «правильности излагаемых фактов, выводов, результатов и т. п.». Лите­ратурный редактор – филолог (или журналист). «Литературное редакти­рование – анализ, оценка и совершенствование формы произведения в композиционном, стилевом (языковом) отношении»(1,с.90).

После научного, литературного, художественного и техническо­го редактирования авторский оригинал превращается в издательский оригинал и поступает в типографию для подготовки печатной формы. В процессе печатания – и при наборе и при верстке – в текст попадают ошибки, для устранения которых нужны корректоры.

Редакционных правок насчитывают четыре вида. Самая серьез­ная – правка-переделка – коренное изменение авторского текста, кото­рый профессионально слаб или не соответствует издательским нормам. Такой правкой часто занимаются редакторы популярных изданий, пе­ределывая сугубо научные статьи авторов в научно-популярные.

Правка-сокращение нужна или при нехватке места (в газете, на­пример), или при авторском многословии. К этому типу правки отно­сится известная шутка: телеграфный столб – это хорошо отредактиро­ванная сосна.

Правка-обработка – «установление смысловых, логических, сти­листических недочетов без коренных преобразований текста».

И наконец, правка-вычитка состоит из устранения технических погрешностей при подготовке к набору. Это завершающий этап редак­тирования. В нем больше редактирования технического, чем литератур­ного.

 Сейчас  с появлением компьютера сделалась возможной автоматическая вычитка текста. Первый электронный корректор появился в 1986 году в мюнхенском издательстве «Ланген шайдт». Автоматизирована самая рутинная работа в издательстве. Однако литературного редактора автомат не смог заменить.

Литературный редактор – профессия редкая. В 1998 году  на территории СНГ  было около 300 разного рода издательств (в США – 25 тысяч), и не в каждом  издательстве была штатная должность литературного редактора. Видимо, это соответствует общемировой тенденции: в специализированных издательствах обходятся редактором-организатором.

 Работа литературного редактора внешне сводится к исправле­нию недостатков авторского текста. Но она базируется на глубочайшем понимании этого текста и этого автора. Языковую сторону произведе­ния настоящий редактор видит лучше, чем автор. 

 

1.2  Редакторская типо­логия текстовых ошибок и проблема оценки качества перевода текста.

 

 В лингвистических работах об ошибках авторы очень редко используют обобщающее понятие «текстовая ошибка». Изучаются рече­вые ошибки как сугубо лингвистические. А ошибки смысловые – факти­ческие, логические и        т.п. – как ошибки экстралингвистические для лин­гвистов интереса не представляют.  

А между тем, в практике других лингвистов – литературных редакторов – встречаются все типы текстовых ошибок. Но нет их теоре­тического обобщения и даже простой классификации.

Рассмотрим кратко две специальные классификации речевых ошибок.

Ошибки школьников С.Н. Цейтлин подразделяет на три больших класса:

1) ошибки, свойственные только письменной речи: орфографические и пунктуационные;

2) ошибки, свойственные только устной речи: фонетические (у автора неверно: орфоэпические) и акцентологические, объединяемые в словарной практике в класс орфоэпических ошибок;

3) ошибки, не зависящие от формы речи. Здесь автор выделяет шесть типов ошибок: три грамматических типа – словообразовательные, морфологические, синтаксические (первый тип входит во второй), два лексико-семантических типа – лексические и фразеологические ошибки, а один тип – стилистические ошибки – стоит особняком и нарушает клас­сификацию по уровням языка (2, с.56).

Перед нами типично формальная классификация. Она очень удобна в методических целях, но научной критики не выдерживает.

Классификация ошибок наборщика проведена Ю. В. Красиковым на обширном материале, но это тоже формальная классификация. Автор выделяет два больших класса ошибок наборщика: 1) орфографи­ческие и пунктуационные, 2) семантические (3,с34). Это означает, что в класс семантических  ошибок попали все неорфографические и непунктуаци­онные. Например, пропуск слова считается семантической ошибкой, а пропуск слога или буквы – ошибкой орфографической, хотя это явные модификации одного психологического типа ошибки, связанного с де­фектами внимания.

Таким образом, классификация ошибок упирается в их теорети­ческое осмысление. Теория и типология – две стороны одной медали. А с теорией речевых ошибок дела обстоят неважно. Показательный факт. В лингвистических словарях нет терминов «ошибка», «речевая ошибка», ибо это не термины. Нет их и в «Словаре издательских терминов», хотя есть термины «опечатка», «правка», «редакторская правка». А что пра­вит редактор в тексте, как не текстовые ошибки в широком понимании?

Зато отражено понятие «ошибка» в «Логическом словаре-справочнике»   Н. И. Кондакова, поэтому на логическую терминологию можно ссылаться.

Общая типология текстовых ошибок нужна. По сути дела, это редакторская типология. И печатные выступления редакторов дают от­дельные фрагменты такой типологии. 

 Мы попытаемся предложить  свой подход к созданию редакторской типо­логии текстовых ошибок и ее первый набросок.

Текстовые ошибки – это в общем-то ошибки, встретившиеся в тексте, то есть в закрепленном на письме произведении речи. Текст – это сообщение, иначе – элемент в информационной цепи, в которой инфор­мация получается, обрабатывается, хранится и передается дальше. По­этому текстовые ошибки – это также информационные ошибки.

Между источником информации и читателем находится целая фабрика, выпускающая текст. Как было уже показано, текст создается в два этапа. Упрощено: на первом этапе автор печатает текст на машинке, а редактор вносит в него исправления; на втором этапе наборщик наби­рает типографский текст, а корректор устраняет огрехи наборщика. Эти два этапа можно представить в виде пропорции:

автор : редактор = наборщик : корректор.

Текстовые ошибки – это ошибки автора и наборщика. На них можно смотреть с точки зрения их порождения, возникновения и с точ­ки зрения их исправления. Сначала посмотрим на текстовые ошибки с точки зрения их происхождения.

Можно выделить четыре типа ошибок, порождаемых автором текста:

1) ошибки восприятия; 2) ошибки памяти; 3) ошибки мышле­ния; 4) ошибки вербализации.

Ошибки восприятия – результат плохих условий получения ин­формации автором будущего текста. Обычное дело: чего-то не разгля­дел, чего-то не расслышал.

Ошибки памяти (lapsus memoriae) – это весьма распространен­ное непроизвольное забывание части информации или ее искажение.

Ошибки мышления имеют две причины. Во-первых, это ошиб­ки в понимании, оценке информации из-за недостатка знания или из-за достатка предубеждений (концептуальные или идеологические шоры). Психолог сказал бы: это результат неадекватной установки. И, во-вторых, ошибки мышления – это ошибки в умозаключениях, выводах, рассуждениях из-за дефектов логического мышления автора текста.

Наконец, ошибки вербализации – это хорошо известные речевые ошибки, ошибки в речевом ходе, с помощью которого вербализуется информация.

Ошибки наборщика совсем иного рода. В принципе все они мо­гут быть сведены к одному типу ошибок, причина которых не лингвис­тическая, а психологическая – дефекты внимания. 

Итак, все авторские ошибки попадают в текст и становятся подотчетны редактору. А для редактора классификация ошибок по их происхождению имеет второстепенное значение, ибо на первом плане у него – исправление ошибок.

 С точки зрения редактора ошибки восприятия, памяти и мышления – это смысловые ошибки, ошибки плана содержания. При этом ошибки восприятия и памяти дают в тексте ошибки фактические (искажение факта), а ошибки мышления – логические ошибки (нарушение законов формальной логики). Добавим: юристы издавна выделяют и разделяют два типа ошибок – ошибку в факте (error facti) и ошибку в форме (error in forma).

Ошибки вербализации – это речевые ошибки, ошибки плана вы­ражения.

Фактические и речевые ошибки можно разделить на два типа: ошибки по небрежности и ошибки по незнанию. 

Речевые ошибки – это лингвистические ошибки, ошибки в коде. Смысловые ошибки – это экстралингвистические ошибки, ошибки в ин­формационной стороне сообщения, не затрагивающие кода. Смысловая ошибка остается при переводе текста на другой язык, ибо это ошибка не в языке. В свою очередь, речевая ошибка, как правило, не искажает смысла сообщения. Если же искажение информации происходит, то это означает, что на основе первичной, речевой ошибки возникла вторич­ная ошибка – смысловая.

Такова общая, редакторская типология текстовых ошибок. 

Иное дело редактирование переводов. С прагматической проблематикой перевода связана и оценка результатов переводческого процесса самим переводчиком или другими лицами. Завершая свою работу, переводчик решает, удовлетвориться созданным текстом или внести в него какие-то изменения. Суждение о качестве перевода выносят и многие другие: редакторы, критики, заказчики, преподаватели перевода, участники межъязыковой коммуникации. При этом текст перевода может оцениваться как по отношению к оригиналу, так и независимо от него. Соответственно критерием оценки может быть степень близости к оригиналу, качество языкового оформления текста или способность перевода достичь поставленной цели. В любом случае объективная оценка перевода представляет сложную задачу, поскольку при этом приходится учитывать целый ряд факторов. От успешного создания необходимого прагматического потенциала текста перевода с учетом характера предполагаемого рецептора в значительной степени зависит общая оценка качества перевода. Наряду с прагматикой в разных ситуациях на оценку перевода влияют и другие факторы — степень эквивалентности, жанрово-стилистическая правильность перевода, качество языка переводчика, соответствие взглядам на перевод, господствующим в данное время в обществе, — но достижение прагматической цели обычно служит наиболее важным показателем.

Оценка качества перевода может производиться с большей или меньшей степенью детализации. Для общей характеристики результатов переводческого процесса традиционно используются термины «адекватный перевод», «эквивалентный перевод», «точный перевод», «буквальный перевод» и «свободный (или вольный) перевод». «Адекватным переводом называется перевод, который удовлетворяет всем указанным требованиям и, в первую очередь, поставленной прагматической задаче. В нестрогом употреблении адекватный перевод — это просто «хороший» перевод, оправдывающий ожидания и надежды участников межъязыковой коммуникации или лиц, осуществляющих оценку качества перевода»(7,с.45). Эквивалентный перевод — это перевод, воспроизводящий содержание оригинала на одном из уровней эквивалентности. Мы уже отмечали, что адекватный перевод должен быть эквивалентным (на том или ином уровне эквивалентности), но не всякий эквивалентный перевод будет адекватным. Под точным переводом обычно понимается перевод, в котором эквивалентно воспроизведена лишь предметно-логическая часть содержания оригинала при возможных стилистических погрешностях. Эквивалентный перевод может быть точным, а точный перевод частично эквивалентен. «Буквальным переводом называется перевод, воспроизводящий коммуникативно нерелевантные (формальные) элементы оригинала, в результате чего либо нарушается норма или узус языка перевода, либо оказывается искаженным (непереданным) действительное содержание оригинала. Буквальный перевод, как правило, неадекватен за исключением тех случаев, когда перед переводчиком поставлена прагматическая сверхзадача выполнить филологический перевод, то есть как можно полнее отразить в переводе формальные особенности исходного языка»(8.с.45). И, наконец, под свободным или вольным переводом подразумевается перевод, выполненный на более низком уровне эквивалентности, чем тот, которого возможно достичь при данных условиях переводческого акта. Свободный перевод может быть признан адекватным, если с его помощью решается определенная прагматическая задача или обеспечиваются высокие художественные достоинства перевода.

Во многих случаях подобной общей характеристики качества перевода оказывается недостаточно и требуется более конкретное указание на недостатки и достоинства перевода. Из всех факторов, влияющих на качество перевода, наиболее объективно удается судить о степени его эквивалентности оригиналу, поскольку такая оценка может основываться на сопоставительном анализе содержания двух текстов. В основе этого анализа лежит процедура выделения и классификации ошибок перевода, то есть несоответствий содержанию исходного текста, которых, по мнению критика, можно и нужно было избежать. По классификации В. Н. Комиссарова, в общем виде подобные ошибки подразделяются на две группы. Ошибки первой группы классифицируются по степени отклонения от содержания текста оригинала. Здесь обычно различаются, по меньшей мере, три типа ошибок. К первому типу относятся ошибки, полностью искажающие смысл оригинала, когда «черное» в оригинале становится «белым» в переводе, а утверждение чего-то становится его отрицанием или наоборот. Причина подобного грубого искажения смысла обычно кроется в неправильном понимании содержания оригинала и легко обнаруживается при анализе. Когда переводчик переводит английскую фразу «Не is a not infrequent visitor to her house» как «Он не частый гость в ее доме», то очевидно, что он не понял положительного значения двойного отрицания. Аналогичным образом, перевод фразы «Не did it out of concern for his friend» как «Он сделал это не из-за заботы о своем друге» представляет грубое искажение смысла оригинала. В этом случае переводчик, видимо, связывал значение предлога «out of» только с русским «вне» или «в стороне от»(3, с.135).

Второй тип ошибок, по В.Н.Комиссарову,  включает всевозможные неточности перевода, не передающие или неправильно передающие какую-то часть содержания оригинала, но не искажающие полностью его смысл. Как правило, такие переводы нуждаются лишь в некотором уточнении. Нередко речь идет о замене гипонима гиперонимом или наоборот, например, когда в оригинале говорится о неизвестной переводчику редкой породе собак, а в переводе упоминается «собака» без уточнения породы. Другим примером ошибки этого типа может служить перевод английского «in the 1930’s» русским «в 1930 году».

И, наконец, к ошибкам третьего типа  В.Н.Комиссаров относит все шероховатости перевода стилистического характера, связанные с неудачным выбором слова или громоздким построением фразы и требующие редакторской правки, хотя и не отражающиеся на точности передаваемой информации. Когда переводчик передает английскую фразу «Не belonged to a new race of scientists» как «Он принадлежал к новой расе ученых», он не искажает смысл оригинала, но обнаруживает незнание различия в употреблении английского «race» и русского «раса». Еще одна группа ошибок включает всевозможные нарушения нормы или узуса языка перевода: правил сочетаемости слов, грамматических правил, правил орфографии и пунктуации и т.п. Перевод — это всегда создание текста, письменного или устного, и этот текст не должен содержать языковых ошибок, чего переводчику не всегда удается избежать, особенно когда он переводит на неродной язык.

При необходимости дать оценку конкретному переводу по пятибалльной шкале каждому виду ошибок приписывается определенный оценочный вес. В зависимости от серьезности отклонения каждая ошибка либо снижает оценку на один или полбалла, либо признается несущественной и не учитывается. При выведении окончательной оценки полученная сумма «минусов» сопоставляется с такими трудно определяемыми положительными чертами перевода, как «общее благоприятное впечатление», «элегантность изложения», «богатство словаря» и т.п. Очевидно, что при оценке перевода не удается полностью избежать субъективности. 

 

1.3  Критерии редакторской оценки адекватности передачи языковых значений

 

 При всей важности работы по отбору литературного произведения для издания, по составлению и коррекции сопроводительного аппарата издания перевода центральное, ключевое место занимает подготовка и коррекция его основного текста, т.е. текста перевода. Поскольку издания переводов охватывают широкий круг произведений как художественной, так и нехудожественной литературы, поскольку произведения равно художественной и нехудожественной литературы весьма разнородны по своему характеру [наглядный тому пример — очевидная разница между прозаическими и поэтическими текстами], при подготовке и редакционной обработке текста перевода следует руководствоваться определенной иерархией приемов и средств, имеющихся в распоряжении переводчика и редактора. Другими словами, эдиционный инструментарий будет в существенной степени зависим от характера переводимого и обрабатываемого материала.

Для определения иерархии средств, используемых при подготовке и обработке текстов переводов, целесообразно обратиться к основам, теории языковых значений.

Значения языковых единиц существуют не в человеческом сознании, а в самих этих единицах, то есть не в мозгу человека, а в речи.

Природа знака обусловливает следующее. Любой знак является знаком лишь благодаря тому, что он что-то обозначает, иными словами, относится к чему-то, лежащему вне знака, Следовательно, значение есть не сущность, а отношение. Это отношение знака к чему-то, лежащему вне знака, и есть значение знака.

Следует уточнить, к чему именно знак относится, то есть определить, какое отношение или отношения между знаком и чем-то другим являются значением (значениями) данного знака. В современной семиотике принято говорить о трех основных типах отношений, в которые входит знак и, соответственно, о трех основных типах значений:

1) Прежде всего это отношение между знаком и предметом, обозначаемым данным знаком. Предметы, процессы, качества, явления реальной действительности, обозначаемые знаками, принято называть референтами знака, а отношение между знаком и его референтом — референциальным значением знака (referential meaning). [Другие употребляемые в научной литературе термины: «денотативное», «понятийное» или «предметно-логическое» значение.] При этом референтом знака, как правило, является не отдельный, индивидуальный, единичный предмет, процесс и т.д., но целое множество однородных предметов, процессов, явлений и пр.

2) Вторым типом отношений, в которые входит знак, является отношение между знаком и человеком, пользующимся данным знаком (то есть отношение между языковым знаком и участниками речевого процесса — говорящим или пишущим и слушающим или читающим). Люди, использующие знаки языка, отнюдь не безразличны к ним — они вкладывают в них свое субъективное отношение к данным знакам, а через них — к самим референтам, обозначаемым данными знаками. Так, русские слова «очи», «глаза» и «гляделки»; «почивать», «спать» и «дрыхнуть»; «похитить», «украсть» и «спереть» обозначают, соответственно, одни и те же референты, то есть имеют одинаковые референциальные значения, но они отличаются по тем субъективным отношениям, которые существуют между этими знаками и людьми, использующими эти знаки. Эта субъективные отношения (эмоциональные, экспрессивные, стилистические и пр.), которые через знаки переносятся на обозначаемые знаками референты, называются прагматическими отношениями. Соответственно второй тип значений мы будем называть прагматическими значениями знаков. [Другие употребляемые термины — «коннотативное значение», «эмотивное значение», «стилистическая» иди «эмоциональная» окраска.] Как правило, прагматические значения языковых знаков являются одинаковыми для всего коллектива людей, говорящих на данном языке.

3) Любой знак, в том числе и языковой, существует не изолированно, а как составная часть определенной знаковой системы. В силу этого любой знак находится в сложных и многообразных отношениях с другими знаками той же знаковой системы. Такие отношения называются лингвистическими. Соответственно мы будем говорить о лингвистических значениях языковых знаков. [Другие термины — «внутрилингвистическое значение», «значимость».]

Итак, любой языковой знак находится в определенных отношениях с: а) обозначаемым им референтом; б) людьми, пользующимися данным знаком, и в) другими знаками, входящими в ту же самую языковую систему. В силу этого семиотическое содержание знака складывается из трех компонентов — референциального, прагматического и лингвистического значений.

Для эдиционной — в том числе переводческой — теории и практики первостепенным является вопрос: все ли типы значений, выражаемых в тексте подлинника, сохраняются при переводе.

Степень «сохранности» значений в процессе перевода оказывается неодинаковой в зависимости, прежде всего, от самого типа значений. В наибольшей степени при переводе сохраняются (то есть как бы являются «наиболее переводимыми») референциальные значения.

В меньшей степени, чем референциальные значения, поддаются передаче при переводе значения прагматические. Дело в том, что отношение разных человеческих коллективов к данным предметам, понятиям и ситуациям может быть различным.

Лингвистические значения в силу самой своей сущности поддаются передаче при переводе в минимальной степени. Как правило, они вообще не сохраняются в процессе перевода, и внутрилингвистические значения, присущие единицам исходного языка, исчезают и заменяются внутрилингвистическими значениями, свойственными единицам языка перевода.

Однако доминирующим фактором, определяющим «порядок очередности» передачи значений, является характер самого переводимого текста. Выделенные типы языковых значений играют далеко не одинаковую роль в текстах разных жанров. Если для такой жанровой разновидности текста, как научная и техническая литература, характерна преобладающая роль референциальных значений, то для художественной литературы, в особенности для лирической поэзии, ведущими и основными часто оказываются не референциальные, а прагматические отношения. Из этого вытекает, что при переводе текстов художественных, в особенности поэтических, переводчик нередко вынужден жертвовать передачей референциальных значений с тем, чтобы сохранить несравненно более существенную для данного типа текстов информацию, заключенную в выражаемых в нем прагматических (эмоциональных и пр.) значениях. В ряде случаев наиболее существенная информация оказывается заключенной именно в лингвистических значениях, так что переводчик бывает вынужден жертвовать ради передачи внутрилингвистических значений значениями других типов, в первую очередь референциальными.

В каждом конкретном случае переводчик должен решать, каким значениям необходимо отдать преимущество при передаче, а какими можно жертвовать с тем, чтобы минимизировать потери информации, наиболее существенной для данного текста.

Рассмотрим в первую очередь особенности передачи  референциальных значений.

Основная проблема передачи референциальных значений, выражаемых в исходном тексте, — это несовпадение круга значений, свойственных единицам исходного языка и языка перевода.

В целом все типы соответствий между единицами языка — прежде всего лексическими — можно свести к трем основным: I — полное соответствие; II — частичное соответствие; III — отсутствие соответствия.

1. Случаи полного совпадения лексических единиц во всем объеме их референциального значения относительно редки. Как правило, это слова однозначные, то есть имеющие в обоих языках только одно лексическое значение.

1) Имена собственные и географические названия, напр.: Гомер — Homer, Польша — Poland и т.д.

2) Научные в технические термины, напр.: шестигранник — hexahedron, ключица — clavicle и т.д.

3) Некоторые другие группы слов, близкие по семантике к указанным двум, например названия месяцев и дней недели: март — March, воскресенье — Sunday, плюс числительные: тысяча — thousand.

Однако слова-термины во многих случаях характеризуются многозначностью. Особенно большой многозначностью отличается техническая терминология (камера — chamber, compartment, cell, camera /фото/, tube /шины/, lining /шланг/ и др.; пластина — plate, bar, sheet, blade и др.).

В очень редких случаях полное соответствие встречается и у многозначных слов. Так, русское слово «лев» и английское «lion» имеют следующие значения: 1. Крупное хищное млекопитающее. 2. Знаменитость. 3. Созвездие и знак Зодиака.

1. Наиболее распространенным случаем является частичное соответствие.

Иногда круг значений слова в исходном языке оказывается шире, чем у соответствующего слова в языке перевода, или наоборот, напр., характер — character. [(S) SL >/< (S) TL.] Такое отношение неполной эквивалентности можно назвать включением.

Более распространенный случай имеет место, когда оба слова — в исходном языке и в языке перевода — имеют как совпадающие, так и расходящиеся значения, напр., лексемы, «стол» и «table», «дом» и «house». Подобный вид отношений между словами двух языков мы можем назвать пересечением.

Весьма интересны частные случаи частичного соответствия, обусловленные явлением, которое можно назвать недифференцированностъю значения слова в одном языке сравнительно с другим. Речь идет о том, что одному слову какого-либо языка, выражающему более широкое («недифференцированное») понятие, то есть обозначающему более широкий класс денотатов, в другом языке могут соответствовать два или несколько слов, каждое из которых выражает более узкое, дифференцированное, сравнительно с первым языком, понятие, то есть относится к более ограниченному классу денотатов. Так, русскому слову «рука» в английском языке соответствуют два слова — «arm» и «hand», каждое из которых обозначает более узкое понятие. Аналогичным образом, английскому глаголу «to chuckle» соответствуют в русском языке глаголы «кудахтать», «крякать» и «гоготать», русскому существительному «цветок» соответствуют английские слова «flower» /цветок как растение/ и «bloom» /головка цветка/. Можно привести множество аналогичных примеров.

Существенно подчеркнуть, что в данном случае речь не идет о многозначности слов, или полисемии. В указанных выше случаях эти слова имеют только одно значение (наряду с которым они могут иметь и другие значения, напр., глагол «to chuckle» наряду со значением «издавать определенный звук /о животном/» имеет значение «посмеиваться», «фыркать»), но объем этого значения в целом шире, нежели у их соответствий в другом языке. Следует отличать те случаи, когда разным значениям одного и того же слова в одном из языков соответствуют разные слова в другом языке. Например, русскому слову «жертва» в значении «человек, пострадавший или погибший от чего-либо», соответствует английское «victim», а в значениях «приносимые в дар божеству предметы или существа» и «добровольный отказ» — английское «sacrifice».

Следует иметь в виду, что не всегда можно достаточно строго разграничить многозначность и семантическую недифференцированность.

В разных языках могут встречаться и более сложные, чем приведенные выше, случаи смысловой недифференцированности. (Напр., «сыр», «творог» — «cheese», «cottage cheese»; «стул», «кресло» — «chair», «armchair», «сад», «огород» — «garden», «vegetable garden»; «дыня», «арбуз» — «melon», «watermelon».)

Из сказанного выше явствует, что один язык дает возможность не выражать разницы между определенными понятиями, в то время как другой язык вынуждает пользующегося им обязательно выразить эту разницу. В этой связи Р. Якобсон справедливо отмечал, что «языки различаются, главным образом, в том, что они должны выразить, а не в том, что они могут выразить»(2,с.34).

Для перевода и редактирования данное явление, как и многозначность, представляет собой значительную трудность в том плане, что при передаче слова, семантически недифференцированного в исходном языке, необходимо произвести выбор между возможными соответствиями в языке перевода. И наоборот, сложность возникает при необходимости передать слово, семантически дифференцированное в исходном языке. В большинстве случаев возможность сделать правильный выбор обеспечивается показаниями контекста — узкого или широкого.

Картина отношений между единицами двух языков становится еще сложнее, если проводить сопоставление не между отдельными словами, а между целыми группами семантически сходных слов. Достаточно характерным примером подобной сложности являются цветообозначения в различных языках. Так, в русском языковом сознании обозначены семь основных цветов спектра — красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий и фиолетовый. В английском, например, языковом сознании существует шесть таких цветов — red, orange, yellow, green, blue, purple. Существуют языки, в которых есть всего два недифференцированных названия цвета — один для красной части спектра (включая красный, оранжевый и желтый) и второй — для синей (включая зеленый, голубой, синий и фиолетовый).

При переводе текста оригинала и его последующей редакционной обработке необходимо принимать во внимание то, что различное языковое сознание по-разному проводит членение окружающей человека пространственно-временной реальности. Так, говорящие по-английски делят 24-часовой период не на четыре, а на три части: morning (от 0 до 12 часов дня), afternoon (от полудня примерно до 18 часов, то есть до захода солнца) и evening (от захода солнца до полуночи). Что касается слов day и night, то они обозначают деление суток на светлую часть (day) и темную (night), [Ср.: «Night at the Opera» — «Вечер в Опере».]

III. Наконец, третий возможный случай взаимного отношения лексики двух языков — это полное отсутствие совпадения. Речь идет о так называемой безэквивалентной лексике. Сюда относятся в основном следующие группы слов.

1. Имена собственные, топонимы, названия учреждений, организаций, газет и пр., не имеющие постоянных соответствий в лексиконе другого языка.
2. Так называемые реалии. Сюда относятся слова, обозначающие разного рода предметы материальной и духовной культуры: щи, рассольник, квас, сарафан, частушки, drugstore, drive-in, brain drain и пр.
3. Лексические единицы, которые можно назвать случайными лакунами (сутки, exposure и пр.).

Из практики перевода и редакционной коррекции известны следующие способы передачи безэквивалентной лексики.

1) Переводческая транслитерация и транскрипция. (Брейн-дрейн, паблик скул, ноу-хау, трансмиттер, ресивер, сабвуфер, твитер, дисплей, камкордер, кард-слот, стэндбай, чизбургер, пай и др.) В настоящее время прием транслитерации и транскрипции при переводе художественной литературы используется реже, чем при переводе литературы специальной.

2) Калькирование. Этот прием заключается в передаче безэквивалентной лексики исходного языка при помощи замены ее составных частей — морфем или слов — их прямыми соответствиями в языке перевода. (Grand Jury — Большое жюри, brain drain — утечка мозгов, backbencher — заднескамеечник, open earphones — открытые наушники, rear projector — обратный проектор и пр.).

3) Описательный («разъяснительный») перевод. Этот способ передачи безэквивалентной лексики заключается в разъяснении значения лексической единицы исходного языка при помощи развернутых словосочетаний, т.е., по сути дела, ее дефиницией (statesmanship — искусство управлять государством, signal feedback — обратное «скармливание» сигнала, floorer — сильный удар, сбивающий с ног, standby — режим ожидания в готовности, щи — cabbags soup, борщ — beetroot and cabbage soup).

Нетрудно заметить, что описательный перевод обычно оказывается весьма громоздким и неэкономным. Поэтому переводчики и обрабатывающие текст перевода редакторы часто прибегают к сочетанию двух приемов — транскрипции/транслитерации или калькирования и описательного перевода, представляя последний в подтекстовом или затекстовом комментарии. (Holding company — холдинг-компани, фирма, которая непосредственно не управляет производством, а только держит в своих руках «портфельный капитал». В дальнейшем тексте возможно употребление транскрипции «холдинг-компани» без пояснений.) Разъяснив однажды значение данной единицы, переводчик в дальнейшем может использовать транскрипцию/транслитерацию или кальку, смысл которой уже уяснен читателем.

4) Приближенный перевод (при помощи «аналога») заключается в подыскании ближайшего по значению соответствия в языке перевода для лексической единицы исходного языка, не имеющей в языке перевода точных соответствий (городничий — mayor, техникум — junior college, drugstore — аптека, know how — технология и пр.).

Следует иметь в виду, что «аналоги» лишь приблизительно передают значение исходного слова и в некоторых случаях могут создать не вполне правильное представление о характере обозначаемого ими явления.

Учитывая это, опытные переводчики и редакторы при использовании «аналогов» дают требуемые пояснения в комментариях к переводу.

5) Трансформационный перевод. В ряде случаев при передаче безэквивалентной лексики приходится прибегать к перестройке синтаксической структуры предложения, к лексическим заменам с полным изменением значения исходного слова, т.е. к тому, что носит название лексико-грамматических трансформаций (He died of exposure — Он умер от воспаления легких / Он погиб от солнечного удара).

Система  прагматических значений, выражаемых в языке, является весьма сложной, и эти значения качественно неоднородны. Представляется возможным предложить нижеследующую схему классификации прагматических значений.

1. Стилистическая характеристика слова. Можно выделить в словарном составе языка следующие виды стилистической характеристики слов:

1) нейтральная;

2) обиходно-разговорная;

3) книжная;

4) поэтическая;

5) терминологическая.

1. Регистр слова. Имеются в виду определенные условия или ситуация общения, обусловливающие выбор тех или иных языковых средств, в том числе лексических единиц. Можно наметить существование пяти регистров, среди них:

1) фамильярный;

2) непринужденный;

3) нейтральный;

4) формальный;

5) возвышенный.

III. Эмоциональная окраска слова. Лексические единицы могут быть подразделены на три основные группы:

1) отрицательно-эмоциональные;

2) нейтрально-эмоциональные и

3) положительно-эмоциональные.

Выделенные здесь аспекты классификации слов по их прагматическим значениям не являются строго взаимоисключающими — между стилистической характеристикой, регистром и эмоциональной окраской существует тесная связь.

Вполне обычной является ситуация, когда лексемы двух разных языков, полностью совпадающие по своему референциальному значению, расходятся в отношении прагматических значений, то есть по стилистической характеристике, регистру или эмоциональной окраске («кисть» — «hand», «очи» — «eyes», «град» — «city», «buck» — «доллар», «quid» — «фунт» и т.д.).

Расхождение значений единиц исходного языка и языка перевода в процессе перевода нередко ведет к тому, что те или иные из этих значений оказываются при переводе утраченными. Обычно это выражается в замене стилистически или эмоционально «маркированных» слов исходного языка нейтральными словами языка перевода.

Но если такие потери при переводе являются до некоторой степени неизбежными, то совершенно недопустимо обратное — замена нейтральной лексики на прагматически маркированную.

Одним из способов передачи прагматических значений является, например, применение описательного перевода («Шкафик мой родной» — «My darling old cupboard»),

С рассматриваемой проблемой передачи прагматических значений тесно связан вопрос о передаче при переводе метафорических значений слов. Речь в первую очередь идет здесь о передаче эмоционально окрашенных сравнительных оборотов («хитер как лиса» — «sly as a fox», «труслив как заяц» — «timid as a hare», но «упрям как осел» — «obstinate as a mule», «глуп как пробка» — «stupid as an ass», «пьян как сапожник» — «drunk as a lord», «слепой как крот» — «blind as a bat»). В ряде случаев для названия некоторых качеств в одном из сопоставляемых языков вообще нет сравнительных оборотов («dead as a doornail» — «мертвый»); в этих случаях могут возникать затруднения при переводе.

Следующим этапом метафоризации значения слова является употребление второго компонента сравнительного оборота для обозначения самого лица или предмета. Но не во всех языках такие метафорические значения слов совпадают. Английское «rat» обозначает «труса», русское «крыса» метафорически не употребляется. Русское «гусь» означает плутоватого человека, «паук» — кровопийцу-эксплуататора, английские «goose» и «spider» метафорических значений не имеют («Хорош гусь!» — «There’s a good one!»). В узбекском же языке «паук» — символ хитрости. Все эти моменты должны обязательно учитываться при переводе и последующей редакционной обработке.

К прагматическому значению слова примыкает его коннотация, т.е. те дополнительные ассоциации, которые слово вызывает в сознании носителей данного языка. Слово «черемуха» вызывает у русского воспоминание о весне, природе, а английское «bird cherry» для американца и англичанина остается только названием малоизвестного растения. Напротив, для русского «остролист» и «омела» — всего лишь ботанические термины, для англичанина же их эквиваленты «holly» и «mistletoe» — символы Рождества. Для русского «отруби» — корм для скота, для англичанина «bran» — блюдо, которое принято подавать на завтрак.

К числу лингвистических значений относятся отношения звукового сходства между словами, отношения сходства морфемной структуры, отношения семантического сходства или несходства и пр. Так, передача лингвистических значений единиц исходного языка является необходимой во всех тех случаях, когда сами единицы языка становятся предметом высказывания. К проблемам передачи лингвистических значений относятся проблемы передачи рифмы и аллитерации, игры слов.

Особо важную роль передача лингвистических значений играет при переводе такого рода текстов, где формальные особенности превалируют.

Элементы грамматического строя языка — аффиксы, формы словоизменения и синтаксические конструкции — также относятся к числу языковых знаков и так же, как и лексические единицы, являются носителями референциальных, прагматических и лингвистических значений.

1.4 Проблемы единицы перевода в работе редактора над изданием

Важнейшая задача, стоящая перед переводчиком-практиком в процессе выполнения перевода и перед редактором, осуществляющим последующую обработку текста, — отыскание в исходном тексте минимальной единицы перевода (unit of translation). Единицей перевода может быть единица любого языкового уровня. Соответственно единица любого языкового уровня может становиться объектом перевода и последующего редакторского анализа.

Такой вид перевода, при котором соответствие между единицами исходного языка и языка перевода устанавливается на уровне фонем, носит название переводческой транскрипции (Heath — Хит).

В том случае, когда соответствие устанавливается на уровне графем, то есть передается не звуковой облик, а написание (графическая форма) исходного слова, налицо переводческая транслитерация (Lincoln — Линкольн, «tuner» — «тюнер», «distributor» — «дистрибутор»).

Следует, однако, отметить, что строгое разграничение транслитерации и транскрипции на практике осуществляется редко; обычно имеет место сочетание обоих приемов. Так, традиционная передача на русском языке английской фамилии Newton как Ньютон есть смешение транскрипции и транслитерации: последовательная транскрипция была бы «Ньютен», а последовательная транслитерация — «Невтон». Сходное явление — входящая в оборот лексема «дистрибьютер».

В силу того, что фонемы (как и графемы) сами по себе не являются носителями каких-либо значений, перевод на уровне фонем (графем) может использоваться лишь в весьма ограниченных масштабах. С большей или меньшей регулярностью он встречается при передаче имен собственных и географических названий. Есть, однако, определенные исключения. Некоторые имена собственные будут иметь на русском языке различное написание в зависимости от того, относятся ли они к «обычным» действующим лицам, либо к королям и библейским персонажам (George — Джордж — Георг, Charles — Чарльз — Карл, William — Уильям — Вильгельм, James — Джеймс — Яков, Abraham — Абрахам /Эбрахам/ — Авраам, Isaac — Айзек — Исаак, Moses — Мозес — Моисей).

Другим случаем применения того же вида перевода является передача разного рода политических и культурно-бытовых реалий («office» — «офис», «dealer» — «дилер», «know how» — «ноу-хау» и пр.). Однако данный вид перевода будет необходимым и продуктивным при переводе текстов, богатых авторскими неологизмами (например, научно-фантастическая и фэнтэзийная литература).

Крайне редки случаи перевода на уровне морфем. Поморфемное соответствие наблюдается при переводе английской политической реалии «backbencher» русским словом «заднескамеечник».

Гораздо чаще в качестве единицы перевода выступает слово.

My brother lives in Glasgo. — Мой брат живет в Глазго.

Who told you this? — Кто сказал вам это?

Однако и пословный перевод ограничен в сфере применения. «Как правило, в предложении лишь часть слов получает при переводе пословное соответствие, и перевод остальной части предложения осуществляется на уровне словосочетаний. Лишь крайне простые и элементарные по структуре предложения могут быть переведены на уровне слов. Задачей редактора является «отслеживание» и коррекция того перевода сложных по структуре предложений, что выполнен на уровне слов (как правило, подобное служит признаком низкой квалификации переводчика)»(9,с.79).

Наиболее ярким примером перевода на уровне словосочетаний является перевод идиоматических или устойчивых (фразеологических) сочетаний. Их значение не равно сумме значений их компонентов, и в качестве единицы перевода выступает все словосочетание в целом («to catch fire» — «загореться», «first night» — «премьера» и т.д.). Небезынтересно вспомнить приводимый в статье Ф. Энгельса «Как не следует переводить Маркса» пример неверного перевода английского спортивного и жаргонного идиоматического выражения «to catch a crab», буквально означающего «поймать леща», когда в тексте перевода, описывающего соревнование на воде, было написано: «краб зацепился за весло одного из гребцов».

Нередко объектом перевода на уровне словосочетаний выступает свободное словосочетание («to come late» — «опоздать», «to get dressed» — «одеться», «book parcel» — «бандероль» и др.).

В некоторых случаях переводческое соответствие может быть установлено только на уровне всего предложения в целом. Это часто имеет место тогда, когда переводимые предложения по своему значению являются идиоматическими, то есть их значение не равно сумме значений входящих в них слов и словосочетаний, например, в пословицах:

Every dark cloud has a silver lining. — Нет худа без добра.

Birds of a feather flock together. — Рыбак рыбака видит издалека.

Таким же путем переводятся и другие типы устойчивых клише и формул (Keep off the grass. — По газонам не ходить; Dead slow, men at work. — Тихий ход, дорожные работы; Many happy returns of the day. — Поздравляю с днем рождения).

Имеют место случаи, когда предложения не могут служить единицами перевода и когда такой единицей оказывается весь переводимый текст в целом. Такое явление в прозе является редким исключением, однако при переводе поэзии оно вполне обычно.

1.5 Переводческие трансформации как основание коррекции текста. 

Стержневой, центральный момент в работе переводчика над текстом оригинала и редактора над текстом перевода — осуществление и последующая коррекция многочисленных и качественно разнообразных переводческих трансформаций — с тем, чтобы текст перевода с максимально возможной полнотой передавал всю информацию, заключенную в исходном тексте, при строгом соблюдении норм языка перевода.

Все виды преобразований и трансформаций В.К. Бархударов  относит к четырем основным элементарным типам, а именно:

1. I) перестановки;
2. II) замены;

III) добавления;

5. IV) опущения (5.с. 98).

Необходимо отметить: мы исходим из той посылки, что литературный редактор вооружен знанием иностранного языка и располагает возможностью производить в случае необходимости сопоставления исходного текста и текста перевода. Таким образом, реальное знание литературным редактором основных закономерностей процесса перевода, владение приемами выполнения переводческих преобразований служит базой для коррекции текста в процессе его литературной обработки.

«С самого начала следует подчеркнуть, что деление переводческих трансформаций на четыре основных элементарных типа является в достаточной степени приблизительным и условным. В ряде случаев то или иное преобразование можно с одинаковым успехом трактовать и как один, и как другой элементарный вид трансформации»,- отмечают теоретики перевода(10,с.56).

 Перестановка — это изменение расположения языковых элементов в тексте перевода по сравнению с текстом подлинника. Наиболее обыкновенный случай в процессе перевода — это изменение порядка слов и словосочетаний в структуре предложения.

A suburban train was derailed near London last night.

Вчера вечером вблизи Лондона сошел с рельсов пригородный поезд.

Внимание редактора при коррекции произведенных (или не произведенных) переводчиком перестановок должно быть сосредоточено на соотнесении темо-рематических отношений в исходном тексте и тексте перевода. Так, в английском предложении порядок следования его членов определяется правилами синтаксиса: субъект — предикат — объект — обстоятельство места — обстоятельство времени. В русском предложении на последнее место становится «новое», то есть слова, несущие в себе впервые сообщаемую в данном предложении информацию.

При переводе нередко изменяется порядок следования частей сложного предложения.

Не was looking at my hat, while he was polishing my shoes.
Он чистил мне ботинки, а сам смотрел на шапку.

 Замены — наиболее распространенный вид переводческой трансформации. Осуществляются грамматические, лексические и комплексные лексико-грамматические замены.

а) При замене форм слова переводчику и редактору следует учитывать расхождения в грамматическом строе языков. Так, осуществляются замены числа у существительных:

овес — oats, картофель — potatoes, окраина — outskirts, капуста — cabbages;
деньги — money, чернила — ink, новости — news, сведения — information.

…Вишню сушили, мочили, мариновали, варенье варили… (А.П. Чехов. Вишневый сад).

…They used to dry the cherries and soak’em and pickle’em and make gam of’ em…

В ряде случаев осуществляются замены времени глагола. Так, в английском формы времени в простом предложении и в главной части сложноподчиненного предложения употребляются свободно.

Не lives in London. — He lived in London.

Он живет в Лондоне. — Он жил в Лондоне.

Однако в придаточных частях дополнительных, если глагол-сказуемое главной части употреблен в форме прошедшего времени, выбор формы глагола уже не свободный, а определяется правилом «согласования времен».

Не says he lives in London.

Он говорит, что живет в Лондоне.

Не said he lived in London.

Он сказал, что живет в Лондоне.

б) Замена частей речи является весьма распространенным явлением. Простейший ее вид — прономинализация, то есть замена существительного местоимением.

Сначала он висел в комнате деда, но скоро дед изгнал его к нам на чердак, потому что скворец научился дразнить дедушку… (М. Горький. Детство).

At first the bird hung in my grandfather room, but soon he outlawed it to our attic, because it began to imitate him…

Встречается и обратная замена местоимения существительным (субстантивация).

Весьма типичной заменой является замена отглагольного существительного и глагола на глагол.

Не gave a loud whistle.

Он громко свистнул.

I am a very light eater.

Я очень мало ем.

Не is not a terribly good mixer.

Он не очень сходится с людьми.

Довольно обычна замена прилагательного существительным.

The British Government — правительство Англии.

Australian prosperity — процветание Австралии.

в) При замене членов предложения слова и группы слов в тексте перевода употребляются в иных синтаксических функциях, чем в исходном тексте, иначе говоря, происходит переструктурирование синтаксической схемы построения предложения. Чаще всего такая перестройка вызывается необходимостью передачи актуального членения предложения.

Не was met by his sister.

Его встретила сестра.

His bed was placed next to Rayana’s.

Его кровать поставили рядом с кроватью Райаны.

Такого рода трансформации («пассив > актив») встречаются весьма часто.

Не was shot by the sheriff.

Его застрелил шериф.

The door was opened by a tall girl.

Дверь открыла высокая девушка.

Типичным случаем является синтаксическая трансформация при переводе на русский язык типичных для иностранной прессы конструкций образца: The communique says… — В коммюнике говорится…, The memorandum accuses the present government… — В меморандуме нынешнее правительство обвиняется…

При подобной трансформации субъект предложения преобразуется в обстоятельство — места, времени или причины.

The crash killed 106 people.

В результате авиакатастрофы погибло 106 человек.

Иногда замена членов предложения имеет более комплексный характер:

Her eyes seemed to dance with mischief.

В глазах у нее, казалось, плясали озорные искорки.

The empty room echoed with heavy footsteps.
В пустой комнате эхом отдавались звуки тяжелых шагов.

г) Достаточно широко практикуются синтаксические замены в сложном предложении. Представляется возможным выделить несколько основных видов подобных замен.

1. Замена простого предложения сложным. Такого рода замена нередко вызывается грамматическими причинами — структурными расхождениями между предложениями исходного языка и языка перевода. Так, при переводе с английского языка на русский эта трансформация часто является необходимой для передачи английских предикативных или «полупредикативных» конструкций с неличными формами глагола, например:

I like watching her dance.

Я люблю смотреть, как она танцует.

Не saw the thief retrieve the purse. Он видел, как вор вытащил кошелек.

I never once saw him brush his teeth.

Я никогда не видел, чтобы он чистил зубы.

В других случаях такие трансформации вызваны стилистическими причинами.

They looked sort of poor.

Видно было, что они довольно бедные.

Для европейских языков, например, английского, итальянского и др., характерны конструкции простого предложения, осложненные оборотом с предлогом «с» («with», «con» etc.). Прямой перевод в подобных случаях будет неадекватным. Оборот исходного текста, включающий предлог «с», трансформируется в процессе перевода или его редакторской коррекции и преобразуется в тексте перевода либо в независимую часть сложносочиненного предложения, либо — а это происходит чаще — в субординированную придаточную часть в составе нового сложноподчиненного предложения на языке перевода.

At the begmnining of the day, with the vastness of the desert stretching out before them, Rayana had felt intimidated by it.
В начале этого дня, когда перед ними раскинулась безбрежная пустыня, Райана почувствовала страх перед ней.

Рассмотренный пример интересен еще и тем, что в процессе переводческой трансформации синтаксическая замена представлена в сочетании с заменой частей речи. (Причастие «intimidated» в составе глагольного сказуемого замещено существительным «страх»). Подобное сочетание двух — или даже нескольких — разнородных видов замен в пределах одного и того же трансформируемого предложения вовсе не является редким исключением.

2. Замена сложного предложения простым — обратная трансформация по сравнению с предыдущей.

It is a debt that I shall never be able to repay.

Этот долг я никогда не смогу отдать.

Even though it was so late, the bar was full.

Даже в такой поздний час в баре было полно народу.

3. Замена главной части сложноподчиненного предложения придаточной и наоборот. В нижеследующем примере придаточная часть в исходном тексте заменяется главной в тексте перевода, а главная часть в исходном тексте — придаточной частью в тексте перевода.

While I was eating my breakfast, two girls came in.

Я ел завтрак, когда вошли две девушки.

4. Замена подчинения сочинением и наоборот.

Предложения могут соединяться друг с другом как при помощи сочинительной, так и при помощи подчинительной связи. Однако в целом для русского языка особенно для устно-разговорной речи, более характерно преобладание сочинительных конструкций, в то время как в английском, например, подчинение встречается чаще.

It was not long before she began to fall behind.
Прошло немного времени, и она начала отставать.

…Не had a new father whose picture was enclosed…
У него новый папа — это он снят на карточке.

5. При переводе с английского (либо редакторской коррекции) весьма продуктивной является трансформация подчинительной конструкции с союзом «as» — «в то время как».

As Varanna watched him practicing down in the courtyard, she recalled how emaciated he had been, when Elder Al’Kali has first brought him to the temple.
Варанна наблюдала за тем, как он упражняется внизу, во дворе, и вспоминала, каким худым и истощенным он был, когда Наставница Ал’Кали впервые привела его в храм.

При переводе с русского языка на английский, напротив, сочинительная связь нередко заменяется подчинительной.

6. Замена союзной связи бессоюзной и наоборот.

Для русского языка, особенно для устно-разговорной речи, бессоюзный способ более характерен. Это находит свое отражение в часто наблюдающейся замене союзного типа связи бессоюзным, например, при переводе с английского языка.

It was hot as hell and the windows were all steamy.
Жара была адская, все окна запотели.

При переводе с русского, например, на английский язык, напротив, бессоюзная связь заменяется союзной.

И сушеная вишня тогда была мягкая, сочная, сладкая, душистая.
The dried cherries were soft and juicy and sweet and sweet smelling then.

д) При лексических заменах происходит замена отдельных лексических единиц исходного языка лексическими единицами языка перевода, которые не являются их словарными эквивалентами.

«Конкретизацией называется замена слова или словосочетания исходного языка с более широким референциальным значением словом или словосочетанием языка перевода с более узким значением»(11,с.56). Приведем несколько примеров подобных замен.

Thing — вещь, предмет, дело, факт, случай, обстоятельство, произведение, существо и пр.

Come — приходить, прибывать, подходить, подбегать, притопывать, прилетать и пр.

Go — идти, ходить, ехать, отправляться, сходить, проходить, плыть, лететь и пр.

Say/tell — говорить, (рас)сказать, (про)молвить, повторить, заметить, отметить, утверждать, сообщать, высказываться, спросить, возразить, приказать, велеть и пр.

Приведем несколько примеров.

In the distance some creature howled.

Где-то в отдалении завыл зверь.

Violence struck suddenly at the unwary.

Смерть могла внезапно поразить неосторожного.

Не moved so quietly that even with her trained senses, she did not hear him until he stepped into the firelight.

Он двигался так тихо, что даже своим натренированным слухом она не услышала его, пока он не появился в свете костра.

Трансформация именного сказуемого, например, при переводе с английского обычно требует конкретизации глагола.

Не is at school.

Он учится в школе.

Не is at the army.

Он служит в армии.

She is in bed.

Она лежит в постели.

Обратное явление, то есть замена единицы исходного языка, имеющей более узкое значение, единицей языка перевода с более широким значением, носит название генерализации. Хрестоматийным примером подобной переводческой трансформации служит русское название повести А. Конан-Дойла «The Hound of the Baskervilles» — «Собака Баскервилей».

Еще один пример:

Your true name would now sit upon you like ill fitting cloak.
Твое новое имя пойдет тебе, как дурно сшитая одежда.

е) Широкое распространение получила комплексная лексико-грамматическая замена, сущность которой заключается в трансформации утвердительной конструкции в отрицательную или наоборот. Такая замена носит название антонимического перевода(12,с.56).

It would no be smart. Это было бы неумно.

I mean it Я не шучу.

Не doesn’t feel comfortable here. — Ему здесь неудобно.

ж) К особой разновидности замены, носящей название компенсации, прибегают, когда есть необходимость восполнить, компенсировать семантическую потерю. Переводчик передает ту же самую информацию каким-либо другим средством, причем необязательно в том же самом месте текста, что и в подлиннике.

…they said «he don’t» and «she don’t»…
…они говорили «хочут» и «хочете»…

Компенсация используется особенно части там, где необходимо передать чисто внутрилингвистические значения.

Ученые считают, что «Объективно существуют причины, вызывающие необходимость лексических  добавлений в тексте. Одна из них — формальная невыраженность семантических компонентов в исходном языке. В процессе выполнения перевода, учитывая контекст, добавляют различные «уместные» слова»(12,с.35).

I began the book.

Я начал читать /писать/ переводить книгу.

Her English is not very good.

Она не очень хорошо знает английский / понимает по-английски / говорит по-английски.

«Формальная невыраженность» определенных семантических компонентов особенно типична для английских словосочетаний структуры «существительное + существительное»:

pay claim — требование повысить зарплату;

gun license — удостоверение на право ношения оружия;

oil countries — страны-производительницы нефти;

electricity cut — прекращение подачи электроэнергии;

а также в сочетаниях «прилагательное + существительное»:

solid engine — двигатель на твердом топливе;

logical computer — компьютер, выполняющий логические операции;

the Un-American Committee — Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности.

К подобным добавлениям переводчику и редактору следует прибегать при передаче на русский язык множественного числа некоторых существительных, не имеющих этой формы в русском:

philosophies — философские школы;

defences — оборонительные сооружения;

humanities — гуманитарные науки.

«Опущение — это явление, прямо противоположное добавлению. При переводе и последующей редакторской коррекции опущению подвергаются чаще всего слова, являющиеся семантически избыточными, то есть выражающие значения, которые могут быть извлечены из текста и без их помощи»(12,с.98).

К подобной трансформации будет относиться устранение так называемых «парных синонимов»:

just and equitable treatment — справедливое отношение;

The treaty was pronounced null and void. — Договор был аннулирован;

bold and courageous struggle — мужественная борьба.

Однако избыточные элементы в тексте отнюдь не сводятся к «парным синонимам». Рассмотрим пример из художественного текста.

Rayana felt a disquieting sense of apprehension.

Здесь семантически избыточным является либо причастие «disquieting» — «беспокоящий», «волнующий», «тревожный», либо существительное «apprebension» — «опасение», «дурное предчувствие)), «страх)). Кроме того, семантически дублируют друг друга глагол-сказуемое «felt» — «почувствовала», «ощутила» и существительное-дополнение «sense» — «чувство», «ощущение». В результате устранения семантической избыточности на этапе подстрочного перевода появится вариант: «Райана ощутила тревожное чувство». Дальнейшая коррекция устранит оставшуюся семантическую избыточность, и в результате возможен следующий окончательный вариант перевода: «Райана почувствовала волнение и беспокойство».

 Перечисленные переводческие трансформации в «чистом» виде встречаются редко. Как правило, трансформации разного рода осуществляются одновременно, то есть сочетаются друг с другом. Именно такой сложный комплексный характер переводческих трансформаций и делает перевод (равно как и его редакционную коррекцию) столь сложным и ответственным делом.

 

1.6 Использование словарей в процессе редактирования перевода. 

 

«Кто верным именем ребенка назовет», — сказано у Шекспира. Муки переводческие и муки редактора во многом связаны с выбором «верного имени» для слова, словосочетания, идиомы, иностранной реалии и многого-многого другого. А правильный выбор верного слова, «верного имени» для слова исходного языка очень во многом определяется умением — и искусством — работать со словарем, точнее — со словарями.

Отличительная черта всей современной лексикографии — синтез филологии и культуры в широком смысле слова Значительная часть культуры любого народа реализуется через его язык, а язык во всем богатстве закрепляется прежде всего в словаре.

Осознание особой роли словаря как проводника культуры и ключа к ней привело к беспрецедентному всплеску лексикографической активности в послевоенной Европе и Америке.

Применительно к переводческой и эдиционной практике речь по преимуществу пойдет о лингвистических словарях, хотя словари энциклопедические (в первую очередь — терминологические) также играют значительную роль при переводе и редакционной подготовке многих материалов специального характера. Поскольку основной объект описания лингвистического словаря — слово — единица языка, которая может быть охарактеризована с самых различных сторон (со стороны семантической структуры, стилистической отнесенности, происхождения и т.п.), существуют различные типы и виды словарей. Они определяются в основном двумя факторами: составом и количеством объясняемых слов, т.е. словником словаря; характером объяснения значения слова. Различают словари одноязычные и переводные.

При выполнении перевода произведения художественной, научной, учебной и справочной литературы и редакционной подготовке его к изданию словарь неизбежно является основным инструментом переводчика и редактора.

Само собой разумеется, что важнейшим помощником, инструментом переводчика и редактора является двуязычный переводной словарь. Отечественная лексикография накопила большой опыт составления подобных словарей.

В качестве примера рассмотрим вышедший в издательстве «Русский язык» в 1993-1994 гг. трехтомный Новый Большой англо-русский словарь Ю.Д. Апресяна, Э.М. Медниковой, А.Н. Петровой и др. Новый словарь — результат фундаментальной переработки Большого англо-русского словаря 1972 г., он содержит около 250000 слов. В основной корпус словаря включены слова, словосочетания, а также словообразовательные и словоизменительные элементы. Словник Словаря достаточно полно отражает английскую литературную и разговорную лексику. Помимо общеупотребительных слов он содержит значительное количество научно-технических терминов, профессионализмов, сленговых элементов, жаргонизмов, некоторые устаревшие слова и диалектизмы. Корпус Словаря содержит практически все нерегулярно образуемые и супплетивные формы слов. При всех этих формах дается отсылка к основной форме слова.

Одна из основных сложностей перевода — определение контекстуального значения слова. В отличие от однотомного словаря (сост. В.К. Мюллер) и подобно Большому англо-русскому словарю под ред. И.Р. Гальперина, НБАРС — это не словарь вокабул, а словарь словосочетаний, позволяющий в большом количестве случаев определить микроконтекстуальное значение слова. В корпус данного словаря включены лексикализованные и терминологические сочетания (в большинстве случаев — именные), фразовые глаголы (с постпозитивным наречным показателем), а также составные предлоги, союзы и наречия. Корпус Словаря содержит все служебные словообразовательные и словоизменительные морфемы и полнозначные компоненты сложных слов. Лексические омонимы обозначаются надстрочными арабскими цифрами. Лексико-грамматические омонимы обозначены полужирными римскими цифрами.

Единицы Словаря — словарные статьи, или вокабулы, — упорядочены по заглавным словам и располагаются строго в соответствии с алфавитным принципом. Каждая словарная статья содержит: 1) заглавное слово; 2) фонетическую транскрипцию; 3) грамматическую характеристику; 4) пометы, характеризующие область употребления лексической единицы и ее стилистическую окраску; 5) русский перевод всех значений лексической единицы, примеры и иллюстрации (основная часть статьи); 6) фразеологию.

Значения лексической единицы, как правило, располагаются в порядке; убывания их употребительности, а также с учетом смысловой близости, стилистических особенностей и особенностей функционирования. Терминологические значения обычно даются после общеупотребительных значений. Для каждого значения или подзначения лексической единицы после его номера дается один русский эквивалент или несколько русских синонимических эквивалентов. Иллюстративный материал упорядочен по степени возрастания структурной и смысловой сложности и с учетом стилистических особенностей.

Все фразеологические сочетания, содержащие данную лексическую единицу, приводятся за ромбом в конце словарной статьи. Структурно и семантически более простые фразеологические сочетания предшествуют более сложным; словосочетания предшествуют предложениям.

Однако следует заметить, что не все специалисты — переводчики и редакторы, — осуществляющие подготовку текстов для издания, находятся в одинаковом положении. Переводчики с французского и итальянского языков, к примеру, не имеют в своем распоряжении столь обстоятельного и подробного справочного издания. Кроме того, двуязычные переводные словари не всегда содержат все требующиеся переводчику контекстуальные значения. Отсюда вытекает необходимость обращения к толковым одноязычным словарям исходного языка. В словаре данного типа объясняется, толкуется значение слова (как правило, через синонимические ряды с объяснением различий между синонимами). Наиболее полными и представительными словарями, например, английского языка являются следующие: The Concise Oxford Dictionary of Current English (ок. 75000 слов); Funk Wagnalis Standard Dictionary of the English Language (ок. 213000 слов); The Random House Dictionary of the English Language (ок. 260000 слов); Webster’s Third New International Dictionary of the English Language (ок. 600000 слов).

В отдельных случаях рекомендуется прибегать к помощи тезауруса — словаря, наиболее полно отражающего пласты лексики, которые относятся к определенным сферам человеческого знания. Таким словарем является, например, «Roget’s Thesaurus of English Words and Phrases», включающий шесть разделов: абстрактные отношения; пространство; материя; интеллект; воля; чувства.

Необходимость прибегать к пользованию толковыми словарями исходного языка, языка перевода и словарями-тезаурусами в процессе перевода и редактирования продиктована еще и тем, что двуязычный переводной словарь не всегда дает конкретное контекстуальное значение слова, а это значение можно определить через значения ближайших синонимов, предлагаемых толковыми словарями. Но даже значения ближайших синонимов не смогут исчерпать все потенциальные возможные значения слова. Однако чем большее число нормативных значений слова смог определить переводчик и редактор, тем легче становится процесс отыскания конкретного контекстуального значения.

Огромным подспорьем в работе переводчика и редактора становятся словари синонимов — на исходном языке и на языке перевода. При затруднении в отыскании нормативного либо контекстуального значения слова исходного языка в словаре синонимов исходного языка находят синоним/синонимы этого слова, а затем отыскивают его/их значения в двуязычном переводном словаре, пытаясь определить, какое из этих значений будет ближе всего к конкретному требуемому контекстуальному значению. Либо же, определив значение/значения слова из исходного текста, пользуясь двуязычным переводным словарем, затем прибегают к словарю синонимов языка перевода и отыскивают в нем синоним, значение которого ближе всего к искомому контекстуальному значению. При выполнении перевода на русский язык полезным будет использование «Словаря синонимов русского языка» под ред. А.П. Евгеньевой — первого опыта полного собрания синонимов русского языка, в котором объяснение употребления каждого из приведенных слов подтверждено большим количеством иллюстраций, а также «Словаря синонимов русского языка» З.Е. Александровой(15,с.67).

Реже практикуют обращение к словарям антонимов — как правило, либо при выполнении антонимического перевода, либо в тех случаях, когда конкретное контекстуальное значение слова можно определить через значение слова-антонима.

Иногда использование словарей синонимов языка перевода следует сочетать с использованием словарей омонимов языка перевода — особенно в тех сложных случаях, когда слово на языке перевода является омонимом, возникшим в результате распада полисемии. Полезным будет и обращение к словарю омонимов исходного языка параллельно с использованием двуязычного переводного словаря.

Отдельно следует остановиться на фразеологизмах — сочетаниях слов с полностью или частично переосмысленным значением — в двуязычных переводных словарях. Ни один словарь не может предусмотреть всех употреблений фразеологических единиц в контексте, но чем он полнее и представительнее, тем большее количество фразеологизмов может быть приведено, тем более сложные в структурном и семантическом плане фразеологические единицы будут подвергнуты семантизации. В дополнение к уже упоминавшемуся Новому Большому англо-русскому словарю следует назвать специальный Англо-русский фразеологический словарь (сост. А.В. Кунин). Однако при переводе структурно и семантически сложных фразеологических единиц, особенно при вариации контекста, большую роль будет играть именно творческая интуиция переводчика и редактора.

В работе переводчика и редактора невозможно переоценить важность специальных терминологических словарей. Являясь видом словаря энциклопедического, терминологический словарь объясняет термины какой-либо специальности. Наиболее ценны, дороги и наименее распространены двуязычные терминологические словари, где термины одного языка объясняются терминами другого языка (назовем в качестве примеров Большой англо-русский политехнический словарь и Англо-русский словарь по полиграфии и издательскому делу). В задачи терминологического словаря (в частности — многоязычного) не входит грамматическая, стилистическая или иная лингвистическая характеристика слов и словосочетаний, составляющих словник словаря. Словник терминологического словаря (как вида словаря энциклопедического) принципиально отличается от словника лингвистического словаря: он включает, как правило, только существительные или словосочетания с существительными.

Принципиально отличен и принцип расположения вокабул: в терминологическом словаре принята алфавитно-гнездовая система. Ведущие термины расположены в алфавитном порядке. Составные термины, состоящие из определяемого и определяющего компонентов, следует искать по определяемому слову. Например, словосочетание «vacuum brake» в НБАРСе следует искать по определяющему слову «vacuum», в БАРПСе для этого необходимо обратиться к гнезду «brake» и отыскать расположенное в пределах гнезда определяемое слово «vacuum» + тильда. При переводе и редакционной коррекции текстов, насыщенных терминологией какой-либо отрасли знаний, следует помнить следующее. Ни один, тем более политехнический, словарь даже при большом его объеме не может служить единственным пособием. Целесообразно вместе с политехническим словарем пользоваться двуязычным переводным словарем возможно большего объема, а также отраслевым словарем — в отдельных случаях еще и узкоотраслевым.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 2 ПРАКТИЧЕСКОЕ  РЕШЕНИЕ  ВОПРОСОВ  РЕДАКТИРОВАНИЯ    ПЕРЕВОДНЫХ    ТЕКСТОВ

 

2.1. Особенности правки и редактирования переводных текстов. Творческое прочтение книги редактором.

 

 Очень часто работа над редактированием переводного текста начинается с творческого прочтения оригинала. Р.Райт-Ковалева, известная переводчица, много лет проработавшая редактором, пишет: «Понять замысел автора, пройти с ним заново путь создания книги, найти в нeй не только прямую задачу,  но и ту «сверхзадачу», ради которой книга переводится, — вот непременное, условие творческого  прочтения текста. Надо  приучить переводчика не только «вникать» в текст: надо помочь ему «освоить» его, узнать все, что можно, о самом авторе книги — его биографию, его «background», то есть его воспитание, его языковую среду» (20, с.8). Трудно не согласиться с этим положением. Фоновые знания для переводчика  имеют огромное значение. Р.Райт-Ковалева продолжает: «Нельзя, скажем, хо­рошо переводить  Кафку, не зная о его «двуязычном» окру­жении. Только представив себе, что он вырос в чешском городе  и говорил по-чешски в быту, на работе, на улице, среди своих чешских друзей, но учился в немецком университете и писал по-немецки, только поняв, чтo немецкий язык  для Кафки был не только языком литературным, но и языком его литературных произведений, переводчик  почувствует строгость и простоту его стиля, который не тер­пит ни стилизации, ни ритмических вывертов, словом, ни­какого «украшательства» и никакой вульгаризации» (20,  с.8).

Мы добавим, что язык героев Фолкнера можно освоить по-настоящему только зная изысканность южного говора отпрысков «благородных» семейств и смешанный, одновременно и упро­щенный и витиеватый, говор «белых бедняков» и негров-батраков, где неожиданно, наряду с биб­лейской  лексикой и ритмом духовных гимнов «Spirituals» звучит полублатной   жаргон с «четырехбуквенными» англо­саксонскими словами.

Другой переводчик Д.Самойлов говорит о том, что самое главное  для переводчика — уже при первом зна­комстве с оригиналом, как можно отчетливее, живее  представить себе героев произведения. Их внешний облик, манер держаться, их привычки, жизненный ритм должны быть  известны переводчику досконально, — уж не говоря об их характере, душевном строе, судьбе.

Он пишет: «Надо  проверить видишь ли ты героя, слышишь ли его голос, даже  тембр  голоса. Сколько «мертвых душ» хо­дит по страницам  переводов! Каким вымученным, выдуманным, неестественным языком они  разговаривают! Тут не помогают ни  языковые  «лихачества», ни редкие словечки, выкопанные у Даля,  ни псевдоразговорная  интонация с инверсиями и бутафорским « просторечием», не име­ющим никакого отношения к живой речи. Нo если пере­водчик представит себе своего героя, так сказать «живьем», во всей его сущности и сложности, то герой сам заговорит   no-русски, оставаясь при этом англичанином или французом, средневековым патером или современным американским «битником»» (20, с45).

Таким образом, мы отмечаем следующее: отчётливое и точное  проникновение в замысел автора и конкретное, ясное представление переводчика о героях произведения определяют все построение перевода и осо­бенно монолога, диалога и так называемого «потока созна­ния» — внутреннего монолога героя.

Приведем два конкретных примера такой расшифровки текста из  работы редактора над романом Фолкнера «Дере­вушка». В этом романе впервые появляется героиня всей трилогии Юла Уорнер. Она пока еще ребенок, рано созрев­шая девочка, ленивая, пассивная, медлительная. Перевод­чики романа сначала упyстили, что в этой девочке уже дремлет будущая «Елена Прекрасная» — неотразимое во­площение «вечной женственности», почти языческое боже­ство. Из-за этой забывчивости лексика была взята более «сниженная» и образ будущей Елены упрощён и огруб­лен.

 Редактором этого перевода была Р.Райт-Ковалева. Она увидела свою задачу не в том, чтобы   править перевод.  Вместе с другими членами редакции  они обсудили всю «линию» Юлы, так сказать, сделали ее портрет во всех деталях, и сразу появилась другая интонация, другой ряд слов. После редактуры Р.Райт-Ковалевой  губы стали  не «толстые», а «пухлые», походка не ленивая», а «с ленцой» и кожа её «бесцветная», а «матовая». Рассуждая на эту тему, редактор отмечает: «Никаких «вольностей» мы себе не позволили: но по-английски сло­ва « husky voice» могут относиться и к пьяному матросу (тогда это «хриплый голос»), и к неземной красавице — тогда голос может стать, смотря по контексту, грудным или сдавленным, глухим, придушенным и даже невнят­ным. И оттого, что талантливые переводчики, прислушав­шись к советам редактора, увидели эту неулыбчивую, мед­лительную и спокойную красавицу именно так, как ее видел Фолкнер, отбор слов пошел по другому руслу — и Юла посмотрела на мир «волооким» взором, а не «коровь­ими» глазами»(20, с.9).

Воссоздавая мысленно портреты действующих лиц, переводчик, как актер, работающий по системе Станиславского, воссоздаёт и всю их «предысторию», их прошлое, все, что их окружает. Эту среду нужно видеть во всех де­талях, в тесной связи с замыслом произведения.

Не секрет, что часто автор избегает «описаний», и переводчику не раз приходится внимательнейшим образом перечитывать текст, чтобы восстановить образ героя и обстановку по кру­пицам, по «косточкам», как восстанавливают но остаткам черепа портреты давно исчезнувших людей. Переводя «Процесс» Кафки, нужно было искать характер героя, о котором критики пишут, что он мало» показан автором, именно в мелочах. Мимолетное упоминание о  том, что герой,  видя неприглядную обстановку, в кoтopoй работает следователь, не без удовольствия вспомнил, какой у него самого кабинет: с телефоном, курьером и прекрасным ви­дом на площадь — одна эта деталь помогает  подметить обывательское самодовольство героя; и от этого страшнее становится его последующее неверие в себя.

Этот К. — ге­рой романа «Процесс» — по-разному видит окружающее в зависимости от настроения. То, как он сначала восприни­мает шалости детей, как педантично замечает пыль на  книгах, как потом уже почти ничего вокруг не видит, — все это «работает на ход повествования, показывает постепенное изменение личности человека, разрушаемой бессмыленным страхом.

Редактора перевода часто подчеркивают, что надо учить переводчика строго и  последовательно искать для своих героев правильный жизненный ритм, особенно тщательно описывать их речь, их движения, их внешность.

Еще один пример. Однажды в одной очень талантливой работе  молодого переводчика  Р.Райт-Ковалева нашла отличную иллюстрацию того, что  она называет «словарным»  переводом, то есть переводом слова в его словарном значении без  учёта контекста. Девчонка, радуясь обещанию отца  взять ее в большой город, издаёт «screams» , «yells» , «shouts» и другие громкие звуки. До­бросовестно (по словарю!) передав значение этих слов, пе­реводчик тут же забывает об их эмоциональной нагрузке, и фраза строится так:

«А Мэри, та прямо взвыла: — Вот это да! Уж погляжу я на эти театры!>

И дальше:

«И тут Мэри подняла вой: — Хочу коктейль, — заяв­ляет, — и маме, честно говоря, тоже хочется!»

Р. Райт-Ковалева, анализируя проблему, задает вопрос: «Что тут произошло? Переводчик просто не представил себе звука голоса, ситуации, иначе он понял бы, что «поднять вoй» и  «заявить» одним духом немыслимо, что, про­износя слова, по существу спокойные, «уж погляжу я на эти театры!», никак нельзя ни «взвыть», ни завопить. Вышло как в  классическом примере, когда после изысканной фразы, удачно подобранной  переводчиком для речи фата:

«Будьте столь любезны!» — идет ремарка: «сказал он, сильно картавя». Переводчик и не подумал, что надо тот же фатовской тон передать словами, которые  можно прокартавить: «Покорнейше вас прошу» или «Будьте так добры! »» (20,с.10).

Очень часто редактор переводных текстов сталкивается с  проблемой слишком вольного перевода. Иногда, не войдя в положение  персонажа, его застав­ляют говорить совсем не те слова, хотя по словарю они значат почти то же самое. Так в финале одной пьесы гeроиня говорит (или кричит?) герою: «Держи меня! Держи меня!»  — hold mе! Р. Райт-Ковалева, иронизирует, говоря, что столь вольный перевод этих слов можно оправдать тем, что кругом падают бомбы и горят дома. Р.Райт-Ковалева, говорит, что на самом деле героиня   просит не «держать» ее, а обнять покрепче, и по-русски она говорила бы (или шептала) что-нибудь вроде: «Обними меня! Крепче, крепче!», а может быть да­же «Целуй! Целуй меня крепче!» — в зависимости от темперамента этой женщины, который должен быть понятен переводчику, как свой собственный.

Таким образом,  редактор, переделав эту реплику, придал переводному тексту звучание, соответствующее оригиналу. Так же, как голос, речь,  редактор тщательно выверяет не только текст, но и  все движения человека, проверяет, подобраны ли к ним правильные определения. Когда в одном переводе cтapый, немощный бро­дяга бежал, «упруго отталкиваясь ногами», это был словарный перевод слова «упруго» без учета его значения в данном тексте. Р.Райт-Ковалева замечает, что переводчики часто заставляют своих героев делать не те жесты, не в том ритме и темпе. Она пишет: «Любимое «за­ерзал в кресле» часто значит просто «приподнялся», «привстал», а вечное «отхлебнул из стакана» часто означает «выпил воды» или «отпил глоток»» (20,с.11).

Редактор перевода обращает особое внимание на описание движений. На многих языках движения описываются более расчлененно, чем на русском. По-английски части ног и pyк и даже пальцы ног имеют свои особые  названия. Вот поче­му очень часто переводчик на  просьбу редактора  — самому про­делать то движение, которое он только что описал, начи­нает безнадёжно путаться в собственных «предплечьях» и «лодыжках», тогда как по-русски надо просто сказать: «взял под руку или «подвернула ногу». Р.Райт-Ковалева в таком случае советует: «Надо точно зрительно представить себе, что именно сделал  человек, куда, зачем и как он двинулся — и передать это русской фразой, в которой, может быть, не будет ни «запястья», ни «бедра», но будет точный рисунок движения» ( с.11).

Приведем еще один пример  ритма и темпа движения в переводе одной из глав Фолкнера. Вот два варианта — до и: после работы с редактором, причем,  необходимо отметить, что редактор ничего не правил и не придумывал.

Речь идет о полисмене, который хочет отнять нож у трех маленьких дикарей-полуиндейцев, запугивая их жестами и мимикой.

Сначала переводчик  написал так:

«Так  что он просто  подпрыгнул,  взмахнув руками, и сделал вид, будто сейчас бросится на них, и снова  крикнул, но  остановился как раз вовремя:  нож уже был у одного из них в руке, открытый, с лезвием не меньше, чем в шесть дюймов  длиной; потом нож исчез, и это произошло так бы­стро, что он  даже не заметил, у кого из них он был спрятан».

Редактор подчеркнул фразу и написал на  полях: «Так быстро, а у Вас — так медленно все про-и-зо-шло… Дайте темп!»

И переводчик переделал так:

«Тут он подпрыгнул, расставив руки, будто хотел их схватить, крикнул, но сразу осекся — перед ним молнией блеснуло открытое лезвие ножа, дюймов в шесть длиной, и тут же исчезло — он даже не понял, кто из троих его спрятал».

Вот тут действие происходит «молниеносно». Верно найденный перевод слова «flashеd» — блеснул молнией­ —  сразу дал «темп».

Многие редактора переводов отмечают, что особенно   замедляют темп и разбивают ритм всякие служебные слова: русские «затем» и «потом» совершенно не адекватны по темпу, скажем, английскому «then» и немецкому   «dann» — и не только из-за своей двусложности. Зато  в русском языке  есть множество глагольных вариантов:  несовершенный вид, однократные и многократные глаголы — как часто переводчик не умеет этим пользоваться, рабски калькируя «потом», «затем» и безнадежно замедляя ход рассказа.

Редактор перевода также обращает особое внимание на умелое использование фоновых знаний переводчиком. Само coбoй понятно, что персонажи живут не в безвоз­душном пространстве. Время действия (эпоха, историче­ская обстановка, возраст героя), место действия (страна, пейзаж, интерьер) и наконец единство действия, т. е. взаимосвязь всех персонажей, всех событий, развитие характе­ров и отношений, изменения по ходу действия — все это непременно влияет на выбор средств при переводе, все это должно быть точно известно переводчику.

Еще одна иллюстрация этой мысли. На одном из семинаров молодых переводчиков  говорилось о переводе  описаний природы. У хорошего писателя пейзаж всегда функционален; это не картинка, повешенная перед читателем «просто так» для украшения, это  место, где живут и действуют герои. Деревья и дома, стулья, окурки — всё должно быть описано для чего-то. Кaк пример  редактор предложил использовать чеховские пейзажи.  Например, как воспринимает мужик восход солнца в рассказе «Казак», каким оно ему кажется после встречи с казаком.  Или как течет в «Дуэли» река: «желтая, мутная, сумасшедшая».  Очень подходит рассказ «Степь», где  пейзаж как бы отражает мысли и душу маленького человека. Когда же  редактора разбирали в работе молодого переводчика описание горного пейзажа, где аккуратно были  изображены «крутые склоны», «отвесные скалы» и «невидимое дно ущелий», то непонятно было, почему все это наводит героя на мысль о крушении любви. А все дело в том, что «невидимое дно ущелья» — это и есть та «бездонная про­пасть», которая разверзлась перед героем и которую не ощутил переводчик вместе с  ним. Более того: автор, затаив «грешную» (фрейдистскую) мысль, хочет при  помощи это­го же ropнoro пeйзажa напомнить герою его  любимую. Но эту задачу никак не  выполняет фраза: «Дальше виднелась пологая цепь круглых холмов», тогда как фраза: «Вдали мягко круглились невысокие  холмы» может «сработать» на сюжет.

Редактора перевода часто отмечают, что иногда мелкие просчеты переводчика создают не ту обстановку, не тот характер быта. Хозяйка вполне благоуст­роенного дома почему-то «умывается под кухонной ра­ковиной» — переводчик не понял, что «wash uр» — значит т о л ь к о мыть посуду.  Люди открывают несуществующие  в английских домах форточки, едят не то, носят «сатиновые домашние платья» и  «шлепанцы» вместо шелковых халатов и ночных туфель. «Flying  curls могут оказаться вовсе не «летящими локонами», а просто «растрепанными кудерьками» и даже « взлохмаченной  кучерявой головой», если речь идет не о балерине и не о фее, а о небрежно за­витой девушке из предместья или о растрёпанной головке малыша.

Р.Райт-Ковалева отмечает: «Все перемены, все взаимосвязи людей и вещей надо чувствовать и  постоянно проверять. Тогда станет понятно, как непохожи те одноногие столики, о которых у автора —  в разном контексте! — сказано, что они «неустойчивые». Но один столик стоит в бедной мансарде и неустойчив от старости, дpyгoй — в богатой гостиной и неустойчив от вычурности, от «изыска». И, поняв это, переводчик непременно увидит                     «хлипкий» столик, на котором трудно и  писать и пить чай, и тонконогий» столик, на который боятся поставить бокал с коктейлем» (20,  с12).

 Р.Райт-Ковалева считает, что задача редактора  заключается в том, чтобы  помочь молодому переводчику выбрать правильный языковый cтpoй, соответствующий оригиналу.

Р.Райт-Ковалева как редактор очень интересно работает с авторами переводов. Она  считает, что прежде всего надо внушить переводчику, что  книга уже написана до него, что в нeй уже все задано, все сказа­но, все показано. Верность оригиналу заключается именно не в буквалистическом копировании, не в поисках однозначных слов, а, как хорошо сказал                    И. А. Кашкин, в про­никновении за слова, в «прорыве» той «кальки», которую невольно накладывает переводчик на иноязычный текст. Начиная поиски своих слов, переводчик всегда должен быть верен, «пристрастно верен» свое­му автору.

Еще одна задача редактора перевода заключается в том, чтобы проверить соответствие стиля оригинала переводу. Часто случается, что переводчик, не проверяя себя глубоко, навязывает автору совсем не тот стиль, не тот язык, каким напи­сан оригинал, и этим сразу подрывает доверие читателя.  Например, журналист передает беседу с девочкой лет двенадцати.  Девочка рассказывает эпизод  из cвоей  жизни, связанный с какими-то глубокими переживаниями, и автор статьи хочет уверить  читателя, что это была задушевная искренняя беседа, что девочка «раскрыла  душу» и  прочее. Но вот как девочка рассказывает о прогулке в лесу, о том, как она нашла геpбapий, который до тех пор ей не позволяли трогать:

«…и я пошла в лес. Летом выпало много дождей, папоротник  в лесу был мне по колено и на полянах цвела высо­кая наперстянка, с розово-пурпурными и белыми цветами. Идти было легко. 3емля, покрытая сосновыми и еловыми иглами, пружинила под ногами…» (Утомленная столь ху­дожественным рассказом девочка «остановилась, перевела дыхание» и перешла к рассказу о запретном гербарии) :

«Я положила гербарий на колени и стала переворачивать листы. Между листами были уже не цветы, а тени цветов — бестелесные, легкие, но сохранившие все лепестки, все изгибы.. Я рассматривала каждый лист, каждый цветок и насладилась вдоволь возможностью вертеть в руках гербарий столько, сколько хочу».

Р.Райт-Ковалева  сразу заметила, что эта длинная цитата очень  пoxoжа на неудачный перевод! И навязанные автором недет­ские определения «розово-пурпурные» и «бестелесно-лег­кие», и канцелярское: «насладилась вдоволь возможностью вертеть в руках», хотя сам автор уже давно сказал, что гербарий — тяжелая папка и вертеть ее в руках не только нельзя, но и незачем. Вот сколько неточностей  сразу увидел опытный взгляд редактора.

Р.Райт-Ковалева восклицает: «Сколько таких «говорящих красиво» детей и взрослых «ходит» по переводам! Сколько натянутых, фальшивых, искусственных слов произносят они. Может быть, эти сло­ва и есть у автора подлинника? Нo переводчик неверно по­строил речь, неверно взял интонацию, неверно, не в духе русского языка передал тот или иной стиль речи, — и эти слова приобретают совершенно другое звучание. В рекла­ме немецкого мыла на русском языке есть восхитительная реплика кудрявого ребёночка, впервые вымытого этим мы­лом: «Да, мамаша, это было дело! — сказала крошка». Сло­ва обыкновенные, но от разухабистой интонации так и хо­чется добавить: «мокрое дело!» (тем более, что речь идет о ванне!).

Как будто нет ошибок против словаря в переводе лири­ческого отрывка из одного романа (герой болен, девушка его навещает):

«Билл потянулся руками, а Полли протянула свои и, целуя, шептала:

-О, не умирай, милый, пожалуйста, не умирай! Если бы я могла умереть за тебя, я бы сделала это! — Прикосновение к живому телу девушки рукой, охваченной болезнью, чудовищно уставшей, укрепило юношу неизмеримо больше, чем все заботы и предписания докторов. Полли поняла, что значит она для Билла в его теперешнем состо­янии,  и она подошла близко, совсем близко к   нему. А его протянутая рука доставила ей радость,  и это взволновало кровь, отвечало самому заветному желанию, скрытому где-то   в глубинах сознания»» (21,с.13).

Редактор понимает, что если сравнить перевод с подлинником, это и будет  та  полная калька с сохранением значения всех слов и синтаксиса подлинника: переводчик, зная английский язык и будучи профессиональным русским литератором, просто не понимает, что такое художественный перевод.

 Конечно, для молодого переводчика опасность слишком «вольного» отношения к тексту очень велика. И тут роль редактора — приучать своих молодых коллег к чрезвычайной точности, но точности не буквалистической, словарной, а к точности поистине творческой, сознательной, к пониманию  не внешнего, а внутреннего тождества двух тек­стов.

 Когда С. Я. Маршака стали уговаривать, что пропущенное в типографии тире — пу­стяк и ломать из-за этого верстку не стоит, он очень рас­сердился: «Сегодня вы скажете, что одно тире — пустяк, завтра — что одна буква, вот и напечатают: «Я помню чАдное мгновенье»(21,  с.78).

 Довольно часто редактор перевода находит небрежности в языке, связанные с неряшливым отношением к реалиям.  Это «разноцветные зрач­ки», которые переходят из романа в рассказ, из пьесы в стихи: и цветастые они, и серые с прожилками, и голу­бые… А ведь каждый школьник знает, что зрачок — это дырка в радужке, как диафрагма в фотоаппарате, и своего цвета не имеет!

Но точность нужна не только в реалиях. В переводе особенно точно надо отбирать слова и речения именно из того языкового слоя, какой  соответствует авторской   лексике.

Р.Райт-Ковалева как редактор  предостерегает молодого переводчика и от  «канцелярита», — так называет сухую безжизненную, казенную речь                       К. И. Чуковский, — и от безудержного языково­го «лихачества», употребления просторечий, областных редких слов, псевдоразговорных интонаций, построенных на ненужной инверсии, от неоправданного добавления слу­жебных частиц, вроде «то», уж», «эй», «ой». Иногда про­стая инверсия, замечает Р.Райт-Ковалева, совер­шенно меняет тональность речи. Она пишет: «Скажите только «В окно виднелись леса зеленые, река глубокая» — и у вас полу­чится напевная сказочная интонация, которой нет в про­стой фразе: «В окно виднелись зелёные леса и глубокая река». С. Я. Маршак любил приводить как пример  полной перемены смысла и разрушения идиомы простую перестановку слов и  известном выражении  «кровь с молоком», ко­торое, превратившись в «молоко с кровью», вызывает представление не о румяной pyccкoй красавце, а о каком-то страшном убийстве» (21, с.14).

Редактор перевода убирает из текста неуместные инверсии, лишние служебные слова. Однако, как отмечают опытные редактора, с неумеренным злоупотреблением просторечий бороться куда труднее и куда сложней. Тут редактору нужен особый такт, хороший слух, умение показать и доказать, почему неуместно — именно неуместно, а не «запрещено» — то или иное заим­ствование из богатейшей сокровищницы народной речи. Р.Райт-Ковалева пишет: «Иногда влюблённость переводчика в народную сочную и красочную речь, в звонкий говорок московских старожи­лов или строгий северный распев вологодских кружевниц тянет его в неумелую, неумеренную стилизацию, разруша­ющую тот текст, который он переводит. Редактор должен указать переводчику на эти «излишества», заставить его как можно строже проверить, не переборщил ли он, не ударился ли в ничем не оправданное языковое лиха­чество» (21,с.14)

Р.Райт-Ковалева говорит, что такое злоупотребление просторечием вконец сгубило интересную и серьезную работу переводчика Петрова «Фру Мария Груббе».

Р.Райт-Ковалева пишет: «О том, какие ассоциации связаны у читателя с тем или иным словом, с тем или иным строем речи, переводчик должен всегда помнить, а редактор — неуклонно и сурово напоминать ему об этом» (21,с.14).

В романе «Фру Мария Груббе» датского писателя Якобсена (о нем в предисловии сказано, что он находился под влиянием Тургенева) действуют богачи и нищие, не­воспитанные и хорошо воспитанные рыцари, монахи, при­дворные, шлюхи и графини. Но все это происходит в Дании XVII века, — а об этом-то переводчик начисто забыл. И оттого, что он называет Деву Марию (Богоматерь) — Богородицей, а знатная дама пишет в письме к столь же знатной сестре: «И любви-то моей к нему с гулькин нос осталося», оттого, что шут разговаривает, как скоморох при Иоанне Грозном, а рыцарь не то как оприч­ник, не то как боярин, — у читателя возникают привычные ассоциации с русской жизнью: у тех, кто постарше, — с романами Лажечникова и даже с «Князем Серебряным», у тех, кто помоложе, — с отрывками из хрестоматий по истории pyccкой литературы.  Пропал местный колорит, пропала Дания  XVII века, выросло никогда не существовавшее московское  княжество с «заморскими гостями», иноземными именами и названиями и со специфической, ярко окрашенной чисто-русским колоритом, речью. Пропал и автор — вместо него появился посредственный рус­ский беллетрист прошлого века.

Часто редактору приходится на примерах показывать молодому переводчику, как неудачно или бестактно выбранное слово уничтожает сжигает все, что стоит с ним рядом. То же са­мое делает неуклюжая, ненужная инверсия, и прицеплен­ные ради «оживляжа», как говорят кинематографисты, служебные словечки, всякие «ничегошеньки» и «вроде».

Вот один из таких примеров. 

«- Ну, мыслимо ли спать-то! Да ты глянь-ко, красота какова. Ох, ну и красота! Ты подь сюда Лапушка, ры­бонька, подь-ка сюда! Ну, видишь, аль нет? Так бы вот  и села на корточки, вот эдак, подхватила бы себя под коленочки — туже, как можно туже — понатужиться надобно — и подлетела бы! Вот эдак!»

Несомненно, всякий, кто прочтет эти строки, скажет, что  так вполне может разговаривать любая крестьянская девушка. И вряд ли кто-нибудь сразу узнает отрывок,  переведенный с русского на русский. Вот этот отрывок:

«- Ну, как можно спать? Да ты посмотри, что за пре­лесть! Ах, какая прелесть!.. Ты поди сюда. Душенька, го­лубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на кор­точки, вот так, подхватила бы себя под коленки, — туже, как можно туже, — натужиться надо — и полетела бы. Вот  так!»(21,с.287)

Казалось бы, законное замещение синонимами, добав­ление двух-трех служебных слов — но что сталось с бессмертными строками?.. Изменилась интонация, перемести­лась «принадлежность», и даже слова,  точно  совпадающие со словами Толстого, зазвучали иначе в соседстве со сло­вами другого ряда: «корточки» и рядом коленочки» (вме­сто «коленки») придают какую-то слащавость, чего и в помине нет у Толстого.

Р.Райт-Ковалева, замечает: «Читая всякие переводческие выверты, невольно вспо­минаешь, с каким непревзойденным вкусом передана и простонародная и старинная речь в прозе Пушкина, осо­бенно в «Арапе Петра Великого» и в «Капитанской дочке»(21,с.14).

«Прощайте, Петр Андреевич, — сказала она тихим го­лосом, — придется ли нам увидеться или нет, бог один это знает. Но век не забуду вас: до могилы ты один останешь­ся в моем сердце»(21,с.34).

«Бог один», «ты один», — как мелодично звучит деви­чий голос, как слышно, что это тихий голос, голос простой девушки.

Р.Райт-Ковалева советует перечитать Пушкина именно с этой точки зрения, прочитать, как разговаривает Савельич, генерал-немец, Швабрин, императрица и Маша, и увидеть, как просто и точно сделана речевая характеристика людей разных классов, разных судеб.

Р.Райт-Ковалева, долгое время работая редактором переводных текстов, пришла к следующему выводу: «Отбop переводчиков должен идти с такой же стро­гостью, с какой идет отбор студентов в консерваторию и почти  по тем же признакам: наличие слуха, музыкально­сти, вкуса   и трудолюбия. И, конечно, литературного та­ланта»(21,с.15).

Но даже одаренному, способному молодому литератору приходится внушать, как трудна, кропотлива, а иногда и мучительна работа переводчика.

Тут и начинается работа редактора. Получив перевод, он должен стать не просто «ловцом блох», как метко заметила Р.Райт-Ковалева, — всяческих ошибок, неточностей и несоответствий. Это, разумеется, необходимо, но не это — главное в их творческом содружестве. Это только первая стадия «чист­ки» перевода, и чем добросовестнее переводчик, тем она короче: никакого особого труда не требуется, чтобы  сли­чив перевод с оригиналом, выправить ошибки, «подчистить» шероховатости.

Но не это помогает дальнейшему росту и развитию ма­стерства переводчика. Задача редактора помочь переводчику вырасти профессионально.

Как отмечают редактора переводов, иногда в их руки  попадает перевод, похожий на детский рисунок: все очень мило, чисто и даже «похоже». Но peбенoк, не зная зaкoнoв перспективы, может нарисо­вать огромного цыпленка рядом с крохотным домиком — и это умилительно  и прелестно. А ведь переводчику надо со­здать художественное произведение, а не детскую его интерпретацию.

Р.Райт-Ковалева утверждает, что ни в коем случае нельзя править и переписывать такого переводчика. С ним надо заняться глубоким разбором его ошибок, надо научить его всему тому, о чем говорилось выше.

Например, в руки редактора попал пробный от­рывок перевода рассказа Фолкнера. Его сделал молодой переводчик, которому  не понравился перевод, напечатанный в сборнике. Молодой переводчик серьезен, способен, неплохо знает английский, очень любит  Фолкнера, что тоже немаловажно: у нас еще много пере­водчиков, которые переводят ненавистных им писателей, отплёвываясь и сердясь, — и перевод обычно получается серый и унылый.

Читая этот пробный отрывок, редактор с первой же страницы видит, что никто, никогда и ничему этого молодого переводчика не учил. Тот не знает  что такое калька, но понимает, что относится к стилю автора, а что — к языковой специфике, понятия не имеет, как создавать ритм, соответствующий ритму автора (причем речь идет отнюдь по об эквиритмичности, в смысле копирования синтаксиса и количества слогов). Переводчик не понимает, что «вер­ность автору» не означает буквализм, что есть всякие возможности добиваться верной передачи текста, добивать­ся раскрытия его.

Р.Райт-Ковалева считает, что «только при тщательном анализе ошибок можно чему-нибудь научить начинающего переводчика. Тогда он пoймет,  что если,  скажем, у автора, на берегу реки Миссиси­пи стоят «оld 1ittle towns», то это вовсе не обязательно «старинные (или старые) маленькие города», а, смотря но обстоятельствам, и «старые городки» и даже «городишки», может быть, вовсе  не «старинные», а те, что «исстари» ле­пились по берегам. Надо oбъяснить переводчику, что слово «старинный» имеет привкус чего-то действительно древнего, тогда  как городки и городишки на берегах Миссисипи, великолепно описанные Твеном в «Жизни на Миссисипи», не столько «старинные», сколько обветшавшие, заброшенные, потому что река изменила русло, ушла от них, и жизнь в них затихла, застыла» (22,с.15).

 Основное вывод редактора перевода — и об этом много  и  отлично писали такие мастера, как  К. И. Чуковский, Ив. Кашкин, Н. Любимов, О. Холмская, основное, как уже сказано выше, — это научить молодого переводчика правильно думать, углубленно читать текст, воспитать в нем вкус, разборчивость в поисках средств выражения, добро­совестность и трудолюбие.

Как говорил С. Я. Маршак: «Наше дело — собрать су­хой хворост для костра, а упадет ли на него огонь с неба, «искра божия» — будет видно»(23, с.56).

Он  хотел  этим сказать, что талант —  как говаривали в старину — «от бога», но с ним одним тоже ничего не добьешься, если терпеливо и настойчиво не собрать все знания, все умение, если не вложить все силы в обработку слова.

И как отмечала Р.Райт-Ковалева,работа над словом — это тончайшая технология, юве­лирная тонкость и точность.

 

2.2 Практические основы работы переводчика с редактором. Приемы работы редактора над переводным текстом.

 

Уходит в  прошлое тот стиль редакторcкой работы[,  при   котором  торжествовала стихия  гладкописи,  речи «нейтральной», «правильной» и на удивление унылой, — тот cтиль работы, когда вдохновенно вылавливались все «что» и «который», если эти союзы превышали, по мнению редактора, предельные нормы допущения их на одну страницу… Теперь все чаще и чаще рядом с писателем-переводчиком работает редак­тор, стремящийся проникнуть в самую сердцевину произ­ведения, требовательный и доброжелательный единомышленник, помощник, союзник.

Заранее представляя себе творческие требования свое­го будущего редактора, его литературные вкусы, переводчик, работая над рукописью, невольно равняется на эти требования и вкусы или внутренне с ними спорит. Дога­дываясь, что грядущий редактор примет в штыки то или иное художественное решение, переводчик ищет решение иное — или старается сделать именно это, первое свое решение более убедительным. М.Ваксмахер считает, что  еще не прикоснувшись карандашом ни к единой строке перевода, редактор пopoй самим фактом своего существования повышает требова­тельность переводчика к работе.

Редактор — первый читатель перевода, первый его рецензент. Совпадут взгляды переводчика и редактора на идейно-стилистическое своеобразие подлинника — дальнейшая совместная работа будет плодотворной. Ну, а если такого совпадения нет? Очевидно, тогда — в спорах и сомнениях — переводчик и редактор должны все же прийти, пусть в самом общем плане, к какой-то единой оценке оригинала, к какому-то согласию в выборе средств выражения иноязычной вещи на русском языке. И только после этого будет иметь смысл непосредственный, с карандашом в ру­ках, разговор о конкретных словах, фразах, интонациях.

Думается, что редакторы  должны бережнее относиться к проявлениям индивидуального своеобразия переводчика, его личной стилистической манеры — если, разу­меется, эти приметы не идут вразрез с наиболее характерными чертами манеры переводимого автора, с духом оригинального произведения. Пусть не раздражают редак­тора полюбившиеся переводчику обороты  и интонации, пусть сохранит он какие-то очень личные особенности eгo письма, будь то любовь к инверсии, пристрастие к эмоцио­нально насыщенной суффиксации или к разговорному то­ну повествования. Ведь подчас оригинал дает довольно широкие возможности интерпретации стилистического его своеобразия. Один переводчик выделит в языке оригинала ритм, и уже от ритма прозы будет идти в работе над лек­сикой и синтаксисом; другой будет опираться прежде все­го на особенности словаря оригинала. Если личные вкусы и  пристрастия переводчика, eсли «лица  необщее выраженье» перевода  не  противоречит существу подлинника, если это не отсебятина, если в языке и духе переведенной вещи есть основа для таких прочтений и таких находок.  Стоит «пpoстить» автору перевода несколько вольное прочтение пар­титуры романа или новеллы — только не выбрасывать на книжный рынок еще одну книгу, написанную удручающе  гладко…

 М. Ваксмахер, редактируя для Детгиза сборник рассказов современных французских писателей, познакомился с переводческим стилем ныне покойного Антонина Петровича Ладинского. Талантливый прозаик, автор исторических романов, А. Ладинский был в своих переводах прозы и стихов спокоен, прост, иногда чуть-чуть архаичен. Это спокойствие и простота, эта плавность и теплая человечность интонации сразу расположили  редактора к его переводам. Но при этом  его все же озадачила некоторая старомодность лексики. Кoe-rде, с согласия А. Ладинского,  М. Ваксмахер смягчил ее. И вот  спустя какое-то время редактор пожалел об этом. Так, например, в новелле Жоржа Кoньo «3онтик», переведенной А. Ладинским, М.Ваксмахер предложил «послушливую девочку» исправить на «послушную»: слово «послушливый» в современном рассказе показалось неуместным. Между тем, неторопливое повествование о быте французской провинции, о сохранившемся от века дере­венском укладе давало переводчику право употребить столь архаичную форму. Это была его, Антонина Ладинского, находка, это его личная писательская черточка про­явилась в любви к старому слову…

М.Ваксмахер пишет по этому поводу: «Вообще напрасно мы в своих переводах так редко обра­щаемся к великолепным пластам русской лексики, напрас­но забываем, какие богатства накопила русская проза прошлого века. Умно, бережно, с тактом использованный словарь и фразеология Пушкина, Достоевского, Лескова, Толстого, Чехова могут неизмеримо обогатить язык пере­водов классики и даже современной литературы.

Редактор  призван всегда быть на страже… редакторская  неусыпная бдительность направлена, разумеется, прежде всего на охрану и защиту подлинника. Это — общеизвестная истина. И все же иные редакторы эту истину понимают несколько буквально. Между тем, защита под­линника, борьба за высшую точность перевода — это и есть борьба за его яркость против перевода обезличенного. Стоять на страже интересов автора подлинника — ведь это и значит стоять па страже русского языка и на страже своеобразия переводческого стиля, ибо своеобразие это противостоит волнам скучных нейтральных «переводизмов »»(25,с.25).

М.Ваксмахер  с благодарностью  вспоминает о тех наглядных творческих уроках, которые преподала  ему Наталья Ива­новна Немчинова, когда редактировала  его перевод рома­на Жака Стефена Алексиса «Деревья-музыканты» (пер­вая половина книги переведена мною, вторая — О. Моисе­енко). Увидев прочитанные Н. Немчиновой первые листы рукописи,  переводчик вздрогнул: уж очень пестрел текст карандашными пометами и вариантами. Но, прочитав эти замечания,  М.Ваксмахер понял, что  его редактор так  же, как и я, оценил прелесть этой книги, необычность манеры гаитянского романиста, его «волшебный реализм». Все редакторские предложения помогали преодолеть инерцию  его лексики, его робость и скованность в передаче романтических описаний и некоторую болтливость, засорённость  его диало­гов. Рука редактора проясняла то, что сам  переводчик ощущал, но не смог или но рискнул осуществить в первом варианте пере­вода. Н. Немчинова заставила    М.Ваксмахер  освободить  текст от  шелухи служебных слов и словечек, от всех этих многочисленных связочек, союзов, частиц, местоимений, от неуместных прозаизмов. Вместе с тем местами она притушила чрезмерную красивость. Речь гаитянских крестьян стала естественной, в ней зазвучала напевность. Работать по этим замечаниям было нелегко, но радостно.  Переводчик и редактор видели в романе Алексиса те же краски, и редактор помогал их точнее воспроизводить на русском языке. Вместе с тем Н. Немчинова ни разу не возразила против  нахъодок переводчика — иногда несколько вольных, если смотреть строго, — находок и «придумок», против тех лексических или ритмических маз­ков, в которых сказались  личные стилистические вкусы М.Ваксмахера.

Довольно давно  М.Ваксмахер перевел рассказ Анри Барбюса «Чу­жие». Перевод был напечатан в журнале. Спустя несколь­ко лет его включили в однотомник рассказов Барбюса. Редактором сборника была Н. Немчинова. Хочется привести несколько  примеров ее работы над переводом.

Новелла Барбюса — это словно еще одна глава из «Огня»: та же ненависть к преступной бойне, та же нежность к солдатам, нежность, скрытая за внешне сухим тоном, за нарочитой объективностью описаний, словом, та же взрывчатая сила классовой любви и ненависти. Редактура предельно обнажила эти черты. На первый взгляд может показаться, что редакторская рука коснулась «мело­чей», но из мелочей-то и создаётся стиль…

Короткая передышка между боями. Трое солдат слу­чайно попадают на богатую графскую кухню. В первона­чальном варианте перевода было: «За все время, что просидели они в этой богатой кухне, ни один из них не смог произнести ни слова».

После редактуры: «Пока сидели в богатой кухне, ни один не произнёс пи слова». Насколько короче, а глав­ное — точнее по смыслу и ближе стилю оригинала! Не ста­ло мелких, накрошенных словечек, этой словесной «лап­ши», и появилась новая интонация, просторечно-разговорная, единственно верная в этом контексте,

Было: «Даже Пeпe немножко смахивал на слона, а ведь он был в сущности почти так же худ, как и eгo собственный скелет. Да, нужно было быть археологом, чтобы добраться до их истинной внешности, скрытой под этой ужасной грязью».

Стало: «Даже Пене чуточку смахивал на слона, хотя он и был очень худ — сущий скелет. Но ведь только археолог мог бы докопаться до их истинной внешности, скрытой под пластом грязи».

Было: «Не очень-то много слов было произнесено в чистой и просторной кухне».

Стало: «Не речистый народ собрался в просторной кухне». (Эпитет «чистой» снят, чтобы избежать созвучия «чистой» — «речистый»; эпитетом спокойно можно было поступиться, потому что чистоте кухни посвящен в расска­зе целый абзац).

«Им очень хотелось сказать что-нибудь приличное, под­ходящее  для такого случая», — написал я. Н. Немчинова предложила вместо «приличное» — «учтивое»; эпитет стал точным, емким, чуть ироничным.

«Слово так и осталось тяжело висеть в воздухе» — было сказано громоздко, отдавало буквализмом. Редактор заме­нил: «Слово так и повисло в воздухе».

Новелла приобрела свойственную  ей в оригинале подо­бранность и немногословную мудрость.

А теперь — несколько примеров другого рода, приме­ров недостаточной редакторской бдительности, когда в ре­зультате и точность передачи мысли и формы оригинала терпит ущерб, и русское звучание вещи явно страдает.

Во второй половине прошлого века журнал «Москва» опубликовал повесть Антуана де Сент-Экзюпери «Военный летчик» в переводе М. Баранович. Читая перевод,  понимаешь, что рядом с пере­водчицей  не оказалось хорошего редактора, который, раз­делив любовь к творчеству Сент-Экзюпери, подсказал бы немало иных решений. Многое в этом переводе сделано хорошо, но целый ряд мест вызывает серьезные возраже­ния. Сама манера Сент-Экзюпери зачастую искажается…

«Моn Dieu, que tout cela est tendre!» — читаем в оригинале. «Господи боже мой, какая во всем этом невыразимая нежность!» — в переводе. Но слово «невыразимая» противопоказано для Сент-Экзюпери. Дело не в том, что, никакого эпитета  в тексте нет; М. Баранович, возможно, хотела сделать плавным ритм фразы. Вообще переводчик обладает правами куда более широкими, чем право на лишний эпитет. Но есть слова и приемы, для писателя чуждые, невозможные. Речь Сент-Экrзюпери пронзает нас пафосом беспафосности,  в нeй нет места умилению, напыщенности, многословию.

Далее. Проза Сент-Эксзюпери не терпит слов, которые обычно нужны для логического сцепления фраз и мыслей, не терпит всех стих «и верно», «вместе с тем», «точно так же», «так как». Писатель предпочитает подчинительным союзам сочинительные — или обходится без всяких сою­зов. У  него сказано просто: «Но у истребителя отказали пулеметы, и он отвалил в сторону». М. Баранович, словно не доверяя сообразительности читателя, растолковы­вает: «Так как автоматы истребителя по-видимому, отказали… »

Или — в оригинале сказано: «С виду ничего не изменилось, но изменилось все». А в переводе: «С виду как будто бы ничего не изменилось, а вместе с тем изменилось все». Так и хочется прибрать фразу, пройтись по ней венич­ком.

Досадные шумы и шорохи  мешают услышать чистый и суровый голос рассказчика. Мелочи? Опять-таки словно бы мелочи. Но стиль из-за них — иной.

Это касается и других сторон перевода М. Баранович.

М.Ваксмахер считает, что, нельзя на протяжении одного абзаца  переводить двумя разными словами повторенное в подлиннике одно и то же слово; тем более, если это такое емкое и дорогое Антуану де Сент-Экзюпери слово, как «L’aventure». Перевести его очень трудно, это не только  «приключение», но и  синоним напряженной жизни, это — переживание высокого накала мысли и страсти, это то, что противостоит будничному, мещанскому существованию. Найти pyccкий эквивалент этому термину-символy трудно. М.Ваксмахер считает, что принципиально неверен путь варьирова­ния синонимов — и тем более в одном куске,  выбранный                              М. Баранович. В конце XII главы перевода слово «L’aventure» переведено ею вначале как «событие», потом как «приключение».

Очень важно передать в переводе ритмический рисунок прозы Сент-Экзюпери. Ритм — дело удивительно тонкое и щепетильное, здесь особенно велик простор для субъектив­ных ощущений читателя или переводчика. И все же ритм  строится па  конкретных вещах; простор для субъективных ощущений велик, но не беспределен. М.Ваксмахер пишет: «Прозу Сент-Экзюпери порой переводишь, как стихи, задумываешься, ударным или неударным слогом завершить фразу, допустимы ли по­вторы слова, из скольких «дыхательных единиц» или иных ритмических элементов состоит фраза. И на помощь приходит сам писатель: он строит предложения графически точно, порой симметрично, он дает параллельные синтак­сические конструкции. Пренебрегать ими в переводе — не­верно»(25, с.27).

Вот отрывок из «Военного лётчика»:

«Mais il n’est plus де feu pour те faire croire а lа tend­resse. Il n’est plus де chambre glacee pour те faire croire а l’aventure. Je mе reveille du songe. Il n’est plus qu’un vide absolu. Il n’est plus qu’une extreme vieillesse. Il n’est plus qu’une voix…»

Случайна ли здесь анафора? Может быть, писатель просто не нашёл синонимов и только поэтому, по бедности языка, каждую фразу упрямо начинает с «Il n’est plus»?.. Во взятом случае, переводчик решил внести сюда разнооб­разие.

В результате утрачена неповторимая интонация авто­ра, его ритм, трагичность его голоса. Вот что дано в пе­реводе М. Баранович:

«Но для меня уже не существует огня, который заста­вил бы меня поверить в ласку. Нет больше ледяной ком­наты, чтобы заставить меня поверить в приключение. Я возвращаюсь к действительности. И вокруг меня ничего нет, кроме абсолютной пустоты. И нет во мне ничего, кроме предельной старости. Я слышу лишь один голос…» Вот здесь-то можно было бы приветствовать редакторскую не­умолимость, скрупулезность, наконец, «буквализм», если бы редактор настоял на точном воспроизведении синтакси­ческой структуры оригинала — во имя верной передачи са­мого духа книги Сент-Экзюпери…

Зато там, где в оригинале повтора нет, Баранович по­втор вводит.

Во второй главе «Военного летчика читаем: «On inter­prеte cette gravitе соmmе  lе signe d’un pressentiment. On s’accuse де l’avoir negligee».

Слово «pressentiment» не повторяется, ритм непрело­жен и ясен. В переводе он разжижен, замутнен: «И эта серьезность истолковывается как предзнаменование. И мучит совесть за то, что пренебрег этим предзнаменованием». Ритм разжижен и повтором, и непомерной длиной слов «истолковывается», «предзнаменованием». К тому же речь идет у автора скорее о предчувствии, чем о предзнаменовании.

Иногда замена конструкций с параллельным построением фраз  такими-то иными конструкциями приводит к нарушению не только ритма, но и стилистической окраски оригинала. В начале повести «Военный летчик» у Сент­-Экзюпери сказано: «Я усердно решаю геометрическую за­дачу. Я облокотился  на парту и старательно орудую цир­кулем, линейкой, транспортиром. Я сосредоточен и спокоен».  В этом переводе М. Баранович   соединила все в одну фразу и придала эпическую тягучесть тексту, интонации которого — напряженные и взвол­нованные. Зачем было это место излагать так: «В руках у меня циркуль, линейка, транспортир, и я, облокотившись на парту, старательно решаю задачу по геометрии?» М.Ваксмахер считает, что эту картину можно передать и добрым десятком других кон­струкций, но каждая будет иметь свой смысл, свою стили­стическую обязательность; выбор варианта должен диктоваться художественной целесообразностью»(25, с.28).

И опять-таки, не доверяя, видимо, читателю, перевод­чица слишком часто растолковывает в переводе то, что у автора обозначено лаконично. Перевод вместо одного сло­ва дает по несколько слов. Конечно, бывают случаи, когда это необходимо. Но если у Сент-Экзюпери сказано «des heures sans visages», «безликие часы», «часы без лица»,  то зачем же писать в переводе: …«безликие, ничем не отличающиеся один от другого часы»?

М. Ваксмахер отмечает, что не убрал редактор из перевода М. Баранович и шеро­ховатости, нарушающие чистоту звучания русской фразы, нагромождение причастий, непроизвольные рифмы и т. п. («Я видел в Испании человека, извлеченного … из подвала разрушенного бомбой дома».  «Полуобморочные состоя­ния — и в следующей строке «волнения с одеванием» и т. п.). Справедливость требует признать, что как раз огрехов такого рода в переводе М. Баранович немного. Чи­татель прочел добротную русскую прозу — но ведь в ори­гинале эта проза более сурова и мужественна, более сдержанна в выражении боли и гордости.

М.Ваксмахер пишет: «Однако Антуану де Сент-Экзюпери не повезло с редакторами куда больше. О нем, о его жизни и книгах рассказано  русскоязычному  читателю языком корявым и казённым. Я говорю о книге Марселя Мижо, выпущенной издатель­ством «Молодая гвардия» в серии «Жизнь замечательных людей». Книгу перевел Г. Велле. Редактором издательства обозначен М. Брухнов. Плохую услугу оказал он и Антуану де Сент-Экзюпери, и Марселю Мижо, и   Г. Велле. А, главное, читателю. Не стоял редактор этой книги на страже русского языка»(25, с.28).

Вот несколько примеров.

«…больше, чем во всякие книжицы, он верит в благо­творное влияние страха за свое здоровье» (26,с. 22).

«Министерство запрещает обучение летному делу в полку солдат, проходящих действительную службу» (27,с.30).

«И началась мужественная работа нескольких человек, всецело поглощённых осуществлением казавшегося мно­гим фантастическим замысла» (26,с. 58).

«Он органично был поборником коллектива. Однако, думается, при условии, чтобы он им руководил» (26,с. 62).

«В ответ слышится неразборчивое ворчание» (26,с. 63).

«Его искания выше приспособленческой морали столь многих выходцев из его мелкобуржуазной среды» (26,с. 75).

«Ну, можешь сворачивать вещички» (26,с. 75).

«Однако в то время на тех самолетах летчики гибли таким образом совсем не редко» (26,с. 82).

«Но я так опасаюсь для вас Буэнос-Айреса…» (26,с. 144).

«Посреди всеобщего разочарования я все думал о том, какие усилия прилагал, чтобы пройти незамеченным» (26,с. 189).

«Однако предыдущие высказывания требуют — для яс­ности и объемного представления о замечательной лично­сти Сент-Экзюпери — наглядного примера, говорящего о своеобразии его манеры и глубине мышления» (27,с. 223).

«Этой мятущейся душе совсем не свойственен покой даже самого милого пристанища» (27,с. 261).

«Чистота помыслов Сент-Экзюпери не обезоруживает его врагов, а, наоборот, подливает масла в огонь их ненависти» (27,с. 367).

Таким языком переведена вся книга об Антуана де Сент-Экзюпери…

Итак, редактор, стоящий на страже автора переводимой книги, и редактор, стоящий на страже чистоты и бо­гатства русского языка — это одно и то же лицо, это — редактор перевода. Две эти задачи, каждая из которых      по-своему, по-разному — требует  знаний, труда, вкуса, та­ланта, дополняют друг друга. И обе они требуют от редак­тора еще одного качества: чувства ответственности. Чтобы не был ему «свойственен покой даже самого милого при­станища». Ибо в наши дни и в нашей стране плохой пере­вод и плохая книга, какие усилия не прилагай, не могут «пройти незамеченными». Что до хороших книг, результа­та совместного творчества переводчика и редактора, они тоже не проходят незамеченными — их встречает призна­тельность читателя.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

Таким образом, изучив особенности редактирования переводных текстов мы пришли к следующему заключению. Мы выявили, что работа литературного редактора сводится к следующему. Редактор сверяет перевод с оригиналом, восполняет все пропущенные переводчиком части текста, устраняет ошибки, допущенные переводчиком, и обеспечивает точное соответствие перевода оригиналу, а также оценивает работу переводчика;  он продумывает структуру книги и составляет рабочее оглавление, следит за правильностью и единообразием используемых терминов, вносит необходимую смысловую и стилистическую правку в соответствии с нормами языка и  перевода  литературы, определяет, когда необходимо приводить названия на языке оригинала перевода и отслеживает их по тексту, проверяет точность фактических и цифровых данных, правильность применения и точность пересчета единиц физических величин, наличие в тексте ссылок на первоисточники, транскрипцию имен, терминов, наименований, правильность написания и унификацию символов, единиц измерения, соблюдение единообразия обозначений в иллюстрациях и тексте, также проверяет правильность оформления перевода и соблюдение Требований к Авторскому оригиналу; проверяет (или составляет) предметный указатель; составляет краткую и развернутую (рекламную) аннотацию; подписывает в печать издательский оригинал.

Рассмотрев проблему оценки перевода, мы отметили, что помимо традиционной лингвистической концепции в настоящее время намечается и психологический подход к решению этой проблемы.

В настоящее время одни ученые предлагают проводить оценку перевода путем сравнения специалистом-билингвом качеств оригинала и перевода в плане объема передачи в переводе инвариантного элемента, то есть смысловой информации текста. В основе предложенной концепции — принцип «впечатления». Другие ученые, Миллер и Биб-Сентер предлагают определять качество перевода путем постановки вопросов к оригиналу и к тексту перевода. Ответы на них должны вскрыть глубину понимания затрагиваемого в тексте вопроса. Такая методика, как известно, не представляет собой нового подхода и весьма основательно уже разработана отечественными психологами, изучающими вопросы психологии чтения иноязычной литературы.  Существует и другой путь оценки перевода — это сопоставление текстов с целью определения той коммуникативной нагрузки, которую они несут. Такая операция потребует учета тех трудностей, которые были преодолены переводчиком, поскольку именно плохо переведенные трудные части текста получают в переводе повышенную коммуникативную нагрузку. Такая идея выдвигается Ю. Найдой, но, к сожалению, лишь в самом общем плане, и Ю. Найда ничего не говорит о том, каким образом на практике можно было бы измерять такую нагрузку.

  В.Н.Комиссаров, чьей точки зрения мы  придерживаемся, считает, что из всех факторов, влияющих на качество перевода, наиболее объективно удается судить о степени его эквивалентности оригиналу, поскольку такая оценка может основываться на сопоставительном анализе содержания двух текстов. В основе этого анализа лежит процедура выделения и классификации ошибок перевода, то есть несоответствий содержанию исходного текста, которых, по мнению критика, можно и нужно было избежать.

Рассмотрев традиционные авторские ошибки и сравнив их с ошибками переводчика, мы выявили следующие виды переводческих ошибок:

1. Ошибки, представляющие собой грубое искажение содержания оригинала. Такие ошибки приводят к тому, что перевод указывает на совсем другую ситуацию и фактически дезинформирует Рецептора. Они обычно возникают вследствие неправильного понимания переводчиком содержания данного отрезка оригинала.
2. Ошибки, приводящие к неточной передаче смысла оригинала, но не искажающие его полностью, как в предыдущем случае. В результате в переводе описывается та же ситуация, что и в оригинале, но ее отдельные детали указываются недостаточно точно. Как правило, подобные ошибки возникают вследствие неточного понимания значения некоторых слов в оригинале или неправильной оценки переводчиком степени соответствия значений английского и русского терминов.
3. Ошибки, не нарушающие общего смысла оригинала, но снижающие качество текста перевода вследствие отклонения от стилистических норм ПЯ, использования малоупотребительных в данном типе текстов единиц, злоупотребления иноязычными заимствованиями или техническими жаргонизмами и т.д. Подобные ошибки связаны с установлением эквивалентности на более высоких уровнях, чем уровень ситуации, и во многих случаях не влияют на общую оценку качества перевода. Они могут по-разному оцениваться отдельными проверяющими, вызывать среди них разногласия, иногда вообще не признаваться ошибками перевода.
4. Нарушения обязательных норм языка перевода, не влияющие па эквивалентность перевода, но свидетельствующие о недостаточном владении переводчиком данным языком или его неумении преодолеть влияние языка оригинала. Ошибки этого рода дают основания судить об общеязыковой культуре и грамотности переводчика.

Р.Райт-Ковалева считает, что «только при тщательном анализе ошибок можно чему-нибудь научить начинающего переводчика. Тогда он пoймет,  что если,  скажем, у автора, на берегу реки Миссиси­пи стоят «оld 1ittle towns», то это вовсе не обязательно «старинные (или старые) маленькие города», а, смотря но обстоятельствам, и «старые городки» и даже «городишки», может быть, вовсе  не «старинные», а те, что «исстари» ле­пились по берегам.

Безусловно, что редактор перевода должен правильно определять единицу перевода,  уметь грамотно работать с различными словарями, осуществлять   коррекцию многочисленных и качественно разнообразных переводческих трансформаций — с тем, чтобы текст перевода с максимально возможной полнотой передавал всю информацию, заключенную в исходном тексте, при строгом соблюдении норм языка перевода. Только тогда он качественно выполнит свою работу литературного редактора. 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

 

1. Словарь издательских терминов. — М., 1983.
2. Цейтлин С.Н. Речевые ошибки и их предупреждение. Пособие для учителя.- М., 1982.
3. Красиков Ю.В. Теория речевых ошибок (на материале ошибок наборщика).- М., 1980.
4. Комиссаров В.Н. Современное переводоведение. – М.,2004.
5. Виноградов В.С. Перевод: Общие и лексические вопросы., — М., КДУ, 2004.
6. Ю.Найда. Наука переводить // Вопросы языкознания. 1970. — № 4.
7. Редактор и перевод // Сб.статей. – М., 1965
8. В.Коптилов. Этапы работы переводчика // Вопросы теории художественного перевода. Сборник статей.- М. 1971.
9. Швейцер А.Д. Теория перевода. -М., 1988
10. Брандес М.П. Стилистический анализ. -М., 1971.
11. Брандес М.П. Стиль и перевод.- М., 1988.
12. Гюббенет И.В. Основы филологической интерпретации текста. — М.: Изд-во МГУ, 1991
13. Ризель Э.Г. Теория и практика интепретации текста. -М., 1974.
14. Перевод и интерпретация текста. Ред. Кухаренко В.А.,- М., 1988.
15. Латышев Л.К. Технология перевода. — М., 2000.
16. Виноградов В.С. Лексические вопросы перевода художественной прозы. -М., 1978
17. Гак В.Г. Языковые преобразования. — М., 1998
18. Галеева Н.Л. Параметры художественного текста и перевод.- Тверь, 1996
19. Галь Н. Слово живое и мертвое. Из опыта переводчика и редактора. М., 1975
20. Федоров А.В. Основы общей теории перевода.- СПб, 2002
21. Райт-Ковалева Р. Нить Ариадны//Сб. Редактор и перевод.- М., Книга. 1965. — С.5-23.
22. Перевод как моделирование и моделирование перевода. — Тверь, 1991
23. Алексеева И.С. О принципах критической оценки качества перевода // Актуальные проблемы переводоведения и художественного перевода. Материалы XXXIII Международной филологической конференции.- СПб., 2004
24. Галеева М.Л. Анализ текста оригинала как компонент деятельности переводчика художественной литературы // Тетради переводчика. Выпуск 21. — М., 1984
25. Зинде М.М., Фридрих С.А. Качество перевода и стилистика текста // Тетради переводчика. Выпуск 23. — М., 1989
26. Ваксмахер М. На страже двух богатств.// Сборник статей «Редактор и перевод». – М. , 1965г.-С.23-33.
27. Львовская З. Д. Теоретические проблемы перевода.- М., 1985г.
28. Стрелкова Н.С. Практическая стилистика английского языка и стилистическое редактирование переводов.- М., 1984.
29. Черняховская Л.А Перевод и смысловая структура. – М., 1976г.
30. Кашкин И. (статьи в сборнике «Мастерство перевода»). -М.,1959г.
31. Мильчин А.Э. Методика и техника редактирования текста. — М., 1972. С. 305–316. (Глава IХ. Методика правки текста).
32. Галь Н.Я. Слово живое и мертвое. Из опыта переводчика и редактора. Изд. 3. — М., 1979.
33. Виноградов В.В. О художественной прозе // О языке ху­дожественной прозы. — М., 1980. С. 148.
34. Виноградов В.В. Современный русский язык (Граммати­ческое учение о слове) — М.; Л., 1947. С. 437.
35. Чуковская Л.К. В лаборатории редактора. М., 1960. С. 98–99.
36. Винокур Г.О. О языке художественной литературы. — М., 1991. С. 181.

37. Д.Э. Розенталь, Е.В. Джанджакова, Н.П. Кабанова «Справочник по правописанию, произношению, литературному редактированию».- М.,2000.

38. Д.Э. Розенталь «Справочник по правописанию и литературной правке».-М.,1997.
39. Накорякова К.М. Лингвистика и редактирование. Из истории анализа текста // Книга: Исследования и материа­лы. Сб. 56. -М., 1988. С. 55–68.
40. Розенталь Д.Э. Справочник по правописанию, произношению и литературному редак­тированию. — М, 1994. — 245с.