Директор «Левада-центра» Лев Гудков объяснил DW, почему россияне стали положительно относится к «Русскому маршу», и почему в некоторых районах страны — предпогромное настроение.
Накануне празднования Дня народного единства, который отмечается в России в понедельник, 4 ноября, глава московского «Левада-центра» Лев Гудков рассказал DW о том, как относятся к этому празднику россияне, почему у большинства этот день ассоциируется с «Русскими маршами» и в чем причина усиления националистических настроений в стране.
DW: Что связывают россияне с Днем народного единства?
Лев Гудков: Ничего особенного. Они рассматривают это как инициативу властей для того, чтобы погасить память о 7 ноября. Изначальная неопределенность исчезает, люди согласились с официальным названием, но никаких эмоций он не вызывает. Очень небольшая часть идентифицирует себя с этим праздником.
— Правда ли, что в сознании большинства россиян 4 ноября теперь скорее ассоциируется с «Русскими маршами» националистов?
— Безусловно. Мы только что получили результаты свежего опроса, которые показывают, что за последние два года ситуация перевернулась. Если в 2011 году 45 процентов осуждали подобные выступления и 28 — поддерживали, то сегодня ситуация прямо обратная: 40 процентов одобряют их и 25 — осуждают. Резко уменьшилось число тех, кто выступает против, называет это фашизмом.
— Чем вы это объясняете?
— Идет подъем национализма, мутной волны самоутверждения на фоне отчасти демагогии властей по поводу опасности, якобы грозящей стране из-за интриг Запада. Это политика, которая продолжается два года уже. Соединение набора тем — угрозы со стороны Запада, педофилии, иностранных агентов, плюс антииммигрантской риторики — все это подняло волну низового национализма и ксенофобии. Если говорить о совсем ситуативных причинах, на это наложился еще недавний теракт в Волгограде.
— Можно ли на фоне этого ожидать, что нынешний «Русский марш» будет самым массовым за последние годы?
— Скорее всего — да, потому как он проходит на фоне событий в Бирюлеве, информированность о которых очень высока. В общественном мнении сложилась совершенно четкая версия о том, каковы причины случившегося. Это, прежде всего, — непосредственный повод, убийство азербайджанцем русского парня. С другой стороны, это — коррумпированные приезжими правоохранительные органы. Так считают люди. И третье, конечно, — чувство незащищенности населения и вызывающее поведение самих мигрантов. Эти версии разошлись мгновенно, поддерживаемыми государственными телеканалами.
— В ходе предыдущих «Русских маршей» происходили столкновения его участников с мигрантами. Ожидаете ли вы, что теперь этого будет еще больше?
— Готовность к этому гораздо выше. Хотя в Москве нагнали много ОМОНа, полиция будет к этому готова. Но националисты хотят о себе заявить, поэтому они пойдут на провокации.
— Вы давно следите за «Русскими маршами». Кто эти люди, которые на них ходят?
— Это, прежде всего, молодежь, с невысоким уровнем образования, люмпенизированная, для которой нынешняя ситуация выглядит крайне драматично. В России быстро формируется потребительское общество, но без характерных для Запада буржуазных ценностей и понимания того, что благосостояние связано с упорным трудом. Здесь резкая дифференциация вызывает зависть. Недовольство становится мотивом, выводящим людей на улицы. Я бы назвал это смещенной агрессией — зависть плюс чувство незащищенности вызывают агрессию, которая вымещается на гастарбайтерах.
— После инцидентов в Бирюлево или Пугачеве складывается впечатление, что этническое противостояние может перерасти в массовые столкновения по всей стране. Это так?
— Я не думаю, что это превратится в общее явление, но уже лет семь мы говорим, что во многих регионах сложилась предпогромная ситуация, и что достаточно малейшей искры, и возникнет этнический конфликт. Это провоцирует и риторика властей о наплыве мигрантов.
— Что бы вы посоветовали властям, чтобы избежать конфликтов?
— Отказаться от риторики, которая провоцирует, и более жестко контролировать русских националистов. Какое-то время власти довольно жестко вели тактику привлечения к суду скинхедов, которые нападали на приезжих. Это дало результат, число нападений пошло вниз. Но, начиная с 2011 года и протестных выступлений демократической оппозиции, власть начала заигрывать с националистами. Власть уверена, что она в состоянии их контролировать. Но это далеко не всегда получается.
— Вы упомянули о протестах 2011 года. Тогда националисты выходили вместе с либералами и на проспект Сахарова, и на Болотную площадь в Москве. Один из лидеров оппозиции, блогер Алексей Навальный, в свое время принимал участие в «Русских маршах». Как сейчас складываются отношения либералов с националистами?
— Для Навального очень характерна националистическая риторика. Правда, в последнее время она угасла. Но в Москве перед выборами мэра тема контроля над мигрантами была центральной для всех кандидатов. Это можно тоже считать одними из факторов провоцирования этнических конфликтов. Отношения либералов с националистами были напряженными и вынужденными во время антипутинских демонстраций. Сейчас, поскольку оппозиция ослабла, отношения прекратились.
— Национализм, наоборот, набирает силу, так?
— Общая почва для роста национализма — это ощущение социальной незащищенности, уязвимости, отсутствие справедливости, перспектив, и то, что единственными символическим идейным ресурсом осталось прошлое, хоть и иллюзорное.
— Харизматичного лидера, условного «русского фюрера» у националистов пока нет?
— Нет, и это важно. Как бы ни обстояли дела, как бы ни росла ксенофобия, у населения сохраняется большой страх перед радикалами и националистами, неприятие этого.