Нигматулин Зайрулла Гершанович родился в 1923 году. В 1941 году добровольцем ушел на фронт, воевал под Ленинградом.
В составе другой части дошел с боями до Польши. В одном из них 24 ноября 1944 года получил тяжелое ранение. Для выздоровления понадобилось четыре госпитальных года. В 1948 году Зайрулла приехал в Караганду. Сразу попросился на шахту, хотелось заработать побольше, побыстрее обзавестись всем необходимым. Получил отказ: инвалиду нельзя под землю. Пришлось искать работу полегче. И работал до самого последнего времени, до 1 мая 1976 года. До того, как коллектив инспекции Госстраха Ленинского района Караганды проводил его на пенсию.
За свои подвиги в годы Великой Отечественной войны награжден орденом «Славы» III степени, «Отечественной войны» I и II степени, награжден медалями «За победу над Германией», «Маршала Жукова» многих юбилейных медалей и почетных знаков.
Звание «Почетный гражданин города Караганды» присвоено 30 апреля 2005 года в ознаменование 60-летия Великой Победы, за заслуги перед Отечеством в период Великой Отечественной войны, большой вклад в военно-патриотическое воспитание подрастающего поколения, активное участие в общественной жизни города.
Редакция Zakon.kz выражает искренние соболезнования родным и близким покойного.
Рассказ о счастливом человеке
Под Ленинградом героически воевал, был тяжело ранен наш земляк — Зайрулла Гершанович Нигматулин. Об этом особый рассказ.
Пророк, милость и мир ему от бога, сказал: «…Богатство — не в больших деньгах, а богатство — в душе…». И еще он произнес: «… Собравшимся не может быть нигде тесно, если они любят друг друга…».
После захода солнца два миллиона людей из ста пятидесяти стран мира одновременно двинулись с горы Арафат в долину Муздалифа, а оттуда — в Мину. На участке дороги длиной около пятнадцати километров, казалось, собрались все правоверные мира. Облаченные в одинаковую одежду, так что исчезла разница между простолюдином и королем, они были равны перед Аллахом.
Зайрулла шел вместе со всеми. Хадж — одно из самых главных событий в жизни мусульманина, и хоть раз в жизни он должен совершить его.
Аллах положил так, чтобы Зайрулла Нигматулин впервые ступил на святую землю, когда ему исполнилось восемьдесят. За плечами большая, трудная, счастливая жизнь. Чего только не было в ней, какие только испытания не выпадали на его голову! И все-таки свершилось предначертанное: сын муллы из далекого Баян-Аула, пройдя круг отвержения, страданий, битв, тяжкого труда, неустанных забот о своих близких и хлебе насущном, пришел в Мекку. И здесь как будто соединились вместе все нити его судьбы, из мозаики дней, событий собралась огромная картина его жизни, и Аллах взирал на нее. Как будто вся его жизнь развернулась перед Зайруллой Нигматулиным у священного камня — Каабы.
Своего отца он помнит совсем чуть-чуть. Не помнит матери. Но ведь они были, заботились о нем, мечтали, чтобы жизнь его удалась, была счастливой. Безжалостное время забрало их. Родился Зайрулла в двадцатом году, хотя это тоже ему известно только со слов людей. Когда его спрашивают, когда он отмечает день своего рождения, то он отвечает:
— Седьмого ноября.
— Почему?
— В паспортном столе так решили. Советская власть так решила. Без отца и матери я с шести лет… Я даже не знал, что мой отец был когда-то учителем самого Каныша Сатпаева, учил и его брата, других людей, которые стали потом известными учеными, знаменитыми людьми…
Зайрулла вспоминает, что в семье кроме него у отца было еще двое детей — старший сын и младшая дочь. Должен был появиться на свет и четвертый ребенок, но мать умерла при родах, и они остались с отцом. Годы были лютые, голодные. Вскоре старшего брата Зайруллы усыновила сестра матери, с тех пор они практически не встречались.
Никогда не забыть Зайрулле Гершановичу, как ежедневно молил отец Аллаха о счастье сыну: «Пусть выпадет ему счастливая судьба, пусть никогда он не останется один».
Не стало и отца.
До сорок первого года Зайрулла постигал сиротские истины сначала в детдоме в Павлодаре, а затем в одном из детских домов Алма-Аты. Под стать голощекинскому времени были и детские дома. Скорее, это были рабочие поселения для малолетних.
Зайрулла сколько помнит себя в то время, всегда работал. Тачка, лопата, лом — вот были его основные инструменты. Кусок детдомовского хлеба давался нелегко. И только иногда ночью ему не то снились, не то виделись наяву сквозь серые стены детдома прекрасные степные просторы.
В сорок первом грянула война. Он был призван в армию. В детдоме осталась его сестра, он просил, чтобы о ней заботились, не давали в обиду… И отправился защищать страну, свою сестру… Роднее у него никого не было.
Две недели новобранцев обучали приемам владения оружием. Затем молодых солдат погрузили в эшелон, и поезд тронулся.
Две недели шел эшелон по бесконечным железным дорогам. Поначалу солдаты гадали, куда же лежит их путь, где примут они боевое крещение, но потом осталось только ожидание первого сражения — добраться бы врага, показать ему силу казахстанских джигитов.
А вокруг Ленинграда уже сомкнулось кольцо фашистской блокады. Еще в сентябре сорок первого немецкие войска прорвались к подступам города. Начиналась героическая, трагическая эпопея, которая будет продолжаться 900 дней и ночей и унесет сотни тысяч жизней мирных жителей, солдат, что с оружием в руках отстаивали город на Неве.
Эшелон, в котором Нигматулин ехал, еще только подходил к городу на Неве, а здесь уже прозвучали слова мудрого казахского акына: «Ленинградцы, дети мои, ленинградцы — гордость моя. Мне в воде степного ручья виден отблеск невской струи…». Некоторое время спустя Зайрулла увидит эти строчки Джамбула, написанные огромными буквами на стене одного из ленинградских домов. Седобородый старец из далекого Казахстана словно передавал частицу своего духа тем, кому предстояло пережить здесь страшные дни.
Наконец, поезд остановился. «Ленинград! Ленинградский фронт! Ладога!» — пронеслось по вагонам.
Никогда до этого Зайрулла не видел столько воды. Ладожское озеро! Целое море.
Поступил приказ: грузиться на баржи. Только по воде можно было попасть в осажденный город. Три огромные баржи приняли целый эшелон новобранцев.
Долго, казалось, целую вечность, шли баржи по тяжелой воде Ладоги. Все с тревогой вглядывались в темное небо. С ревом вынырнули из низких облаков самолеты с крестами на крыльях. Они пронеслись над баржами и стали набирать высоту.
«Заходят для атаки!» — сказал кто-то опытный рядом с Зайруллой. К шуму моторов прибавился тонкий свист — и тут же у бортов барж поднялись огромные водяные фонтаны.
— Промазал, фашист!
Но через минуту на одной из барж полыхнул разрыв, повалил черный дым. Тотчас и второе попадание потрясло судно. И стало заметно, как оно начало крениться на борт. Все происходило, как в кинохронике.
Попала бомба и во вторую баржу. Та тоже начала погружаться в ледяную воду. Страшно было, что прямо на глазах земляков, друзей, не приняв ни единого боя, без оружия в руках, гибли люди. Но еще страшнее было сознание беспомощности, невозможности протянуть им руку помощи.
Вспоминая об этой трагедии, Зайрулла Нигматулин темнеет лицом: пусть во веки веков будет проклята война, пусть никогда не повторится то, что довелось пережить людям в ту лихую годину!
Только ночью баржа с новобранцами дошла до берега — одна из трех.
— Строиться! — раздался приказ. — Шагом марш!
Судьбу Зайруллы Нигматулина, как и судьбы его боевых товарищей, нельзя отделить от судьбы Ленинграда, трагической и славной судьбы.
Когда новобранцы, в числе которых был и Нигматулин, добрались в осажденный город, в Ленинграде молодые бойцы были нарасхват. Во всех частях не хватало людей. Он оказался в шестом саперном батальоне. Там он пробыл восемь месяцев, потом его перевели в седьмой гвардейский батальон, в ставшую знаменитой во время войны своими боевыми операциями Нижнюю Дубровку.
Бои шли кровавые, противники старались измотать, обескровить друг друга. В одном из боев Зайруллу контузило. Получил контузию и его командир Михаил Иванович Королев. Это произошло уже в 1942 году… К тому времени Нигматулин был опытным бойцом, не раз смотревшим смерти в лицо.
— И вот тогда, — рассказывает он, — нас перевели в седьмой гвардейский. Вместе со мной был местный, ленинградец Баранов, с которым пришлось бывать в самых отчаянных переделках.
Кстати, Баранов тоже был круглым сиротой. Может, поэтому и стали друзьями два человека. Сплотили их фронтовое братство, схожая довоенная судьба.
Однажды ночью в расположение батальона пришла машина, друзьям было приказано собираться. У солдата сборы недолги, подхватили они рюкзаки, пожали руки товарищам: пока, может, еще свидимся, вдруг сведут еще длинные фронтовые дороги…
— Мы не знали, куда идем, — продолжает рассказ Зайрулла Гершанович. — В одну землянку повели, в другую, третью. Спрашивают: кто вы есть, откуда призваны, кто у вас родители, где они сейчас?.. В общем, со всех сторон проверяли нас.
Не знали солдаты, что им предстоит стать разведчиками.
Кто из мальчишек в детстве не мечтал стать разведчиком! Тем более что так лихо показывали в кино этих бесстрашных, никогда не пасующих перед трудностями людей.
В общем, друзья оказались в особой разведгруппе, в которой насчитывалось 27 человек.
Иногда разведчиков сбрасывали в тыл противника на парашютах, а иногда их проводили «через артобстрелы», то есть начинался обстрел, а в это время, пользуясь тем, что враги стараются не высовывать голов, разведчики пересекали линию фронта. Смертельно опасное занятие. Но, наверное, на войне нет безопасных мест.
Зайрулла вспоминает такой случай. Задание было лаконичное — взорвать железнодорожное полотно, пустить под откос вражеский эшелон. На этот раз он вместе с друзьями был заброшен на самолете. С ними была рация.
Полотно железной дороги усиленно охранялось, немцы были настороже. Действовать нужно было предельно осторожно. Подобрались к рельсам буквально в нескольких шагах от фашистов, установили взрывчатку, отошли к лесу, стали ждать. Только когда прогремел взрыв, передали своим: задание выполнено успешно. И тут немцы открыли ураганный огонь. Заговорили минометы. В этом бою Зайрулла был ранен. А всего за войну он получил три ранения. Но в батальоне о нем говорили как об удачливом разведчике: если Зайрулла идет в группе, то задание будет выполнено успешно, вернутся солдаты без потерь. В это поверили безоговорочно еще и после такого случая: немецкая пуля попала в солдата, он только покачнулся, но остался на ногах. Все удивились: только царапнула? А оказалось, что пуля не смогла пробить кожаный ремень, застряла в прочной коже. «Считай, что заново родился!» — говорили однополчане.
И еще в седьмом батальоне считали, что Зайрулла не просто удачлив, удача — результат боевой смекалки, тщательной подготовки к заданию. Добавим, что Зайрулла Гершанович принимал участие во многих операциях. Лихим был разведчиком!
Прорыв сильно укрепленной обороны врага войсками Ленинградского и Волховского фронтов начался в 1943 году. За двое суток до него разведывательные группы 2-й и 18-й инженерных бригад, а также 7-го и 106-го инженерных батальонов были заброшены в тыл для глубокой инженерной разведки. Разведчики оказались в районах Ропши, Красного Села, Тосно. Предстояло разведать дороги, мосты, а также предотвратить их взрывы.
Много славных дел на счету саперов, разведчиков. Пришлось Зайрулле быть в глубокой разведке на Ладожском озере, под Красным Бором. Там были у немцев сильные укрепления, нужно было знать, как преодолевать эту оборону. Неизменно сержант Нигматулин возвращался из немецкого тыла, успешно выполнив свою задачу. Но настал день, когда его друзья вернулись в расположение части без него.
Об этой операции в воспоминаниях ее участников написано довольно скупо: «Под ударами наших воинов враг откатывался к Нарве. Промежуточный оборонительный рубеж немцев проходил по реке Луге. Все внимание инженерных войск фронта было сосредоточено на обеспечении форсирования Луги. Отряд 7-го гвардейского батальона в составе 40 бойцов под командованием заместителя командира батальона капитана М. И. Королева внезапной атакой захватил высоководный мост в районе Ивановской. Бойцы разминировали мост и удержали его до подхода своих передовых частей…».
Зайрулла Гершанович рассказал об этом так:
— Когда было получено задание, то все задумались: как же выполнить его точно и остаться невредимыми. Немцы тщательно охраняли мост. Офицеры знали, что мне уже приходилось бывать в районе Ивановской с разведкой, поэтому говорят: «Придется опять туда идти…».
Готовились сосредоточенно, тщательно. Когда выступили, ребята повеселели, все-таки самое нелегкое — это ожидание. Двигались скрытно, маскировались на местности.
И вот показался мост. По нему шли немецкие грузовики, военная техника. Река в этом месте была довольно широка, наверное, около 60-100 метров. На противоположном берегу — небольшие обрывы, сосновый лес подступал почти к самому мосту. Атаковать мост с фронта было бы просто безумием.
Решено было действовать тремя группами по 14-17 человек в каждой. Одна должна завязать бой с фашистами, отвлекая их внимание от двух других, которые постараются подойти к мосту с флангов и подавить огневые точки противника, блиндажи, землянки, а главное — захватить и разминировать мост. Все три группы рисковали попасть под шквальный огонь противника.
Группе Нигматулина досталось разминировать мост. Он отобрал чуть больше десяти человек, и они отправились вверх по течению Луги. Через некоторое время переправились через реку, опять осмотрелись. Оказывается, они под самым носом у немцев. Приготовили ножницы, резаки. Ползком подобрались к взрывчатке под мостом. Время как будто остановилось. Сердца у ребят стучали так, что, казалось, их удары могут услышать фашисты.
Не услышали, как не заметили и того, что советские воины срезали все заряды, опустили взрывчатку в воду. Мост был спасен.
Стали саперы потихоньку отходить назад.
— И вдруг показался немец, — рассказал Зайрулла Гершанович. — За ним из траншеи вылез и второй. Присмотрелись, оказывается, их всего семь человек. Огневые точки у них размещены через каждые пятьдесят метров так, чтобы нам казалось, что здесь много войск. Хитрые немцы, но нас не обманули… Все попались в плен. Ребята их повели, а я остался, может, еще кто из фашистов покажется. Приготовил автомат на всякий случай и тут услышал свист снаряда…
Это было последнее, что он услышал в этот день. Вспышка разрыва, и все потонуло в черной мгле.
Об этом дне потом вспоминали многие участники боев под Ленинградом. По сути дела, этот эпизод и другие — с разминированием мостов, минных полей, разведкой расположения противника — предваряли долгожданное всеми событие — наступление наших войск и снятие блокады с города на Неве. Так вот, в одной из книг написано: «… свой план саперы осуществили успешно и быстро. Они захватили семь гитлеровцев в плен. Гвардейцам тоже не удалось избежать потерь — во время атаки погиб один из лучших разведчиков-минеров старший сержант Нигматулин».
А он остался жив. В том бою за мост он был тяжело ранен осколком снаряда, а взрыв засыпал его землей. Долго искали друга боевые товарищи, но вынуждены были вернуться в расположение батальона с тяжелой вестью.
Как водится, помянули разведчика фронтовыми ста граммами: душевный был человек, негромкий, обстоятельный… Э-э-э-х!..
Война продолжалась, путь седьмому гвардейскому батальону предстоял еще неблизкий. Славно воевали гвардейцы, никогда не забывая о Нигматулине. И спустя много лет после войны они числили его в погибших, отмечали добрым словом в своих воспоминаниях, сожалели о такой утрате.
Много часов пролежал Зайрулла в воронке, присыпанный землей. Может, день, а может, и больше, потому что ничего об этих страшных часах не помнит. Темнота окружала его, забытье… Очнулся он от близких голосов, попытался пошевелиться, это удалось с неимоверным трудом.
— Смотри, в воронке-то под землей кто-то шевелится! — произнес удивленный голос. — Живой!..
Уже потом, в госпитале, он узнал, что только на второй день после боя его подобрали передовые отряды 42-й армии. За него взялись медики, по сути дела, им предстояло дать солдату вторую жизнь. Зайрулла лечился, представлял, как вернется в свой батальон, как удивятся, обрадуются ребята. Не все мечты сбылись. Зайрулле не пришлось больше служить в седьмом гвардейском. После выздоровления сражался с фашистами за освобождение Выборга, Прибалтики, Украины, дошел до Польши. Награжден орденами Славы III степени, Отечественной войны II степени, Красной Звезды, многими медалями. Одной из самых дорогих наград считает медаль «За оборону Ленинграда». Его боевой путь завершился в Варшаве, где под самый конец войны он был тяжело ранен. Опять лечился, на этот раз в госпитале в Москве.
Последний раз Зайруллу ранило в ногу, он передвигался с большим трудом. А нужно было устраиваться на работу, налаживать быт, ведь он был тогда еще совсем молодым человеком.
После демобилизации поехал в Алма-Ату. С работой не все получалось, а пенсия у него была 240 рублей. Для сравнения, метр шерстяной костюмной ткани бостона стоил более трехсот рублей. Но, конечно, тогда бывшему разведчику было не до бостоновых костюмов. Он кое-как сводил концы с концами. Но не сетовал, а старался устроить свою жизнь, стать полезным обществу, стране.
Нашел он и сестру, к тому времени она уже вышла замуж, у нее была своя семья. К сожалению, она умерла очень рано — в 1954 году. У нее осталось трое детей…
В общем, жизнь не давала послаблений. Но, может быть, трудности только закаляли его характер, укрепляли его жизнелюбие?
Говорят, что фортуна отмечает терпеливых, настойчивых, трудолюбивых. И Зайрулла встретил женщину своей жизни — свою Зейнеп. Он встретил саму судьбу.
Она в это время работала закройщицей на обувной фабрике, куда устроилась в 1941 году. Так случилось, что Зайрулла был направлен на эту фабрику налаживать вентиляцию, в общем, улучшать условия работы. В цеху работали в основном мужчины, женщин немного, а из казашек была только она одна. Разузнал все о ней, как зовут, где живет. Оказалось, что со своей маленькой дочкой она живет у свекрови, а муж ее погиб на фронте.
В другое время, может быть, надолго бы затянулось их знакомство, встречались бы они, ходили в кино. Но сразу после войны, когда всем приходилось работать изо всех сил, когда все жили скудно, когда не было лишней пары ботинок, нарядной одежды, казалось, что неуместны и долгие ухаживания.
Время показало, что они не ошиблись. Более полувека не расстаются они, идут по жизни рука об руку, разделяя радости и горести…
Пропустим несколько лет из жизни старого солдата, скажем только, что за эти годы родились у них с Зейнеп сначала дочь, а потом и пятеро сыновей… Все дети стали достойными людьми…
Наверное, не проходило в те годы ни дня, когда бы не вспоминал Зайрулла Гершанович своих боевых друзей. Где они, живы ли, помнят ли о нем?..
В Караганде в одном доме с Нигматулиными жила известный в крае детский врач Алла Михайловна Элькина. Алла Михайловна прекрасно знала семью Нигматулиных, лечила, если приходилось, все хвори их детишек. И однажды в 1974 году она отправилась в Ленинград и там попала в одну компанию, в составе которой был Сергей Обабков, однополчанин Зайруллы Гершановича. Как водится, выпили, закусили, пошли разговоры, расспросы. Вспомнили о войне. Обабков, познакомившись с гостьей из казахстанского города, сказал: у нас в батальоне тоже был один казах — героический разведчик Зайрулла Нигматулин, жалко, что он погиб. Алла Михайловна очень удивилась, говорит, что в одном доме с нею проживает семья Нигматулиных, главу семьи звать Зайруллой, он ветеран войны, воевал где-то под Ленинградом.
— Может быть, совпадение? — засомневались присутствующие. Наверное, никто в тот момент не мог себе представить, что этот неведомый Нигматулин из Караганды и есть тот самый легендарный разведчик, старый боевой товарищ, которого все они считали погибшим.
И тогда было решено послать Нигматулину через Карагандинский военкомат приглашение на празднование 30-летней годовщины Великой Победы.
Зайруллу Гершановича вызвали в военкомат.
— Вас разыскивают однополчане. Вот адрес…
Трудно передать словами, что почувствовал Зайрулла Гершанович. Столько лет прошло, столько событий прошумело вокруг, вся жизнь, по сути дела, изменилась. Бывший разведчик стал главой большой, дружной семьи. Дети его подрастают, выходят в люди, получают прекрасное образование. Давно осталось за плечами горькое сиротское детство, все дальше отодвигается страшное военное время… И снова молодо забилось сердце, вспомнилась каждая минута фронтовой молодости, предстали перед ним лица друзей…
И вот самолет принес его в Ленинград. Память всколыхнулась, едва он сошел по трапу на легендарную землю. Город изменился, расцвел к празднику Победы, принарядился. Более тридцати лет назад был здесь в последний раз Нигматулин.
Был ему в военкомате дан адрес: улица Красноармейская, дом номер четыре, седьмая квартира. Кто там ждет его, кого он сможет увидеть, этого ему не сказали. Можно представить, с каким волнением подходил он к этому большому старинному зданию. Поднялся на четвертый этаж, нажал на кнопку звонка. И вышел человек. Вгляделся в лицо старого солдата, обнял его, и они оба не сдержали слез. Это был Петр Кузьмич Евстифеев, теперь полковник в отставке, который командовал в то боевое славное время седьмым гвардейским батальоном. Именно он встречал с каждого задания разведывательные отряды, именно ему они докладывали о результатах своей боевой работы. Он первый узнавал о победах, первый — о потерях… Сегодня он первый узнал о том, что жив замечательный разведчик Нигматулин.
Долго стояли старые солдаты на лестничной площадке. Уже родные Евстифеева стали зазывать их в квартиру, а они не могли разорвать крепких солдатских ладоней; все боевое прошлое, все, что связывало этих людей, воскресло в этот незабываемый миг.
Ближе к вечеру стали собираться гости, которых пригласил по телефону хозяин. Позвонил одному, второму… пятому, причем никому не объяснял, по какому поводу предполагается встреча. Зайрулле Гершановичу предложил побыть пока за плотной ширмой. Предупредил:
— Не выходи, пока не позову, будь тише воды, не издавай ни звука… Сюрприз будет.
Опять пригодилось старому разведчику его умение маскироваться, быть незаметным, неслышным. Он сидел на диване и пытался узнавать приходящих по голосам…
Пришли Таргованов, Михаил Иванович Королев, Лебедев, — тот самый Лебедев, с которым Зайрулла Гершанович ходил на свое последнее задание, с которым расстался, как оказалось, на тридцать с лишним лет на том памятном мосту. Пришли бывший командир взвода Михаил Иванович Кудрявцев, Сергей Обабков, старые, дорогие, не забытые и вовек не забываемые люди. Как не терпелось Нигматулину увидеть их и обнять!.. Сердце выскакивало из груди от волнения, но помнил он уговор с Евстифеевым, сидел за своей ширмой молча.
Гости сели за стол, налили по первой. Как водится у ветеранов, за тех, кто не вернулся, за тех, кто остался навеки молод.
— А мне сегодня наш Зайрулла снился, — сказал Петр Кузьмич, — как будто мы с ним в блиндаже, и он меня из блиндажа не отпускает. Наверное, свидимся скоро…
— Бог с тобой, Кузьмич, ты что, умирать собрался, ведь Зайрулла-то погиб давно?.. — сказал кто-то из гостей. — Он тебе снился потому, что ты любил его и не забываешь солдата…
А Лебедев — Нигматулин узнал его голос — добавил:
— Мы тогда два раза специальные группы посылали на его розыск, на место того боя, но ничего от него не осталось… даже ногтя не нашли…
Налили по второй рюмке, чтобы поднять тост за живых. Тогда Петр Кузьмич говорит:
— Я выйду на минуту…
И вывел из-за ширмы Зайруллу Гершановича…
Трудно передать словами тот шок, ту радость, которую испытали ветераны, увидев старого товарища, которого все давно считали мертвым!.. Все было тут — объятья, крепкие солдатские рукопожатия, слезы радости. С того света вернулся для однополчан старый друг.
С тех пор больше никогда не теряли друг друга из вида однополчане, переписывались, слали друг другу поздравительные открытки. Письма шли из самых разных уголков страны — Нальчика, Ленинграда, Москвы… Однажды прислали письмо даже школьники одной из Прибалтийских республик, прочитавшие о подвиге разведчика из Казахстана. У Зайруллы Гершановича, его детей собрался целый эпистолярный архив. Особенно бережно хранятся здесь фотографии, книги, в которых рассказывается о боевом пути гвардейского батальона.
К сожалению, время берет свое, и писем постепенно стало приходить все меньше и меньше. Старые солдаты постепенно уходят. Сказываются возраст, давние раны. Но подвиги их незабываемы.
Автор — Геннадий Доронин, газета «Казахстанская правда»
