24 октября в рамках проекта состоялась лекция Анны Владимировны Дыбо – главного научного сотрудника, заведующей отделом урало-алтайских языков Института языкознания РАН, доктора филологических наук, профессора, члена-корреспондента РАН. Тема лекции: «Сюнну-гунны – кто же они?».
Первые упоминания о народе сюнну появляются в китайских летописях периода Сражающихся Царств. В 318 году до н.э. этот народ в союзе китайскими княжествами совершил нападение на царство Цинь. В дальнейшем народ сюнну все чаще упоминается на страницах летописей в связи с военными походами, набегами на Китай и войнами «варварских племен» друг с другом. Сюнну (匈奴) – это современное чтение иероглифов, по-древнекитайски они должны были читаться как хунну, в дальнейшем мы будем называть их в соответствие с древним произношением.
Обитали хунну в степях к северу от Китая, в районе плато Ордос и немного севернее. Археологи сейчас соотносят этот народ с одной из двух известных археологических культур: культурой ордосских бронз или культурой погребальных плит. Окружали их другие кочевые народы. К западу жили юэчжи, который современные исследователи считают индоевропейским народом, говорившим на языке иранской группы. К востоку – дунху, которые, скорее всего, были протомонгольским народом. На юге лежали китайские царства, из которых непосредственно с землями степных кочевников граничили Цинь, Янь и Чжао.
В середине III века до н.э. китайский полководец Ли Му из царства Чжао повел армию, чтобы разделаться с «северными варварами» за их постоянные набеги. Он разгромил дунху и нанес поражение хунну. Летопись говорит, что в битве погибло более 100 всадников-хунну. Однако вскоре они вновь стали тревожить китайцев. В 214-213 годах император Цинь Ши-хуанди, объединитель Китая, послал против хунну военачальника Мэн Тяня. В результате китайцы завоевали плато Ордос, а хунну были вынуждены отступить на север. После этого похода для защиты занятых земель государство Цинь начало создавать цепь укреплений, которые сейчас известны как Великая Китайская стена.
Народом хунну правил тогда шаньюй (так в китайских хрониках передается титул правителя) по имени Тумань. После бегства на север он через десять лет сумел, воспользовавшись «смятением» в Китае после падения династии Цинь, отвоевать прежние земли на южном берегу Хуанхэ. Легенда, которую сохранил для нас знаменитый историк Сыма Цянь, рассказывает, что у Туманя была молодая жена, желавшая, чтобы именно ее сын стал наследником. Но у Туманя был старший сын – Маодунь. Его, благодаря интригам мачехи, отправили заложником к народу юэчжей. Из этого исследователи делают вывод, что в то время хунну были вассалами юэчжей.
Затем Тумань со своими воинами напал на юэчжей. Заложника-Маодуня в такой ситуации должны были казнить, но он сумел бежать, украв коня, и вернуться к своим. Отец дал ему под начало отряд в десять тысяч всадников. Как говорится в легенде, Маодунь, собрав своих воинов, выстрелил свистящей стрелой в своего любимого коня. Обычай требовал безусловного подчинения, и все воины должны были также выстрелить из луков туда, куда указал предводитель. Тех же, кто не сделал этого, Маодунь велел казнить. Вскоре он устроил второе испытание, выстрелив в свою любимую жену. И снова приказал отрубить головы тем, кто засомневался. Наконец, убедившись, что воины беспрекословно выполняют его приказы, он выстрелил в своего отца Туманя, а все воины последовали его примеру. Так Маодунь сам стал шаньюем.
Вскоре под предводительством Маодуня народ хунну достиг большого могущества. Сначала были разгромлены дунху, затем другие кочевые племена: лоуфани, байяны, гяньгуи, хуньюи, кюеше и цайли. После восьми лет непрерывных войн возникло огромное государство нового типа, который впоследствии историки назовут кочевой империей. Она заняла территории от Одроса до Забайкалья, всю современную Монголию, часть Маньчжурии на востоке и земли до озера Балхаш на западе. Юэчжи, вассалами которых еще недавно были хунну, потерпев поражение бежали на запад. Лаошан, сын Маодуня, разгромил их, а из черепа их вождя была сделана чаша для пиров.
В 201 году до н.э. Маодунь начал войну с Поднебесной империей. Император Гао-ди сам возглавил войско, отправившееся на битву с хунну. Но его ждала неудача. Кочевники сумели заманить в горное ущелье передовую часть армии, где находился и сам император, и окружить ее. Семь дней они пытались вырваться из окружения, а основные силы китайцев – пробиться к императору, но так и не смогли. Тогда, как сообщает хроника, китайцы смогли подкупить жену Маодуня, и она уговорила шаньюя выпустить императора Гао-ди с войском из окружения.
В итоге между китайцами и хунну был заключен договор «о мире и родстве». Договор должна была закрепить женитьба Маодуня на одной из дочерей китайского императора. Но выбранная для этого принцесса отказалась выходить за варвара, говоря, что скорее покончит с собой, чем отправится к хунну. Тогда император Гао-ди срочно удочерил дочь одного из придворных и выдал ее замуж за Маодуня. Позднее, после смерти Гао-ди, Маодянь даже хотел жениться еще и на самой императрице, но она отговорилась тем, что уже «состарилась, силы ослабели, волосы линяют, зубы выпадают».
Так в отношениях сюнну и Китая начался сравнительно мирный период. Хотя официальная точка зрения Китая всегда трактовала хунну как вассалов, а регулярно отправляемые им им шелковые и хлопчатобумажные ткани, рис, вино, ценные изделия называла подарками, хунну, несомненно, воспринимали это как дань и считали китайцев своими вассалами.
Знатных китаянок еще неоднократно выдавали замуж за знатных хунну. Одна из таких жен, Ван Цян (Ван Чжаоцзюань), выданная за шаньюя Хуханье в 33 г. до н.э., описала свою судьбу в стихотворении:
…Рассталась я с дворцом давным-давно
В недугах коротаю жизнь мою,
Желанья подавляю и мечты,
А чувства – чувствам воли не даю
Пусть быт и пища непривычны мне
И многое здесь чуждо для меня,
Но на чужбине я совсем одна,
Привычки давние должна менять.
С залетной ласточкой себя сравню:
Гнездо ее отсюда далеко –
В Сицяне, где разливы бурных рек,
Где пики гор до самых облаков.
О мать родная! О родной отец!
Видать, на этом свете правды нет.
Как я тоскую, убиваюсь как!
Глазам бы не глядеть на белый свет!
(перевод М. Басманова).
Впрочем, жизнь китаянок среди в северных степях не всегда была совсем уж безрадостной. Сохранились сведения, что знатные хунну строили для своих китайских жен целые дворцы в китайском стиле.
Но кем был народ хунну? Какие народы ему родственны? На языке какой группы он говорил? Ответить на эти вопросы трудно потому, что единственные дошедшие до нас слова из языка хунну были записаны китайскими авторами. Иероглифическая же письменность не отражает звучания слов. Китаец, желая записать иноязычное слово, подбирал сходно звучащие иероглифы, но проходили века, произношение этих иероглифов менялось, и со временем уже становилось непонятно, как они читались изначально.
Поэтому лингвистическое изучение хунну смогло начаться только после того, как прогресса достигла совсем другая область языкознания – историческая фонетика китайского языка. Древнее произношение китайских слов ученые смогли реконструировать с помощью различных источников. Во-первых, это данные многочисленных китайских диалектов, к котором применили классические методы сравнительно-исторической фонетики. Во-вторых, это анализ рифм в древней поэзии и составленные самим китайцами словари рифм. Дело в том, что китайцы довольно рано стали отмечать, что строчки, рифмующиеся у древних авторов, через несколько столетий перестают рифмоваться. Это вызвало создание пособий для поэтов, где указывалось, какой иероглиф с каким можно рифмовать по канонам классической поэзии. Наконец, фонетическим исследованиям помогли китайские иероглифические записи буддийских терминов, произношение которых в санскрите было известно. Таковы были три источника, позволившие ученым реконструировать звучание древнекитайского языка. Значительный вклад в исследования древнекитайской фонетики внес С. А. Старостин, опубликовавший в 1989 году монографию «Реконструкция древнекитайской фонологической системы».
Как изменялось со временем китайское произношение, можно увидеть на нескольких примерах. Иероглиф 山 «гора» в современном пекинском варианте китайского читается как шань, среднекитайское чтение – сан, а древнекитайское – сран. Иероглиф 天 «небо» сейчас звучит как тянь, в среднекитайском звучал как тхиен, в древнекитайском – тхин. «Человек» 人в современном языке жень, в средне- и древнекитайском – нин. «Красный» 赤 в современном языке чи, в среднекитайском чек, в древнекитайском киак. Вспомним, что и само слово сюнну в древнекитайском звучало как хунну.
Итак, после установления, как читались иероглифы в древнекитайском, стало возможным выяснить и то, как звучали записанные китайскими авторами слова языка хунну. Выяснилось, что большое количество этих слов имеет тюркские соответствия. Например, слово языка сюнну со значением «небо» китайцы записали как 撐黎*ṭhāŋ-rə̄j, что созвучно пратюркскому *taŋri «небо, бог». Слово 橐駝 *thāk-lhāj «верблюд» соответствует пратюркскому *tạj-lag «верблюжонок», 服匿 *bwək-ṇək «вид сосуда» – пратюркскому *bök-lüg «с пробкой», 駃騠 *kwjāt-d(h)ē «вид лошади» – пратюркскому *Kạtir «мул», 徑路*kēŋh-rāh ‘меч’ – пратюркскому *Kiŋrak. У последнего из перечисленных слов была интересная судьба. Из языка хунну оно было заимствовано в согдийский язык, оттуда – в арабский, оттуда – в персидский, затем – в турецкий и наконец через языки Северного Кавказа пришло и в русский язык, превратившись в кинжал.
Тюркские значения обнаружились и у некоторых записанных китайцами собственных имен хунну (稽粥 *kjə̄j-təuk – пратюрк. *Kạtik ‘твердый’, 呼廚泉 *wā-ḍwa-ʒ jwan – пратюрк. *otoči-n ‘лекарь’).
Другое доказательство того, что язык народа хунну был тюркским, состоит в том, что около двадцати слов, реконструируемых для пратюркского языка, находят соответствия в древнекитайском. Следовательно, это заимствования из древнекитайского, попавшие в тюркские языки благодаря контактам между китайцами и сюнну. Среди таких слов *gümüλ ‘серебро’(др.-кит. *kəmliw 金 鐐 ‘серебро’), *Tẹmür ‘железо’ (др.-кит. *tiēt-mhwit, диал. tiēr-mwur 鐵 物 ‘железная вещь’), *könüg suv ‘ртуть’ (др.-кит. *köuŋ 汞 ‘ртуть’), *bẹk ‘титул’ (др.-кит. pēk 伯 ‘быть старшим, старейшиной рода’), *sü ‘войско’ (др.-кит. *śwò 戍 ‘охранять границы; пограничный гарнизон’), *biti- ‘писать’ (др.-кит. pit: 筆 ‘кисть для письма’), *kujn ‘свиток, книга’ (др.-кит. kwén 卷 ‘свиток’) и другие.
Время существования пратюркского языка, определенное при помощи глоттохронологического анализа, хорошо соответствует времени существования державы сюнну. Все эти данные позволяют считать, что язык хунну как раз и является тем самым пратюркским языком.
Установив тюркскую языковую принадлежность хунну, ученые смогли прочитать двустишие на их языке, записанное в одной из китайских хроник. Это двустишие представляет собой прорицание, которое сделал мудрец Фотучэн о том, будет ли успешен поход предводителя одного из племен Ши Ле против другого военачальника – Лю Яо. Помимо иероглифической записи, автор хроники дал приблизительный перевод стихов: «Войско выйдет, Яо будет схвачен». Основываясь на древнекитайском чтении иероглифов, Анна Дыбо предлагает реконструкцию тюркского текста и перевод:
Süge taλɨ-t-kan
bökö-g göt-ök-ta-ŋ.
«Войско заставив выйти наружу,
беке [титул] захватите, пожалуй».
Здесь данным пратюркской реконструкции соответствуют и грамматические показатели.
Но в сохранившихся благодаря китайским историкам данных по языку хунну присутствует не только лексика тюркского происхождения. Удалось обнаружить около десяти заимствований из языка иранской группы, более всего напоминающего хотаносакский язык. В число этих заимствований входит целый ряд титулов (в том числе и титул шаньюя), а также лексика, относящаяся к молочному скотоводству («кумыс», «молоко», «сливки», «осветленное масло»).
Все эти данные позволяют предположить, что народ хунну был тюркоязычным, но в его ранней истории были активные контакты с народом иранской группы. Причем у иранцев было заимствовано молочное скотоводство, и, возможно, в течение какого времени тюрки были в вассальной зависимости от иранцев (об это говорят иранские по происхождению титулы знати). Все это напоминает зафиксированную хрониками (в истории с заложником Маодунем) зависимость хунну от народа юэчжи, которые исследователи считают индоевропейским.
Обнаружились в языке хунну и заимствования из других языков, только в меньших количествах. Например, часть титула шаньюя, которую китайцы записали как 若鞮 *ńak d(h)iē и перевели как «почтительный к старшим» (то есть к императору Китая). Это выражение постоянно встречается в цитируемых китайскими историками посланиях шаньюев к китайским императорам. Однако выясняется, что это *ńak d(h)iē, скорее всего, заимствовано из тохарских языков, где слово ńakte ‘бог, господь’ часто использовалось как почтительное обращение к царю. Видимо, предводители хунну вкладывали в этот титул отнюдь не почтение к китайскому императору.
История шла своим чередом. Несмотря на дипломатические отношения и браки китайских аристократок с предводителями хунну, между двумя народами постоянно возникали конфликты. Часто хунну совершали набег за Великую стену, порой и китайцы снаряжали армию, чтобы усмирить своих беспокойных соседей. История II века до н.э. – II века н.э. предстает как череда периодически возобновляемых военных действий между китайской империей и кочевым государством хунну. В конце концов, успеха добились китайцы, верные принципу «побивать варваров руками других варваров». Они умело провоцировали столкновения между хунну и другими кочевыми народами: ухуанями,
усунями, динлинами.
Возникали и междоусобицы внутри державы хунну. В 57 – 46 годах до н.э. произошла война между двумя шаньюям Чжичжи и Хуханье. Хуханье признал себя вассалом Китая (это за него выдали замуж поэтессу Ван Цян). Чжичжи увел свой народ в восточную часть Средней Азии, где некоторое время успешно воевал с окрестными народами, но в 36 году до н.э. потерпел поражение от китайской армии и погиб. В 48 году н.э. остаток державы хунну пережил еще один раскол. Шаньюй Би, предводитель южных сюнну, признал себя вассалом Китая. Северным хунну пришлось уйти дальше в степи. Там их теснили сяньби, динлины и собственные сородичи, поддерживаемые китайскими войсками, поэтому им приходилось кочевать все дальше и дальше на запад.
В 370-х годах их потомки пересекли Волгу и устремились в юго-восточную Европу. Византийским и латинским хроникам они известны под именем гуннов. Их предводитель Аттила, который в V веке дошел до французского города Труа, надолго запомнился народам Европы. Какие следы языка гуннов удается найти ученым в языках Европы, вы можете узнать из видеозаписи лекции Анны Владимировны Дыбо.
| Полит.ру |
