[:ru]
Если при этом он будет пятьдесят первым штатом или восемьдесят шестой областью
— Транзит власти, так ожидаемый и породивший массу слухов, наконец состоялся. Завершилась эпоха отца-основателя, что монументально подтверждено первыми же указами новой власти. Уверенно ли чувствует она себя в тени этих монументов? Может ли рассчитывать на единство элит и массовую поддержку избирателя? Насколько выдержит системные экономические вызовы и удержит равновесие во внешней политике? Обо всем этом хотелось бы услышать ваше мнение, поскольку именно ваше последнее интервью, вышедшее за несколько дней до начала кадровых перемен, прямо предрекало их неизбежность.
Не столько неизбежность кадровых перемен (сами по себе они природно естественны), сколько изменения политической системы. Первый президент взял на себя роль единственного арбитра и тяжеловеса в политике, сам стал олицетворением властной вертикали. Согласие и равновесие кланов держалось на их верности лично ему. Стабильность в стране (она, впрочем, последние годы уже вызывала большие вопросы) была построена на доверии казахстанцев также лично ему. Других личностей в общегосударственной политике не было. Уход Назарбаева с первых позиций неизбежно означает передел всей системы власти. В интересах стабильности, чтобы такой передел прошел эволюционным путем, через корректировку законодательства и разделение ответственности. По существу это и станет транзитом власти, произошедшее пока что — исключительно транзит полномочий.
Теперь у нас есть и президент, конституционно наделенный внушительным масштабом полномочий, и лидер нации, также обладающий властным функционалом плюс личной лояльностью властной вертикали, фактическим контролем над парламентом, где заседает его личная партия. Возникает нестабильная, особенно в наших азиатских условиях, ситуация двоевластия. Динамически она не имеет перспективы, она возможна только как краткосрочный этап перехода к новым раскладам. Если заморозить страну на модели двоевластия, то властные кланы неизбежно будут деморализованы и дезориентированы. Однозначность системы, необходимая для авторитарной модернизации, утрачена. Когда возникает неопределенность схемы принятия решений, персональной подотчетности, чиновники неизбежно впадают в замешательство.
О новой системе много говорилось самим Назарбаевым — об усилении роли парламента, более независимой роли правительства. Но пока эти перемены непосредственно не анонсированы, не внесены на уровне законопроектов. А продвигать страну на основе старых норм невозможно. Объединяющую роль, которую играл Назарбаев, не воспроизведет никакой другой президент, даже с тем же конституционным положением. Роль модернизатора, которую он играл в еще большей степени, не воспроизведет даже коллективное руководство по принципу Политбюро. Наоборот, все, что они могут делать — замедлять ход реформ, сглаживать острые углы, оставлять радикальные перемены в стране «на потом» или вовсе сворачивать их постепенно. И, судя по заявлениям новой власти, она не видит той ясности и масштабности культурной и языковой политики, которую видел первый президент. Для них это более рутинная и повседневная проблема, про которую можно бесцветно высказаться «будем решать». Уже прозвучали слова «постепенно» и «общественное мнение», которые с чиновного языка переводятся совершенно однозначно. Будем затягивать сроки и считаться с той частью общества, которая выступает против.
Если высказано подозрение, что новый президент говорит о национальных реформах так расплывчато специально, чтобы сделать почтительный реверанс кому-то из наших соседей, то это одно из самых страшных обвинений, которые могут быть предъявлены власти. Не отвечать на них, делать вид, что ничего особенного не произошло — политика слабая и недальновидная. Но однозначной позиции мы не видим. Неверно говорить, что патриоты недоверчиво относятся к позиции президента Токаева в вопросе латинизации. Правильнее признать, что им самим сделано все, чтобы они недоверчиво относились. Как обтекаемыми высказываниями, так и последовавшим молчанием.
— Какими вы видите ближайшие перспективы власти и общества?
Понятно желание нового президента пройти выборы, чтобы заручиться полноценной легитимностью. Но проведение их по действующим правилам, без перераспределения полномочий, не усиливает, а ослабляет властную вертикаль страны.
Что можно сказать по меньшей мере сейчас? Если Токаев идет на выборы, то идет он без всякой стратегической программы, исключительно на инерции, заданной прежними десятилетиями. Есть намеки что-то замедлить, а то и свернуть. Но нет ясных обещаний что-то начать, изменить. Прежний президентский функционал без прежнего президентского авторитета неспособен работать, он станет основой для разброда, а может и для раскола элит. Для недоверия нации.
— Что сделать для того, чтобы такое не случилось?
Обрести субъектность, предлагать четкие политические действия, а не обтекаемые формулировки. Прекратить попытки всех устраивать и нравиться всем — так не получится. То, что получается в семье у отца, никогда не удастся старшему брату. Это закономерность антропологии, нашего национального характера, бессмысленно закрывать на нее глаза.
Токаеву необходимо становиться субъектным, а для этого потребуется одно: внятно высказаться о национальной реформе, проявить последовательность в том, чтобы самому инициировать конституционные изменения, чтобы добиться баланса интересов властных групп. Прежний президент мог отдавать им распоряжения и ограничиваться этим. Но новому предстоит научиться договариваться, и он станет авторитетом для нации, если сам предпримет для этого первые шаги, а не окажется в роли ведомого. В роли политика, вынужденного принимать решения под давлением других людей или обстоятельств.
— Какие сильные стороны вы выделите у Токаева?
У него безупречная репутация. И его мягкий, обходительный стиль может стать сильной стороной, если он верно выстроит взаимоотношения внутри элит, станет для них не просто назначенцем, но полноценным действующим гарантом. Если он предъявит нации свою собственную, отличающуюся от других, политическую линию. Но все это требует реформы властных институтов, в первую очередь. Сначала меняются декорации, только потом начинаются спектакли.
— Зачем Токаеву усиление власти парламента, зачем ему самому ограничивать свои президентские полномочия?
Для стабильности власти и для устойчивости собственной позиции в ней. Сохранение всего масштаба назарбаевских полномочий опасно для него самого тем, что он не сможет освоить их в полном масштабе, тем более что многие из них не прописаны в законах. Это может вызвать нестабильность вертикали, недовольство конкурентных властных групп — мы же говорили, то, чего не могло быть при отце, обязательно начинается при правлении старшего брата. В интересах абсолютно всех — сильный парламент. Потому что только в нем разные властные группировки могут защищать свои интересы абсолютно открыто. Не под ковром, не через интриги, а через правовую демократическую процедуру. Быть не просителями, а депутатскими фракциями с депутатской неприкосновенностью. Что тоже немаловажно для цивилизованного развития событий.
Разнонаправленные интересы сейчас неизбежно проявятся, быть готовым к этому — значит быть лидером, способным чувствовать и улаживать противоречия, быть необходимым арбитром. Если Токаев сыграет на усиление роли парламента, он действительно лишится части президентских полномочий. Но зато приобретет другие. Его перестанут воспринимать как одного из братьев, которого отец поставил за старшего, с чем надо как-то смириться. Зато увидят в нем способного примирить и рассудить, обеспечить равновесие во власти. Как президента, самостоятельно выбравшего новую роль. И тогда действительно меняется миссия президентства; на смену Отцу-основателю приходит Брат-примиритель. А мирить у нас найдется кого, поверьте.
— А какие слабые стороны нового президента вы можете назвать?
То, что он недостаточно жестко формулирует политический курс, хочет работать в интересах «и наших, и ваших», на самом деле неизбежно и исправимо. Единственной уже совершенной ошибкой стало переименование Астаны, сочетающее антиобщественный произвол с общим бескультурьем происходящего. Даже сама форма и спешка, с которой все было сделано… Они наносят ущерб главному проекту Первого президента и репутации страны, говорят в пользу нашей вульгарной «третьемиризации».
— Вы часто критикуете представителей оппозиции, в том числе за их ограниченность и разобщенность, насколько сейчас вырастают шансы на появление у нас влиятельной объединенной оппозиции?
Она может быть объединенной только с такой же дилетантской и поверхностной частью нашего истеблишмента. И у тех, и у других отсутствует понимание национальной культуры, культуры вообще. Все эти разговоры, что «неважно, на какой письменности писать, важно проводить экономические реформы» — показатель умственной неполноценности, показатель, что политики не понимают ничего ни в национальном устройстве мира, ни в исторически значимых экономических реформах. Максимум — в технических деталях, которыми хотят подменить всю сложность жизни.
Поэтому так и не возникло смысла объединяться вокруг или против отдельных политиков, все они либо пытаются нравиться всем подряд, либо критикуют всех подряд. Никто не стал символом, выразителем идеи, хотя кандидат от патриотов на этих выборах был бы необходим. Хотя бы статистически. Хотя бы для того, чтобы обозначить идейную дилемму, из чего действительно необходимо выбирать казахам. Есть святые вещи, к которым относятся язык, его письменность, наша история и наша миссия в будущем. Вокруг этих тем нужно объединяться патриотам страны, националистам, национал-демократам, просто культурным людям.
В идеале у нас должно быть две партии, партия Нации и партия тех, кому Пофиг. И если говорить о вторых, то их лозунги о правильных выборах, либерализации экономики, борьбе с коррупцией (правильные, в общем-то, вещи) — просто бессодержательный шум. Они обещают нам процветающую страну, невежественную и не ведающую о Национальном духе? Мне безразличен любой процветающий Казахстан, если при этом он будет чьим-то штатом или чьей-то областью.
[:]
