Степь была будто бескрайнее море света. Ледяной мартовский ветер приглаживал траву, а небо сияло такой чистотой, что казалось — мир снова родился.
На возвышении стояли два круга людей — казахи и ногайцы. Взгляды их были одинаково усталыми: за долгую зиму обсуждений каждое слово было сказано, спор исчерпан. Осталось лишь принять то, что уже решено временем.
У ногайцев первым заговорил седобородый бий Эдиге-торе.
— Мы идём на запад. Там — наши жайляу, там нас ждут союзники, — сказал он, и голос его был спокоен, как человек, которому не по душе решение, но он несёт ответственность за своих.
С другой стороны круга шагнул казахский султан Жәнібек.
— А наш путь лежит к востоку. Нам нужно объединить роды, создать новый улус, — произнёс он твёрдо, хотя глаза его выдавали то же, что и у всех — неназванное сожаление.
Люди переглядывались. Женщины прижимали детей, старики тихо перебирали чётки.
Но никто не плакал — в степи не плачут, когда прощаются с друзьями; плачут, когда теряют надежду. А надежда жила — просто дороги стали разными.
Когда караваны начали собираться, молодой ногайский домбрист по имени Киші-Бай остался стоять на холме. Домбра висела за спиной, а в груди теснились чувства, слишком тяжёлые для слов.
Он видел, как длинные цепи юрт, верблюдов и всадников тянутся двумя потоками, расходясь в противоположные стороны.
Солнце стояло низко, и тени растекались по земле, будто сама степь не хотела отпускать никого.
— Сыграй, Киші-Бай, — тихо попросил его старый акын, стоявший рядом. — Пусть степь запомнит этот день.
Киші-Бай снял домбру, потрогал струны и вдохнул сухой воздух весны.
Первые ноты были едва слышны, тихие, как дыхание земли.
Потом мелодия набрала силу — в ней звучало не горе, а тяжёлое и светлое чувство пути, которое бывает у народов, решивших не угаснуть, а двигаться дальше.
Казахи остановились, ногайцы обернулись.
Все слушали.
Струны звенели о том, что пути расходятся,
но степь остаётся одна,
а память сильнее расстояния.
Когда Киші-Бай закончил, ветер подхватил последние ноты и унес их далеко — то ли на запад, то ли на восток.
Не важно куда.
Степь знала, что мелодия найдёт всех, для кого она была сыг
