МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РЕСПУБЛИКИ КАЗАХСТАН

МЕЖДУНАРОДНЫЙ КАЗАХСКО-ТУРЕЦКИЙ УНИВЕРСИТЕТ им. А.ЯСАВИ

ФИЛОЛОГИЧЕСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ

КАФЕДРА РУССКОГО ЯЗЫКА И МИРОВОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Д И П Л О М Н А Я Р А Б О Т А

Диалог как часть авторского произведения

050118 – русский язык и литература

Шымкент

2011

Содержание

Введение		……….	3
1. Теоретические аспекты изучения диалога			6
	1.1 Общая характеристика диалога	……….	6
	1.2 Диалогическая речь в авторском произведении	……….	32
	1.3 Формы речевого высказывания	……….
2. Типология диалогов и их применение в романе Ф.М.Достоевского «Бесы»			41
	2.1 Диалог-объяснение и его использование в романе	……….	41
	2.2 Диалог-допрос	……….	45
	2.3 Диалог-поединок	………….	46
	2.4 Диалог-исповедь в романе «Бесы»	……….	51
	2.5 Использование диалога-спора в романе	……….	55
	2.6 Диалог полного взаимного понимания	……….	57
	2.7 Смешанный диалог в романе «Бесы»	……….	59
	2.8 Диалог-ссора	……….	61
Заключение		……….	64
Список использованной литературы		……….	67

Введение

Среди обширного круга лингвистических проблем, особо выделяется связь их с теорией диалога. Эта теория шире, нежели обычные условные рамки языкознания.

Всякое наше представление о взаимодействии, контакте или коммуникации связано с диалогом. Поэтому неудивительно, что именно к диалогу мы проявляем столь много внимания, когда рассматриваем человеческие отношения.

Человеческая речь представляет собой такой вид деятельности, которая учитывает в себе теоретические достижения психолингвистики и социальной психологии. На основе этого представления и сформировался современный комплексный подход к теории диалога, отражающий его связь с другими областями знания. В обществе наблюдается большое количество различных видов взаимодействия отдельных его членов. Эти взаимодействия отличаются друг от друга целями и условиями общения, и в зависимости от них различается использование имеющихся в общенародном языке средств, что предопределяет коммуникативную функцию языка. Эта функция реализуется по-разному в зависимости от различных условий, в том числе, от функционально-стилистических разновидностей языковой системы.

Основной формой разговорной функционально-стилистической разновидности общенародного языка, в которой наиболее ярко проявляется его коммуникативная функция, является диалогическая речь. Это происходит потому, что именно в ней происходит непрерывное взаимное общение людей, в процессе которого оформляется сообщение. Вся жизнь людей в быту, на работе, в средствах массовой информации и компьютерных сетях связана с диалогом.

Диалог составляет и определенную часть текста художественных произведений, будь то эпическое повествование или драматическое произведение. Причем, в последнем он играет доминирующую роль. Также следует отметить диалог как самостоятельный жанр, использующийся в философии и публицистике, примером чего могут служить диалоги Платона.

Имеющийся обширный материал различных языков, устной речи, художественных произведений стал основой для широкого изучения диалогической речи, как в русском, так и в зарубежном языкознании. Однако нужно заметить, что эта область знания все еще не является полностью исследованной.

Настоящая работа посвящается актуальной и мало разработанной проблеме речевого явления, как диалог и его употребление в художественных произведениях, в работе полностью раскрывается понятие диалог, как форма речевого высказывания, дается полная его характеристика, а так же и его функциональное многообразие в речевом акте.

Целью работы является определение основных закономерностей использования диалога, его видов. В связи с этим предполагается решить следующие задачи:

— установить общие теоретические аспекты изучения диалога;

— дать общую характеристику диалога;

— рассмотреть диалогическую речь в авторском произведении.

Научная новизна работы. В данной работе впервые исследуется диалог как часть авторского произведения.

Объектом исследования является диалог и его употребление в художественном произведении.

Предметом исследования является изучение данной языковой формы высказывания с учетом её употребления в художественном произведении. Это позволяет получить наиболее полную и объективную информацию о диалоге и о закономерностях его использования.

Методы исследования. При изучении объекта исследования применялись методы связанные с анализом употребления диалога в различных языковых ситуациях. Поставленные задачи обусловили необходимость использования таких методов как:

— сравнительно-сопоставительный;

— описательный (анализ на основе изучения литературы по теме исследования);

— контекстуально-ситуативный.

Материалом исследования послужили диалоги из романа Ф.М.Достоевского «Бесы».

Структура дипломной работы. Дипломное исследование состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованной научной и художественной литературы.

1 Теоретические аспекты изучения диалога

1.1 Общая характеристика диалога

С конца с конца 40-х — начала 50-х годов в мире и в нашей стране начал пробуждаться большой интерес к теории диалога, вопросы диалога начали активно прорабатываться на основе богатейшего материала разных языков. В России основоположниками теории диалога стали такие языковеды, как Л.П.Якубинский [1], В.В. Виноградова [2], М.М. Бахтина [3] и другие.

Диалог сам по себе представляет сложный материал, далеко не ограничивающийся каким-то одним аспектом. Об этом свидетельствует огромное количество исследовательских работ в этой области.

Сам диалог представляет собой своего рода воплощение языка в конкретных и специфических средствах. Это особая форма речевого общения, в которой проявляется речевая деятельность человека, а также форма существования любого языка.

Анализируя диалог как форму речевого общения, исследователи, прежде всего, обращаются к возникшей в результате процесса говорения, то есть осуществления диалогической речи, речевой структуре. Также изучению подвергаются и условия, которые стали причиной возникновения и протекания речи в конкретной ситуации.

Помимо всего прочего, на круг вопросов, поднимающихся в рамках проблемы диалога, оказывает влияние общественная функция языка и ее изучение. Все аспекты изучения диалога тесно связаны между собой, и кроме того, явление диалога в той или иной степени привлекается в любой области лингвистической науки.

Так что же такое диалог? Диалог, по мнению всех исследователей, должен обладать определенными характеристиками. Прежде всего, это наличие как минимум двоих собеседников, непосредственно между которыми происходит обмен речевыми высказываниями. Также в диалоге должен присутствовать непринужденный характер речевой обстановки. Обязательна для диалога смена говорящих лиц, то есть должна наблюдаться попеременная адресация речи. При этом в процессе диалога происходит одновременная подготовка собственных высказываний, их реализация и восприятие своей речи и речи собеседника на слух. Во время диалога происходит постоянное изменение языковой ситуации.

Большое значение в диалоге имеют невербальные выразительные средства языка, такие как жесты или мимика говорящих. Еще Л.П. Якубинский в своих работах писал [1], что язык представляет собой разновидность человеческого поведения, является фактом психологическим, своего рода проявлением человеческого организма, а также фактом социологическим, то есть зависящим от совместной жизни организмов в условиях взаимодействий. Таким образом, уже при создании первых работ в области лингвистических проблем, исследователи принимали речь за один из видов деятельности человека.

Но следует заметить также и то, что как форма речевого общения диалог зачастую сопоставляется с монологом. Для того чтобы разделить эти понятия, Л.П. Якубинский определил характерные черты диалога, как быстрый обмен взаимообусловленными высказываниями-репликами без предварительного обдумывания, при зрительном и слуховом восприятии собеседника, и монолога (длительное письменное или устное высказывание одного лица). Он особо отметил то, что в живой речи трудно четко разграничить монолог и диалог, эти два явления тесно переплетаются между собой, образуя ряд явлений переходных.

Примером подобных переходных явлений может служить беседа в обстановке досуга. Такой род беседы отличается более медленным темпом речи, для него характерна большая величина компонентов, а также большая обдуманность речи, чего не наблюдается при быстром темпе разговора.

Диалог легко вписывается в представление о речевом общении, о сотрудничестве при речевой деятельности, в то время как монолог требует специального объяснения как формы речи, существующей наряду с диалогом. Тезис Л. В. Щербы [4] о том, что «подлинное свое бытие язык обнаруживает лишь в диалоге», разделял Л.П. Якубинский, говоривший о естественности диалога и искусственности монолога. В. В. Виноградов писал, что монолог – не данность языка, а продукт индивидуального построения. Вопрос о характере соотношения диалога и монолога пока не нашел единого решения.

Попытки выйти за рамки дихотомии «диалог – монолог» имеют то преимущество, что позволяют определить место «промежуточных» явлений (письменных и устных объявлений, книги, стихотворения, записной книжки, выступления по радио и телевидению, дневника и пр.). А.А. Холодович [5] с учетом различных комбинаций таких признаков, как средства выражения речевого акта, наличие или отсутствие партнера, взаимность или односторонность высказываний, число участников, контактность или отсутствие контакта при общении, выделяет более 30 типов речи и не противопоставляет понятия диалога и монолога, полагая, что, используя традиционные термины, к монологу можно было бы отнести лишь редкие виды высказываний (дневник, записная книжка). В результате понятие диалога предстает здесь в широком смысле, охватывая почти все случаи речевой деятельности. Р.А. Будагов считает [6], что при выделении разнообразных типов речи необходимо учитывать и содержательную сторону высказывания и, кроме того, к типологии речи следует подходить исторически.

При переводе проблемы «диалог – монолог» в плоскость конкретного изучения языковых структур с соотношением этих двух явлений связан вопрос о размере и вообще специфике реплики. P.P. Гельгардт считает [7], что основным признаком различения диалогической реплики и монолога можно признать степень самостоятельности высказывания (автосемантичность монолога, синсемантичность реплики диалога).

Все особенности диалога – речевой структуры связаны с его спецификой как образования, возникающего в результате перемежающейся, главным образом устной спонтанной речи собеседников, происходящей в определенных условиях.

Сама природа диалога предполагает его сложность. Размеры диалога теоретически безграничны, и его нижняя граница может показаться открытой. Однако фактически каждый диалог имеет начало и конец. Единство диалога в его смысле, теме, содержании. Диалог – средство выражения логической цепи взаимосвязанных по содержанию сочетаний мыслей-суждений, речевое построение, в котором два говорящих как бы создают одну мысль, структура, где тема распределяется между двоими. Специфика диалога как сложного единства самым тесным образом связана с его тематической цельностью, с характером развития содержания, с движением мысли.

В качестве единицы диалога Н.Ю. Шведова [8] определила диалогическое единство. Это понятие прочно вошло в теорию диалога. Исследуются диалогические единства различных структур, включающие два и более высказываний – реплик. Вопрос о границах диалога и его внутренних структурных особенностях связан с различием понятии диалога как целостной структуры и диалогического единства.

Реплика как компонент диалогического единства и диалога в целом имеет двуплановый характер, совмещая в себе значения акции и реакции, в результате чего диалог и представляет собою сложную цепь взаимосвязанных высказываний. С исследованием диалога как сложного речевого комплекса, в состав которого зачастую входит цепь переплетающихся или параллельных реплик нескольких лиц, связано выделение разных структурных типов диалога (парный диалог, параллельный диалог, полилог).

Исследование диалога невозможно без учета целого ряда внеречевых моментов: цели и предмета высказываний, степени подготовленности говорящих, отношений между собеседниками и отношения их к высказанному, конкретной обстановки общения. Характер диалогической речи определяется действием всех этих факторов в совокупности, и в результате конкретного проявления каждого из них создается диалог определенной структуры.

Отношение участников диалога к высказываниям как один из экстралингвистических факторов проявляется и в оценках говорящим формы чужой речи, являющихся своеобразным моментом регуляции процесса общения и отражающихся на структуре и характере диалога. Специфика диалога в огромной степени связана и с таким явлением, как степень подготовленности говорящего к речи. Л.П. Якубинский отмечал быстрый темп произнесения реплик и их смены как одно из свойств диалога, в ходе которого подготовка к высказыванию идет одновременно с восприятием чужой речи. Это отражается на структуре диалогических высказываний, являясь одним из факторов формирования его синтаксиса. На структуре диалога сказывается и степень осведомленности собеседников о предмете разговора. Л.П. Якубинский, подчеркивая, что понимание чужой речи определяется опытом собеседников, составляющим апперципирующую массу говорящих, что каждое последующее говорение падает на подготовленную почву, указывал на большую роль догадки при тождестве масс собеседников. Общий опыт собеседников, его постоянные и преходящие элементы определяют возможность дешифровки при речевом обмене. Л.П. Якубинский приводит и мысль о том, что речь нуждается в слушателе, который понимает, «в чем дело». Это обстоятельство не раз отмечали исследователи диалога, указывая на возможность подтекста в разговоре. Теория пресуппозиции, развиваемая современными исследователями номинативной сущности предложения, открывает большие возможности в изучении структуры диалога.

Дополнительным средством передачи информации при непосредственном общении служат мимика, жесты, различные телодвижения, социально обусловленные и соответствующие, как указывал Л.П. Якубинский, интеллектуальному и эмоциональному состоянию говорящего. Это коммуникативное средство в большой степени сказывается на построении диалогической речи и постоянно отмечается исследователями диалога, устной речи, занимает важное место в теории информации и исследовании знаковых систем. Однако специально применительно к диалогу этот вопрос остается мало исследованным.

Одной из важных сторон диалога является роль интонации в оформлении единства диалогических высказываний в составе сложной структуры и роль ее как информативного средства. Экспериментально-фонетические исследования на материале разных языков приводят к важным, иногда противоположным выводам относительно функций интонации как связующего элемента. Л.П.Якубинский говорил о соответствии интонации состоянию говорящего, на большую ее роль в выражении психологии собеседников указывала Е.М.Галкина-Федорук [9]. Информативная и связывающая роль интонации в диалоге отмечается при анализе диалогических единств с репликами различного типа – повторами, подхватами, внимание исследователей привлекает своеобразие интонации при различном течении диалога. Разные функции интонации могут переплетаться, поскольку реплики одновременно представляют собой предложение (или соединение предложений) со своей внутренней интонацией и элемент диалога. Поэтому изучение интонационной стороны диалога важно для характеристики, как диалогической структуры, так и функциональных особенностей предложения.

Действие всех внеречевых факторов в совокупности решающим образом отражаются на структуре диалога и, прежде всего, на его грамматических особенностях. Синтаксис диалога представляет серьезную область исследования. В работах Т.Г. Винокур [10], посвященных этому вопросу, отмечалось, что выбор определенных конструкций связан со спецификой устной речи и спецификой диалога как речевого взаимодействия. Эллипсис, простота синтаксического построения, употребление предложений различных функциональных типов, модальных слов, повторы, присоединительные конструкции и другие характерные черты, отмечаемые исследователями, обязаны своим происхождением в диалоге его специфике как особого речевого построения. Характерный для диалогических предложений порядок слов, своеобразное актуальное членение предложений в диалоге, связаны также с действием многообразных условий, в которых протекает диалог как воплощение устной перемежающейся речи.

Диалог всё в большей мере становится одним из объектов исследования коммуникативной лингвистики. Для этого есть веские основания: комплексность условий взаимодействия, значение, придаваемое соотношению социальных ролей партнёров, динамика, обусловленная механизмом смены говорящего. Диалог служит передаче знаний, убеждению, обучению и побуждению людей к действию. Он пронизывает человеческую жизнь, в нем и с его помощью индивидуум реализует важные социальные контакты с другими личностями. Эти комплексные задачи, решаемые при помощи языка, предъявляют высокие требования к говорящему. Представления, вытекающие из анализа диалогов в специфических ситуациях, представления о признаках адекватной организации диалога могут служить вместе с тем основанием развития продуктивных и рецептивных языковых коммуникативных умений.

Вследствие такого осмысления диалога (не являющего чем-то новым) нас интересует не изолированный говорящий и не изолированный слушатель, т.е. изолированные продуктивные и рецептивные процессы, а гораздо больше: слушатель как отвечающий. Реципиент рассматривается не как пассивное «что-то», продуцирующее ответные сигналы, а как оппонент, как равноправный субъект совместной деятельности, оценивающий текущий процесс со своих собственных позиций, решающим образом определяющий его дальнейший ход (например, аргументацию). Споря, сомневаясь, утверждая, субъект может при определенных условиях прервать коммуникацию или направить ее в неожиданное русло. Такой подход имплицирует отказ от концепции распределения ролей, остающегося константной в течение одного коммуникативного акта. Смена говорящего рассматривается как норма межличностных контактов. Это приводит к тому, что главным вопросом рассматриваемой проблемы становятся вытекающие из смены говорящего организация и структура диалога, а также специфические межличностные процедуры. То, что для целого ряда других подходов, прежде всего в рамках прагматики, было лишь фоном и дополняющим полем деятельности, становится собственно предметом исследования. Однако анализ отдельных деталей коммуникативно-языковых процессов в диалоге не всегда осуществляется в четких концептуальных рамках, которые формируются при деятельностно-ориентированном исследовании коммуникации, облегчающем систематическую корректную фиксацию и объяснение структурных и функциональных явлений процесса диалога, обобщающем и вместе с тем конкретизирующем подход к коммуникативно-языковым процессам. Это позволяет анализировать функциональные и социальные характеристики диалога, подлежащие учету при определении понятия «диалог», при разграничении типов диалогов, при объяснении интра-коммуникативных процессов и структур и т.д.

Не случайно В.В.Виноградов писал [11]: «В диалоге виднее и слышнее формы выразительности, «экспрессии» – интонационной и моторной, которые образуют социальный фон для раскрытия характеров, т.е. индивидуальных образов, лишь в сфере их навыков и склонностей, их общественного поведения на фоне социально-речевой характерологии. В диалоге остро выступает быстрая смена интонаций, пестрое чередование разных форм мелодического движения речи, широко развернутая цепь средств мимической и жестикуляционной-пластической сигнализации, непосредственный перевод в звучание социально-привычных речевых формул». Словом, тут ярче всего проявляется синкретическая природа речи и притом в тесной функциональной связи с формами бытового «контекста», с «обстановкой». Он подчеркивал, что «вопрос о построении диалога, его функциях и правилах движения в индивидуальном стиле прозаического литературного произведения…одна из важнейших проблем изучения стилей художественной прозы» [2].

Лингвистическая природа диалога рассматривается с разных сторон. Так, впервые в 1923 году в работе «О диалогической речи» Л.П.Якубинский [1] назвал характерные особенности «классов» диалога, при противопоставлении монологу:

— наличие нескольких собеседников,

— принцип «акции» и «реакции»,

— зрительное и слуховое восприятие речи и в связи с этим особая роль мимики, жестов и всех телодвижений собеседников,

— определенный объем отрезка речи,

— высокий темп речи в ожидании «перебоя», что ведет к ее сокращению и упрощению,

— обмен репликами происходит вне какого-либо предварительного продумывания,

— некоторая шаблонность речи и т.п.

Работа Л.П. Якубинского дала толчок к изучению различных аспектов диалога. К изучению его специфики обратились лингвисты: Т.Г.Винокур [10], О.С.Ахманова [12], В.В.Виноградов [11], Н.Ю.Шведова [8], Е.А.Земская [13], М.В.Борисова [14], К.В. Кожевникова [15] и др. Они отмечают, что в области синтаксиса для диалога характерно: разнообразие особых предложений неполного состава (чему способствует не только естественная опора на реплики собеседника, но и обстановка коммуникации); синтаксическое оформление заранее неподготовленных высказываний, свободное от строгих норм книжной речи, преобладание простых и бессоюзных предложений, характерное для разговорной речи вообще.

Для построения диалога свойственна тенденция к имплицитности, с одной стороны, и к эксплицитности, с другой. Тесное переплетение языкового и речевого аспектов, индивидуальный отбор языковых средств выражения, разнообразие целей общения, стоящих перед участниками речевых актов, – все это создает предпосылки для функционирования разных предложений, от простых парных вопросо-ответных единств, диалогических единств повествовательного плана до сложных диалогических ансамблей.

Диалог – сложное образование, неоднородный в синтаксическом, семантическом и в прагматическом отношениях. Это проявляется в следующих его свойствах [16]: смена говорящих подчинена неуловимым правилам; непонятно почему, но обычно в каждый момент говорит только один участник; типичны ровные переходы от одного эпизода к другому – без пробелов или наложений; порядок обмена репликами варьируется; продолжительность (длина) разговора заранее не фиксирована; содержание высказываний и относительное распределение выступлений не предопределено заранее; варьируется и количество участников; беседа может быть непрерывной, а может и прерываться и т.д.

В научной литературе эти перечисленные Л.П. Якубинским характеристики диалога положены в основу его определения. Существует много таких определений, основанных на разных точках зрения. В нашей работе мы опираемся на определении О.С. Ахмановой [12], которая понимает под диалогом «одну из форм речи, при которой каждое высказывание прямо адресуется собеседнику и оказывается ограниченным непосредственной тематикой разговора. Диалог характеризуется относительной краткостью отдельных высказываний и относительной простотой их синтаксического построения».

В теории диалога современного языкознания наметились ряд аспектов. В связи с изучением диалога в центре внимания лингвистов часто стоял вопрос, существует ли тождество речи в естественных условиях и его воспроизведением в художественной прозе. Эта проблема связана с разными факторами. Например, особенности индивидуального стиля автора художественного произведения сказываются на характеристиках диалога.

Так, в художественном тексте невозможно воспроизвести звуковую интонацию, модуляцию голоса, жестикуляцию, мимику. Кроме того, отпадает имплицитность реплик, связанных с общностью предшествующего опыта говорящих и в естественном разговоре часто ведет к непонятности диалога для третьего лица.

Поэтому О.А.Лаптева [17] отмечает, что даже самый убежденный и талантливый реалист, не может непосредственно отразить в ткани художественного произведения реальную распространенность устно- разговорных фактов. Дело в том, что писателем управляют незримые, но определенные закономерности превращения устного факта в письменный», т.е. писатель обладает другими средствами для построения диалога, компенсирующими те признаки естественного диалога, которые в художественном тексте отсутствуют. Для объяснения коммуникативных ситуаций, жестикуляции, интонации и других внеязыковых факторов он использует авторские ремарки. Далее необходимо отметить коммуникативную концентрацию художественного диалога. В нем редко встречаются так называемые нулевые реакции, крайне редки реплики, произносимые из вежливости, для устранения неловких пауз. В сущности, подвергается элиминации все, что могло бы оказаться тормозящим моментом для развития действия. Кроме того, в художественном диалоге повышенную концентрацию стилистически релевантных элементов. Это обуславливается тем, что писатель старается компенсировать утрату некоторых естественных черт спонтанной устной речи, поддерживая иллюзию приближения к ней усиленным подчеркиванием других ее сторон. Усиленным по сравнению с естественной речью оказываются и такие особенности, как стремление к этимологизации отдельных слов, возникновение контекстуальных и эмоционально окрашенных переносных значений, повышенная синонимическая и лексико-семантическая вариативность диалога, столкновение разных значений слова, преобразование фразеологии и образность речи.

По мнению К.В. Кожевниковой [15], качественное преобразование художественного диалога обусловлено и специфическими художественными факторами, прежде всего стремлением к индивидуализации идиолекта персонажей, к использованию их речи в характерологической функции, к демонстрации собственно авторской стилистической активности.

Решая вопрос идентичности диалога в разговорной художественной речи, – вопроса о функции диалога в художественном стиле. Перед писателем ни в коем случае не стоит задача натуралистического, фотографического копирования разговорного языка в литературе. Ведь писатель должен сам активно воздействовать на разговорный язык народа, создавая языковые нормы. Взяв за основу стихийную разговорную бытовую речь, писатель должен произвести строжайший отбор – выбрать наиболее точные, меткие и наиболее осмысленные слова. Нельзя забывать, что в художественном тексте разговорная речь выполняет эстетическую функцию, становится элементом образного строя произведения, его идейного содержания и в связи с этим претерпевает изменения.

Настоящим адресатом художественного диалога является читатель, до которого должен дойти определенный момент художественного замысла автора. Тема диалога диктуется не стихийной потребностью, а желанием и волей автора. Поэтому в художественном произведении реже, чем в действительности, встречаются разговоры, относящиеся к бытовым ситуациям (разговоры в магазине, у врача, на почте и т.д.). То же самое относится и к тем частям разговора, которые являются данью общественному этикету (т.е. приветствия, вопросы о здоровье и т.д.). Значит, диалог в художественном произведении соответствует макроконтексту, тематическому плану, идейно- эстетическим задачам автора, его художественной цели. Хотя художественный диалог в основном опирается на естественный, бытовой диалог имеет с ним много общего (например, общую установку на разговорную речь), но между обоими видами диалога нет и не может быть тождества.

Художественный диалог является «реалистическим воспроизведением спонтанной разговорно-диалогической речи», «разговорность художественного текста – это отражение наиболее существенных черт разговорной речи, ее типизация, а не стилизация… писатель не искажает основных закономерностей живого диалога, а воспроизводит его в соответствии с языковыми традициями и со спецификой своего стиля» [18].

Разным композиционным задачам служат основные виды диалога: описательный и драматизированный диалог. Описательный замедляет темп развития действия, фиксирует внимание читателя на отдельных эпизодах, включает динамические элементы. Нет быстрой смены коротких реплик, нет противоречивого их движения. Реплики часто носят почти монологические черты. Другой тип диалога драматизирует повествование, ускоряет темп развития действия, передает напряженность, противоречивость ситуации. Здесь мы находим более короткие, быстро сменяющиеся реплики. Часто здесь отсутствуют вводящие ремарки автора. Кроме объектирования героя способом самовыражения его через собственную речь и развития сюжета в диалоге создаются условия для передачи точки зрения автора.

Как средство изображения диалог, как известно, является характеристикой персонажей через его речь. Эта характеристика передается не только диалогом, т.е. прямой речью, но и косвенной речью, несобственно-прямой речью, а также авторскими ремарками. Речь персонажей литературного произведения служит осуществлению художественного замысла автора, а его индивидуальный стиль влияет на речь персонажей. Таким образом, рисуется специфический портрет – речевой портрет. Речевой портрет, как явление лингвистическое, составляет часть общей литературной характеристики персонажа. Речь литературного персонажа показывает его одновременно как отдельную личность и как члена определенного речевого коллектива.

Диалог в широком понимании – это конкретное воплощение языка, форма речевого общения, сфера проявления речевой деятельности человека и, наконец, сама форма существования языка. Узкое же понимание диалога связано с непосредственным речевым общением двух или более лиц, находящихся в зависимости от различных экстралингвистических факторов.

Выявление специфики диалога постоянно проводится в сопоставлении с монологом. В живой устной речи диалог и монолог противопоставлены не так отчетливо, как в письменной. Устная речь всегда имеет адресата (будь то рассказ о пережитом или научная лекция). Сопоставление диалога с монологом позволяет исследователям выявить многие особенности диалогической речи. Л.П.Якубинский, сравнивая диалог с устным и письменным монологом, подчеркивает, что для диалога характерно взаимное прерывание. Каждое данное говорение в диалоге (каждая реплика) не есть конченное с точки зрения говорящего, оно предполагает продолжение, следующее за встречной репликой. Кроме того, хотя каждая реплика обусловлена репликой собеседника, но вместе с тем она есть элемент общего моего высказывания в обстановке данного диалога. Л.П. Якубинский утверждает: «При диалоге смена реплик происходит так, что один еще не кончил, а другой продолжает» [1].

Л.В. Щерба определяет монолог как систему облегченных в словесную «форму мыслей, являющихся преднамеренным воздействием на окружающих, как литературное произведение в зачатке. Диалог же «…состоит из взаимных реакций двух общающихся между собой индивидов, реакций нормально спонтанных, определяемых ситуацией или высказыванием собеседника. Диалог – это, в сущности, цепь реплик» [4]. Репликам диалога свойственны неполные предложения, «всевозможные фонетические сокращения, и неожиданные формообразования, и непривычные словообразования, и странное на первый взгляд словоупотребление, и, наконец, всякие нарушения синтаксических норм». Все особенности диалога Л.В. Щерба объяснял недостаточным контролем сознания, участием в процессе диалогического общения ситуации, жеста, мимики, интонации, стремлением говорящих к «упрощению» своей речи.

В современной лингвистической литературе признается, что в реальной языковой действительности нет достаточно четкой разграниченности тех явлений, которые принято считать диалогом и монологом. Определения диалога и монолога обычно даются с расчетом на крайние случаи. Различие между диалогом и монологом, прежде всего, связано с типами синтаксических структур, которыми они представлены. Диалог представляет собой единичную однофразовую реплику, монолог – пространное неединичное высказывание. Синтаксические построения, представляющие монолог и диалог отличаются также признаком самостоятельности. Автосемантичность монолога противопоставляется синсемантичности реплик диалога [19].

Диалог (Н.Ю. Шведова [8], Т.Г.Винокур [10] и др.) в крайнем своем представлении – это отрывистый и быстрый разговор на какие-нибудь обыденные или деловые темы, для которого характерен сравнительно быстрый обмен речью, когда каждый компонент является репликой и каждая реплика обусловлена другой. Обмен репликами происходит спонтанно, в их построении нет предумышленной связности, реплики краткие, однофразовые.

Монолог в крайнем своем проявлении характеризуется длительностью, наличием заданности, предварительным обдумыванием, что делает его в высшей степени связанным. Монологу свойственна односторонность высказывания, не рассчитанная на немедленную реакцию. В типичной же разговорной речи сообщение одного лица может быть разной длительности «до большого рассказа», а момент предварительного обдумывания при этом может отсутствовать. Говорящие могут обмениваться длительными речевыми построениями, в типичный диалог может быть включен рассказ одного из собеседников. Как рассматривать эти построения? О.Б. Сиротинина [20] считает, что истинно монологическая речь – это речь без расчета на возможность немедленной реакции слушателя (слушателей). Существуют, следовательно, истинные монологи и диалоги, а между ними широкая область всевозможных промежуточных случаев, среди которых и так называемый разговорный монолог, имеющий форму непринужденного рассказа и непосредственно обращенный к слушателю.

Основным отличием диалогической речи от монологической является попеременная передача коммуникативной роли (говорящий-слушающий) участниками речевого общения друг другу при сохранении предмета речи-темы, а сам диалог членится не на высказывание, а на пары синсемантических реплик (стимул-реакция) – диалогические единства [21]. Каждая реплика в диалоге, за исключением начальной и конечной, является одновременно стимулом (по отношению последующей) и реакцией (по отношению к предыдущей). Пропозициональное содержание (диктум) в диалогической паре распределено, как минимум, в два высказывания, в то время как модальная часть отдельной реплики зачастую способна получать несколько иллокутивных интерпретаций одновременно в зависимости от точки отсчета – мнения того или иного участника диалога. Кроме того, коммуникативная схема монологической речи (говорящий-слушающий) в диалоге осложнена обязательным присутствием «наблюдателя» – пассивного участника коммуникации, фиксирующего обмен репликами и передачу коммуникативной роли «активных» участников диалогического общения.

Итак, монолог – форма речи, обращенная к самому себе или другим, но не рассчитанная на непосредственную реакцию другого лица. Монолог характеризуется предварительной продуманностью, композиционной организованностью, пространностью, неединичностью высказывания, смысловой завершенностью (автосемантичностью).

Диалог же – форма речи, представляющая собой определенным образом организованную структуру, которая возникает в результате чередования устной спонтанной речи двух или более (полилог) собеседников, каждый из которых попеременно становится то говорящим, то слушающим. Каждое из высказываний, адресованных собеседнику, характеризуется относительной простотой синтаксического построения, синсемантичностью.

Изучение особенностей лексической, смысловой, структурной взаимосвязи реплик диалога, как особой речевой структуры, как сложного единства – еще один аспект изучения диалога. На первый взгляд, кажется, что размеры диалога безграничны. Однако, как показали исследования, каждый диалог имеет и свое начало, и свой конец. Диалог – это конечное множество реплик двух или более собеседников, объединенное одной темой. Диалог составляет своеобразное сочетание мыслей-суждений, из которых как бы складывается одна общая для собеседников мысль. Известны разнообразные классификации диалогов с точки зрения их тематического своеобразия, с точки зрения особенностей реплик-акций и реплик-реакций, составляющих диалог.

В исследованиях, посвященных изучению языковой специфики диалога, была предпринята попытка рассмотреть диалог не как ряд отдельных независимых высказываний, а как систему реплик, связанных между собой по определенным правилам диалогической речи. Так, Т.Г. Винокур [10] считает, что «всякая новая реплика… связана с тем, что ей предшествует». Связь реплик осуществляется за счет скрепляющих слов (повторение одного и того же слова в конце первой реплики и в начале второй, употребление в репликах слов общего словообразовательного гнезда; использование во второй реплике местоимения), а также за счет того, что вторая реплика содержит слова, восполняющие состав первой реплики, или вторая реплика является продолжением предшествующей.

Диалог (речевое общение) также рассматривается как вид человеческой деятельности со всеми присущими ей чертами. Всякая деятельность, в том числе и речевое общение, должна быть целенаправленной. Потребность и мотив общения – глубоко социальные компоненты деятельности. Только в обществе человек проявляет потребность поделиться своими мыслями, обменяться информацией, передать какой-то опыт и т.п. Рассмотрение диалога как вида человеческой деятельности ставит ряд психолингвистических и социолингвистических проблем. Прежде всего, это проблема речевого акта и средств языка в реальных речевых актах.

Речевой акт, понятие которого выдвинуто впервые Д.Остином и Дж.Серлем [23], представляет собой определенный фрагмент информации как результат познавательной деятельности человека, служащий каждый раз предметом общения (обмена мыслями). Это минимальная единица в ситуации общения. В речевом акте участвуют говорящий и слушающий, которые обладают фондом общих знаний, определенной языковой компетенцией. При классификации речевых актов учитывается иллокутивная цель, психологическое состояние говорящего, отношение к интересам говорящего и слушающего и др. Основными классами речевых актов являются следующие: информативные, акты побуждения, требование информации, акты принятия обязательств, акты, выражающие эмоциональное состояние, акты-установления (такие, как назначение на должность, вынесение приговоров и т.п.). Последовательность определенных речевых актов создает определенный диалог.

Диалог возникает на базе определенной совокупности действий, т.е. у истоков диалога лежит речевая ситуация. Речевая ситуация, составляя определенное звено любого акта диалогического общения, относится к числу факторов, непосредственно порождающих это общение. Под влиянием ситуативных условий формируются целевая и исполнительная стороны любого акта деятельности. Так, Д.И. Изаренков [24] дает следующее определение речевой ситуации: «Речевая ситуация-это такая совокупность условий (обстоятельств) в акте деятельности какого-либо лица, одна часть которой, заключающая в себе противоречие, ставит перед ним проблему действия (т.е. определенную целевую сторону действия), другая же часть совокупности обусловливает необходимость решения этой задачи с помощью собеседника».

Интересным и мало исследованным аспектом диалогической речи являются авербальные средства общения. Как известно, мимика, жесты, телодвижения служат дополнительным средством передачи коммуникации. На их большую роль указывал еще Л.П. Якубинский [1].

В.В.Виноградов [2] считал, что лингвисты должны ответить на вопрос: как конструируются различные типы художественной прозы и как включается в монологические конструкции диалог; рассматривается соотношение живого диалога художественного произведения и отмечается, что при создании диалога писатель заранее обдуманно строит реплики, отбирает средства их построения. «Сценическая речь – это не документальное, но художественное воспроизведение живой речи», – замечает О.А. Лаптева [17]. С этим нельзя не согласиться. Однако законы построения диалога в художественном произведении и диалога спонтанного одни и те же. «Разговорность художественного текста – это отражение наиболее существенных черт разговорной речи, ее типизация, а не стилизация… писатель не искажает основных закономерностей живого диалога, воспроизводит его в соответствии с языковыми традициями и со спецификой своего стиля» [25]. Таким образом, художественная литература может рассматриваться как материал, отражающий в обобщенном виде характерные черты разговорной речи, а также и особенностей организации диалога в произведениях отдельных авторов.

В большинстве работ, посвященных изучению диалогической речи, диалог определяется как цепь реплик. При этом реплика рассматривается как высказывание, границей которого является смена говорящего (Н.Ю.Шведова)[6]. Реплика может быть простой и сложной. Простая реплика представлена одной синтаксической конструкцией (одним высказыванием, по форме равным простому или сложному предложению). Сложная реплика представлена несколькими конструкциями (несколькими простыми или сложными предложениями).

Традиционным для русской лингвистической науки можно считать рассмотрение реплик диалога как неполных предложений. «Предложения, в которых, по сравнению с относительными с ними полными предложениями, отсутствуют те или иные члены предложения» являются «типичными и естественными для диалогической речи» [26]. Таким образом, структурная неполнота реплик рассматривается как их синтаксическая норма, при этом «неполнота формального состава, – как отмечает Д.И. Изаренков и др., – не обусловливает смысловой неполноты рассматриваемых структур», поскольку «они целиком осуществляют свою коммуникативную функцию при наличии разнообразных компенсирующих формальную неполноту факторов» [24]. При таком подходе структурная неполнота реплик трактуется как одно из проявлений их взаимосвязи. Предлагаются различные классификации неполных предложений, встречающихся в диалоге. Так, в «Грамматике русского языка» [28] выделены две разновидности неполных предложений, представляющих собой взаимосвязанные реплики диалога: «предложения, составляющие часть диалога (реплики), предложения-ответы». В предложениях, составляющих часть диалога, наличие или отсутствие слов в реплике объясняется их необходимостью для развития высказывания или их избыточностью, поскольку смысл этих слов ясен из предшествующих реплик. Состав неполных предложений-ответов целиком зависит от характера вопроса.

Изучение предложений диалогической речи должно отличаться от изучения предложений монологической речи, и «сам граммматический состав не может рассматриваться как единый для предложений монологической и диалогической речи», поскольку «недостающий состав предложения восстановим только гадательно, произвольно, а главное, его наличие не нужно, так как это не отвечает живому структурному типу высказывания – вопросительному или ответному предложению разговорной диалогической речи» [1]. «Эти живые структурные типы предложений, – писал В.В.Виноградов [2], – следует изучать не с точки зрения их предполагаемой формальной недостаточности, а со стороны их собственных, специфических для них свойств и функций».

Итак, все исследователи, делая акцент на ту или иную особенность диалога, сходятся на том, что диалог как основная и естественная форма общения представляет собой динамическую структуру.

Диалог, являясь одной из форм речи, при которой высказывания адресуются непосредственно собеседнику, представляет собой построение, объем и границы которого, разными исследователями определяются по-разному. В некоторых работах в качестве единственных критериев вычленения диалогов используются два признака: постоянство собеседников и отсутствие временного перерыва в их общении. При таком подходе диалог предстает как ряд реплик, нижняя граница которого практически остается открытой.

Размеры диалога ограничиваются тематикой разговора. Законченный диалог – это диалог на одну тему. Его цельность обеспечивается поступательностью, развитием определенной темы. Таким образом, диалог представляет собой своеобразное сочетание мыслей-суждений, из которых складывается одна, общая для собеседников, мысль.

Наконец, объем и границы диалога определяются постановкой и разрешением какой-либо задачи в акте деятельности. Эта задача – всегда порождение определенной ситуации или ряда взаимосвязанных ситуаций.

В имеющейся лингвистической литературе представлены разнообразные классификации диалогов, в основу которых положены разные критерии. Так, Е.М.Галкина-Федорук» [9] классифицирует диалоги по характеру реакции собеседника на первую, исходную, реплику диалога. С этой точки зрения его выделяется два типа диалогов: диалог-противоречие и диалог-синтез. В диалоге-противоречии первый собеседник, начинающий речь, задает тему сообщения или утверждением какого-либо факта, но встречает несогласие, противоречие. В этих диалогах употребляются реплики-противоречия, реплики, переводящие тему в другую плоскость. В диалоге-синтезе употребляются реплики-согласия, реплики-добавления к сказанному, реплики, сопровождающие тему. В парном диалоге участвуют два собеседника, их реплики чередуются, они структурно и семантически взаимосвязаны. В полилоге заняты более двух собеседников, их реплики также чередуются и взаимосвязаны. В параллельном диалоге обычно принимают участие более двух говорящих, но реплики такого диалога параллельны, не связаны друг с другом ни структурно, ни семантически, просто следуют друг за другом.

В основу классификаций диалогов входит сразу несколько факторов: экстралингвистические моменты, связанные с осуществлением речи, характер реакции собеседника на исходное высказывание, семантическое наполнение диалога. Авторы пытаются выявить структурно-грамматические особенности каждого типа диалога. А.К. Соловьева [29] выделяет следующие семантико-синтаксические типы диалогов: диалог-спор, диалог-объяснение, диалог-ссору и диалог-унисон. Она ставит вопрос о синтаксической модели каждого из типов диалога, однако такие модели, как видим, не разработаны, описаны только некоторые синтаксические особенности реплик этих диалогов, способы взаимосвязи реплик.

Существует три основных типа диалога: диалог-сообщение, диалог-беседа, диалог-обсуждение и ряд переходных. В диалоге-сообщении заключена информация об одном предмете. В таком диалоге преобладают развернутые структуры, возможны риторические вопросы, побуждения к ответу. Диалог-обсуждение также содержит в себе информацию об одном предмете. С точки зрения синтаксических особенностей реплики такого диалога характеризуются сдвигом в сторону элипсиса, возрастает роль мимики, жестов. В диалоге-беседе представлена информация о разных предметах. Отмечается резкое усиление роли экстралингвистических факторов, замена языковых средств неязыковыми, обилие неполных предложений, эквивалентов предложений.

Д.И. Изаренков [24] предлагает 18 основных моделей направления развертывания диалога, каждая из которых представлена несколькими вариантами. Каждая модель отличается от другой характером начального речевого действия (диалоги с начальным общим удостоверительно-вопросительным речевым действием; диалоги с начальным противительно-вопросительным речевым действием; диалоги с начальным предположительно-вопросительным речевым действием; диалоги, начальным действием которых является просьба и т.п.).

Известно, что В.В. Виноградов выделял три стороны мыслительного процесса: субъективную, объективную и модальную. Поддерживая эту идею, другие исследователи утверждают, что существует еще одна сторона – направление возникшей мысли к общению, к собеседнику, обычно рассчитано на активное восприятие и ответную реакцию. Действительно, динамизм развития диалога обусловливает объединение реплик двух или более участников речи в особую структурно-смысловую общность, диалогическое единство, которое рассматривается как коммуникативная единица диалога.

Структура диалога развертывается как определенная последовательность циклов. Диалогическое общение начинается с постановки задачи, которая разрешается в результате речевого взаимодействия собеседников, и завершается выработкой общей позиции участников диалога или их индивидуальными позициями, не сводимыми к единому решению. Отмеченная последовательность циклов позволяет говорить о динамизме диалогов как структурных и тематических объединений диалогических единств и самостоятельных реплик.

Художественный вариант диалога динамичен по своей природе, поскольку диалог в художественном произведении является основным средством развития действия и конфликта, а также основным способом представления характеров, поступков, образов.

Динамизм рассматриваемой формы общения связан и с диалогичностью человеческого познания. Так как «истина не рождается и не исходит в голове одного человека, – писал М.М. Бахтин, – она рождается между людьми, совместно ищущими истину, в процессе их диалогического общения» [3].

Художественный диалог есть такой диалог, в котором объемлющая прагматическая и коммуникативная цели совпадают. Сведение прагматической цели существенно упрощает его моделирование, так как позволяет в минимальной степени вводить в рассмотрение прагматическую компетенцию коммуникантов.

Как и всякий диалог, мы считаем, что художественный диалог есть результат действия совокупности интеллектуальных механизмов, заложенных в сознании коммуникантов, среди которых особенно значимы: прагматическая компетенция, коммуникативная компетенция, языковая компетенция. Совместное использование этих компетенций лежит в основе языкового взаимодействия и определяет степень успешности его протекания.

Ближайшим мотивом художественного диалога является желание вступить в речевой контакт с референтом, формирующим прагматико-коммуникативную цель, удовлетворению которой служит художественный диалог.

Реплика говорящего строится исходя из двух коммуникативных заданий: установить контакт с отвечающим в соответствии с правилами речевого этикета; вербализовать свою информационную потребность.

Цель установления контакта обеспечивается коммуникативной и социальной компетенцией и состоит из следующих подцелей:

а) обозначить начало диалога;

б) обозначить адресата текущего речевого акта;

в) обозначить тип перлокутивной функции текущего речевого акта;

г) эксплицировать намерение вести диалог.

Вербализация каждой из подцелей цели установления контакта

– может иметь свое специальное лексическое выражение;

– лексическое выражение некоторых из них может амальгамировать или отсутствовать.

В динамике развития художественного диалога восстановимы те исходные «мыслительные схемы», которые воплощаются в языковой форме реплик коммуникантов, т.е. эксплицитно задан и сосредоточен на самом процессе перехода от мысли в вербализованной цепочке.

Говорящий, формируя сообщение, так или иначе, учитывает адресата сообщения. Художественные диалоги представляют собой богатый материал для наблюдения влияния представления говорящего о базе знаний адресата на формируемое сообщение.

При построении общей модели языкового взаимодействия естественно ограничиваться на первых порах рассмотрением диалога двух собеседников и принять, что адресат конкретного сообщения, непосредственный собеседник говорящего, является одновременно и адресатом коммуникативного намерения говорящего, т.е. если к нему обращен вопрос, и субъектом желательного действия, если к нему обращена просьба или запрещение и т.д.

Обмен репликами в диалоге практически всегда имеет своим результатом изменение информативного состояния партнеров после каждой очередной реплики. Это дает нам право говорить о явлении движения информации в диалоге [30]. Следует различать два принципиально разных типа движения информации – назовем их макро-и микродвижением. Макродвижение – это глобальное движение информации от одного участника общения к другому и обратно в диалоге, рассматриваемом как последовательность ряда реплик, принадлежащих то одному, то другому участнику общения. Микродвижение – это движение информации в рамках одного речевого акта (РА), направленного от фиксированного говорящего (Г) к фиксированному адресату (А). Структура моделей сознания участников РА должна в достаточной степени отражать структуру речевого акта. К субъективно-прагматическому компоненту относятся сведения о «прагматике» говорящего, объясняющие прагматическую цель говорящего, мотивы, а также некоторые элементы ситуации, имеющие иногда лишь косвенное отношение к содержанию запроса. Вербализуемая в тексте информация субъективно-прагматического характера помещается, как правило, в вопросе в виде придаточного предложения, либо в виде поствопросительного предложения-утверждения.

Прагматическая цель говорящего – это, в стандартном случае, состояние, которого хочет достичь говорящий, совершив некоторые действия с использованием информации, содержащейся в ответе. В большинстве случаев прагматическая цель говорящего тривиальным образом вычисляется из основного компонента запроса, при отсутствии вербализованного субъективно-прагматического компонента.

Языковое взаимодействие, являясь частью общего взаимодействия, в значительной степени определяется социально-прагматическими факторами процесса коммуникации. Влияние этих факторов на языковое взаимодействие, а также отражение их в структуре и содержании речевых актов неоднократно рассматривалось различными авторами.

Движение информации в диалоге понимается как перенос элементов между различными «разделами сознания» участников диалога, каждый из которых содержит функционально однородную информацию [31]. Выделяются и характеризуются четыре таких раздела сознания, содержащих, соответственно, информацию: о релевантном фрагменте действительности; об информационном состоянии сознания партнера; о текстовом воплощении дискурса; о коммуникативной ситуации.

Диалог во всех его проявлениях – понятие сложное и многозначное. В широком (социальном) смысле он представляет собой цепь тематически взаимосвязанных событий одной из сфер человеческой жизнедеятельности (например, политический диалог между государствами). В такой интерпретации понятие «диалог» соотносится с термином «дидактические отношения» (М.М. Бахтин) [3] и является объектом изучения ряда смежных гуманитарных дисциплин – от философии, социологии и психологии до лингвистики.

В узком (собственно лингвистическом) понимании диалог, иными словами, диалогический текст, есть обмен высказываниями при непосредственном аудиовизуальном контакте в условиях ситуации речевого общения двух (нескольких (при полилоге) коммуникантов по интересующейся их теме. В данном определении следует сделать одно уточнение. Реальное межличностное общение может осуществляться в виде двух кодовых систем вербальной и невербальной, следовательно, когда речь идет о высказывании, то данная речевая единица может быть выражена не только исключительно вербальными или невербальными средствами коммуникации, но и их сочетанием. В условиях непосредственного аудиовизуального контакта в формировании высказывания, как правило, принимают участие и вербальные, и невербальные средства; следует, правда, учитывать, что смысловая нагрузка и иллокутивная направленность этих средств может быть как однонаправленной, так и диаметрально противоположной. При отсутствии зрительной связи между партнерами по общению (например, разговор по телефону) роль невербальных средств в процессе диалогического общения резко сокращается.

Вербальное общение может протекать и в условиях отсутствия непосредственного контакта между коммуникантами (например, почтовая переписка). Диалог такого типа характеризуется целым набором специфических черт: значительная протяженность во времени, наличие больших промежутков между стимулов и реакцией, исключительно письменная форма манифестаций и т.д. – поэтому должен служить объектом для отдельного изучения.

1.2. Диалогическая речь в авторском произведении

Проблема диалога в художественном произведении представляет особую громадную область теории диалога. В.В. Виноградов, указывая, что «речь художественных произведений складывается из разных типов монолога и диалога, из смешения многообразных форм устной и письменной речи», ставил задачи изучения «конструирования типов художественной прозы за пределами бытового языкового материала», уяснения «принципов сочетания разных форм речи в пределах монологических конструкций и принципов включения в них диалога». Перу В.В. Виноградова принадлежит ряд исследований в этой области, диалог художественных произведений с разных сторон анализируется в работах Г.О. Винокура [32], Н.Ю. Шведовой [8], М.К. Милых [33] и др. Организация текста художественных произведений разных жанров, историческое развитие приемов включения диалога в повествование — вопросы, освещаемые в ряде исследований и требующие дальнейшего изучения.

Проблема включения диалога в авторское повествование тесным образом связана с проблемой передачи явлений устной речи в литературных произведениях разных жанров. В языке художественной литературы, указывает Н.Ю. Шведова, «находят свое отражение самые разнообразные стороны языка, преломленные сквозь призму мировоззрения и мастерства писателя».

Из всех форм прямой речи, используемых в художественной прозе, диалог в наибольшей степени отражает особенности бытового разговорного языка. В диалоге содержится более разнообразные, чем в авторском повествовании синтаксические конструкции, передающие живые интонации разговорной речи.

Диалог подразумевает установку на разговорную речь: большое количество разговорных выражений, просторечий, широкое использование эмоционально-экспрессивной лексики и синтаксических средств (простых и бессоюзных предложений), важная роль интонации. Все это несвойственно книжному стилю. Возникает противоречие между необдуманностью устной речи и взвешенностью письменной, ведь писатель тщательно отбирает языковые средства. Индивидуальный стиль автора – это первый аспект, который необходимо учитывать, отвечая на вопрос идентичности диалога в бытовой речи и художественной литературе. Кроме того, необходимо учитывать различие коммуникативных условий этих форм диалога. Внешние признаки естественного диалога нельзя переложить на диалог в художественной прозе. Здесь положение совсем другое: о диалоге в художественной литературе нельзя сказать, что он возникает при непосредственной коммуникации и предварительно не обдумывается, ведь хороший писатель взвешивает каждое употребляемое им слово. Высокая степень автоматизированности устно-разговорной речи и появление в ней стереотипный конструкций, стандартизирующей речь, вступают в противоречие со свойственной художественной литературе поисками точного изобразительного средства.

В художественном произведении диалог носит двойственный характер. С одной стороны, диалогическая речь предполагает обработанность ее автором, а, с другой стороны, – эта речь необходимо основана на живой разговорной речи. Автор художественного текста воспроизводит живую разговорную речь, что само по себе свидетельствует о том, что это воспроизведение не есть абсолютное повторение всего того, что есть в живой разговорной речи. Принципы непрямого отражения особенностей разговорной речи в составе художественного текста следует искать в тех требованиях, которые накладывает художественный текст. Не все «говоримое» в живой разговорной речи может быть отражено в художественном тексте.

Диалог дает автору возможность менять способ повествования, переходить от описательного к прямому изображению действия и тем самым оживлять повествование, делать изображаемое более рельефным, конкретным, эмоционально действенным. Прямая речь делает описание более образным, является одним из средств, которое помогает писателю «изображать», «рисовать словами», а не протокольно описывать. Диалог четко выделяется на фоне общего повествования и фиксирует внимание читателя на эпизодах, особенно важных для замысла автора [34].

В связи с тем, что разговорная речь требует кратких, неполных, простых конструкций, особую роль получают внеязыковые коммуникативные факторы: интонация, мимика, жестикуляция. В литературном произведении эти моменты отражены с помощью авторских ремарок.

Перед писателем ни в коем случае не стоит задача натуралистического, фотографического копирования разговорного языка, ведь гениальный писатель часто, взяв за основу разговорную бытовую речь, создает языковые нормы. В художественном тексте разговорная речь выполняет эстетическую функции, становятся элементом образного строя произведения, его идейного содержания и в связи с этим претерпевает изменения. Качественное преобразование диалога обусловлено и специфическими художественными факторами, прежде всего стремлением к индивидуализации идиолекта персонажей, к использованию их речи в характерологической функции и к демонстрации собственно авторской стилистической активности.

Художественная обработка материала заключается не в изменении формы построения, не в отступлении от правил языка, а в отборе того, что требуется для достижения тех или иных художественных целей. Обращаясь к разговорной речи, писатель-реалист берет соответствующих конструкций в их типической, «чистой» форме, освобождая их от случайного, индивидуального, то есть того, что является отступлением от языковой нормы.

Организация текста художественных произведений разных жанров, историческое развитие приемов включения диалога в повествование – вопросы, освещаемые в ряде исследований и требующие дальнейшего изучения.

Индивидуальный стиль автора – это первый аспект, который необходимо учитывать, отвечая на поставленный вопрос – вопрос идентичности диалога в бытовой речи и в художественной произведении. Кроме того, необходимо учитывать различие коммуникативных условий обеих форм диалога. О диалоге в художественной произведении нельзя сказать, что он возникает при непосредственной коммуникации и предварительно не обдумывается. Ведь хороший писатель взвешивает каждое употребляемое им слово. Высокая степень авторизованности устно-разговорной речи и появление в ней стереотипных конструкций, стандартизирующих речь, вступают в противоречие со свойственными художественной литературе поисками точного изобразительного средства [35].

Диалог подразумевает установку на разговорную речь: большое количество разговорных выражений, просторечий, широкое использование эмоционально-экспрессивной лексики и синтаксических средств (простых и бессоюзных предложений), важная роль интонации. Все это несвойственно книжному стилю. Возникает противоречие между необдуманностью устной речи и взвешенностью письменной, ведь писатель тщательно отбирает языковые средства. Индивидуальный стиль автора – это первый аспект, который необходимо учитывать, отвечая на вопрос идентичности диалога в бытовой речи и художественной литературе. Кроме того, необходимо учитывать различие коммуникативных условий этих, форм диалога. Внешние признаки естественного диалога нельзя переложить на диалог в художественной прозе. Здесь положение совсем другое: о диалоге в художественной литературе нельзя сказать, что он возникает при непосредственной коммуникации и предварительно не обдумывается, ведь хороший писатель взвешивает каждое употребляемое им слово. Высокая степень автоматизированности устно-разговорной речи и появление в ней стереотипный конструкций, стандартизирующей речь, вступают в противоречие со свойственной художественной литературе поисками точного изобразительного средства.

В художественном произведении диалог носит двойственный характер. С одной стороны, диалогическая речь предполагает обработанность ее автором, а с другой стороны – эта речь необходимо основана на живой разговорной речи. Автор художественного текста воспроизводит живую разговорную речь, что само по себе свидетельствует о том, что это воспроизведение не есть абсолютное повторение всего того, что есть в живой разговорной речи. Принципы непрямого отражения особенностей разговорной речи в составе художественного текста следует искать в тех требованиях, которые накладывает художественный текст. В связи с тем, что разговорная речь требует кратких, неполных, простых конструкций, особую роль получают внеязыковые коммуникативные факторы: интонация, мимика, жестикуляция. В литературном произведении эти моменты отражены с помощью авторских ремарок.

Перед писателем ни в коем случае не стоит задача натуралистического, фотографического копирования разговорного языка, ведь гениальный писатель часто, взяв за основу разговорную бытовую речь, создает языковые нормы. В художественном тексте разговорная речь выполняет эстетическую функции, становятся элементом обшеобразного строя произведения, его идейного содержания и в связи с этим претерпевает изменения. Качественное преобразование диалога обусловлено и специфическими художественными факторами, прежде всего стремлением к индивидуализации идиолекта персонажей, к использованию их речи в характерологической функции и к демонстрации собственно авторской стилистической активности.

Художественная обработка материала заключается не в изменении формы построения, не в отступлении от действующих правил языка, а в отборе того, что требуется для достижения тех или иных художественных целей. Обращаясь к разговорной речи. Писатель-реалист берет соответствующих конструкций в их типической, «чистой» форме, освобождая их от случайного, индивидуального, то есть того, что является отступлением от языковой нормы[36].

Настоящим адресатом художественного диалога является читатель, до которого должен дойти определенный момент художественного замысла автора. Поэтому в художественном произведении реже, чем в действительности, встречаются разговоры, относящиеся к бытовым ситуациям и той части разговора, которые являются данью общественному этикету (приветствия, вопросы о здоровье и т.д.). Также в диалогах художественной речи практически не возникает ситуаций неловкости, пауз из-за отсутствия темы для разговора, столь часто возникающих в повседневной жизни.

Таким образом, бытовой диалог и диалог художественный не являются и не должны быть тождеством. Однако сущность явления, основные языковые признаки, его характеризующие, в обоих диалогах остаются одинаковыми.

Со стороны структурно-композиционной выделяются ответные реплики-подхваты, реплики-повторы и др. При этом внимание обращается на логико-смысловое значение реплики и соответствующее ее отношение к первому, стимулирующему высказыванию. Важнейшим видом диалогического единства в этом плане признается вопросно-ответный комплекс. Большое значение придается характеру реакций. В связи с этим выделяются реплики противоречия, согласия, добавления, реплики, сопровождающие тему, переводящие тему в другую плоскость.

Речевая деятельность человека есть явление многообразное, и это многообразие проявляется не только в существовании бесчисленного множества отдельных языков, наречий, говоров и прочего, но и вплоть до диалектов отдельных социальных групп и, наконец, индивидуальных диалектов, и определяется всем сложным разнообразием факторов, функцией которых является человеческая речь.

Язык есть разновидность человеческого поведения. Человеческое поведение есть факт психологический (биологический), как проявление человеческого организма, и факт социологический, как такое проявление, которое зависит от совместной жизни этого организма с другими организмами в условиях взаимодействия.

Рассмотрение языка в зависимости от условий общения является основной базой современного языкознания. Нужно, однако, заметить, что в порядке изучения языка как явления среды и взаимодействия сред не поставлен еще вопрос, в какой мере речевое высказывание и речевое общение определяется с психологической и морфологической (в широком смысле этого слова) точек зрения условиями общения в данной привычной среде. Это еще нерешенная очередная задача. И, в сущности, только по ее разрешении может быть в полной мере исследован вопрос и о взаимодействии различных языковых сред.

Изучать явления живой речи на материале художественного произведения возможно с учетом того, что писатель, стремясь их отразить объективно, в то же время подчиняет это своим художественным задачам. Бытовой диалог и диалог художественный не являются и не должны быть тождеством. Однако сущность явления, основные языковые признаки, его характеризующие, в обоих диалогах остаются одинаковыми.

Таким образом, диалог это:

— особая форма речевого общения;

— характерные черты диалога:

быстрый обмен взаимообусловленными высказываниями-репликами без предварительного обдумывания, при зрительном и слуховом восприятии собеседника, и монолога (длительное письменное или устное высказывание одного лица);

— в диалоге выступает быстрая смена интонаций, пестрое чередование разных форм мелодического движения речи, широко развернутая цепь средств мимической и жестикуляционной-пластической сигнализации, непосредственный перевод в звучание социально-привычных речевых формул;

— вслед за Л.П. Якубинским можно выделить характерные особенности «классов» диалога, при противопоставлении монологу: наличие нескольких собеседников, принцип «акции» и «реакции», зрительное и слуховое восприятие речи и в связи с этим особая роль мимики, жестов и всех телодвижений собеседников, определенный объем отрезка речи, высокий темп речи в ожидании «перебоя», что ведет к ее сокращению и упрощению, обмен репликами происходит вне какого-либо предварительного продумывания, некоторая шаблонность речи и т.п.

Художественный диалог является воспроизведением спонтанной разговорно-диалогической речи; художественная литература может рассматриваться как материал, отражающий в обобщенном виде характерные черты разговорной речи, а также и особенностей организации диалога в произведениях отдельных авторов.

Диалог в художественном произведении, как и авторская речь, представляет собой словесное изображение, структура которого обуславливается структурой авторского повествования. Диалоги в художественном произведении отражают творческую индивидуальность писателя. Диалоги необходимы автору для изменения, эмоциональности, выразительности и оживления повествования.

Диалог в авторском повествовании тесным образом связан с включением в литературные произведения проблемы передачи явлений устной речи. Тема диалога возникает не стихийно, а по воле автора. В языке художественной литературы, указывает Н.Ю. Шведова, «находят свое отражение самые разнообразные стороны языка, преломленные сквозь призму мировоззрения и мастерства писателя».

2 Типология диалогов и их применение в романе Ф.М.Достоевского «Бесы»

2.1 Диалог-объяснение и его использование в романе

С ситуацией общения, отношением участников диалога к содержанию речи связан характер логико-смысловых отношений между частями диалогического единства, и в связи с этим выделяются различные типы реплик и типы диалога, устанавливается характер реакции, оценки говорящими фактов ситуации и речи, модальная характеристика диалога. В статьях, посвященных диалогу, П.Д. Арутюнова [37] вскрывает стимулирующие и реактивные свойства реплик. Важно изучение особенностей обоих компонентов. Ряд исследований посвящен характеристике первого компонента единства, в других анализируется реплика ответная, но независимо от того, какой термин вынесен в название работы, исследователи не могут не анализировать элементы диалогического единства в их взаимосвязи. С стороны структурно-композиционной выделяются ответные реплики-подхваты, реплики-повторы и др. При этом внимание обращается на логико-смысловое значение реплики и соответствующее ее отношение к первому, стимулирующему высказыванию. Важнейшим видом диалогического единства в этом плане признается вопросно-ответный комплекс. Большое значение придается характеру реакций. В связи с этим выделяются реплики-противоречия, согласия, добавления, реплики, сопровождающие тему, переводящие тему в другую плоскость.

По характеру реакции определяются соответствующие типы диалога. Так, Е.М. Галкина-Федорук [9] выделяет диалог-противоречие, диалог-синтез. В работе А.К. Соловьевой [29] выделяется диалог-спор, диалог-объяснение, диалог-ссора, диалог-унисон. А.В. Чичерин [38] выделяет следующие типы диалогов: диалог-допрос, основанный на внутреннем сопротивлении; диалог-исповедь, или монолог, насыщенный вставными новеллами, сочетающимися с короткими репликами интереса, понимания и сочувствия; диалог полного взаимного понимания; любовный диалог. К. Мегаева [39] акцентирует внимание на следующих видах диалога (в ее работе речь идет о диалогах в романе Ф.М.Достоевского вообще и в романе «Бесы» в частности): исповедальный диалог, диалог-поединок; смешанный диалог, в котором присутствуют элементы исповеди, поединка и внутреннего монолога. В немецкой филологии выделяются следующие типы диалогов: «поэтические», обладающие образностью, сопровождающие действие; прозаические, которые делятся на теоретико-познавательные (научные, «сократические») и философские (обиходно-разговорные и характерологические).

Диалог-объяснение является самым распространенным видом диалога в романе «Бесы». Этот вид можно подразделить на диалог-выяснение, сходный с диалогом-допросом, и диалог-объяснение. Рассмотрим оба этих подвида.

Для примера диалога-выяснения приведем диалог между Кирилловым и рассказчиком, произошедшего в 3 главе I части романа.

«– …я только ищу причину, почему люди не смеют убить себя; вот и все. И то все равно (Кириллов).

– Как не смеют? Разве мало самоубийств? (рассказчик).

– Очень мало.

– Неужели вы так находите?

Он не ответил, встал и в задумчивости начал ходить взад и вперед.

– Что же удерживает людей, по-вашему, от самоубийства?

Он рассеянно посмотрел, как бы припоминая, об чем мы говорили.

– Я … я еще мало знаю… два предрассудка удерживают, две вещи; только две; одна очень маленькая, другая очень большая. Но и маленькая тоже очень большая.

– Какая же маленькая?

– Боль.

– Боль? Неужто это так важно… в этом случае?

– Самое первое. Есть два рода: те, которые убивают себя или с большой грусти, или со злости, или сумасшедшие, или там все равно… те вдруг. Те мало о боли думают, а вдруг. А которые с рассудка – те много думают.

– Да разве есть такие, что с рассудка?

– Очень много. Если б предрассудка не было, было бы больше; очень много; все.

– Ну уж и все?

Он помолчал.

– Да разве нет способов умирать без боли?

– Представьте, – остановился он передо мною, – представьте камень такой величины, как с большой дом; он висит, а вы под ним; если он упадет на вас, на голову – будет вам больно?

– Камень с дом? Конечно, страшно.

– Я не про страх; будет больно?

– Камень с гору, миллион пудов? Разумеется, ничего не больно.

– А станьте вправду, и пока висит, вы будете очень боятся, что больно…

– Ну, а вторая причина, большая-то?

– Тот свет.

– То есть наказание?

– Это все равно. Тот свет; один тот свет. …

– Вся свобода будет тогда, когда будет все равно, жить или не жить. Вот всему цель.

– Цель? Да тогда никто, может, и не захочет жить.

– Никто, – произнес он решительно.

– Человек смерти боится, потому что жизнь любит, вот как я понимаю, – заметил я, – и так природа велела».

Схема этого диалога такова: вопрос в достаточно мягкой форме – добровольный и потому пространный ответ. Это схема сходна со схемой диалога-допроса. Отличие состоит в том, что здесь присутствует взаимное желание вести диалог, поэтому внеречевая (эмоциональная) обстановка довольно спокойная. С этим связано небольшое количество авторских ремарок. В реплике-вопросе присутствует не только вопросительное, но и утвердительное предложение с целью побудить развитие диалога в новом направлении. Диалог-выяснение – это выспрашивание, попытка узнать мнение собеседника или получить какую-либо информацию. Спрашивающий (рассказчик) не комментирует ответы, он спокойно и объективно воспринимает их. Как правило, ответ рождает последующий вопрос. Немалую роль играют реплики-повторы, когда в ответе повторяется часть вопроса или если в качестве вопросительного предложения выступает повторенная с вопросительной интонацией часть предыдущего ответа. Это спокойная, достаточно мирная беседа, которая, скорее всего, не перетечет в диалог-конфликт. Данный подвид диалога встречается значительно чаще, чем собственно диалог-объяснение.

Для иллюстрации диалога-объяснения рассмотрим диалог между Ставрогиным и Маврикием Николаевичем из 6 главы II части романа.

«– Если можете, то женитесь на Лизавете Николаевне, – подарил вдруг Маврикий Николаевич, и, что было всего любопытнее, никак нельзя было узнать по интонации голоса, что это такое: просьба, рекомендация, уступка или приказание. Николай Всеволодович продолжал молчать; но гость, … глядел в упор, ожидая ответа.

– Если не ошибаюсь (впрочем, это совершенно верно), Лизавета Николаевна уже обручена с вами, – проговорил наконец Ставрогин.

– Помолвлена и обручилась, – твердо и ясно подтвердил Маврикий Николаевич.

– Вы… поссорились?.. Извините меня, Маврикий Николаевич.

– Нет, она меня «любит и уважает», ее слова. Ее слова драгоценнее всего.

– В этом нет сомнения.

– Но знайте, что если она будет стоять у самого налоя под венцом, а вы ее кликните, то она бросит меня и всех и пойдет к вам.

– Из-под венца?

– И после венца».

Схема здесь иная, чем в диалоге-выяснении: реплика – реплика. Если в предыдущем случае было много вопросительных предложений, то в данном случае больше повествовательных. Это классический вариант выяснения отношений, если говорить бытовым языком. Происходит обмен мнениями, информацией, а затем – эмоциональная разрядка. Поэтому внеречевая обстановка и интонации требует большего внимания со стороны автора, чем в диалоге-выяснении, поэтому здесь больше авторских ремарок. Подобный диалог может перейти в диалог-ссору, диалог-спор, или даже в диалог-поединок.

2.2 Диалог-допрос

Диалог-допрос достаточно прост для анализа, так как в бытовой речи он встречается достаточно часто. В романе «Бесы» также немало подобных диалогов. Вот наиболее характерный пример: диалог между Степаном Трофимовичем и Варварой Петровной из 2 главы I части.

«– …Кстати, вы носите красные галстуки, давно ли?

– Это я… я только сегодня…

– А делаете ли вы ваш моцион? Ходите ли ежедневно по шести верст

прогуливаться, как вам предписано доктором?

– Не… не всегда».

Схема диалога очень проста: вопрос – ответ. Вопрос построен синтаксически безупречно, как в письменной речи, а ответ, даваемый под принуждением, психологическим давлением, являет собой отрывистое, неполное, незаконченное предложение, что касается объема стимулирующей и ответной реплик, то вопросы превосходят ответы в распространенности, и, следовательно, в величине.

Атмосфера диалога достаточно напряженная, поэтому нет восклицаний, риторических конструкций. Внеречевая обстановка, интонации предельно понятны, поэтому не требуют авторских пояснений. Что касается психологических аспектов, то происходит подчинение менее сильной воли (Степана Трофимовича) более сильной воле (Варваре Петровне).

2.3 Диалог-поединок

Диалог-поединок является наиболее интересным объектом для исследования, так как именно здесь лингвистические проблемы более всего переплетаются с психологическими. В романе «Бесы» представлены бытовой диалог-поединок, в котором происходит борьба между двумя людьми исходя из их (плохих) взаимоотношений, противоположных интересов, и идеологический диалог-поединок, борьба двух идей, принципов, полемика. Собеседники стремятся подавить, «уничтожить» друг друга.

В качестве примера бытового диалога-поединка рассмотрим диалог между Степаном Трофимовичем и Варварой Петровной из 2 главы I части.

«– Но, мой добрый друг, в третий раз и в моих летах… и с таким ребенком! – проговорил он наконец. – Но ведь это ребенок!

Ребенок, которому двадцать лет, слава Богу! Не вертите, пожалуйста, зрачками, про у вас, вы не на театре. Вы очень умны и учены, но ничего не понимаете в жизни, за вами постоянно должна нянька ходить. Я умру, и что с вами будет? А она будет вам хорошею нянькой; это девушка скромная, твердая, рассудительная; к тому же я сама буду тут, не сейчас же умру. Она домоседка, она ангел кротости. Эта счастливая мысль мне еще в Швейцарии приходила. Понимаете ли вы, если я сама вам говорю, что она ангел кротости! Вдруг яростно вскричала она. У вас сор, она заведет чистоту, порядок, все будет как зеркало. Э, да неужто вы мечтаете, что я еще кланяться вам должна с таким сокровищем, исчислять все выгоды, сватать! Да вы должны бы на коленях. О, пустой, пустой, малодушный человек! Но… я уже старик!

– Что значат ваши пятьдесят три года! Пятьдесят лет не конец, а половина жизни. Вы красивый мужчина, и сами это знаете. Вы знаете тоже, как она вас уважает. Умри я, что с нею будет? А за вами она спокойна, и я спокойна. У вас значение, имя, любящее сердце; вы получаете пенсион, который я считаю своею обязанностию. Вы, может быть, спасете ее, спасете! Во всяком случае, честь доставите. Вы сформируете ее к жизни, разовьете ее сердце, направите мысли. Нынче сколько погибают оттого, что дурно направлены мысли! К тому времени поспеет ваше сочинение, и вы разом о себе напомните.

– Я именно, – пробормотал он, уже польщенный ловкою лестью Варвары Петровны, – я именно собираюсь теперь присесть за мои «Рассказы из испанской истории…».

– Ну, вот видите, как раз и сошлось.

– Но… она? Вы ей говорили?

– О ней не беспокойтесь, да и нечего вам любопытствовать. Конечно, вы должны ее сами просить, умолять сделать вам честь, понимаете? Но не беспокойтесь, я сама буду тут. К тому же вы ее любите…

У Степана Трофимовича закружилась голова; стены пошли кругом. Тут была одна страшная идея, с которою он никак не мог сладить.

– Дорогая моя! – задрожал вдруг его голос, – я… я никогда не мог вообразить, что вы решитесь выдать меня… за другую… женщину!

– Вы не девица, Степан Трофимович; только девиц выдают, а вы сами женитесь, – ядовито прошипела Варвара Петровна.

– Да, я оговорился. Но… это все равно, – уставился он на нее с потерянным видом.

– Вижу, что все равно, – презрительно процедила она, – Господи! Да с ним обморок! Настасья, Настасья! Воды!

Но до воды не дошло. Он очнулся. Варвара Петровна взяла свой зонтик.

– Я вижу, что с вами теперь нечего говорить…

– Да, да, я не в состоянии.

– Но к завтраму вы отдохнете и обдумаете. Сидите дома, если что случится, дайте знать, хотя бы ночью Писем не пишите, и читать не буду. Завтра же в это время приду сама, одна, за окончательным ответом, и надеюсь, что он будет удовлетворителен».

В начале диалога человек с менее сильной волей старается что-то противопоставить более сильной личности, но его реплики-противоречия незакончены, отрывисты, нарушается правильный порядок слов, тогда как реплики противоположной стороны более продуманны, и потому более распространены и завершены. Кроме того, один из собеседников предоставляет больше аргументов против позиции другой стороны, поэтому реплики подавляющей стороны занимают больший объем в диалоге. В конце диалога один из собеседников совершенно подавлен, что выражается в его «дрожащем голосе», «потерянном виде» и репликах, свидетельствующих об отсутствии у него контраргументов. Последняя реплика принадлежит той стороне, которая одерживает психологическую победу. Об эмоциональном накале свидетельствует большое количество восклицательных предложений как с той, так и с другой стороны, а также наличие довольно подробных авторских ремарок, поясняющих внеречевую обстановку и интонации, с которыми произносятся реплики.

В качестве примера идеологического диалога-объяснения приведем диалог из главы « У Тихона» из II части романа «Бесы».

«– Вы меня не понимаете, выслушайте и не раздражайтесь. Вы мое мнение знаете: подвиг ваш, если от смирения, был бы величайшим христианским подвигом, если бы выдержали. Даже если б и не выдержали, все равно вам первоначальную жертву сочтет Господь. Все сочтется: ни одно слово, ни одно движение душевное, ни одна полумысль не пропадут даром. Но я вам предлагаю взамен сего подвига другой, еще величайший того, нечто уже несомненно великое…

Николай Всеволодович молчал.

– Вас борет желание мученичества и жертвы собою – покорите и сие желание ваше, отложите листки и намерение ваше итог да уже все поборете. Всю гордость свою и беса вашего посрамите! Победителем кончите, свободы достигнете…

Глаза его загорелись; он просительно сложил пред собой руки.

– Просто запросто вам очень не хочется скандала, и выставите мне ловушку, добрый отче Тихон, – небрежно и с досадой промямлил Ставрогин, порываясь встать. Короче вам хочется, чтоб я остепенился, пожалуй, женился и кончил жизнь членом здешнего клуба, посещая каждый праздник ваш монастырь. Ну, эпитимья! А впрочем, вы, как сердцевед, может, и предчувствуете, что это ведь, несомненно, так и будет и все дело затем, чтобы меня теперь хорошенько поупросить для приличия, так как я сам только того и жажду не правда ли? Он изломанно рассмеялся.

– Нет, не та эпитимья, я другую готовлю! – с жаром продолжал Тихон, не обращая ни малейшего внимания на смех и замечание Ставрогина. – Я знаю одного старца не здесь, но и недалеко отсюда, отшельника и с химника и такой христианской премудрости, что нам с вами и не понять того Он послушает моих просьб. Я скажу ему о вас все. Под и те к нему впослушание, под начало его лет на пять, на семь сколько сам и найдете потребным впоследствии. Дайте себе обет, и сею великою жертвой купите все, чего жаждете и даже чего не ожидаете, ибо и понять теперь не можете, что получите!

Ставрогин выслушал очень, даже очень серьезно его последнее предложение.

– Просто запросто вы предлагаете мне вступить в монахи в тот монастырь? Как ни уважаю я вас, а я совершенно того должен был ожидать. Ну, так я вам даже признаюсь, что в минуты малодушия во мне уже мелькала мысль: раз заявив эти листки всенародно, спрятаться от людей в монастырь хоть на время. Но я тут же краснел за эту низость. Но чтобы постричься в монахи – это мне даже в минуту самого малодушного страха не приходило в голову.

– Вам не надо быть в монастыре, не надо постригаться, будьте только послушником тайным, неявным, можно так, что и совсем в свете живя…

– Оставьте, отец Тихон, – брезгливо прервал Ставрогин и поднялся со стула. Тихон тоже.

– Что с вами? – вскричал он вдруг, почти в испуге всматриваясь в Тихона. Тот стоял перед ним, сложив перед собою вперед ладонями руки, и болезненная судорога, казалось как бы от величайшего испуга, прошла мгновенно по лицу его.

– Что с вами? Что с вами? – повторял Ставрогин, бросаясь к нему, чтоб его поддержать. Ему казалось, что тот упадет.

– Я вижу… я вижу как наяву, – воскликнул Тихон проницающим душу голосом и с выражением сильнейшей горести, – что никогда вы, бедный, погибший юноша, не стояли так близко к самому ужасному преступлению, как в сию минуту!

– Успокойтесь! – повторял решительно встревоженный за него Ставрогин, – я, может быть, еще отложу… вы правы, я, может, не выдержу, я в злобе сделаю новое преступление… все это так… вы правы, я отложу.

– Нет, не после обнародования, а еще до обнародования листков, за день, за час, может быть, до великого шага, вы броситесь в новое преступление как в исход, чтобы только избежать обнародования листков!

Ставрогин даже задрожал от гнева и почти от испуга.

– Проклятый психолог! – оборвал он вдруг в бешенстве и, не оглядываясь, вышел из кельи».

В данном случае отсутствует противоречие бытовых интересов между противоположными сторонами, поэтому их противостояние приобретает чисто идеологический характер. Проблемы, обсуждаемые собеседниками, по-настоящему волнуют обе стороны, что проявляется в наличии значительного количества восклицательных и повествовательных предложений, множества незаконченных конструкций. О серьезном накале событий свидетельствуют и подробные авторские ремарки, пояснения интонаций, с которыми произносятся реплики, описание внеречевых событий: жестов, движений собеседников. Авторская речь занимает в данном диалоге приблизительно такой же объем, как реплики одной из сторон. Победитель в этом поединке, если судить только по самой диалогической речи, отсутствует, поэтому требуются авторские пояснения: один из собеседников резко обрывает диалог и «в бешенстве» уходит, что можно расценить как бегство из-за невозможности предоставить контраргументы.

2.4. Диалог-исповедь в романе «Бесы»

Диалог-исповедь можно назвать монологом, насыщенным вставными новеллами, сочетающимися с короткими репликами интереса, понимания и сочувствия. Исповедь может произноситься с целью произвести впечатление, повлиять на собеседника или же без всяких целей, просто из душевной потребности высказаться. В качестве примера исповеди ради влияния рассмотрим диалог между Кармазиновым и Петром Степановичем из 6 главы 2 части.

«– Вы ведь, кажется, приехали потому, что там эпидемии после войны ожидали?

– Н-нет, не совсем потому, продолжал господин Кармазинов, благодушно скандируя свои фразы и при каждом обороте из угла в другой угол бодро дрыгая правою ножкой, впрочем чуть-чуть. Я действительно, усмехнулся он не без яду, намереваюсь прожить как можно дольше. В русском барстве есть нечто чрезвычайно быстро изнашивающееся, во всех отношениях. Но я хочу износиться как можно позже и теперь перебираюсь за границу совсем; там и климат лучше, и строение каменное, и все крепче. На мой век Европы хватит, я думаю. Как вы думаете?

– Я почем знаю.

– Гм. Если там действительно рухнет Вавилон и падение его будет великое (в чем я совершенно с вами согласен, хотя и думаю, что на мой век его хватит), то у нас в России и рушиться нечему, сравнительно говоря. Упадут у нас не камни, а все расплывется в грязь. Святая Русь менее всего на свете может дать отпору чему-нибудь. Простой народ еще держится кое-как русским Богом; но русский Бог, по последним сведениям, весьма неблагонадежен даже против крестьянской реформы едва устоял, по крайней мере, сильно покачнулся. А тут железные дороги, а тут вы… уж в русского-то Бога я совсем не верую.

– А в европейского?

– Я ни в какого не верую. Меня оклеветали пред русскою молодежью. Я всегда сочувствовал каждому движению ее. Мне показывали эти здешние прокламации. На них смотрят с недоумением, потому что всех пугает форма, но все, однако, уверены в их могуществе, хотя бы и не сознавая того. Все давно падают, и все давно знают, что не за что ухватиться. Я уже потому убежден в успехе этой таинственной пропаганды, что Россия есть теперь по преимуществу то место в целом мире, где все что угодно может произойти без малейшего отпору. Я понимаю слишком хорошо, почему русские с состоянием все хлынули за границу, и с каждым годом больше и больше. Тут просто инстинкт. Если кораблю потонуть, то крысы первые из него выселяются. Святая Русь – страна деревянная, нищая и… опасная, страна тщеславных нищих в высших слоях своих, а в огромном большинстве живет в избушках на курьих ножках. Она обрадуется всякому выходу, стоит только растолковать. Одно правительство еще хочет сопротивляться, но машет дубиной в темноте и бьет по своим. Тут все обречено и приговорено. Россия, как она есть, не имеет будущности. Я сделался немцем и вменяю это себе в честь.

– Нет, вы вот начали о прокламациях; скажите все, как вы на них смотрите?

– Их все боятся, стало быть, они могущественны. Они открыто обличают обман и доказывают, что у нас не за что ухватиться и не на что опереться. Они говорят громко, когда все молчат. В них всего победительнее (несмотря на форму) эта неслыханная до сих пор смелость засматривать прямо в лицо истине. Эта способность смотреть истине прямо в лицо принадлежит одному только русскому поколению. Нет, в Европе еще не так смелы: там царство каменное, там еще есть на чем опереться. Сколько я вижу и сколько судить могу, вся суть русской революционной идеи заключается в отрицании чести. Мне нравится, что это так смело и безбоязненно выражено. Нет, в Европе еще этого не поймут, а у нас именно на это-то и набросятся. Русскому человеку честь одно только лишнее бремя. Да и всегда было бременем, во всю его историю. Открытым «правом на бесчестье» его скорей всего увлечь можно. Я поколения старого и, признаюсь, еще стою за честь, но ведь только по привычке. Мне лишь нравятся старые формы, положим по малодушию; нужно же как-нибудь дожить век».

Свидетельством желания повлиять на собеседника со стороны человека «исповедующегося» являются вопросы, исходящие от него к противоположной стороне, в отличие от определения, по которому вопросы задает как раз противоположная сторона. Кармазинов старается проявить максимальную искренность, чтобы побудить собеседника на подобную открытость. Исповедь занимает гораздо больший объем, чем реплики противоположной стороны.

Как пример диалога-исповеди в чистом виде можно привести диалог между рассказчиком и Кирилловым из 4 главы I части.

«– Да разве вы ездили в Америку? – удивился я. – Вы никогда не говорили.

– Чего рассказывать. Третьего года мы отправились втроем на эмигрантском пароходе в Американские Штаты на последние деньжишки, «чтобы испробовать на себе жизнь американского рабочего и таким образом личным опытом проверить на себе состояние человека в самом тяжелом его общественном положении». Вот с какою целию мы отправились.

– Господи! – засмеялся я. – Да вы бы лучше для этого куда-нибудь в губернию нашу отправились в страдную пору, «чтоб испытать личным опытом», а то понесло в Америку!

– Мы там нанялись в работники к одному эксплуататору; всех нас, русских, собралось у него человек шесть – студенты, даже помещики из своих поместий, даже офицеры были, и все с тою же величественною целью. Ну и работали, мокли, мучились, уставали, наконец я и Кириллов ушли – заболели, не выдержали. Эксплуататор-хозяин нас при расчете обсчитал, вместо тридцати долларов по условию заплатил мне восемь, а ему пятнадцать; тоже и бивали нас там не раз. Но тут-то без работы мы и пролежали с Кирилловым в городишке на полу четыре месяца рядом; он об одном думал, а я о другом.

– Неужто хозяин вас бил, это в Америке-то? Ну как, должно быть, вы ругали его!

– Ничуть. Мы, напротив, тотчас решили с Кирилловым, что «мы, русские, пред американцами маленькие ребятишки и нужно родиться в Америке или по крайней мере сжиться долгими годами с американцами, чтобы стать с ними в уровень». Да что: когда с нас за копеечную вещь спрашивали по доллару, то мы платили не только с удовольствием, но даже с увлечением. Мы все хвалили: спиритизм, закон Линча, револьверы, бродяг. Раз мы едем, а человек полез в мой карман, вынул мою головную щетку и стал причесываться; мы только переглянулись с Кирилловым и решили, что это хорошо и что это нам очень нравится….».

Данный диалог полностью отвечает определению: одна из сторон (рассказчик) стимулирует исповедь с помощью вопросов, реплик интереса, сочувствия, а другой собеседник (Кириллов) описывает одну из историй, произошедшей в его жизни.

Искренность исповеди свидетельствует о доверительной обстановке беседы. Атмосфера диалога достаточно спокойная, поэтому практически нет восклицательных предложений и авторских ремарок.

2.5. Использование диалога-спора в романе

Диалог-спор не так часто встречается в романе «Бесы», так как этот тип диалога более свойственен бытовым ситуациям, которым отводится весьма незначительное внимание в художественных произведениях. Одним из таких диалогов является диалог между Андреем Антоновичем и Блюмом из 6 главы II части

«– Я прошу тебя, Блюм, оставить меня в покое, – начал он тревожною скороговоркой, очевидно желая отклонить возобновление давешнего разговора, прерванного приходом Петра Степановича.

– И однако ж, это может быть устроено деликатнейше, совершенно негласно; вы же имеете все полномочия, – почтительно, но упорно настаивал на чем-то Блюм, сгорбив спину и придвигаясь все ближе и ближе мелкими шагами к Андрею Антоновичу.

– Блюм, ты до такой степени предан мне и услужлив, что я всякий раз смотрю на тебя вне себя от страха.

– Вы всегда говорите острые вещи и в удовольствии от сказанного засыпаете спокойно, но тем самым себе повреждаете.

– Блюм, я сейчас убедился, что это вовсе не то, вовсе не то.

– Не из слов ли этого фальшивого, порочного молодого человека, которого вы сами подозреваете? Он вас победил льстивыми похвалами вашему таланту в литературе.

– Блюм, ты не смыслишь ничего; твой проект нелепость, говорю тебе. Мы не найдем ничего, а крик подымется страшный, затем смех, а затем Юлия Михайловна…

– Мы несомненно найдем все, чего ищем, – твердо шагнул к нему Блюм, приставляя к сердцу правую руку, – мы сделаем осмотр внезапно, рано поутру, соблюдая всю деликатность к лицу и всю предписанную строгость форм закона. Молодые люди, Лямшин и Телятников, слишком уверяют, что мы найдем все желаемое. Они посещали там многократно. К господину Верховенскому никто внимательно не расположен. Генеральша Ставрогина явно отказала ему в своих благодеяниях, и всякий честный человек, если только есть таковой в этом грубом городе, убежден, что там всегда укрывался источник безверия и социального учения. У него хранятся все запрещенные книги, «Думы» Рылеева, все сочинения Герцена… Я на всякий случай имею приблизительный каталог…

– О Боже, эти книги есть у всякого; как ты прост, мой бедный Блюм!

– И многие прокламации, – продолжал Блюм, не слушая замечаний. – Мы кончим тем, что непременно нападем на след настоящих здешних прокламаций. Этот молодой Верховенский мне весьма и весьма подозрителен.

– Но ты смешиваешь отца с сыном. Они не в ладах; сын смеется над отцом явно.

– Это одна только маска.

– Блюм, ты поклялся меня замучить! Подумай, он лицо все-таки здесь заметное. Он был профессором, он человек известный, он раскричится, и тотчас же пойдут насмешки по городу, ну и все манкируем… и подумай, что будет с Юлией Михайловной!

Блюм лез вперед и не слушал.

– Он был лишь доцентом, всего лишь доцентом, и по чину всего только коллежский асессор при отставке, ударял он себя рукой в грудь, – знаков отличия не имеет, уволен из службы по подозрению в замыслах против правительства. Он состоял под тайным надзором и, несомненно, еще состоит. И ввиду обнаружившихся теперь беспорядков вы, несомненно, обязаны долгом. Вы же, наоборот, упускаете ваше отличие, потворствуя настоящему виновнику.

… Убир-райся, Блюм!

Отличие диалога-спора от диалога-поединка состоит в меньшем эмоциональном накале, меньшей заинтересованности собеседников в идеологической победе. Здесь нет столь серьезных идеологических или бытовых разногласий, поэтому внеречевая обстановка более спокойна и не требует подробных авторских пояснений.

2.6 Диалог полного взаимного понимания

Подобные диалоги достаточно редко встречаются в романе «Бесы». Это связано с литературными аспектами содержания произведения. Диалог между Лизаветой и Степаном Трофимовичем из 3 главы I части является одним их немногих примеров данного типа диалогов.

«– Это он! Степан Трофимович, это вы? Вы? – раздался свежий, резвый, юный голос, как какая-то музыка подле нас.

Мы ничего не видали, а подле нас вдруг появилась наездница, Лизавета Николаевна, со своим всегдашним провожатым. Она остановила коня.

– Идите, идите же скорее! – звала она громко и весело. Я двенадцать лет не видала его и узнала, а он…. Неужто не узнаете меня?

Степан Трофимович схватил ее руку, протянутую к нему, и благоговейно поцеловал ее. Он глядел на нее как бы с молитвой и не мог выговорить слова.

– Узнал и рад! Маврикий Николаевич, он в восторге, что видит меня! Что же вы не шли все две недели? Тетя убеждала, что вы больны и что вас нельзя потревожить; но ведь я знаю, тетя лжет. Я все топала ногами и вас бранила, но я непременно, непременно хотела, чтобы вы сами первый пришли, потому и не посылала. Боже, да он нисколько не переменился! – рассматривала она его, наклоняясь с седла, – он до смешного не переменился! Ах нет, есть морщинки, много морщинок у глаз и на щеках, и седые волосы есть, но глаза те же! А я переменилась? Переменилась? Но что же вы все молчите?..

– Вы… я… – лепетал он теперь обрывавшимся от радости голосом, – я сейчас вскричал: «Кто успокоит меня!»

– И раздался ваш голос… Я считаю, это чудом и начинаю веровать.

– В Бога! В Бога всевышнего, который так велик и так милостив? Видите, я все ваши лекции наизусть помню. Маврикий Николаевич, какую он мне тогда веру преподавал в Бога всевышнего, который так велик и так милостив! А помните ваши рассказы о том, как Колумб открывал Америку и как все закричали: «Земля, земля!» Няня Алена Фроловна говорит, что я после того ночью бредила и во сне кричала: «Земля, земля!» А помните, как вы мне историю принца Гамлета рассказывали? А помните, как вы мне описывали, как из Европы в Америку бедных эмигрантов перевозят? И все-то неправда, я потом все узнала, как перевозят, но как он мне хорошо лгал тогда, Маврикий Николаевич, почти лучше правды! Чего вы так смотрите на Маврикия Николаевича? Это самый лучший и самый верный человек на всем земном шаре, и вы его непременно должны полюбить, как меня! Он делает все, что я хочу. Но, голубчик Степан Трофимович, стало быть, вы опять несчастны, коли среди улицы кричите о том, кто вас успокоит? Несчастны, ведь так? Так?

– Теперь счастлив…

– Тетя обижает? – продолжала она не слушая, – все та же злая, несправедливая и вечно нам бесценная тетя! А помните, как вы бросались ко мне в объятия в саду, а я вас утешала и плакала, да не бойтесь же Маврикия Николаевича; он про вас, все, все знает, давно, вы можете плакать на его плече только угодно, и он сколько угодно будет стоять! Приподними те шляпу, снимите совсем на минутку, протяните голову, станьте на цыпочки, я вас сейчас поцелую в лоб, как в последний раз поцеловала, когда мы прощались. Видите, та барышня из окна на нас любуется… Ну, ближе, ближе. Боже, как он поседел!»

Данный диалог напоминает исповедь перед близким, понимающим человеком. Главой особенностью данного типа диалогов является полное отсутствие реплик-противоречий. Речь одного из собеседников (Лизаветы) сходна с монологической. Эмоциональное возбуждение обеих собеседников появляется у Лизаветы в наличии множества риторических конструкций и восклицательных предложений. Психологическое состояние другого собеседника (Степана Трофимовича) препятствует его полноценному участию в беседе, поэтому его реплики кратки и отрывисты и занимают гораздо меньший объем по сравнению с монологами Лизаветы.

2.7 Смешанный диалог в романе «Бесы»

По определению смешанный диалог представляет собой соединение элементов исповеди, поединка и внутреннего монолога. Таковым является диалог между Петром Степановичем и Николаем Всеволодовичем из 1 главы II части

«– А? Что? Вы, кажется, сказали «все равно»? – затрещал Петр Степанович (Николай Всеволодович вовсе ничего не говорил). – Конечно, конечно; Уверяю вас, что я вовсе не для того, чтобы вас товариществом компрометировать. А знаете, вы ужасно сегодня вскидчивы; я к вам прибежал с открытою и веселой душой, а вы каждое мое словцо в лыко ставите; уверяю же вас, что сегодня ни о чем щекотливом не заговорю, слово даю, и на все ваши условия заранее согласен.

Николай Всеволодович упорно молчал.

– А? Что? Вы что-то сказали? Вижу, вижу, что я опять, кажется, сморозил; вы не предлагали условий, да и не предложите, верю, верю, ну успокойтесь; я и сам ведь знаю, что мне не стоит их предлагать, так ли? Я за вас вперед отвечаю и – уж конечно, от бездарности; бездарность и бездарность… Вы смеетесь? А? Что?

– Ничего, – усмехнулся наконец Николай Всеволодович, – я припомнил сейчас, что действительно обозвал вас как-то бездарным, но вас тогда не было, значит, вам передали… Я бы вас просил поскорее к делу.

– Да я ведь у дела и есть, я именно по поводу воскресенья! – залепетал Петр Степанович. – Ну чем, чем я был в воскресенье, как по-вашему? Именно торопливою срединною бездарностию, и я самым бездарнейшим образом овладел разговором силой. Но мне все простили, потому что я, во-первых, с луны, это, кажется, здесь теперь у всех решено; а во-вторых, потому, что милую историйку рассказал и всех вас выручил, так ли, так ли?

– То есть именно так рассказали, чтобы оставить сомнение и выказать нашу стачку и подтасовку, тогда как стачки не было, и я вас ровно ни о чем не просил.

– Именно, именно! – как бы в восторге подхватил Петр Степанович. – Я именно так и делал, чтобы вы всю пружину эту заметили; я ведь для вас, главное, и ломался, потому что вас ловил и хотел компрометировать. Я, главное, хотел узнать, в какой степени вы боитесь.

– Любопытно, почему вы так теперь откровенны?

– Не сердитесь, не сердитесь, не сверкайте глазами… Впрочем, вы не сверкаете. Вам любопытно, почему я так откровенен? Да именно потому, что все теперь переменилось, кончено, прошло и песком заросло. Я вдруг переменил об вас свои мысли. Старый путь кончен совсем; теперь я уже никогда не стану вас компрометировать старым путем, теперь новым путем.

– Переменили тактику?

– Тактики нет. Теперь во всем ваша полная воля, то есть хотите сказать да, а хотите, – скажете нет. Вот моя новая тактика. А о нашем деле не заикнусь до тех самых пор, пока сами не прикажете. Вы смеетесь? На здоровье; я и сам смеюсь. Но я теперь серьезно, серьезно, серьезно, хотя тот, кто так торопится, конечно, бездарен, не правда ли? Все равно, пусть бездарен, а я серьезно, серьезно.

Он действительно проговорил серьезно, совсем другим тоном и в каком-то особенном волнении, так что Николай Всеволодович поглядел на него с любопытством.

– Вы говорите, что обо мне мысли переменили? – спросил он.

– Я переменил об вас мысли в ту минуту, как вы после Шатова взяли руки назад, и довольно, довольно, пожалуйста, без вопросов, больше ничего теперь не скажу».

Исповедь, внутренний монолог Петра Степановича происходит на фоне неприятия и реплик-противоречий со стороны Николай Всеволодовича, тон вопросов которого характерен для диалога-допроса. Очень много побудительных конструкций, обращений. Исповедь Петра Степановича имеет цель убедить собеседника в его неправоте, однако данное стремление находит серьезное сопротивление со стороны Николай Всеволодовича. В этом появляется смешанный характер диалога.

2.8 Диалог-ссора

Самым близким к бытовому диалогу можно считать диалог-ссору. Этот тип диалога является одним из самых редких в романе Достоевского «Бесы».

Пожалуй, одним из самых ярких примеров диалога-ссоры можно называть диалог, происходящий в пятой главе I части между Прасковьей Ивановной и Варварой Петровной.

«– Не села б у вас, матушка, если бы не ноги! – сказала она надрывным голосом.

Варвара Петровна приподняла немного голову, с болезненным видом прижимая пальцы правой руки к правому виску и, видимо, ощущая в нем сильную боль.

– Что так, Прасковья Ивановна, почему бы тебе и не сесть меня? Я от покойного мужа твоего всю жизнь искреннею приязнью пользовалась, а мы с тобой еще девчонками вместе куклы в пансионе играли. Прасковья Ивановна замахала руками.

– Уж так и знала! Вечно про пансион начнете, когда упрекать собираетесь, – уловка ваша. А по-моему, одно красноречие. Терпеть не могу этого вашего пансиона.

– Ты, кажется, слишком уж в дурном расположении приехала; что твои ноги? Вот тебе кофе несут, милости просим, слушай и не сердись.

– Матушка, Варвара Петровна, вы со мной точно с маленькою девочкой. Не хочу я кофею, вот!

И она задирчиво махнула рукой подносившему ей кофей слуге. (От кофею, впрочем, и другие отказались, кроме меня Маврикия Николаевича. Степан Трофимович взял было, но отставил чашку на стол. Марье Тимофеевне хоть и очень хотелось взять другую чашку, она уж и руку протянула, но одумалась и чинно отказалась, видимо довольная за это собой.)

Варвара Петровна криво улыбнулась.

– Знаешь что, друг мой Прасковья Ивановна, ты, верно опять что-нибудь вообразила себе, с тем вошла сюда. Ты всю жизнь одним воображением жила. Ты вот про пансион разозлилась; а помнишь, как ты приехала и весь класс уверила, что за тебя гусар Шаблыкин посватался, и как мадам Лебур тебя тут же изобличила во лжи. А ведь ты и не лгала, просто навоображала себе для утехи. Ну, говори: с чем ты теперь? Что еще вообразила, чем недовольна?

– А вы в пансионе в попа влюбились, что закон Божий преподавал, — вот вам, коли до сих пор в вас такая злопамятность, – ха-ха-ха!

Она желчно расхохоталась и раскашлялась.

– А-а, ты не забыла про попа… – ненавистно глянула на нее Варвара Петровна.

Лицо ее позеленело. Прасковья Ивановна вдруг приосанилась.

– Мне, матушка, теперь не до смеху; зачем вы мою дочь при всем городе в ваш скандал замешали, вот зачем я приехала!»

По своему содержанию это диалог является максимально приближенным к реальной действительности. Суть его заключается в высказывании двумя подругами друг другу всех претензий, которые накопились у них за долгий период знакомства. Здесь же оказываются затронутыми и самые неприятные эпизоды из жизни говорящих.

В этом диалоге можно отметить в основном законченный, с точки зрения синтаксиса, характер реплик героинь.

Эмоциональный накал диалога автор выражает не посредством собственных ремарок, а через обилие восклицательных и вопросительных предложений. Ситуация, описываемая в диалоге, и без того достаточно близка читателям, поэтому у Достоевского нет нужды в постоянном комментировании происходящего.

Итак, ряд исследователей выделяют различные типы диалогов, в нашей работе были проанализированы следующие виды диалогов из романа «Бесы»: диалог-объяснение, диалог-допрос, диалог-поединок, диалог-исповедь, диалог-спор, диалог взаимного понимания, смешанный диалог, диалог-ссора. К примеру, диалогу-объяснению характерны: взаимное желание вести диалог, небольшое количество авторских ремарок; диалогу-допросу: вопрос – ответ, не требуются авторские объяснения; в диалоге-поединке собеседники стремятся подавить, «уничтожить» друг друга, авторская речь занимает в данном диалоге приблизительно такой же объем, как реплики одной из сторон; диалогу-исповеди свойственна спокойная атмосфера, практически нет авторских ремарок; диалог-спор также не требует подробных авторских пояснений; диалогу взаимного понимания характерно полное отсутствие реплик-противоречий; диалог-ссора редко употребляется в романе, автор для эмоционального накала использует не собственные ремарки, а множество восклицательных и вопросительных предложений.

Заключение

В заключении следует отметить, что диалог занимает большое место не только в тексте романа Ф.М. Достоевского «Бесы», но и в его идейном содержании.

Благодаря быстрой смене одной незаконченной реплики другой, в диалогах Достоевского формируется особый, характерный для них напряженный темп. По словам К. Мегаевой [39] это делает язык диалогов в романах писателя «надломанным». В диалоге персонажи часто цитируют фрагменты из предыдущих разговоров.

Самыми характерными типами диалогов у Достоевского являются диалог-объяснение, диалог-допрос, диалог-поединок. Несколько реже остальных употребляются смешанный диалог, диалог полного взаимного понимания, диалог-ссора.

С чем связано такое размещение акцентов в диалогах? Ответ на этот вопрос кроется, прежде всего, в идеологическом характере романа «Бесы».

В своем романе автор стремился описать идейную атмосферу, царившую в той эпохе. Это привело к тому, что Достоевский в диалогах своих персонажей чаще других поднимает те темы, которые касаются их личных идеологических принципов. Также особое место в разговорах занимают проблемы, происходившие в России во второй половине XX века и волновавшие российскую общественность. Неудивительно, что в тексте романа гораздо реже встречаются бытовые типы диалога. По этой причине в речи героев практически полностью отсутствуют этикетные реплики, которые являются обязательными в повседневной жизни, а также имеющие место в бытовой обстановке паузы и неловкости, связанные с отсутствием общей темы для разговора.

В романе «Бесы», несмотря на то, что это произведение носит эпический характер, как и обычной устной речи, употребляются характерные для нее конструкции. В качестве примера можно упомянуть различные незаконченные предложения, вопросительные, восклицательные, побудительные предложения, неполные и риторические конструкции, различного рода обращения.

Однако описываемая ситуация не всегда подается с помощью грамматических и лексических средств. Это привело к тому, что в повествовании стали играть особую роль невербальные коммуникативные факторы, такие как мимика, интонации, жесты. Эти неязыковые моменты выражаются в романе с помощью авторских комментариев и ремарок, которые, в общем-то, являются характерными для художественных произведений.

Свою значительную роль диалоги сыграли и в речевой характеристике персонажей романа «Бесы». Так в манере Степана Трофимовича вести разговор проявляется такая черта его характера, как слабоволие. В то же самое время Варвара Петровна в своей речи показывает необыкновенно сильный характер.

Обратимся к проблеме определения границ между авторским языком писателя и общеязыковыми моментами, отраженными в романе. Роль автора в романе проявляется в том, что Достоевский отбирал те языковые конструкции и явления, которые были наиболее подходящими для воплощения его замысла. В итоге мы видим, что язык автора не вступает в противоречие с языком общенародным, а, следовательно, нет различий между реальными диалогами, которые происходят в повседневной разговорной речи, и диалогами в авторском произведении. Вся разница между ним заключается лишь в типах диалога, которые употребляются в этих двух сферах.

Диалоги, которые ведут герои Достоевского, отличаются стремительностью, напряженностью и, в определенной степени, противоречивостью. Они строятся как ответ на различные реплики противления, как реальные, так и вымышленные. В диалогах большую роль играют ассоциации, в связи с чем, в тексте широко используются такие приемы, как цитирование и выделение особо значимых по смыслу выражений. Для диалогов Достоевского характерно отсутствие видимой связности, как синтаксической, так и мысленной, некая отрывистость фраз. Говоря о языке Достоевского, Л. П. Гроссман [40] утверждает, что автор в своих романах проводит «замечательные стилистические эксперименты». Это, как и многое другое, свидетельствует о том, классическая русская художественная проза XIX века сделала существенный скачок в своем развитии, что ведет к неизменному появлению новых достижений в будущем.

Список использованной литературы

Якубинский Л.П. О диалогической речи // Избранные работы. Язык и функционирование. — М.: Наука, 1986.
Виноградов В.В. О художественной прозе. — М., 1930.
Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. — М., 1979.
Щерба Л.В. Избранные работы по русскому языку. — М., 1957.
Холодович А.А. О типологии речи // Историко-филологические исследования. — М., 1967.
Будагов Р.А. Текст как объект лингвистического исследования. — М.: Наука, 1981.
Гельгардт P.P. Рассуждение о монологах и диалогах (к общей теории высказывания) // Сборник докладов и сообщений лингвистического общества. — Т. 2. — Вып. 1. — Калинин, 1971.
Шведова Н.Ю. К изучению русской диалогической речи. Реплики-повторы // Вопросы языкознания. — М. — 1956. — № 2.
Галкина-Федорук Е.М. О некоторых особенностях языка ранних драматургических произведений М.Горького // Вестник МГУ, Серия общественных наук. — Вып.1. — — № 1.
Винокур Т.Г. О некоторых синтаксических особенностях диалогической речи. — М., 1955.
Виноградов В.В. Русская речь, ее изучение и вопросы речевой культуры // Вопросы языкознания. — 1961.- № 4.
Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. — М., 1996.
Земская Е.А., Ширяев Е.Н. Русская разговорная речь. — М.: Наука, 1988.
Борисова М.В. Слово в драматургии М. Горького: Автореф.дис. …канд.филол.наук. — Саратов, 1970.
Кожевникова Кв. Спонтанная устная речь в художественной прозе. — Прага, 1971.
Диалогическая речь – основы и процесс. — Тбилиси, 1980.
Лаптева О.А. О структурных компонентах разговорной речи // Русский язык в национальной школе. — — № 5.
Нариньяни А.С. Функциональное представление речевого акта в формальной модели диалога. — Новосибирск: Изд-во Новосибирского ун-та, 1985.
Лукин В.А. Художественный текст. Основы лингвистической теории и элементы анализа. — М.: Изд-во «Ось-89», 1999.
Сиротинина О.Б. Что нужно знать от разговорной речи? — М.: Просвещение, 1995.
Степанов Ю.С. Язык и наука конца ХХ века. — М.: Наука, 1995.
Теплицкая Н.И. Некоторые проблемы диалогического текста.
Остин Д., Серль Дж. Слово как действие // Новое в зарубежной лингвистике. — Вып. 17: Теория речевых актов. — М.: Прогресс, 1986.
Изаренков Д.И. Обучение диалогической речи. — М.: Прогресс, 1981.
Иванчикова Е.А. Синтаксис художественной прозы Достоевского. — М., 1979.
Ким Г.В. О некоторых стилистических функциях бессоюзного присоединения в диалогический речи // Филологический сборник. — Вып.4. — Алма-Ата, 1964.
Баранов А.Н., Крейдлин Г.Е. Иллокутивное вынуждение в структуре диалога // Вопросы языкознания. — 1992. — № 2.
Грамматика русского языка. — М.: Наука, 1980.
Гроссман Л.П. Стилистика Ставрогина. Статьи и материалы. — М.-Л., 1924.
Диалог глазами лингвиста. – Краснодар: Изд-во Краснодарского ун-та, 1994.
Михлина М.Л. Из наблюдений над синтаксисом диалогической речи. — М., 1955.
Винокур Г.О. О языке художественной литературы. — М., 1991.
Милых М.К. Синтаксические особенности прямой речи в художественной прозе. — Харьков, 1956.
Несина Г.Н. К вопросу о структуре диалога в современном русском языке // Исследования и статьи по русскому языку. — Волгоград, 1964.
Святогор И.П. О некоторых особенностях синтаксиса диалогической речи в современном русском языке. — Калуга, 1960.
Радаев А.М. О некоторых составляющих речевого воздействия диалогических высказываний. — М.: Просвещение, 1978.
Арутюнова Н.Д. Человеческий фактор. Коммуникация, модальность, дейкис. — М.: Наука, 1992.
Чичерин А.В. Идеи и стиль. — М., 1968.
Мегаева К. Диалог у Достоевского. — Махачкала, 1964.
Гроссман Л.П. Стилистика Ставрогина. Статьи и материалы. — М.-Л., 1924.

Список источников, используемых в работе

Достоевский Ф.М. Бесы. — В 2 т.- М.: Художественная литература, 1993. – 3 глава. – I ч.
Достоевский Ф.М. Бесы. — В 2 т.- М.: Художественная литература, 1993. – 6 глава. – II ч.
Достоевский Ф.М. Бесы. — В 2 т.- М.: Художественная литература, – 2 глава. – I ч.
Достоевский Ф.М. Бесы. — В 2 т.- М.: Художественная литература, – 3 глава. – I ч.
Достоевский Ф.М. Бесы. — В 2 т.- М.: Художественная литература, 1993. – 1 глава. – I ч.
Достоевский Ф.М. Бесы. — В 2 т.- М.: Художественная литература, – 3 глава. – II ч.

Тюркские страны приступили к созданию общего гимна

Кремль сообщил о готовности к диалогу в…

Зеленский: Если штаты сократят помощь, то мы…

Президент Абхазии подал в отставку

В Иране будут перевоспитывать женщин, снимающих хиджабы

Мировые цены на нефть продолжают падать

Нурила Асанкызы стала первой в истории казахстанской…

Казахстанские спортсмены продолжают радовать победами на международной…

Москву массово атаковали беспилотники

Число беженцев в мире перевалило за 123…

Дипломная работа: Диалог как часть авторского произведения

Введение

Феноменальные достижения казахстанского спорта: потенциал казахского народа

«Если бы всё вернуть назад, я бы не переехала в Россию» – откровения русской из Казахстана

Десять комфортных школ открыли в Астане

Россия запретила Казахстану транзит скота из Европы по своей территории

Токаев поручил срочно обезопасить военные объекты в связи с эскалацией российско-украинского конфликта

О НАС

Мобильное приложение

Наши контакты