В этом году исполнилось 100 лет со дня рождения выдающегося казахстанского историка Ермухана Бекмаханова. История его жизни — это хрестоматийный пример того, как тоталитарная система подавляла любые ростки свободной мысли и объективного научного поиска. И хотя о гонениях на ученого написано немало, мы решили освежить в памяти некоторые фрагменты «дела Бекмаханова». Ответить на наши вопросы согласился доктор исторических наук, профессор Саттар Мажитов.
— Расскажите, какие обстоятельства предшествовали «делу Бекмаханова»? Ведь оно возникло не на пустом месте. Как и с чего все начиналось?
— В литературе обычно высвечивают ту грань, которая имеет отношение к опале Бекмаханова. Однако такой подход не может быть объективным, поскольку это, прежде всего, пассионарная личность. Как признавали его коллеги из Москвы и Ленинграда, эвакуированные в Алма-Ату в первые дни войны, ничего не предвещало беды. Молодой Бекмаханов был увлекающимся человеком, он живо интересовался не только историей, но и всем новым, что происходило вокруг. К тому моменту, когда ему было предложено участвовать в совместных исследованиях, он только приступал к азам научного поиска. Будучи выпускником высшей партийной школы, Ермухан Бекмаханов к началу войны был лектором ЦК КП (б) Казахстана. На фронт он не попал по состоянию здоровья. Эвакуированные в Алма-Ату ученые тоже были зачислены лекторами и по соглашению с местными органами приступили к выполнению первого задания — подготовке методического пособия для казахских учителей-историков. Организация работы была возложена на Бекмаханова, который к тому времени занял должность заместителя наркома просвещения Казахской ССР. Сотрудничество ученых Казахстана и России оказалось плодотворным: методическое пособие было быстро завершено, вовремя сдано в печать и, пройдя все корректуры, вышло в свет уже через три-четыре недели. Успех этой первой совместной работы позволил академику Анне Михайловне Панкратовой и самому Бекмаханову, стремившемуся к исследовательской работе, поставить перед правительством вопрос об издании объединенными силами однотомного труда «История Казахской ССР». Для реализации этой идеи эвакуированные из центра историки по ходатайству Бекмаханова были оставлены в Алма-Ате и обеспечены гарантированным питанием в столовых и квартирами. Им были открыты архивные фонды республики. «Душою всех этих мероприятий, — как пишет в своих воспоминаниях академик Николай Дружинин, — был Ермухан Бекмаханов…».
— Почему объектом травли был выбран именно он? Это было сделано целенаправленно? Или же произошло трагическое стечение обстоятельств?
— В начале войны, чтобы поднять народ на войну, потребовалось поднять идеи независимости, свободы и равенства, а значит, и прославлять имена героев прошлого, в том числе Кенесары Касымова. Однако после войны идеология резко изменилась. Отныне все, что когда-либо было направлено против России и русского народа как главного победителя в ВОВ, по инициативе Сталина стало рассматриваться как явление реакционного характера. Тех, кто писал на эти темы, начали обвинять в национализме, космополитизме и рассматривать как «врагов народа». Целенаправленности никакой не было, просто Бекмаханов не вписывался в русло идеологического наступления тоталитаризма и объективно стал жертвой третьей волны репрессий. В этот период дела «лепились» так же, как и раньше. Ведь система оставалась прежней и даже стала более изощренной за счёт национальной специфики. Людей стали загонять в лоно «психологической робинзонады». Это феномен, который доводил до суицида даже членов семей репрессированных. Неугодный человек ставился в условия самобичевания. Над ним устраивались общественные процессы, как это было в случае с Бекмахановым. Бесконечная череда псевдонаучных обсуждений, партийных собраний и коридорных интриг не щадила таких людей и их близких. Позже Ермухан Бекмаханович напишет: «Следствие по моему делу велось тенденциозно. Следственные органы интересовали факты… и они не нашли отражения в протоколах опроса. Кроме того, ни один из положительных фактов, говорящих в мою пользу, не зафиксирован в протоколах допросах. Ни одна стенограмма моих выступлений по поводу статьи «Правды» не приобщена к делу. А также отсутствуют в делах копии моих писем в ЦК ВКП(б) и ЦК КП (б) Казахстана и редакции газет и журналов. Следственные органы не интересовала история вопроса, связанного с движением Кенесары Касымова. Они не стремились выяснить, почему на протяжении более 30 лет восхваляли движение Кенесары и на каком основании до появления статьи «Правды» руководство ЦК КП (б) и основные массы историков, литературоведов и писателей Казахстана стояли на позиции признания прогрессивности движения Кенесары Касымова. Если бы следственные органы всесторонне подошли к изучению данного вопроса, тогда они более-менее объективно подошли бы к определению доли моей вины». Как видно из этой цитаты, Бекмаханов сам не понимал того, что над обстоятельствами его «дела» довлели иные законы и закономерности. Замечу, что в подобном состоянии оказался не только Бекмаханов и не только казахская интеллигенция. Например, в Якутии по такой же схеме репрессировали Георгия Башарина за его научную концепцию о трех якутских просветителях. Точно так же, как Бекмаханова, его осудили за «буржуазный национализм» в том же 1952-м. Как и Ермухана Бекмахановича, из лагерей ГУЛАГа его вызволила академик Анна Панкратова. Причем в том же 1954 году. У меня есть копия ее письма на имя Никиты Хрущева, где она защищала Георгия Прокопьевича, как это было и в случае с Бекмахановым. Так что тут не просто стечение обстоятельств, а живая история эпохи с ее коллизиями и метаморфозами, обрамленными в кривые зеркала идеологии и беспощадной машины тоталитарного режима. — Какова в этом деле роль так называемого человеческого фактора? Банальная зависть? Попытка убрать конкурента? Борьба за место под солнцем? — В условиях тоталитарного общества человеческий фактор играл особую роль. Коллективизм, поедающий всякое проявление индивидуальности, был нормой. В случае с Бекмахановым имели место и зависть, и интриги, и элементарная профессиональная нечистоплотность, и боязнь за свою шкуру. Об этом много говорится, но не языком фактов, изложенных в документах. Вопрос «А судьи кто?» до сих пор остается открытым. Опубликованные материалы дискуссии по книге Бекмаханова «Казахстан в 20-40-е годы XIX века» — это только вершина айсберга. За бортом внимания исследователей и, как следствие, читателей остаются дискуссии по диссертациям ученого, а также московское обсуждение вышеназванной книги. — Существует мнение, что не самую достойную роль в травле Бекмаханова сыграли тогдашнее партийное руководство Казахстана и лично Жумабай Шаяхметов. Насколько это соответствует истине? — Буду опираться только на факты. В момент написания первого обобщающего труда по истории Казахстана, который был завершен в 1943 году, ситуация сложилась так, что автор четырнадцатой главы, посвященной Кенесары Касымову, затягивал работу и в конечном счете отказался ее писать. Тогда секретарь ЦК ВКП (б) Казахстана по идеологии Жумабай Шаяхметов поручил эту работу Ермухану Бекмаханову. Ему предоставили архивные документы и материалы по истории восстания Кенесары. Впоследствии эту тему Бекмаханов продолжал разрабатывать, превратив в самостоятельное научное исследование, которое, в конце концов, сделало его первым доктором исторических наук в Казахстане. 6 октября 1951-го Высшая аттестационная комиссия лишила Бекмаханова ученых степеней и званий. Очевидно, об этом нужно было доложить на очередном партийном форуме в качестве показательного примера успешности идеологической работы. Через десять дней, 16-17 октября, состоялся VIII пленум ЦК КП (б) Казахстана, на котором обсуждался доклад первого секретаря ЦК Жумабая Шаяхметова «О состоянии и мерах улучшения идеологической работы в парторганизациях республики». Объектом нападок участников пленума действительно стали Бекмаханов и те из руководителей Академии наук, которые «не прислушивались к голосу рядовых членов партии, к голосу народа». Вряд ли из этого можно сделать вывод, что именно Шаяхметов способствовал травле Бекмаханова. А вот нюансы были. Ведь что значит быть секретарем по идеологии в момент идеологического наступления тоталитаризма? Во-первых, на месте Шаяхметова мог оказаться любой другой, кто дал бы партийное задание Бекмаханову. Во-вторых, он был не в состоянии остановить машину остракизма и процесс, порожденный самой системой, поскольку был подчинен ей. В-третьих, если бы это было так, то как же он мог помочь покинуть Казахстан Канышу Сатпаеву, Мухтару Ауэзову и тем самым способствовать их спасению от репрессий? Во всяком случае, документов, доказывающих вину Шаяхметова, на сегодняшний день не обнаружено. Я интересовался этим вопросом специально, когда работал в Российском государственном архиве современной политической истории.
— Поиск и установление научной истины — процесс далеко не простой. Хотелось бы понять, что конкретно ставили в вину Бекмаханову? И почему пострадал только он один? Неужели среди тогдашних ученых-историков не было тех, кто разделял его взгляды? Или все смалодушничали и отвернулись от него?
— Вопросы национально-освободительного движения в Казахстане в XIX веке, которыми занимался Бекмаханов, были тесно связаны с проблемой присоединения нерусских народов к России и историческими последствиями этого акта. Утверждение научной методологии в оценке факта присоединения и в советской, и в казахстанской историографии происходило постепенно. Оно не было легким и простым. Как правило, те, кто изучает историю репрессий в отношении обществоведов — востоковедов, историков, лингвистов и т.д. — ограничиваются констатированием отдельно взятых фактов. Вне поля зрения остаются реальные стороны самой эпохи и действий режима. Каковы были механизмы, и кто за этим стоит? Только ли Сталин и его ближайшее окружение? В случае с Бекмахановым гонителями были в основном те, кто стремился к власти в науке. — Ранее вы употребили понятие «психологическая робинзонада». Что это означает, и какое отношение имеет к Бекмаханову? — Это феномен, суть которого заключается в том, что как накануне, так и в процессе прессинга и наказания социально неугодных тоталитаризм обнаруживал все новые и новые инструменты привлечения общественного сознания к своим деяниям. Жертва режима подвергалась остракизму через явные и подспудные механизмы властей. Часто прихоти партийного субъективизма превращали ученых в авторов обличительных заказных статей и брошюр, как это было в декабре 1950 года, когда в передовице газеты «Правда» появилась статья Тлеукажы Шоинбаева, Хадиши Айдаровой и Александра Якунина «За марксистко-ленинское освещение вопросов истории Казахстана». Последовавшие за этой публикацией события сыграли роковую роль в судьбе не только Бекмаханова, но и советской исторической науки в целом. Особенно сказались два основных тезиса указанной статьи: 1) «Взявшись за освещение одного из важных периодов истории Казахстана, Бекмаханов не разобрался в нем, не понял сущности феодально-монархического национализма и, неправильно используя архивные и литературные данные, фальсифицировал историю. Автор отошел от марксистско-ленинских научных позиций, оценивает исторические события с буржуазно-националистической точки зрения». 2) «Советские историки призваны освещать историю национальных движений глубоко и правдиво. Это значит подходить к историческим фактам с марксистко-ленинских позиций. К сожалению, еще не все научно-исследовательские работы отвечают этим требованиям». Попытки выйти за установленные рамки грозили риском быть подвергнутым остракизму за любое проявление инакомыслия. В такой ситуации одни мимикрировали, а другие становились на сторону режима. И лишь немногие могли противостоять давлению. Среди казахстанских обществоведов, в том числе и востоковедов, можно назвать имена тех, кто, даже вернувшись из ссылки, до последних дней своей жизни оставался жертвой «психологической робинзонады». Это Бегежан Сулейменов, Алькей Маргулан, Есмагамбет Исмаилов и другие.
— Как сказалась на судьбе Бекмаханова и в целом казахской интеллигенции развернувшаяся компания по вытеснению идеологических представлений и морали «старого мира» из общественного сознания?
— В целях борьбы с пережитками прошлого и влиянием буржуазных идей партия и государство обращались к советскому патриотизму, который был возведен в ранг государственной политики. После окончания войны Сталин задумался над приданием русскому народу статуса первого народа СССР — через подчеркивание его величия и его истории обществу внушалась мысль, что только у такой нации могло появиться такое учение, как ленинизм-сталинизм. Сталин говорил: «Впервые в истории пролетариат обрел настоящее Отечество. Впервые широкие народные массы увидели в государстве не орудие своих классовых противников, а орган власти народа, взявшего свою судьбу в собственные руки. В этих условиях и возник советский социалистический патриотизм как новое явление, принципиально более высокое, чем патриотизм, проявляющийся на предшествующих ступенях развития общества». Отсюда невольно напрашивался вывод о том, что патриотом может считаться только тот, кто разделяет коммунистические идеалы и политику советского государства. Таким образом, ситуация складывалась в пользу поиска врагов народа, националистов, предателей Родины. Лица, «удостоенные» таких ярлыков, стали рассматриваться в качестве отщепенцев. — Приходилось слышать о причастности к судьбе Бекмаханова другого известного казахстанского историка Б. Сулейменова. Вы можете что-нибудь пояснить по этому поводу? — Это была не причастность, а следствие того, о чем я говорил выше. Бек Сулейменов был тоже весьма талантливым ученым и исследователем, и его судьба оказалась не менее трагической. На судебном процессе Бекмаханов не переставал, несмотря ни на что, обращаться к Сулейменову — «Бек-ага». Если иметь в виду, что, по сути, многие в то время были винтиками тоталитарной системы, то Бек Сулейменов — один из немногих, кто был убежденным историком и умел выступать аргументированно. — К каким выводам пришли лично вы после столь подробного изучения «дела Бекмаханова»? — Выводов много, и все их не перечислить в одной беседе. Представляется, что механизм репрессий породил весьма пагубное для науки явление — вмешательство не только официального режима, но и отдельных псевдоученых в межпоколенческую научную связь. В результате прерывались научные традиции и преемственность в науке. Последствия этого сказываются по сегодняшний день, когда в процесс подлинно научного развития пробираются дельцы и искатели славы от науки. В такой ситуации и ощущается особая потребность в уроках, которые оставили нам как Ермухан Бекмаханов, так и другие не менее достойные ученые. 4
Источник: http://camonitor.com/15581-delo-bekmahanova-pereosmyslivaya-tragediyu-lichnosti.html
© www.Camonitor.com
