На вопросы журналиста отвечает Директор института истории государства МОН РК, профессор, доктор исторических наук Буркит АЯГАН.
Раскола мнений не произошло
— Годы политических репрессий, голода и подавления инакомыслия – одна из самых значимых исторических тем на всем постсоветском пространстве. Изменилось ли восприятие казахстанцев со времен массовых разоблачений в перестроечную эпоху? Интересуются ли люди этими страницами прошлого, сопереживают ли пострадавшим, либо, напротив, проявляют отторжение и равнодушие?
– Проблему восприятия репрессий обществом нужно рассматривать именно «по периодам». Во время «революции» Горбачева, когда была провозглашена гласность, вскрылась правда о масштабах репрессий, о том, что миллионы и миллионы людей сидели в лагерях, о трагедии коллективизации, конечно, это воспринималось очень остро. С одной стороны, многие представители старшего поколения были в недоумении, кому-то было больно за партию, в идеалы которой они свято верили, за идеалы которой воевали. Другими, более молодым поколением, интеллигенцией, конечно, кощунство, допущенное советской властью, воспринималось трагично. С каждым годом выявлялось все больше фактов замалчивания трагедии, репрессий в отношении самой интеллигенции, раскрывалась тема голода, отношения к военнопленным во время Великой Отечественной войны.
На сегодня, в последние два-три года я наблюдаю иную тенденцию. Ощущается, что сейчас происходят более серьезные, более вдумчивые оценки, как со стороны историков, так и со стороны казахстанской интеллигенции. Другой вопрос, что, скажем, в России проблема восприятия репрессий упирается в проблему восприятия политической власти, имеется в виду идеология сталинизма и неосталинизма. В России произошел своеобразный раскол на сталинистов и антисталинистов, либеральную интеллигенцию, эти проблемы там обсуждаются гораздо жестче. Произошел, как мне кажется, где-то даже разлом в российском обществе. В казахстанском социуме такого глубокого разлома я не вижу, хотя встречаются полярные точки зрения.
— Каким образом на знания казахстанцев о том времени влияют профессиональные историки и исторические исследования? В достаточном ли объеме обществу выдается информация, оказывается ли поддержка государства специалистам, изучающим тот период?
– Мне кажется, что очень большую работу делают не столько, скажем, музеи, хотя они, конечно, очень важны. Например, у нас существует музей АЛЖИРа (Акмолинский лагерь жен изменников родины – ред.), посещение которого может дать сильнейшее и именно эмоциональное представление о репрессиях. Не много стран было в мире, «догадавшихся» сажать женщин в тюрьмы, к сожалению, в сталинское время это было если не массовым, то, по крайней мере, частым явлением. Совершенно невиновные люди, жены политических деятелей, жены представителей интеллигенции отправлялись «по этапу»… представляете, что значит оторвать женщину от семьи, от детей? Кстати, репрессии продолжались весь период советской власти, начались они в 17-м году, в 37 – 38 годах был пик. Власти тщательно скрывали количество прошедших через лагеря, например, по подсчетам французских ученых, пострадало до семи миллионов человек, другие западные специалисты называют цифру в 15 миллионов. Так или иначе, цифры ужасающие. Только женских лагерей было три: один из них располагался в Казахстане, другой в Забайкалье, третий – в Мурманской области. Сохранять эту память крайне важно.
Но, как мне кажется, гораздо большую работу по рассмотрению периода массовых репрессий, той же коллективизации проводят СМИ, газеты, телевидение, социальные сети. Выступают подготовленные историки, как правило, они говорят взвешенные вещи. Другой вопрос, что некоторые публицисты в полемическом запале могут допустить искажения. Я также вижу, что некоторые политические партии и круги могут педалировать или «разыгрывать» тему репрессий. Для историка же очень важен аналитический подход.
Что касается государственной поддержки, то специальной программы изучения того периода нет – государство уже сделало все, от него зависящее. Существуют музеи, тематика отражена в учебниках, в программах министерства образования и науки для школ и вузов, проводятся различные конференции. Кроме того, в данном процессе большую роль сыграли неформальные организации, например, просветительское общество «Адилет». Существует также много неформальных кружков любителей истории – то есть, широкий спектр государственных и негосударственных организаций занимались и занимаются сохранением памяти о том времени. Помимо прочего, инициаторами раскрытия «белых пятен истории» во многом являются диссидентские кружки еще советского периода. В частности, великий гуманист Андрей Дмитриевич Сахаров, российские, прибалтийские, украинские интеллектуалы. В Казахстане на данную тему очень много говорил Махмет Кулмагамбетов, казах-диссидент, философ, арестованный за критику советского строя и национальной политики КПСС.
Точка не поставлена
— Некоторые публицисты, в частности, утверждают, что тематика репрессий недостаточно освещается, согласны ли вы с таким мнением?
– Во время Горбачева КПСС некоторое время отнекивалась, но затем вал требований свободы и гласности стал настолько мощным, что сама партия начала говорить о репрессиях. После распада СССР появились памятники жертвам политических преследований, их именами начали называть улицы, в Казахстане это очень развито, была выстроена система музеев – в Алматы, Астане, Караганде, в Долинке. Например, в прошлом году в Астане был сооружен памятник погибшим от голода, проведена серьезная международная конференция, которую посетили ученые нескольких стран, в том числе, российские и западные: например, Виктор Кондрашин, Елена Козлова и т.д. Из западных специалистов присутствовали профессор Мельбурнского университета Стивен Уиткрофт, работающий над тематикой голода в СССР, сотрудник фонда Карнеги Марта Брил Олкотт, профессор Берлинского университета имени Гумбольдта Роберт Киндлер и многие другие серьезнейшие специалисты. От имени Казахстана на конференции выступал государственный секретарь РК, в дальнейшем мероприятие достаточно масштабно совещалось в западных и отечественных СМИ. В изучении политических репрессий, я думаю, сошлись интересы государственных институтов и общественности. Я не вижу попыток замалчивания со стороны государства, попыток «зажима» этой тематики, она открыто обсуждается в Казахстане.
— Какими, на ваш взгляд, могут быть дальнейшие перспективы исследования и общественного осознания эпохи сталинизма?
– Как профессиональный историк скажу вам: в этом деле не поставлена точка. Что я имею в виду? КПСС, партия большевиков в 17-м году пришла к власти посредством государственного переворота. Но власть они взяли, а как дальше руководить страной, выстраивать экономическую политику, отношение к политическим оппонентам? Они не смогли предложить адекватную стратегию. Большевики постоянно обращались к трудам Маркса, который говорил о классовой ненависти, о национализации, о том, что орудием построения коммунистического общества должна являться диктатура пролетариата. Эти марксистско-ленинские идеи легли в основу политики партии большевиков: они узурпировали власть, разогнали все альтернативные движения, в том числе, своих ближайших союзников. В результате, Советский Союз постоянно пребывал в состоянии политического и экономического кризиса, удушалась свобода совести, не решались проблемы национального характера, социальные болезненные вопросы. В 91-м году, когда партия сходила со сцены, она не сказала ни слов покаяния, ни слов прощения. Не повинилась перед миллионами жертв.
— То есть, вы считаете, что должен состояться процесс, подобный Нюрнбергскому, который осудил бы преступления партии?
– Быть может, не нужно повторять Нюрнбергский процесс, тем не менее, прецеденты покаяния политических институтов были во всем мире. Многие колониальные страны, та же Голландия, извинились за нанесение морального и материального ущерба колонизированным народам. Германия и Япония извинились перед мировым сообществом за то, что развязали Вторую мировую войну. Это нормально, виноваты не народы, а отдельные группы людей или партии. Почему люди постоянно обращаются к теме репрессий? Да потому что им никто не ответил, миллионы загубленных жизней – и тишина. Та партия ушла в прошлое, так и не высказавшись, современная коммунистическая партия Казахстана молчит, как будто их это вообще не касается. Должна быть поставлена точка, должно быть сказано – да, граждане, эксперимент не удался, цель – построение коммунистического общества – оказалась мифом. Не нужен уголовный процесс, нужно духовное покаяние и духовное прощение.
— Известно, что забытое прошлое рискует повториться. В качестве серьезного исследователя эпохи репрессий, какие меры вы бы назвали оптимальными для поддержания в народе памяти о коллективизации, о преследовании невинных людей, голодоморе и других страшных «приметах» того времени? Быть может, нужно шире популяризировать эту тематику, снимать больше фильмов? В той же России ежегодно выходят десятки лент, так или иначе касающихся сталинизма, у нас в киноискусстве вопрос поднимается не так часто.
– Художественные и документальные фильмы выпускались неоднократно – и о голодоморе, и об осужденных, и о деятельности партии «Алаш», например. Но я с вами согласен – их очень не хватает казахстанской аудитории. Долгое время ту же партию «Алаш» шельмовали как «националистическую», не все знают, и я, кстати, писал об этом в давней статье для газеты «Караван» – у многих из них были русские жены, какой национализм? Они ставили вопрос об освобождении от царского гнета, свободного развития народа, а их обвинили во всех грехах.
Сегодня репрессии дискутируются и обсуждаются в ученой среде, это очень живая тема в казахстанском социуме. Однако есть еще много неясностей, не все архивы еще изучены, например, архивы НКВД, документация заседаний Политбюро еще не рассмотрена до конца, то же самое касается архивов вооруженных сил. Нередко для подавления крестьянских восстаний советская власть использовала регулярные войска. Но я не думаю, что казахстанцы могут забыть о годах репрессий, о жертвах. У казахов есть отличительная черта – мы должны знать семь поколений своих предков, это народ с «длинной» исторической памятью. У нас постоянно говорят и вспоминают о том, кто от кого произошел, о своих корнях и если, скажем, дед пропал в лагерях… кроме государственной, официальной памяти есть народная, стихийная память. Кроме того, в Казахстане живет много представителей депортированных народов, не думаю, что они забыли причину своего появления здесь. Уверен, что интерес к истории репрессий не будет падать, он будет только усиливаться. А от нас, историков, требуется грамотно, деликатно, политически корректно объяснять истоки подобных «экспериментов», и конечно, то, чем они завершались.
Беседовала Анна РУДЕНКО
Источник: «Свобода слово»
