В 1771 году большая часть волжских калмыков из междуречья Волги и Жаика (Урала) переселилась в Восточную Джунгарию. Их путь длиной более трех тысяч километров пролегал по территории Казахстана от Жаика до Или. Казахи назвали поход и битвы с калмыками Шанды жорык, российские власти назвали переселение Торгоутским побегом, сами калмыки считают это Великим кочевьем
Пеньковые
недоуздки России
Мысль о переселении в Джунгарию, на историческую родину, периодически возникала в сознании калмыцких ханов. Жена хана Аюки — Дармабала, будучи племянницей Цеван Рабуана, при жизни мужа и после его смерти не раз предлагала калмыкам откочевать на родину. Еще сильнее откочевочные настроения возродились после уничтожения Джунгарии и прибытия оттуда около 40 тысяч беженцев. С другой стороны, с 1760-х годов усилилось давление центральных русских властей, которые ограничивали власть калмыцкой знати, пытались обратить народ в православие. Кроме того, на Волгу стали массово переселяться русские и немецкие крестьяне, что приводило к столкновениям с кочевниками, уменьшению пастбищных территорий, а местные власти потакали крестьянам и, наоборот, ужесточали требования к кочевникам. Все эти факторы были той почвой, на которой зрело решение об откочевке в Джунгарию. Особенно активно агитировали за откочевку лама Лоузанг-Джалчин и джунгарский нойон Шерен. Они рисовали перед тщеславным наместником калмыков Убаши радужные картины освобождения от ярма царизма и православия, занятия свободных джунгарских пастбищ и создания нового независимого ойратского государства. В конце 1760-х годов среди калмыцких тайшей окончательно созрел план перекочевки в Джунгарию и создания там нового калмыцкого государства. Наверняка план был согласован с Китаем. К тому времени китайско-монгольские войска, заняв территорию Восточной Джунгарии, нуждались в людских ресурсах для заселения недавно образованного Западного края — Синьцзяня — и защиты от казахов. Кризис Калмыцкого ханства, усиление настроений к перекочевке, желание калмыцкой знати избавиться от «пеньковых недоуздков России» были на руку Китаю. Еще А.С. Пушкин писал: «Русские приставы, пользуясь их (калмыков) простотою и отдаленностью от средоточия правления, начали их угнетать. Жалобы сего смирного и доброго народа не доходили до высшего начальства: выведенные из терпения, они решились оставить Россию и тайно снеслись с китайским правительством». К тому же бегство целого народа из России стало бы ударом по ее международному престижу, а благожелательный прием беглецов способствовал бы улучшению репутации Китая. Китайцы никак не могли игнорировать такой подарок, плывущий к ним в руки.
По калмыцкому преданию, как-то раз Убаши вызвал буддистского монаха и спросил совета по откочевке. Монах сказал, что пусть три года мужья не спят со своими женами, а к кобылам три года не подпускают жеребцов. Убаши отдал соответствующее распоряжение. Через три года он снова вызвал монаха и спросил, что делать дальше. Монах сказал, что при откочевке пусть каждый калмык возьмет по камню. «Зачем?» — спросил Убаши. «Сами поймете», — сказал монах и ушел.
Поздней осенью 1770 года под предлогом подготовки к защите от нападения казахов калмыки стали сосредоточиваться поблизости от Жаика. До русских властей, конечно, доходили разные слухи. Зайсаны, враждебно настроенные к Убаши, писали доносы, а губернатор Астраханского края Н. Бекетов на основе этих доносов неоднократно докладывал в Коллегию иностранных дел, что калмыки готовятся к переселению. Однако все слухи и его доклады считались безосновательными. Русские власти были уверены, что калмыки останутся верными России и не пойдут на такой опасный шаг. Для такой уверенности у русских были все основания. От Жаика до китайской Новой линии более 3,5 тысячи километров. Этот путь по враждебным для калмыков территориям Казахского ханства, по незнакомым и безводным степям был смертельно опасен. Решиться на такой шаг — равносильно самоубийству, как думали русские. Но они не учитывали фактор Китая. Китайцы, приложив тайные усилия к принятию Убаши решения о перекочевке, постарались обеспечить калмыкам коридор через казахские степи. Султан Орта жуза Аблай считался китайским подданным, поэтому богдыхан Хунли (Цяньлунь) в 1770 году направил ему письмо с требованием пропустить через казахские земли калмыков, которые бегут к нему. Но у богдыхана не было рычагов влияния на Нуралы хана, поэтому, чтобы свести к минимуму риск столкновений с казахами Киши жуза, откочевка должна была начаться зимой, в декабре, когда казахи отходят на юг, на «зимние квартиры». За три месяца, до середины марта, калмыки должны были пройти земли Киши жуза и выйти на территории, контролируемые Орта жузом. Но этот план не осуществился в полной мере. Из-за оттепели зимой 1770-1771-го Волга долго не замерзала. Улусы дербетов и хошоутов на правобережье Волги не смогли переправиться на левый берег. Время уходило. Убаши надоело ждать, и 5 января был отдан приказ всем калмыкам на левобережье двигаться к Жаику. Таким образом калмыки разделились. Дербеты и хошоуты на правобережье Волги в количестве 11 200 кибиток остались в России, а торгоуты с левобережья в количестве 30 000 кибиток (от 120 000 до 150 000 человек) ушли в свое последнее Великое кочевье.
Калмыки пошли быстро, так как их не задерживали младенцы, рожающие женщины и кобылы. Когда подошли к Жаику, то монах сказал каждому калмыку бросить в реку захваченный камень. Из брошенных камней образовался брод, по которому народ перешел на другой берег. Это, конечно, легенда, но она показывает масштабы и сроки подготовки переселения.
Маршрут калмыков по Казахстану
Шанды жорык
«Вам не снился тележный свист?
Нынче ночью на заре жидкой
Тридцать тысяч калмыцких кибиток
От Самары проползло на Иргис».
Из поэмы Есенина
«Емельян Пугачев»
Калмыки с боями миновали Оренбургскую укрепленную линию. После переправы через Жаик 20 января 1771 года Калмыцкая орда оказалась на землях Казахского ханства и началась эпопея, известная у казахов под названием «Шанды жорык»/»Пыльный поход». Почему этот поход назван Пыльным? Дело в том, что в те времена у казахов за прогон скота по чужой территории при перекочевке нужно было платить «шан басар»/»за поднятие пыли». Ведь проход кочевья и прогон скота по пастбищным угодьям другого рода приводил к нанесению некоторого урона пастбищу. Вот «шан басар» был возмещением за вытаптывание травы, «за поднятие пыли». Ну а проход 120 000 калмыков вместе со скотом, безусловно, наносил огромный урон пастбищам. Поэтому казахи, независимо от требования русских властей, собрались в Шанды жорык для взыскания ущерба «за поднятие пыли». В русских источниках термин «Шанды жорык» неизвестен, а откочевка калмыков называется Торгоутским побегом.
Считая откочевку торгоутов побегом, русские власти решили остановить и вернуть беглецов. Но яицкие казаки отказались преследовать калмыков зимой по степи. Тогда правительство написало письма Нуралы хану и Аблай султану с требованием срочно предпринять усилия по возвращению беглецов. Пока шла переписка и осознание ситуации калмыки достигли верховьев реки Эмба. Но тут они еще раз потеряли время. Собираясь вместе, приводя улусы в порядок и отдыхая в течение марта, они провели на одном месте целый месяц. Исходя из норматива — 10 процентов количества воинов от численности населения — можно предположить, что у калмыков было войско от 10 до 15 тысяч. Это была серьезная сила, и ее не так просто было остановить. Тем временем отряды Нуралы хана и его братьев Ералы и Айчуака числом около 10 тысяч, проснувшись от «зимней спячки», начали нападать на калмыков. В апреле на восточных склонах Мугоджар состоялась битва. Арьегард калмыков был сильно потрепан, но основные части ушли дальше, не задерживаясь. В ответ на казахские нападения калмыки отвечали тем же. С обеих сторон угонялось большое количество скота, а счет пленных шел на сотни, иногда даже на тысячи человек. Но по мере продвижения калмыки все больше теряли людей, скот, лошадей. Их войско редело, а казахское увеличивалось. В начале мая к войскам Нуралы хана присоединился посланный из Орска отряд русских регулярных войск под командованием генерала Траубенберга. Некоторое время войска шли вместе, но затем русские не выдержали суровых степных условий и не смогли (или не захотели) продолжать погоню. Дойдя до верховьев реки Терисаккан (в Улытау), они повернули на север и ушли в ближайшую Уйскую крепость.
Нуралы хан и его братья продолжали преследование. Они не раз предлагали Аблай султану ускорить сборы и присоединиться к действиям против калмыков, но Аблай под разными предлогами откладывал поход. Очевидно, что он знал об откочевке заранее и дал согласие китайцам не трогать калмыков. Кроме формального выполнения китайских требований он понимал, что калмыки уже не представляли прежней угрозы, и, возвратясь на землю своих предков, они могли создать буферную зону между Китаем и казахами. Аблай, конечно, не питал розовых иллюзий, как Убаши, о создании сильного и независимого ойратского государства, но, видимо, рассчитывал на создание калмыками некоего подобия автономии. На этом этапе его цели совпадали с китайскими требованиями. Поэтому он не демонстрировал рвения в задержании беглецов. С другой стороны, он не хотел портить отношения с Россией и с казахскими биями и батырами явным пособничеством бегству калмыков. Таким образом, Аблаю пришлось лавировать, тянуть время, пытаясь соблюдать интересы своего народа и показывать лояльность и Китаю, и России. Нуралы хан же был озабочен только одним — желанием выполнить требования русских властей — остановить и вернуть калмыков, а точнее — угнать у них побольше скота и пленных.
Памятник Аблайхану в Алматы
Моинтинская битва
Тем не менее под давлением общественности Аблай собрал войско, вышел в поход и встретился с Нуралы в июле в среднем течении реки Моинты. Казахи, опередив калмыков, перегородили им путь, и те вынуждены были остановиться и принять бой. Несколько дней бои шли с переменным успехом. Наконец калмыки оказались окружены и согласились на возврат пленных и выплату «шан басар». На словах они даже попросили казахского подданства и выделения территорий для кочевок. Видимо, это была попытка передышки и перегруппировки сил. Аблаю только это и нужно было. Но Нуралы, его братья и радикальная часть батыров всех жузов жаждали крови извечного противника. Три дня в казахском стане кипели споры и гремели разногласия. Во время перемирия калмыки на всякий случай стали выменивать свои вещи, доспехи, оружие на казахских лошадей. Затем, предчувствуя, что затянувшиеся среди казахов споры для них добром не кончатся, они решили действовать. Ночью наиболее боеспособная и мобильная часть под руководством Убаши прорвала окружение и пошла на юг вдоль западного берега Балхаша. Другая часть, скорее всего, это были джунгары, пошла на восток вдоль северного берега Балхаша. Выше уже упоминалось, что среди калмыков было 40 тысяч джунгар — беженцев. Это те джунгары, родиной которых были озеро Зайсан и Прииртышье. В годы гибели Джунгарии они бежали от китайцев на север, в Сибирь, а оттуда уже перекочевали в Калмыцкое ханство. В этот раз, достигнув Прибалхашья, им не было смысла идти с Убаши на юг и в верховья Или. Они хотели быстрее попасть на родину.
Нуралы хан писал оренбургскому губернатору Рейнсдорпу: «И так, держав их (калмык) в безводном и пещаном месте, в блокаде, три дня сражались. И когда де уже взять их они предпринимали, то ночью Аблай салтан с калмыцким наместником Убушею и с протчими владельцами, не дав ему, хану, знать, учинили между собой сношение. И как де ея наместник с владельцами обещали дать девку и в приданое холопей и множество вещей, то потому и по опасности от соседних китайцов, с которыми он сношение имеет, возжелал с ними, калмыками, быть в мире, сделав с ними договор и, доставя им со своей стороны воды, отворил им путь и пропустил, когда де они (Нуралы и др.) о том никакого известия не имели. По притчине де такого его, Аблаева, с калмыками мира и пропуска их, калмык, все Средней Орды войска возвратились…» Тут Нуралы, конечно, выгораживает себя перед русскими властями за невозврат калмыков и пытается свалить все на Аблая. Но суть дела в письме отражена.
Памятник Убаши в Элисте
После Моинтинских боев коалиция казахских жузов распалась. Султан Аблай не стал добивать калмыков, и Нуралы также прекратил преследование. Но многим казахским батырам слова ханов были не указ. Отдельные отряды батыров продолжили преследование калмыков самостоятельно. Батыры Улы жуза — южную группу, а батыры Орта жуза — северную.
Северная группа — калмыки-джунгары, — отбиваясь от батыров рода каракесек, шла по южной кромке Сарыарки, изобиловавшей родниками и колодцами. Их путь маркируют сохранившиеся до сих пор названия гор Ћараулшоћы, Ћалмаћжатћан, Найзакескен, Эмельтау и массовые могилы «калмак кырылган». Там, где были взяты в плен женщины и дети, сохранились названия сопок Аћкеліншек и Ћаракеліншек. Есть легенда о том, что убегающие джунгары бросали в колодцы собак. В результате отравились водой и погибли несколько известных казахских батыров: Баян, Иткара, Жантай… В конце концов джунгары, переправившись через Аягоз, дошли до реки Эмель, где их встретили передовые китайские пикеты.
Южная группа — торгоуты — пыталась пройти к Или по предгорьям Чу-Илийских гор (современная Жусан дала, или Шарабек по китайским источникам), но батыры Улы жуза загнали их в пески Таукум, где те мучались без воды несколько дней. Но это были еще «цветочки». По выходе калмыков к реке Курты эстафету преследования приняли киргизские батыры. Вот тут для калмыков начались «ягодки». Как пишет русский этнограф и историк Н. Аристов: «Когда услышали о сем буруты, то прыгали от радости и поздравляли друг друга с толиким даром неба… Нападая на тургутов то с лица, то с тыла, то соединенно, то партиями, они денно и нощно преследовали и отняли у них скота и имущества гораздо более, нежели казаки». «Кровожадные и хищные буруты» добивали бедных калмыков до самой китайской границы. До китайских пикетов на реке Тамга (левый приток Или, чуть восточнее Чунджи) калмыки вышли к концу августа.
Калмыцкие могилы в долине Моинты
Железные ошейники Китая
Достигнув исторической родины, калмыки столкнулись с тем, что китайские власти вовсе не радушные хозяева. Надежды и амбиции Убаши и остальных калмыцких тайшей оказались несбыточными, а ведь народу пришлось заплатить за них дорогую цену — 60 процентов потерь по пути. От 60 до 80 тысяч калмыков остались в казахской степи — были убиты, умерли и взяты в плен. Жертвы и лишения калмыков оказались напрасны. Не оправдались и расчеты султана Аблая. В Китае калмыки были разделены и расселены в разных частях Синьцзяня. Ни о какой калмыцкой автономии речи быть не могло. Калмыки попали под жесточайший контроль и гнет китайцев и вскоре затосковали по Волге так, что в народе сочинили поговорку:
Избавившись от пеньковых недоуздков России,
Мы попали в железные ошейники Китая.
Так закончилось последнее евро-азийское кочевье. На этом последнем Великом кочевье закончилась эпоха кочевых миграций вообще. Политические границы России и Китая разделили Великую степь на части. В 1760 году Цинская империя создала на территориях Восточной Джунгарии провинцию Синьцзян. Китайская граница — Новая линия — протянулась от озера Зайсан до хребта Кульлунь. Эта Новая линия замкнула построенные ранее русскими Оренбургскую, Сибирскую и Иртышскую укрепленные линии. Таким образом китайцы, двигаясь навстречу русским, замкнули Великую степь с востока. Для существования кочевой цивилизации остались только срединные, самые бесплодные части Евразийского степного пояса.
Мурат Уали, Марал Томпиев
(Часть VI)
13.12.2013
| Новое поколение |
