После терактов в Париже многие призывают к вмешательству Путина. От Чечни до Дагестана, у Москвы достаточно опыта, но за «грязную работу» лидер выставит счет, пишет Анна Зафесова в La Stampa.
Вступить в альянс с Владимиром Путины стало лозунгом сегодняшнего дня — это один из аспектов, по которому все сходятся во мнении в хаосе новостей, идеологий и точек зрения после терактов в Париже. Без русских победа над ИГИЛ невозможна, приходят к заключению политики и эксперты, и опыт Москвы в борьбе с самым радикальным исламизмом — неоценим. «Русские пережили трагедии, как те, что произошли в Париже, намного раньше», — пишет Зафесова, отмечая, что массовая гибель людей в театре на Дубровке («Норд-Ост»), с группой террористов, ворвавшихся в зал в разгар спектакля, кажется примером, с которого списаны события в Bataclan.
«Безусловные параллели, но не всегда корректные, — отмечает журналистка. — Сценография та же: зрители в зале — представители благополучной Москвы, пришедшие на модный в сезоне спектакль. Осада театра на Дубровке в октябре 2002 года продолжалась три дня. Чеченские террористы требовали переговоров, на которые Кремль, по их мнению, не мог не пойти, чтобы освободить 900 заложников. Террористы требовали вывода русских войск из Чечни, предоставления независимости Грозному и спасения для них самих».
«Через Дубровку прошел водораздел: он обозначил конец чеченской гверильи, родившейся как националистическая и светская, и окончательный триумф джихадистского стиля, — говорится в статье. — Первые террористки-смертницы появились в Чечне в 2000 году, вместе с деньгами и книгами из стран Персидского залива, и в театре на Дубровке девушки-камикадзе впервые появились в платках черного цвета, которые до этого времени не носили на российском Кавказе. Но у этих террористок в кармане были обратные билеты и она надели маски: они надеялись выйти из театра живыми. Потом чеченские террористы стали заходить в школы, на вокзалы и в аэропорты только для самоподрыва, чтобы убить как можно больше неверных, только чтобы запугать. Как в театре Bataclan».
В соседнем Дагестане террористы совершают акции почти каждый день, вооруженный фундаментализм не сбавляет обороты и продолжает вербовать все больше молодых людей, опираясь на те же источники радикализма, что существуют в пригородах Парижа и Каира: нищета, отсутствие перспектив, безработица, коррупция, указывает Зафесова. Тысячи чеченцев ушли воевать в Сирию, десятки юношей и девушек с российского Кавказа были завербованы террористами, говорится в статье.
«У Путина нет волшебного рецепта против исламизма, так же, как нет его у Олланда или Буша. Возникает сомнение, — пишет журналистка: — возможно, европейцы, громко говоря о «необходимом» вмешательстве России в борьбу с ИГИЛ, в действительности надеются, что Путин будет делать за них грязную работу: ковровые бомбардировки, не обращая внимания на НПО, даже отправка своих солдат — лишь бы Европа не рисковала тем, чем не хотят рисковать европейские правительства. Путин может согласиться — он привык извлекать максимум из ситуации». Этот «президент страха теперь рассчитывает превратиться из угрозы Европе в ее спасителя благодаря терактам в Париже», — полагает Зафесова.
«Многие русские разделяют с арабами суждение, что европейцы — трусливые эгоисты, предающиеся лишь своим (отвратительным) удовольствиям, что Россия должна периодически спасать их от их слабости, как это было с Гитлером. Чтобы убедить русских идти умирать за свободу парижан, потребуется заплатить, и, вероятно, лучше обсудить цену до того, как поступит предложение прилететь в Ялту», — заключает корреспондент.
