Дипломная работа: Фразеологизмы коранического происхождения

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ

РЕСПУБЛИКИ КАЗАХСТАН

КАЗАХСКИЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

ИМЕНИ АЛЬ-ФАРАБИ

 

 

 

Факультет востоковедения

 

 

 

Кафедра иранистики и индологии

 

 

 

 

 

 

Дипломная работа

 

Фразеологизмы коранического происхождения

 

 

 

 

 

 

Исполнитель                    _________________________  

cтудент 4 курса

 

Научный руководитель__________________________ 

 

Нормоконтролер             __________________________

 

Допущен к защите          __________________________

зав. кафедрой

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Алматы, 2012

 

СОДЕРЖАНИЕ

 

ВВЕДЕНИЕ                                                                                                        3

 

1 ИСЛАМ В ИРАНЕ: ОСОБЕННОСТИ РАЗВИТИЯ ПЕРСИДСКОГО ЯЗЫКА В УСЛОВИЯХ РЕЛИГИОЗНОЙ КУЛЬТУРЫ ИСЛАМА                                  7

 

• Общее состояние персидского языка на настоящий момент и место заимствований в нём 7
• Насаждение ислама и арабизация персов 10
• Арабско-персидское двуязычие 13
• История сотворения Корана 17
• Формирование и изменение персидской литературы под влиянием

Ислама                                                                                                                25

 

2 СТРУКТУРНАЯ КЛАССИФИКАЦИЯ ФРАЗЕОЛОГИЗМОВ СОВРЕМЕННОГО  ПЕРСИДСКОГО  ЯЗЫКА И ОСОБЕННОСТИ КОРАНИЧЕСКИХ ЗАИМСТВОВАНИЙ В ПЕРСИДСКОМ ЯЗЫКЕ               28

 

2.1 Состояние и проблемы изучения фразеологии иранских языков                 28

2.2 Фразеологизмы персидского языка и их структурная классификация 32

2.3 Коранические фразеологизмы в персидском языке                             45

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ                                                                                                  50

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ                                              51

ПРИЛОЖЕНИЕ

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                                    ВВЕДЕНИЕ

          Услуги, которые может оказать конкретно взятый народ какой-либо религии, состоят из предоставления этим народом своего материального и духовного потенциала, своих талантов, мыслей и своего энтузиазма в распоряжение данной религии; и при этом данный народ должен во всём проявлять свою искренность.

          Иранцы, во-первых, как никакая другая нация, предоставили свой потенциал в распоряжение ислама и, во-вторых, как никакой другой народ, в этом отношении были искренними и преданными. В этих двух направлениях иранцы превосходят все другие народы исламского мира, в частности, и самих арабов, среди которых ислам и зародился. Истинным мотивом этих услуг, то есть, тому положению, что иранцы создали свои лучшие произведения на поприще служения исламу, и никакая другая сила, кроме веры и любви, не в состоянии творить такие шедевры. Именно ислам мог стимулировать исламский талант, вдохнуть в него новый дух и способствовать его активизации. Иначе, почему иранцы во имя своей прежней религии не проявили даже сотую долю того, что они сделали во имя ислама?

Эти услуги оказаны в различных направлениях: в области распространения и пропаганды ислама среди различных народов, в области военной службы, науки и культуры, искусства и ремёсел. Но, несмотря на то, что Иран на время прихода ислама, был уже развитой цивилизацией  и смог много привнести в культуру арабского народа, мы не можем говорить лишь о заслугах иранцев перед исламом в связи с тем, что в этом историческом разрезе происходит слияние и взаимовлияние двух культур и языков, а для нас, как для лиц нейтральных, более важным являются результаты этого исторического события, выливающиеся во все сферы жизни иранцев.

Тема дипломной работы является расширенной, именно поэтому мы сначала рассматриваем исторические аспекты прихода ислама в Иран, а вместе с ним и Корана, в частности, нас заинтересовал пласт фразеологической системы персидского языка – заимствования из Корана.  

То, что фразеология является самостоятельной лингвистической дисциплиной, теперь не вызывает сомнений.

Для целого ряда исследователей, в том числе, и для нас, объектом фразеологии являются семантически преобразованные устойчивые сочетания слов, воспроизводимые в рамках видоизменений, закреплённых узусом употребления. В персидском языке это чаще всего полностью или частично переосмысленные обороты, для которых характерны новые комбинации смысловых элементов по сравнению с буквальным значением их «аналогов». В отличие от лексических средств языка, это более сложные языковые единицы как производные особой вторичной номинации, передающие определённую сложившуюся систему образного восприятия мира, коннотаций.

Фразеологизмы выступают как образно-экспрессивные выразительные средства – это основная функция ФЕ. Эта функция ярко проявляется в персидском языке, но образность – характерная черта самого мировидения, мироощущения иранцев.

Важной функцией фразеологизмов является кумулятивная, поскольку внутренняя форма многих ФЕ отражает национально-культурную специфику. «Культура – это своеобразная историческая память народа. И язык, благодаря, его кумулятивной функции, хранит её, обеспечивая диалог поколений…».

Основой фразеологической системы является фразеологический фонд языка. К ядру и центру фразеологического фонда относится ФЕ с полным набором признаков фразеологичности, т.е семантически преобразованные, устойчиво воспроизводимые, раздельнооформленные единицы языка. Нужно подчеркнуть, что в основной фразеологический фонд языка, будь то ядро, центр или периферия, входят исключительно фразеологизмы с высокой функциональной активностью, широко употребительные среди разных представителей лингвокультурной общности.

Фразеологическая система сложна и противоречива. Она далека от гармонии и совершенства, ей свойственна и регулярность и нерегулярность. Фразеологическую систему мы понимаем как объединение взаимосвязанных фразеологизмов – единиц языка и их элементов, закономерности формирования, развития и функционирования ФЕ.

Фразеологическая система каждого языка уникальна, она имеет глубокие национальные корни.

Актуальность темы. Предметом данного исследования являются коранические заимствования в персидском языке. В данное время в нашей стране активно распространяется ислам, но в Казахстане недостаточно полно развита религиозная культура, поэтому данная работа претендует на использование её в качестве пособия для начинающих мусульман. Именно поэтому изучение коранических фразеологизмов является весьма  важной и  актуальной  задачей  современного персидского  языкознания.

Персидская фразеология представляет собой мощный языковой пласт, отражающий многовековую историю развития одного из древнейших письменных живых языков мира. Характернейшими особенностями персидского  языка являются образность и широкое использование фразеологизмов в устной и письменной речи. Такова многовековая традиция – и официальная речь, и обычная, повседневная не обходятся без образных выражений, пословиц, поэтических афоризмов. В персидской фразеологии проявляется главная функция, главное предназначение фразеологии – служить образно-экспрессивными выразительными средствами.

В данной работе осуществим попытку выделения из богатого фразеологического фонда персидского языка заимствований из  Корана, итак мы определяем цель и задачи нашей работы.

Основной целью исследования дипломной работы является выявление пласта коранических заимствований во фразеологическом фонде персидского языка и выделение их на базе обширного фактического материала с учётом исторических особенностей развития языка. В связи с поставленной нами целью, определяются задачи исследования:

1)  Выявить особенности персидской культуры во взаимодействии с исламом.

2)   Описать особенности фразеологической системы персидского языка.

          3)  Выделить категорию фразеологизмов в персидском языке, заимствованных из Корана.

Новаторский системно-функциональный подход используется в нашем исследовании, так как мы описываем не только особенности и признаки фразеологического фонда персидского языка, но и отражаем его с точки зрения истории развития народа и языка. Данный подход  к нашей работе является наиболее эффективным, так как исследование ведётся по схеме: триада «история – культура – язык».

Поставленные задачи определяют гипотезу исследования:  Значительную часть фразеологического фонда персидского языка составляют фразеологизмы коранического происхождения, выраженные главным образом общими названиями ритуалов и святых мест, божественными эпитетами и междометными фразеологизмами.

Объект исследования: коранические фразеологические единицы в общем фразеологическом фонде персидского языка.

Предмет исследования: описание и выделение коранических фразеологизмов во фразеологическом фонде персидского языка.

Научная новизна настоящей работы состоит в том, что в ней впервые систематическому исследованию подвергаются фразеологизмы современного персидского языка в сфере религии. В данной работе выполнен обзор круга теоретических  и практических вопросов, способных пролить свет на дальнейшие исследования в этой области.

Теоретическая значимость данного исследования заключается в том, что для дальнейших исследователей темы, уже имеется некая база, которую можно использовать, кроме того для них представляется объёмный список литературы, по которым можно продолжать исследования в различных направлениях, связанных с данной тематикой.

Практическая значимость работы определяется степенью применения полученных за время учебных лет, знаний и навыков, а именно: поиск и нахождение необходимой литературы, систематизация теоретических вопросов и анализ полученной информации.

Структура работы. Данная работа состоит из введения, двух разделов, заключения, списка литературы и приложения, состоящего из  трехъязычного словаря по кораническим фразеологизмам.

В первом разделе рассматриваются исторические особенности и связи арабского и персидского языков.

Во втором разделе изучается  богатый материал фразеологии персидского языка, выделяется пласт коранических заимствований на основе описанного, проведённого нами исследования.

В заключении подводятся итоги исследования, затрагивается вопрос возможности продолжения разработки данной темы, практической пользы проведенного исследования.

Список литературы содержит литературу, использованную в процессе исследования, приведённого в списке в порядке использования источника для облегчения просмотра.

В приложение вынесен трехъязычный словарь по кораническим фразеологизмам, что является главным результатом проведённого исследования.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

1 ИСЛАМ В ИРАНЕ: ОСОБЕННОСТИ РАЗВИТИЯ ПЕРСИДСКОГО ЯЗЫКА  В УСЛОВИЯХ РЕЛИГИОЗНОЙ КУЛЬТУРЫ ИСЛАМА

 

1.1 Общее состояние персидского языка на настоящий момент и место заимствований в нем

По мнению Куранбекова А.,  в современную эпоху терминология языков мира, за исключением,  может быть, английского, унифицируется, особенно в области информатики и телекоммуникации [1]. В этой связи возникает проблема «быть или не быть» национальным терминологическим системам, будь то научно-техническая терминология, терминология СМИ или общественно — политическая терминология. Эта проблема особенно остро ощущается в странах «третьего мира» — так называемых развивающихся странах.

Что же сделать, чтобы избежать участи языка, который не способен обеспечить потребности его носителей? Что касается научно-информационных и общественно-политических терминологий, они вынуждены прибегнуть в лучшем случае к интернациональным терминам, а в худшем – к языкам более крупных соседних наций или к традиционным языкам. Что нужно делать государствам, чтобы избежать гибельного влияния господствующих в мире языков, и чтобы национальный язык стал средством общения во всех сферах научной и общественно-политической жизни? В условиях экономической глобализации и технических возможностей средств информации возможно ли сохранение языковой самобытности отдельных наций? Нужно ли стремиться сохранить языковую независимость или же необходимо признать существующую реальность процесса глобализации, слияния научно-технической, общественно-политической терминологии во всех языках.

В мире существуют английский и три-четыре других языка, которые являются своего рода lingua franca – языками межнационального и научно- информационного общения. Национальные языки даже развитых стран Европы и Азии, такие как французский, немецкий или же японский, китайский, когда дело касается выступлений на научных или же общественно-политических форумах на международном уровне не могут конкурировать с английским языком.

С такими же проблемами сталкивается и современный персидский язык, который в прошлом был одним из ведущих языков региона, особенно в области поэзии и истории. В настоящее время в Иране предпринимаются определённые меры для повышения статуса персидского языка, для достижения уровня одного из международных языков мира.

В стране уже в течение 70 лет ведутся работы по изучению и восстановлению словарей и лингвистических источников с древнейшего периода по сегодняшний день, язык очищается от арабских и западноевропейских заимствований.

С 1933 г. в стране работает с некоторыми перерывами Академия персидского языка и литературы. Последний период деятельности Академии начался в 1991 г. В 1997 г. Академия разработала и утвердила «Принципы и правила отбора слов», в которых изложены принципы отбора слов в персидском языке для замены иноязычных заимствований.

Выбираемое слово, по возможности, должно быть из современного нормативного персидского языка; соответствовать фонетическим правилам современного языка.

Предпочтение отдаётся исконным персидским корням и основам, из которых можно образовывать имена и глаголы; используются арабские термины и производные слова из арабских компонентов, широко употребляемые в персидском языке, а также некоторые диалектизмы. Значения выбранных слов должны быть однозначными. Замена интернациональных слов и терминов не обязательна; в случае невозможности выбора общепринятых слов и терминов, принимается вариант, введённый Академией.

Эта работа Академии наук оценивается в иранистике как пуристическая, националистическая по сути, чуждая лингвистическим принципам обогащения языка. Однако «Правила» не предусматривают исключения глубоко укоренившихся в языке слов и терминов интернационального характера, проникших в персидский язык из арабского и европейских языков, и предусматривают использование арабских корней и аффиксов при замене или введении новых терминов. «Правила» проникнуты не пуризмом, а вызваны непомерным увеличением в персидском языке иноязычных заимствований, необходимостью бережного отношения к языку и определённого контроля за дальнейшим его развитием при активном использовании потенциала национального языка.

Для проверки правильности этого направления деятельности Академии и степени её влияния на формирование лексики современного персидского языка нами рассмотрена лексика одной статьи в приложении к газете «Эттелаат» от 13 августа 2000 г. В статье объёмом 2700 слов выявлены 17 европейских заимствований и 215 арабских слов и оборотов. Большинство европейских заимствований являются интернациональными терминами, которые вошли во многие языки мира, например: sindikä «синдикат», polis «полиция», rezim «режим», käbine «кабинет», bank «банк», melyun «миллион», dollar «доллар», orupä «Европа», estratezik «стратегический», demokrāsi «демократия» и др. Что же касается арабских заимствований, то большинство из них являются словами и оборотами, глубоко укоренившимися в персидском языке.

Однако среди арабских заимствований имеются слова и термины, которые могли бы быть безболезненно заменены персидскими эквивалентами. Например: mozhek — (xandeāvar) «смешной»; taššakkol-e siyāsi (sāxtār-e siyāsi) «политическая структура», vukalā — nemāyandegān «представители, депутаты», mo’arefi kardan — šenāsāyi dādan «познакомить, представить (человека)» и т. д.        В 1997 г. Академия выпустила первый сборник «Слова, утверждённые Академией персидского языка и литературы».

В предисловии к изданию говорится, что в первую очередь было выявлено количество иноязычных заимствований и частота их употребления в основных печатных изданиях, кроме университетских публикаций. Было проанализировано 112 изданий июня — июля 1993 г. В результате выяснилось, что в них использованы 5481 заимствование из европейских языков. 13 имело 1000 и более употреблений; 19 — от 500 до 1000 употреблений; 59 слов — от 200 до 500 употреблений и 88 слов от 100 до 200 употреблений. Количество слов, имеющих более 100 употреблений, — 179, что составляет 68,2 % всех словоупотреблений в печати этого периода.

Были проанализированы также тексты нормативных документов и решений, принятых парламентом страны, из которых было выбрано 210 слов. При отборе персидских слов для замены иноязычных учёные иногда вводили забытые слова, или же предлагали свои варианты. Списки публиковались в средствах массовой информации и в «Бюллетене». В течение 6 месяцев изучалось мнение общественности. После этого списки слов утверждались Академией и представлялись президенту страны. Списки охватывают 17 областей науки и техники, в них преобладают научно-технические термины английского, французского или немецкого происхождения.

Термины интернациональны и идентичны практически во всех языках мира. В связи с этим возникает принципиальный вопрос, нужно ли такие интернациональные термины заменять национальными? Зачем такие слова, как akademi, anstitu, test, operator, e-mail, bulleten, faks, katalog и др. заменять национальными, при том, что они бытуют практически во всех языках, и никто не думает о замене этих терминов национальными. Однако в других языках они заменены. Например, в арабском языке: majmä ul-ilm «академия», mähad «институт», ixtibär «тест», ämil «оператор», al-barid «e-mail», nashra «бюллетень», fihrist «каталог».

Таким образом, в мире есть два подхода к решению вопроса о заимствованиях. Одно направление – введение  интернациональных терминов в национальные языки без изменения. Второе – полная  замена их национальными терминами. И в том и в другом есть свои опасности. Судя по результатам деятельности Академии персидского языка и литературы Ирана, замена иноязычных заимствований своими терминами, образованными тем или иным способом на основе корней и аффиксов древнеперсидского, среднеперсидского или современного персидского языка пока не даёт должного эффекта.

Иранская пресса, современные иранские СМИ, особенно по части научно- технической терминологии, изобилуют иностранными заимствованиями. Национальные термины могут использоваться в научных текстах, но при широком употреблении предпочтение отдаётся заимствованиям. Такое положение вещей наводит на мысль, что в современных условиях, может быть для тех языков, которые не в состоянии обеспечить развитие научно-информативной мысли, отражающей последние научные достижения, рациональнее использовать один общий язык – язык  межнационального общения. Его необходимо ввести как обязательный предмет высшего и школьного образования, чтобы национальные кадры могли свободно общаться во всех сферах общественной, политической и экономической жизни. В современном мире так и происходит, но не воспринимается как реальность.

В этом вопросе мы рассмотрели общее состояние персидского языка на настоящий момент сквозь призму языковой картины мира, но в дальнейших частях дипломной работы будем акцентировать внимание на заимствованиях из арабского языка в персидском, в частности на коранических заимствованиях.

 

1.2 Насаждение ислама и арабизация персов

Для того, чтобы представить объективную картину ислама в современном Иране, его непосредственное отношение к политике и политической культуре, предлагаем обратиться к труду Муртазы Мутаххари, принадлежавшего к плеяде блестящих интеллектуалов Ирана, до Исламской революции участвовавших в полемике с идеологами шахского режима и защищавших Ислам от их нападок. Он прославился как выдающийся ученый в области исламской философии, мистицизма и права.

До недавнего времени его труды совершенно не были известны нашему читателю. Лишь в 2008 году в издательстве «Петербургское востоковедение» вышел в свет перевод его книги «Ислам и Иран: история взаимоотношений» [2]. Данная тема рассматривается со всех сторон: что представлял собой доисламский Иран, как Ислам пришел в Иран, какое влияние на находящуюся в процессе становления исламскую цивилизацию оказала иранская культура, и какую роль сыграли иранцы в истории исламского мира.

Главный акцент при этом делается на полемику со сторонниками шаха, которые утверждали, что неграмотные арабские варвары вторглись в Иран и разрушили блистательную иранскую культуру, что они силой заставили персов отказаться от их национальной религии – зороастризма  и насадили Ислам.

 Мутаххари цитирует одного из приверженцев данных взглядов: «Известно, что арабское нашествие обошлось Ирану очень дорого, при столкновении двух культур – иранской и кочевников – народу был нанесен огромный ущерб, и политическое поражение завершилось духовным разгромом». По мнению другого сторонника шахского курса, вследствие распространения Ислама «взамен нашей воинственности, отваги и храбрости пришли слабость, немощь и нерешительность. И эти изменения стали причиной многих наших бедствий».

Подобными утверждениями «новые зороастрийцы» весьма напоминают наших отечественных неоязычников, по мнению которых коварные византийцы посредством князя Владимира уничтожили великую славянскую культуру и силой насадили христианство, ослабившее славянский дух. Будучи одновременно ярыми исламофобами и имея склонность ко всему реликтовому и экзотическому, эти же люди в отношении Ирана с сожалением пишут об упадке зороастризма. Так, А. М. Иванов называет зороастризм «обокраденной религией»[3].

 Но если наши неоязычники находятся на периферии общественной жизни и о них мало кто знает, то в Иране до 1979 года споры подобного рода находились в самом центре общественного внимания. При этом целью сторонников шаха было вовсе не возрождение зороастризма со всей его культовой практикой и жизненным укладом, но именно подрыв позиций Ислама, препятствовавшего, по их мнению, модернизации страны.

Выступая во всеоружии научного знания, Мутаххари опровергает теории поклонников доисламского Ирана. Он наглядно показывает, что уже до арабского вторжения зороастризм терял свои позиции, а связанная с ним социальная структура исключала социальную мобильность и этим тормозила развитие страны. В период правления Хосрова Парвиза (591-628) большое распространение в Иране получило христианство яковитского и несторианского толка, и многие из приближённых царя, будучи представителями знатных иранских семей, стали христианами. Таким образом, если бы не Ислам, то христианство в конечном итоге вытеснило бы зороастризм.

Зороастрийская среда не дала ни одного философа или учёного. До прихода Ислама все иранские ученые были христианами, иудеями или сабиями. Точно также, кстати, невозможно назвать ни одного философа или ученого, жившего в языческой Руси.

Мутаххари пишет о том, что многое в культовой практике и образе жизни древних зороастрийцев отпугнуло бы их современных поклонников, слывших прозападными рафинированными интеллигентами. Действительно, многочисленные суеверия, связанные с поклонением огню, такие обряды, как умывание коровьей мочой или запрет мыться теплой водой, распространенность браков между близкими родственниками (между отцом и дочерью, братом и сестрой) вряд ли бы вызвали у них восторг. На этом фоне и ненавистный им Ислам показался им приемлемой и рациональной религией.

Но при этом Мутаххари не испытывает враждебности к зороастризму. Он согласен с традиционной мусульманской точкой зрения, согласно которой зороастризм был первоначально монотеистической религией и лишь потом склонился к дуализму, и пишет, что «Заратуштра для нас лицо весьма уважаемое». Такую позицию он подкрепляет ссылкой на мнение Ж. Дюмезиля, который полагал, что учение Заратуштры «под влиянием существовавших традиций, жизненных условий и желаний самих верующих претерпело определённые изменения. Единобожие в нем уступило место своеобразному язычеству, приближённые Богу ангелы стали считаться равными ему».

Из книги Мутаххари становится очевидной и несостоятельность тезиса о насаждении Ислама в Иране арабами силой. Он замечает, что большинство иранцев стали мусульманами уже тогда, когда на территории Ирана правили уже независимые от халифата династии: Тахириды, Буиды и др. При желании прежде обратившиеся в Ислам иранцы могли бы запросто вернуться к «вере предков», но случаев этого практически не было. При этом историки пишут об иранцах, которые еще в VIII, IX и даже X веках были зороастрийцами и пользовались при этом уважением среди мусульман.

Много зороастрийцев жило в провинциях Табаристан, Керман. При   жизни знаменитого ученого Истархи (ум. 958) более половины жителей провинции Фарс все еще поклонялись огню. При этом и иранцы — мусульмане сохраняли верность многим культурным традициям доисламского периода, например, отмечали праздники Ноуруз и Мехрган. Все это опровергает измышления недоброжелателей Ислама, что он якобы был принесён на иранскую землю огнем и мечом арабскими завоевателями. Причина победы Ислама заключается в его духовной силе и привлекательности.

Попутно Мутаххари развенчивает мифы, до сих пор популярные в околонаучной среде, в том числе и среди неоязычников. Прежде всего, это миф о существовании неких «арийских» и «семитских» религий, о том, что выбор того или иного вероисповедания обусловлен расовым происхождением и климатом.

Подобные идеи ранее достаточно крепко держались в умах западноевропейских ученых. Мутаххари замечает, что «расы в чистом виде существовали лишь в далеком прошлом, но к настоящему моменту произошло столько смешений и миграций, что от прежних самостоятельных расовых объединений не осталось и следа. Многие из нынешних иранцев, у которых родной язык персидский и которые гордятся своим иранским происхождением, генетически являются арабами, тюрками или монголами».

То же, кстати, справедливо и в отношении отечественных расистов и неоязычников. Многие из тех, кто любит рассуждать о «чистоте русской крови» и о «славянских богах», возможно, имели своими предками угро-финнов, татар, грузин, а может даже и евреев, и поклоняться им надо не «славянским богам Сварогу и Яриле, а удмуртскому Инмару или тюркскому Тенгри».

Вместе с расизмом Мутаххари выступает и против национализма, указывая на то, что является чуждой, занесённой с Запада идеологией, направленной на разобщение мусульманских народов. В этом он следует за Рене Геноном, который писал, что западники «стремятся к формированию на Востоке различных наций», а всякий национализм глубоко чужд традиционным воззрениям [4].

Отсюда Мутаххари опровергает распространенное в околонаучных кругах представление, согласно которому шиизм является якобы «арийским вариантом» Ислама, противостоящим «семитскому суннизму». Подобные взгляды высказывал еще граф Гобино, который считал представления древних иранцев о сакральном и божественном характере власти сасанидских монархов главной основой шиитских убеждений об имамате и непогрешимости пречистых имамов.

На самом же деле первые шииты (за исключением Салмана Фариси) не были иранцами, и шииты среди иранцев долгое время вовсе не составляли большинства. Напротив, в первые века Ислама мусульманские учёные персидского происхождения из числа знатоков Корана, хадисов и фикха были в основном суннитами, а некоторые из них и вовсе враждебно относились к шиитам. До воцарения династии Сефевидов (XV в.) жители большинства областей Ирана были суннитами, и лишь после этого времени ситуация стала меняться в пользу шиитов. На это, кстати, указывает, и  выдающийся востоковед И. П. Петрушевский [5]. Вдобавок, Мутаххари разоблачает историческую недостоверность преданий о сожжении книг арабами в Иране и Египте. В том, что сожжение Александрийской библиотеки арабами является легендой, согласен и отечественный арабист О. Г. Большаков [6]. На самом деле, великая библиотека тихо угасла в течение предшествовавших столетий.

К сожалению, в книге Мутаххари сообщаются и явно недостоверные факты, например, автор не раз утверждает, что на территории государства Сасанидов до арабского вторжения проживало 140 млн. человек, что даже трудно себе представить. На самом деле, число населения державы Сасанидов по современным подсчетам равнялось около 30 млн.[7]. Встречаются и вовсе забавные утверждения, вроде того, что исламское правление основано на принципе «демократии и народовластия», или что Ислам в Иране «упразднил безоговорочную полигамию в форме гаремов, разрешая ее в определённых и социально необходимых пределах с условием признания равноправия женщин и учётом возможности мужчин. Конечно, гаремы с множеством наложниц были как в доисламском Иране, так и в исламском. Все это «народовластие» и «равноправие женщин» объясняются зловещим влиянием духа современной автору эпохи.

Даже рассмотрев точку зрения Муртазы Муттахари относительно исторического прихода ислама в Иран и «подвешенного» на тот момент состояния в обществе зороастризма, трудно прийти к однозначному выводу и говорить лишь о влиянии одной цивилизации на другую, так как, в действительности, любое историческое событие имеет место лишь при соприкосновении и взаимовлиянии двух и более элементов, в данном случае – это две  абсолютно разные культуры, которые в конце концов уживаются на протяжении длительного исторического отреза времени.

В любом случае, на настоящий момент подавляющее число верующих иранцев составляют  мусульмане (шииты) и  вряд ли они в состоянии представить свою жизнь без исламской религиозной культуры, являющуюся корпусом их духовных ценностей.

 

1.3 Арабско-персидское двуязычие

 В этнокультурной истории Средней Азии, начиная со средних веков, одним из важнейших событий является возникновение культурного феномена, названного мусульманским ренессансом, равно как и органически связанное с ним формирование арабско-персидского (таджикского) двуязычия  и его последующее распространение в том или ином социолингвистическом статусе на обширной территории, простирающийся от Испании и Марокко до Центральной Азии и долины Инда и населенной разноязычными народами. В результате арабских завоеваний была внедрена не только новая религия – ислам, но получил широкое распространение и арабский язык, оставшийся в течение длительного времени основным официальным и литературным языком, языком религии и науки во многих завоёванных арабами странах.

История арабского завоевания Западного Ирана, Хорасана и Мовереннахра легко делится на два периода, которые мы условно обозначим как первое арабское влияние, начавшееся предположительно в VII-VIII вв., и второе арабское влияние, связанное с возвышением в конце IX и начале X века аббасидского халифата, объединявшее обширные области, населённые племенами и народами, не имевшими общего языка и единства экономической жизни, находившиеся на разных стадиях экономического и культурного развития и почти не поддерживавшие как экономических, так и этнических и культурных связей.

В свете изучения проблемы языковых контактов и взаимодействия языков представляет большой научный интерес влияние арабского языка на иранские, тюркские и другие языки. После завоевания ряда стран Западной Азии в VII -VIII вв. арабским халифатом местные языки вытеснились и официальным языком становился арабский. Однако особое влияние арабского языка объясняется не только тем, что эти языки в течение длительного времени соприкасались с ним, но и тем, что основной религией, получившей распространение среди народов-носителей этих языков, является ислам.

Говоря о мерах, осуществляемых арабскими завоевателями с целью усиления своих позиций, интенсификации процесса омусульманивания народов Хорасана и Мовереннахра, нельзя не отметить, что они сыграли немаловажную роль в распространении арабского языка и расширении сферы его влияния, выразившегося в проникновении массы арабских слов в персидско-таджикский язык. В первую очередь, в него проникли слова, относящиеся к религиозно- богословской лексике, что было связано с необходимостью изучать Коран, хадисы и мусульманское законодательство. Затем вошли слова политического, канцелярского и хозяйственного назначения. В бытовой лексике персидско-таджикского языка арабские слова представлены весьма незначительным числом.

Поэтому как пишет профессор Ю. А. Рубинчик [8], влияние арабского языка на разные языки иранской группы в силу различия исторических и географических условий было неодинаковым: количество арабских слов, вошедших в эти языки различно; неодинаков характер лексики, заимствованной этими языками: неодинаковы фонетические и семантические изменения, которым подверглись арабские слова в этих языках».

Наиболее полным, на наш взгляд, представляется синхронный анализ значений арабских заимствованных слов и определения типов изменения их семантики, проведённый Ю. А. Рубинчик. Автором выделены четыре основных типа семантических изменений арабизмов в персидском языке: утрата арабскими словам самостоятельного лексического значения и употребление его только в сочетаниях с другими словами в составе персидских устойчивых оборотов и сложных отымённых предлогов; приобретение словом нового значения, не свойственного арабскому литературному языку при сохранении всех или части арабских значений или же при полной их утрате; сохранение одного или части арабских значений; перераспределение порядка значений заимствованного многозначного арабского слова на персидской почве, связанное с частотой употребления.

Также имеется работа Овчинниковой И. К., посвящённая особенностям функционирования форм арабского ломаного множественного числа (ФЛМЧ) в современном персидском языке [9]. В частности, отмечается, что формы ломанного множественного числа глубоко проникли в строй персидского языка и представляют собой одно из немногих грамматических явлений, появившихся в персидском языке под влиянием арабского. Они стали свободно употребляться в персидском языке наряду с другими показателями множественного числа. В обиходно-разговорном языке и диалектах персидского языка употребление ФЛМЧ весьма ограничено. В обиходно-разговорном языке иногда можно встретить ФЛМЧ в значении единственного числа.

Вопросы фонетических изменений арабских заимствований в персидском языке затронуты в другой работе Ю. А. Рубинчик [10]. Автор отмечает, что фонетические изменения арабских заимствований имеют два основных вида: системные изменения, основанные на различии фонетических структур двух языков и затрагивающие все арабские слова вне зависимости от их использования в различных стилях речи, и внутрисистемные изменения, происходящие на основе внутренних фонетических закономерностей персидского языка.

Семантическим особенностям современной персидской общественно-  политической терминологии посвящена статья Куранбекова А. [1]. Он отмечает, что в языке периодики увеличивается количество лексики, характерной раннее только для специальных научных изложений. Это относится как к заимствованным арабским именам, так и к статусконструктным сочетаниям, функционирующим в персидском языке в качестве отдельных слов. Семантика таких слов не претерпела видимых изменений. Однако использование их в языке общественной печати, несущей широкие информационные функции, можно, по-видимому, рассматривать и как тенденцию к «раскрытию» узкоспециальных в ряде случаев значений для массового читателя, и как тенденцию к переходу подобной лексики в разряд активно употребляющихся слов.

У иранских авторов встречаются лишь фрагментарные замечания о семантических изменениях арабской лексики в персидском языке. Например, Насэрпур Коми наряду с перечислением заимствованной из различных языков лексики обращает внимание и на арабское слово эллат, вошедшее некогда в  персидский со значениями «порок», «стыд», «болезнь», «хворь», «недомогание», «дефект», «недостаток», иногда употреблявшееся персоязычными источниками и в значении «излишество», «расточительность», «крайность», «чрезмерность», а в настоящее время, сохранившееся в качестве основного значения «причина», «повод», «мотив» [11]. В то же время другое слово того же корня ма’лул сохранило в персидском все первоначальные значения.

Киселёва Л. Н. отмечает, что характерной особенностью лексики языка дари (также как персидского, таджикского, пушту и других иранских языков) является, как известно, наличие в ней большого пласта слов из арабского языка с их особыми грамматическими формами (породами), словообразовательной и словоизменительной парадигмой. Это связано с историческими вхождениями арабизмов в упомянутые выше языки и длительностью периода усвоения арабизмов (с VIII в. по настоящее время) [12].

На протяжении истории развития языка дари,  влияние арабской языковой стихии было весьма значительным. В Афганистане, не знавшем языковых реформ, арабские заимствования не подвергались тому семантическому отбору и отсеву, как в Иране в 30 – 60 – ые  годы, где пуризм в отношении заимствований носил характер официальной языковой политики. По сравнению с другими заимствованиями в языке дари арабские элементы отличаются большим удельным весом в словарном составе.

Например, сравнительное изучение ряда арабских заимствованных слов,  показало, что даже в таких близкородственных языках, как таджикский и персидский значение одних и тех же слов и терминов часто не совпадает, и что для выражения одинаковых понятий нередко заимствованы разные арабские слова и термины.

О подобном расхождении пишет и Ю. А. Рубинчик, который отмечает, что ярким примером расхождения значений арабских заимствованных слов в современном персидском и таджикском языках могут служить слова mahnat и zahmat. В персидском языке mahnat означает «испытание», «трудность», «затруднение», в таджикском языке помимо значения «затруднение», «трудность» оно приобрело значение «труд», которое стало основным. В двухтомном толковом словаре таджикского языка «Фарханги забони тоджики», отражающем лексику литературного языка X — начала XX в., значение «труд» у этого слово не зафиксировано, что, видимо, можно рассматривать как свидетельство сравнительно позднего появления этого значения в таджикском языке. Слово zahmat в персидском языке имеет основное значение «труд», «усилие», а так же значение «затруднение», «беспокойство», в таджикском языке это слово выступает только в значении «затруднение», «трудность», «беспокойство». Подобных примеров можно привести много.

Следует особенно отметить, что вопросам изучения процессов ирано-афразийского языкового контактирования посвящены два сборника под названием «Ирано-афразийские языковые контакты».

          В статьях сборников освещаются пути проникновения иранских элементов (в виде лексических заимствований и грамматической интерференции) в арабский классический и современный литературный язык и диалекты, в древнееврейский, современный амхарский, сомали и другие языки афразийской семьи и, наоборот, соответствующих арабских лексем, словообразовательных и словоизменительных моделей и грамматических форм в персидский, курдский, дари, таджикский, памирский, осетинский и ряд других иранских языков прошлого периода и нашего времени.

          Проблема языкового заимствования является одной из наиболее актуальных проблем в лингвистике. Взаимовлияние языков, межъязыковые заимствования в последних десятилетий подвергаются глубокому и всестороннему изучению, что является естественной реакцией языкознания на объективные процессы, происходящие в современных языках. Развитие современных языков протекает в условиях всё более расширяющихся международных контактов в области науки, техники, экономики и культуры.

Следует также отметить, что арабизмы в персидском языке  относятся к лексическому пласту, адаптация которого в морфологическом, фонологическом, семантическом планах испытана в системе заимствующего языка на протяжении столетия. К настоящему периоду слова арабского происхождения составляют неотъемлемую часть лексики персидского языка, и ее формы функционирования вызывают большой интерес для уяснения влияния структуры заимствующего языка, путей взаимодействия разноструктурных единиц. Изучение заимствований позволяет выяснить механизм воздействия внутренних законов заимствующего языка на степень адаптации заимствованных слов. Всякое заимствованное слово, функционирующее в языке, является своего рода показателем тех переносов и постановок, которые неизменно происходят при его освоении. 

В связи с этим арабизмы со своей устоявшейся формой, функционирующие в языке на протяжении веков, открывают большие возможности для исследований внутриязыковых факторов развития.

 

1.4 История сотворения Корана

Слово «Коран» происходит от арабского слова караа «читать» — священная     книга мусульман. Состоит из 114 сур, откровений, которые были получены пророком Мухаммадом [13] . По представлениям мусульман, текст Корана, как послание, адресованное арабам, был вложен в уста Мухаммада самим богом.

Коран выделяется среди других произведений арабской письменности. Первоначально Мухаммад проповедовал изустно в течение двадцати с лишним лет (ок. 610–632 гг.). На довольно ранней стадии проповеднической деятельности у Мухаммада созрело представление о том, что то,  что он пересказывает людям, хранится в «небесной скрижали», «предвечной и сокровенной», и ниспосылается ему частями по мере необходимости. Он неоднократно говорил об этом своим слушателям, но при жизни не заботился о том, чтобы его откровения были записаны в той последовательности и теми словами, как они были им изложены. Более того, он возвращался к уже обнародованным посланиям, менял их словесное выражение и смысл, разъяснял и дополнял, объединял некоторые из них, другие объявлял «отменёнными» и произносил взамен изъятых новые, ссылаясь на неисповедимость воли бога.

Некоторые мусульмане записывали тексты, другие запоминали их наизусть, иногда напоминая Мухаммаду о том, что он ранее говорил по какому-либо поводу. Подобная устная практика посланий соответствовала традиции родового общества Аравии. Существовавшие тогда системы письменности (арамейская, сирийская, набатейская, сабейско-химйаритская и собственная, еще примитивная, арабская) использовались только для торговых и политических документов. Поэтому записи откровений Мухаммада носили случайный характер. В связи с тем, что люди записывали их по памяти, опуская то, что им казалось очевидным (или наоборот – непонятным), ряд мест довольно трудно воспринять неподготовленному читателю.

В Коране можно найти не только религиозные предписания и проповеди. Порой текст представляет собой яркую образную речь, которая красочными сравнениями напоминает литературный памятник арабских племен Айям аль-араб (Дни арабов), записанный в 8-10 вв. В нем ряд сюжетов перекликаются с сурами Корана.

Текст Корана в основном представляет собой рифмованную прозу. Эта форма изложения, называемая арабами «садж», заключается в том, что строки стихов заканчиваются созвучными словами, заменяющими рифму, или фразами, повторяющимися как рефрен. Слушатели Мухаммада сначала воспринимали его как сказителя, поэта (многие сказители пользовались рифмованной прозой, ибо она позволяла лучше запомнить текст), и только позднее увидели в его речах особый смысл. Сам Мухаммад по этому поводу говорил «Аллах не учил его стихам» [36:39] и что проповедь посланника Аллаха — «не слова поэта» [69:41].

Исламская культура (примерно до 17 в.) отдавала предпочтение слуху над зрением и ставила звучащее слово выше написанного, тем более, что произнесённое слово имело и  психологическое воздействие. Это обстоятельство и предопределило форму изложения в Коране. Высказанные Мухаммадом «откровения» состояли из отрезков речи, которые назывались аят (букв. «изменение», «чудо», араб.) что условно переводится как «стих», «стихи Корана». На самом деле аяты – это  фрагменты ритмизированной прозы. Группы аятов составляют суры.

При жизни Мухаммада единого свода откровений не было. После его кончины халифы из плеяды «праведных» (хулафа ар-рашидун) высказывали сожаление по поводу смерти тех мусульман, которые славились хорошим знанием наизусть священных посланий. Халиф Умар ибн аль — Хаттаб (585 — 644) предложил собрать воедино фрагменты записей, которые хранились  у почитателей Мухаммада. Его преемник халиф Усман ибн Аффан (575 — 656) поручил Зайду ибн Сабиту, бывшему секретарю Мухаммада, разобрать накопленные разными людьми тексты и создать единый свод. Работа заняла примерно 6 лет (между 650 — 656). Специальная коллегия во главе с Зайдом отобрала тексты, которые сочла наиболее достоверными, все остальные версии по указу халифа Усмана подлежали уничтожению. Однако добиться этого сразу и полностью не удалось: еще в течение двух-трех веков в обращении находились неканонические версии Корана, но затем они исчезли, так же, как и фрагменты первых записей откровений.

Работа над составлением Корана была предпринята в критический для мусульманской общины период. После смерти пророка некоторые бедуинские племена, присягнувшие Мухаммаду (что автоматически предполагало принятие ислама), почувствовали себя свободными от политических обязательств. Власть мединской общины над территорией Аравии ослабла, и объединение аравийских племен в рамках единого государства оказалось под вопросом. Тем не менее, присоединение новых территорий продолжалось. Ирак, Сирия, Египет и Палестина подчинились исламу. В этой связи создание канонического текста Корана явилось делом исключительно важным, ибо признание священного текста означало осознание единства мусульманского мира. Кроме того, наличие священного писания у мусульман поднимало их авторитет в глазах соседей — иудеев и христиан.

Бóльшая часть текста Корана – это  диалог между богом, говорящим то от первого, то – от  третьего лица, и теми, кто выступает против новой религии или колеблется в её принятии. И. Ю. Крачковский, известный русский востоковед, автор одного из переводов Корана, обращал внимание на то, что в ряде случаев представленная в Коране речь – это  слова Мухаммада, произнесеённые им в ответ на незафиксированные реплики его слушателей, их возражения или даже обвинения в его адрес. Только в нескольких случаях Мухаммад прежде цитирует обращённые к нему слова, а затем уже дает ответ, цитируя откровения, данные ему Аллахом. Естественно, что уже ближайшие поколения мусульман не могли точно сказать, по какому поводу был произнесён тот или иной текст. В дальнейшем наличие таких фрагментов в Коране вызвало к жизни целую отрасль средневекового мусульманского богословия, специально занимавшуюся объяснением смысла неясных мест в тексте. И тем не менее, ряд мест до сих пор вызывает разное толкование. В  частности, в заглавиях некоторых сур фигурируют буквы: сура 20: «та-ха», суры [40 – 46]: «ха-мим» и т.д.

Некоторые полагали, что это сокращения неких слов, имеющих мистическое значение. Из гипотез, предложенных исследователями, правдоподобным кажется мнение немецкого востоковеда Теодора Нёльдеке (1836-1930), считавшего, что эти буквы обозначали коренные согласные в имени передатчиков (например, Тальха, Хамза). По его мнению, буквы были вставлены при составлении сводного текста Корана и затем по недосмотру остались в каноническом тексте.

В некоторых сурах можно обнаружить религиозно-правовые предписания, определяющие «угодный богу» образ жизни и поведения, некоторые правила обрядности и отправления культа. Суры, излагающие притчи и рассказы на библейские и фольклорные сюжеты, перемежаются с описанием грядущего конца света и судного дня, воздаяния грешникам и праведникам.

Первая из сур Корана Фатиха («открывающая» араб.) наиболее часто используется в мусульманском ритуале. Она имеет форму молитвы, и ее обычно заканчивают словом «аминь». В самом Коране [15-87] есть указание читать ее как можно чаще. Все остальные суры [кроме 113-114] расположены в порядке уменьшающегося объема текста. Две последние имеют совершенно особый характер, в сущности – это  заклинания против злого духа. Суры состоят из более 6000 аятов (стихов), нумерация которых облегчает пользование текстом. По мнению исследователей, подобное расположение сур (в порядке уменьшения объема) связано с тем, что составители не могли расположить их в хронологическом порядке, так как живущих сподвижников пророка уже не оставалось.

С давних пор исследователей Корана занимают вопросы хронологии и контекстной терминологии. В мусульманском мире также предпринимались попытки разложить суры Корана в логичной последовательности. Одну из таких попыток предпринял толкователь Корана Джаляльаддин ас — Суйюти (1445-1505), однако духовенство выразило недовольство его деятельностью.

Исследователи делят суры на мекканский и мединский период по времени их создания. К первому периоду (610-622) относят 90 сур, а ко второму (622-632) – 24  суры, большая часть которых длиннее мекканских. Очевидно, что сура 8 – я  связана с битвой при Бадре (624), 33-я – с  войной у хандак (араб., 627), 48 – я – с  соглашением Худейбии (628), а в суре 30-й есть упоминание о поражении, нанесённом византийскими войсками иранцам в 614 году. Что касается мединских сур, то их характер демонстрирует, что их автор стал религиозным и политическим законодателем. Эти суры содержат ряд предписаний членам мусульманской общины, регламентирующих их обращение к пророку и поведение в его присутствии. Анализ этих сур позволяет исследователям выявить важнейшие стереотипы поведения, а также ряд характерных черт социальной психологии и общественной организации Аравии во времена пророка.

Искусственный порядок расположения сур, принятый в каноническом варианте Корана, не мог удовлетворить многих людей. Практически с самого начала толкователи заметили различия в стиле отдельных частей Корана.

Действительно, часть мекканских сур воспроизводят сказания Агады (талмудическая литература, которая в иудаизме используется для толкования Торы). Подобные тексты занимают примерно четвертую часть Корана, они рассказывают о том, как в древности бог наказывал людей, которые отказались внимать пророкам, и описывают картины конца света и страшного суда.

В Коране присутствует много иудаистских и христианских элементов. Однако эти заимствования попали в Коран не непосредственно из иудейских или христианских книг, а, по-видимому, через устную передачу от иудейских талмудистов и христианских монахов. Об одном христианском аскете Бахире (или Бухейре) известно, что Мухаммад навещал его в Босре, когда сопровождал караваны из Хиджаза в Сирию. Некоторые библейские сюжеты переданы неточно. Например, Мария, сестра Моисея, отождествлена с Марией, матерью Иисуса, и др. Картины рая, и особенно, ада с его ужасами, напоминают аналогичные сюжеты в зороастрийских религиозных текстах.

Французский ученый А.Массе считал, что «в глазах Мухаммада его религия имела тот же источник, что иудаизм и христианство: все три религии исходят непосредственно из одной и той же небесной книги». Главная идея проповедей Мухаммада — побудить арабские племена признать новую монотеистическую религию. Аллах — бог всех людей на земле, он творец всего живого, единственный высший судья, ему подчиняются пророки, ангелы. Коран осуждает многобожие и предупреждает о наказании, описывая ад, рай, судный день, судьбы провинившихся народов, которые отвергли проповедь посланных к ним (до Мухаммада) пророков.

По мнению ряда исследователей, коранические сказания, восходящие к околобиблейскому кругу, и собственно аравийские легенды, вошедшие в Коран, во многом отражают перипетии пророческой деятельности самого Мухаммада, а в ряде случаев связаны с реальными событиями, имевшими место в Аравии 6 в. и оставившими след в памяти последующих поколений. О некоторых событиях сохранились лишь отголоски, но в контексте сюжетов, которые можно обнаружить в Коране, становится очевидным, что речь идет о наиболее древнем достоверном пласте исторической информации. Отталкиваясь от коранических преданий как достоверного свидетельства, сопоставив его с источниками различных типов (мусульманскими историческими сочинениями, эпиграфикой, доисламской поэзией, результатами археологических раскопок) стало возможным проследить и интерпретировать ряд событий в Аравии 6 — 7 вв.

Значительную часть содержания Корана составляют религиозно-правовые предписания, формирующие образ жизни мусульманина, его поведение в быту, ритуальную практику. Главный, высший персонаж Корана Аллах,  единственный бог, вечный и всемогущий. Коран отвергает концепцию троицы [4:116, 169], принятую в христианстве. Именно Аллах представлен как творец вселенной, состоящей из нижнего (земного) и верхнего (небесного) миров. Он создал первых людей Адама и его жену Хавву (Еву).

Ранние суры, текст которых представляет собой рифмованную прозу, свидетельствуют о том, что Мухаммад следовал традиции доисламских аравийских прорицателей и сказителей. Большая их часть чрезвычайно эмоциональны и отражают страх и благоговение пророка перед Аллахом, избравшим Мухаммада для выполнения особой миссии – обратить  арабские племена в истинную веру. Текст изобилует образами, вероятно возникшими в сознании самого Мухаммада, метафорами, характерными для традиционных аравийских сказаний. Более поздние суры, относящиеся к мединскому периоду, более обстоятельны и аргументированы. Некоторые из них приобретают характер наставления. Они менее эмоциональны и даже суховаты.

Исследователи обнаруживают в Коране, с одной стороны, следы борьбы против языческих обрядов с их сложной структурой, с другой – влияние   религиозных систем ближневосточного ареала: например, пост, очевидно, заимствован из семитских традиций. Пищевые запреты полностью совпадают с иудейскими, обряд молитвы напоминает обряды восточного христианства, а обряды паломничества являются наследием арабского язычества.

Известно, что проповедническая деятельность Мухаммада была скептически встречена иудеями и христианами. В тексте Корана есть следы полемики, поздних уточнений, которые в ряде случаев противоречат первоначально изложенным идеям. Кроме того, Коран постепенно насыщался религиозно-философским содержанием, заимствованным из иудео-  христианского круга, а также представлениями, характерными для зороастризма и манихейства. Так, в мекканских сурах Авраам выступает в качестве одного из пророков, предшествовавших Мухаммаду, но какой-либо связи с арабами здесь не обнаруживается. И, напротив, в мединских сурах деятельность Авраама стала непосредственно связываться с арабами. В Коране утверждается, что именно Авраам и его сын Исмаил создали не только мекканское святилище, но и чистую первоначальную религию, ту самую, которую стремится восстановить Мухаммад после того, как ее исказили иудеи и христиане.

Подобный поворот означал, что мединские суры написаны после разрыва Мухаммада с евреями, обозначенным изменением «киблы» (направления) молитвы. Разорвав отношения с иудеями, Мухаммад некоторое время ещё надеялся на союз с христианами. Об этом свидетельствуют некоторые фрагменты Корана (5:85). Однако позднее [61: 6] встречаются нападки на христиан. Здесь же, в мединских сурах упоминается Иисус (Иса). Согласно Корану, пророческая миссия Мухаммада была предсказана Иисусом [61:6]. Кстати, это утверждение впоследствии способствовало тому, что после завоевания арабами Сирии и Египта, а также Северной Африки и Испании, многие христиане принимали ислам, тем более, что военные успехи арабов побуждали их думать, что арабам покровительствует бог.

Уже в период правления Омейадов и Аббасидов возникла проблема толкования некоторых сур Корана, так как более поздние суры противоречили более ранним. Для того чтобы оправдать эту замену, факихи разработали систему насха («отмена» — араб.). По вопросу о том, какие места Корана следует считать «отменяющими» (насих), а какие «отмененными» (мансух), возникло много исследований. Этот же принцип был использован при изучении хадисов.

Очевидно, что текст Корана подвергся изменениям при делении входящих в него материалов на главы (суры) и стихи (аяты), и особенно тогда, когда в текст были введены диакритические знаки, благодаря которым можно было различать некоторые буквы, имеющие одинаковую графику. Это изменение текста произошло не ранее 702 года в городе Васите (702 – год  основания города). В первоначальном списке уже имелись некоторые диакритические значки, но не было над- и подстрочных знаков (хамза, мадда, ташдид, сукун). До этого времени существенные разночтения могли возникать также из-за того, что в древнем арабском письме не указывалось удвоение букв, не ставились краткие гласные, отчего не было ясно, в каком времени – прошедшем или настоящем, употреблен тот или иной глагол. Более поздними являются и названия сур в Коране: об этом свидетельствует использование в них не содержания, а ключевых слов, входящих в ту или иную суру.

Несовершенство письма и споры относительно чтения отдельных мест текста привели к возникновению многих вариантов чтения. В 9 в. появились специальные сочинения о способах чтения Корана. В 11 в., с возникновением искусства рецитации (декламации) Корана, было принято 7 канонических вариантов чтения. Параллельно устанавливались основы ритуального поведения, связанного с чтением Священного текста, разрабатывались даже вопросы, связанные с ритмом дыхания во время рецитации. Можно сделать вывод о том, что сам акт рецитации воспринимался как возвращение к акту его ниспослания. К 12 в. эта проблематика была уже достаточно разработана, среди авторов пособий на эту тему был и знаменитый арабский философ Абу Хамид Мухаммад аль-Газали.

Впоследствии богословы разделили Коран на 30 частей – джузов  (по числу дней в лунном месяце) или на 60 частей (хизб) – разделов. Это было сделано для того, чтобы текстом можно было пользоваться во время пятничных служб.

Распространение Корана в провинциях мусульманского мира было связано со становлением арабской письменности, а также рукописной традиции. Первоначально копии Корана были представлены свитками или стопками пергамена, помещённого между двумя дощечками (к 7 в. основным писчим материалом на Ближнем Востоке был пергамен, для изготовления которого использовались козьи, овечьи, реже газельи шкуры). Это могли быть вертикальные и горизонтальные кодексы, затем утвердилась традиция вертикальных кодексов, что, вероятно, было отражением практики, принятой у христиан. С переходом на более дешёвый материал, бумагу, стал использоваться горизонтальный формат. На пергамене переписчики в основном писали крупным почерком хиджази, а позднее куфи (названия происходят от области Хиджаз, где находились Мекка и Медина, а также города Куфа на юге Ирака). Но с появлением бумаги, особенно в провинциях халифата, где было много мастерских, переписчики вносили новые элементы в стиль письма, создавались новые почерки.

Сфера и способы употребления Корана и его фрагментов были чрезвычайно разнообразны. Он служил «букварём»: детей обучали по нему чтению и письму.

На Коране клялись и даже гадали. Страницы Корана хранили в маленьких реликвариях – мешочках, коробочках, которые вешали на шею, прятали в складках одежды, считая, что это поможет от дурного глаза.

Своебразие Корана как литературного памятника и источника по ранней истории ислама состоит в том, что он запечатлел многие элементы социальной психологии, эволюционировавшей с разрушением родового общества. Кроме того, в нем отразился процесс утверждения новых социальных институтов и этико-культурных норм, характерных для монотеизма. Однако развитие ислама не могло базироваться только на Коране. Потребности вероучения, этики и права требовали развития религиозной доктрины. Это обстоятельство вызвало к жизни целый ряд произведений, комментирующих то или иное послание, дающих разъяснения по поводу обстоятельств ниспослания того или иного откровения. Известно, что первым толкователем откровений был сам Мухаммад. В суре 16 [аят 44]говорится, что именно такая задача была перед ним поставлена: «И послали мы тебе упоминание, чтобы ты разъяснил людям, что им ниспослано». После смерти Мухаммада отдельные аяты и суры комментировались имамом в мечети после пятничной хутбы (проповеди).

Появились люди, которые собирали такие комментарии и слыли знатоками в этой области. Однако параллельно этой традиции происходила и вульгаризация текста священного писания. Многочисленные сказители, специализировавшиеся на «сказаниях о пророках», пересказывали некоторые части Корана, вводя в повествование новых персонажей из древних легенд и исторических сказаний, бытовавших в том или ином районе Ближнего Востока.

Со временем становление халифата потребовало создать некие религиозно-политические концепции, которые могли бы способствовать укреплению власти. Появились сборники хадисов, посвящённые жизнеописанию Мухаммада. Даже первые арабские лексикографические и грамматические сочинения также в значительной мере были связаны с потребностями толкования Корана. Так возник комплекс наук о Коране (ильм аль-Куран ва — т — тафсир). Характерно, что его появление во многом было связано с обострением борьбы между Алидами и Аббасидами к концу правления Омейадов. В частности, многочисленные тафсиры стали идеологическим оружием в борьбе за власть в халифате.

Наиболее активными в создании тафсиров были сторонники Алидов, пытавшиеся доказать их право на власть в халифате с помощью аллегорического толкования Корана. Кроме того, они пытались интерпретировать ряд аятов Корана (путем перестановок огласовок, манипуляции с буквами и т.д.) в пользу Али и его потомков. Была даже выдвинута версия о том, что все упоминания имени Али были изъяты из Корана его составителями.

Естественно, эта тенденция встретила сопротивление суннитских правителей и духовенства. Проалидской пропаганде было противопоставлено правоверие, опиравшееся на сунну пророка. Сунна, священное предание ислама, основанная на хадисах  – рассказах  о жизни пророка, стала важнейшим источником для изучения Корана.

Каждый из вновь появлявшихся комментариев к Корану отражал своё время и толковал тот или иной фрагмент Священного писания с точки зрения изменившихся условий. Подобные тексты создаются и сегодня. Необходимость в толкованиях была предопределена также тем, что в состав халифата вошло много народов и племен, обладавших разным историко-культурным прошлым. На покорённых территориях постоянно возникали новые религиозные течения, которые вносили раскол в мусульманскую общность. Дискуссии, полемика по поводу сотворённости и несотворённости Корана, появление новых тафсиров способствовали появлению движений, призывавших вернуться к «первоначальной чистоте» Корана. Среди них можно назвать представителя ханбалитского мазхаба (религиозно-правовой школы), теолога 14 в. Ибн Таймийу, а также его поздних последователей — движение ваххабитов (18 в.).

На самом деле речь идет о более широком контексте – борьбе  вокруг места Корана в жизни мусульманского общества, соотношении светского и духовного.

В 8 в. в рамках мусульмано-иудео-христианского соперничества возникла дискуссия о «сотворённости» и  «несотворённости» Корана. Мусульманские богословы считали, что Коранъ – предвечное  и несотворённое «слово Аллаха», их противники (му’атазилиты, т.е. рационалисты) придерживались противоположной точки зрения. Согласно муатазилитам, Коран сотворён Аллахом, а допущение «извечности» и «несотворённости» этой книги равноценно наделению ее свойствами бога, иначе признанию её в качестве второго бога наряду с Аллахом, что означает возвращение на стадию многобожия. Муатазилиты утверждали, что таким образом нарушается один из главных принципов ислама – асль  ат – таухид  (корень признания единства Аллаха). В этом споре можно обнаружить отголоски учения христиан об Иисусе Христе и его «единосущности». На самом деле муатазилиты, инициировав дискуссию о сотворённости или несотворённости Корана, попытались примирить ислам с некоторыми положениями античной философии, и высказали смелые по тем временам идеи.

Как сторонники умерено-рационалистического течения в исламе, муатазилиты вскоре нашли поддержку со стороны аббасидского халифа Ма’муна (813-833), феодального правителя, проявлявшего интерес к науке и литературе. Учение муатазилитов, признававшее свободу человеческой воли, как и воли ангелов и Иблиса – дьявола, считавшее, что Коран – творение  Аллаха, при Ма’амуне стало государственной доктриной. Было введено испытание – михна  (экзамен, испытание от араб.), которое должны были пройти богословы для установления их лояльности. Инакомыслящие подвергались репрессиям. Но в 849 году халиф Мутаваккиль (847-861) положил конец всяким дискуссиям о происхождении Корана.

Позднее некоторые мыслители выступали с критикой Корана. Например, Ибн ар-Равенди в 9 в., а Абу-ль Аля аль-Маари (973 — 1057) в своем стихотворном цикле «Обязательность необязательного» (Аль-Лузумийят) написал: «У каждого народа есть своя ложь, в которую, однако, люди свято веруют. Может ли после этого какой-либо народ хвалиться, что он идёт путём праведным?». В дальнейшем все споры о Коране рассматривались религиозными деятелями как проявление неверия вообще. Например, когда известный египетский писатель Таха Хусейн (1889-1973) в книге о древнеарабской поэзии назвал Коран «сочинением араба по имени Мухаммад», это вызвало в религиозных кругах бурю негодования.

Стиль Корана оказал сильное влияние на последующую арабскую литературу, поэтическую и прозаическую, а лексика нашла своё отражение в мусульманском праве, теологии, суфизме и арабо-персидской философии.

Все это позволяет сделать вывод о том, что влияние Корана на мусульман последующих (после Мухаммада) поколений было гораздо большим, чем на современников пророка. До сих пор Коран сохраняет своё значение как собрание молитв, кодекс религиозной практики и социальной жизни, быта каждодневного поведения.

 

1.5 Формирование и изменение персидской литературы под влиянием ислама

Древняя и особенно средневековая персидская литература являются общим достоянием народов, говорящих на языках иранской группы, многих тюркоязычных народов, некоторых народов Индостана. Все они неоднократно входили в состав общих государственных образований, а персидский язык в определённые периоды истории был их основным литературным языком. Персидская литература классического периода (9-15 вв.) часто называлась персидско-таджикской литературой, в том числе этим названием пользуются Брагинский И.С и Комиссаров Д. в своих работах [14].

            Элементы мерной поэтической речи, зачатки героического эпоса и царских хроник содержатся в дошедших до нас памятниках, созданных на древне-персидском языке: «Авеста», клинописные надписи Ахеменидов. В период правления Сасанидов на средне-иранских языках были составлены утраченная позже династийская хроника «Хвадай – намак», эпические сказния «Ассирийское древо», «Памятка Зарерова сына», «Деяния Ардашира Папакана», дидактический сборник «Калила и Димна», и другие сочинения, составившие так называемую пехлевийскую литературу, а также сочинения религиозного и дидактического характера, связанные с манихейством.

После завоевания страны арабами и включения её в состав халифата, основным языком персидской литературы стал арабский, на который были переведены некоторые произведения пехлевийской литературы, в том числе «Калила и Димна». Персидскими поэтами на арабском языке создавались панегирические, лирические и сатирические стихи. Уже с 9 века наряду с литературой арабского языка, развивается литература на  языке фарси.

Литературный язык фарси и основные жанровые формы персидской классической поэзии (рубаи, газель, касыда, месневи, кит’а) окончательно формируются в творчестве Рудаки и группировавшихся вокруг него поэтов первой половины 10-го века. Во второй половине попытки создания стихотворного эпического свода завершаются эпопеей Фердоуси «Шахнаме». На фарси также писали Ибн Сина, Шакур Балхи и другие [15].

После распада государства Саманидов (819 — 999) и включения Восточной Персии вместе с частью Средней Азии в состав государства Газневидов (с центром в Газни, современный Афганистан) здесь также утверждается панегирическая поэзия с элементами лирики и дидактики: Фаррохи Систани, «царь поэтов» Унсури, Менучехри. Продолжавшая существовать эпическая традиция выражалась преимущественно в «дописываниях» новых поэм к «Шахнаме» (Асади Туси и др.). Кроме того, создавались произведения художественной прозы (напр., « Кабус – наме» Унсура аль – Мали, 11в.). Элементы художественной прозы содержатся также в исторических сочинениях.

Внимание к человеческой личности, призывы к духовному совершенствованию пробиваются сквозь мистическую форму мистической литературы (Ансари, Санаи, Аттара) и учения исмаилитов (Насир Хосров)[16]. Гуманистические идеи находят своё отражение в касыдах Гатрана Тебризи, в творчестве основоположника жанра «тюремной элегии» Масуда Сада Сальмана, сатирика Сузани из Самарканда. Вершиной развития гуманистической литературы на языке Фарси явилось творчество Омара Хайяма и Низами Гянджеви. Вместе с тем к началу 12 века в поэзии получает распространение усложнённый риторический стиль, именуемый «иракским»: касыды Муиззи, Ватвата, творчество крупнейшего панегириста Энвери и др.

Не менее характерен риторический стиль для прозы 12 века: новый вариант «Калилы и Димны» (1144, сост. Абу–ль–Маали), отличавшийся от прежних изысканным слогом, усложнённые переработки старого дидактического сборника « Марзбан – наме» и особенно составленная по образцу араб. макам книга « Макамат – и Хамиди» Хамидаддина Балхи.

Новым проявлением персидской литературы 12 века стала огромная народная книга об айяре (плуте) Самаке, записанная со слов сказителя  в 1189 году. Начиная  с 12 века составлялись различные своеобразные библиографические антологии – тазкире, включавшие сведения о жизни поэтов. Такие тазкире как «Сердцевина сердцевин» (1220) Ауфи, «Собрание поэтов» (1487) Доулатшаха Самарканди и др., не утратили своего научного значения. Наряду с этим большое внимание уделялось поэтике стиха. Возникла наука об арузе («Эламе аруз»). Кодификации персидского аруза посвящена, в частности, книга «Китаб аль — муадждам» Шамса Кайза Рази (13в.).

После упадка, вызванного монгольским завоеванием (1220–1256), во второй половине 13-14 вв.  наступает новый расцвет персидской классической литературы. Панегирическя поэзия имела яркого представителя в лице Сальмана Саведжи. Последователи Низами Гянджеви, индийский персоязычный поэт Амир Хосров Дехлеви и Хаджу Кермани возродили героический и дидактический эпос, а также расширили тематический диапазон газели, придав ей функции панегирика – касыды. Суфийский поэт и философ Руми поднял человеческую личность до высот обожествления. В этот же период усилилось гуманистическое литературное течение, которое представляли сатирик Закани, певец народного движения сербедаров Ибн Ямин, а также Кемал Худжанди. Творчество Саади и Хафиза – высшее достижение всей средневековой персоязычной  лирической поэзии. В 15 веке творчество главы гератского литературного центра Джами, учителя и друга узбекского поэта Алишера Навои, завершает классическую поэзию на фарси.

Здесь мы провели краткий обзор персидской литературы, особенно средневековой персидско-арабской литературы, язык написания крупных литературных произведений этих эпох, особенности и тематики последних.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

2 СТРУКТУРНАЯ КЛАССИФИКАЦИЯ ФРАЗЕОЛОГИЗМОВ СОВРЕМЕННОГО ПЕРСИДСКОГО  ЯЗЫКА И ОСОБЕННОСТИ КОРАНИЧЕСКИХ ЗАИМСТВОВАНИЙ  В ПЕРСИДСКОМ ЯЗЫКЕ

 

2.1 Состояние и проблемы изучения фразеологии иранских языков

Вопросы образования фразеологических сочетаний слов и их  значений привлекают к себе внимание всё большего и большего числа языковедов. За последние 10-20 лет появились сотни работ, как по общим проблемам фразеологии, так и по конкретным вопросам фразеологии различных языков. Разработка фразеологии проводится с учетом материалов разноструктурных языков и опирается на обширную программу теоретических исследований. Тем не менее, несмотря на значительные успехи в решении этих важных вопросов, до сих пор не создано единой и до конца  теории, которая обобщала бы достижения в отдельных областях и давала ключ к решению многих сложных проблем фразеологии конкретных языков.

          Фразеология является наиболее ярким и своеобразным средством выражения мысли и передачи стилистических нюансов любого языка. Закономерности образования устойчивых сочетаний слов и их значений составляют важную специфическую особенность каждого языка. Фразеологизмы исключительно глубоко проникли в строй персидского языка и настолько тесно соприкасаются с элементами разных уровней, что отсутствие исследований по различным проблемам фразеологической системы языка отрицательно сказывается на изучении других областей языка, в частности лексики, морфологического и синтаксического строя.

         Вопросы фразеологии персидского языка разработаны недостаточно, по существу исследование персидской фразеологии только начинается. Имеется небольшое количество работ, опубликованных в нашей стране и за рубежом, посвящённых как общим, так и частным проблемам. В этих работах, разных по своему характеру и охвату фактического материала, сделаны первые попытки исследования и классификации персидских фразеологизмов, но и они не снимают необходимости уточнения самого предмета персидской фразеологии и её объема, а также более глубокого изучения структурных и семантических разновидностей персидских ФЕ.

         В самом Иране за последние годы наметился некоторый сдвиг в области изучения фразеологии. Изданы словари разговорной лексики, устойчивых оборотов, пословиц и поговорок, которые, хотя и отличаются от обычных фразеологических словарей принципами отбора материала, пониманием объема фразеологии, тем не менее, содержат много ФЕ различной  грамматической структуры. Что касается теоретических исследований, специально посвящённых вопросам фразеологии, то их в Иране пока нет.

Ни один из имеющихся словарей, будь то толковый или переводной, не отражает более или менее полно фразеологический фонд персидского языка и не в состоянии предусмотреть все возможности использования фразеологизма в тексте. Поэтому каждый, кто интересуется проблемами языка и занимается переводами с персидского языка и на персидский, должен уметь самостоятельно разбираться  в основных вопросах теории фразеологии, уметь выделять ФЕ в контексте, раскрывать их значение и передавать  экспрессивно-стилистические функции в переводе. В связи с этим  особенно большое значение приобретает разработка вопросов фразеологии  словарной работы, теории и практики перевода, обучения персидскому языку, для составления и написания учебников и учебных пособий.

       Фразеология включает в свой состав разные по степени устойчивости  словосочетания и предложения, характеризующиеся постоянством лексического состава и структуры, целостностью общего значения и воспроизводимостью в качестве готовых языковых единиц.

       В последние годы изучение фразеологии иранских языков, в том числе фразеологии персидского языка, заметно активизировалось. Появляются исследования, посвящённые характеристике не только конкретных разновидностей фразеологизмов, но и фразеологии языка писателей и литературных произведений, описанию фразеологического состава отдельных языков, делаются попытки обобщения наблюдений над фразеологическим составом ряда иранских языков, сопоставляются ФЕ разных языков, создаются фразеологические словари. К этому следует добавить, что частные и общие проблемы фразеологии постоянно затрагиваются в работах по лексике и грамматике иранских языков.

        Состояние изученности фразеологии иранских языков далеко не одинаково: по одним языкам имеется ряд работ (напр., по пушту, памирским языкам) либо ещё совсем не проводились (напр., по талышскому, татскому, белуджскому).

        Недостаточная разработанность общей теории фразеологии сказывается, несомненно, на исследовании  фразеологии иранских языков. Среди проблем, вызывающих споры и разногласия у иранистов, немало таких, которые можно отнести к общефразеологическим: они касаются не только специфических  особенностей фразеологического состава иранских языков, но и общей теории фразеологии. Назовём некоторые из них: место фразеологии среди других языковедческих дисциплин, объём фразеологии, понятие ФЕ и признаки её устойчивости, структурная и семантическая типология ФЕ и т.д. Вместе с тем имеется круг фразеологических вопросов, относящихся в большей степени или исключительно к иранским языкам. Возникновение такого рода вопросов объясняется спецификой грамматического строя к аналитическому и сохранения архаических свойств на разных языковых уровнях представляют довольно пёструю картину, тем не менее, они  исторического развития и наличием одинаковых преобразований в отдельных языках, но и рядом весьма сходных явлений в области грамматики, лексики и фразеологии.

         Подавляющее большинство работ по фразеологии иранских языков, выпущенных в 50-е и 60-е годы, основывается на взглядах В.В. Виноградова изложенных им в трёх ставших широкоизвестными работах [17, 18, 19]. Эти взгляды, как известно, не представляют собой цельной и завершённой теории фразеологии и касаются главным образом семантической структуры фразеологизмов русского языка. В основу выделения разных типов ФЕ  были положены семантические критерии и ограничения в сочетаемости слова с другими словами. Было выделено три типа фразеологизмов: по признаку степени мотивированности  общего  значения – фразеологические сращения и фразеологические единства, по признаку ограниченной сочетаемости слова, обладающего фразеологически связанным значением, фразеологические сочетания. И хотя эта классификация сыграла весьма положительную роль в изучении семантической природы ФЕ, она не была до конца последовательной, не основывалась на единых семантических критериях. Семантические признаки не подкреплялись никакими другими формально-грамматическими показателями, поэтому они не могли служить надёжным и универсальным средством выделения ФЕ во всех языках.

            В иранских языках чрезвычайно большое развитие получила глагольная фразеология, включающая в свой состав словосочетания разной семантической слитности и разной внутренней структуры.

            Прежде всего, необходимо решить вопрос об отношении к фразеологии двучленных глагольных словосочетаний, построенных по модели» имя + компонирующий глагол». В работах по различным иранским языкам они называются сложными, составными, сложноименными глаголами или глагольными перифразами. Все исследователи отмечают чрезвычайно большую продуктивность указанной модели: в количественном отношении сложные глаголы (далее СГ) значительно преобладают над всеми другими структурными типами глагола.

           Хотя проблемой СГ иранисты занимаются недавно, тем не менее, вопросы об их природе, отношении к сложному слову и фразеологическому сочетанию, об их фразеологических и аналитических свойствах не являются до конца выясненными. В работах иранистов высказываются разные мнения о природе двучленных глагольных словосочетаний, что, видимо, в какой-то мере является объективным отражением  различий в степени проявления фразеологических и аналитических свойств у этих словосочетаний в разных иранских языках: СГ рассматривают как разновидность глагольных фразеологизмов,  как сложные или составные аналитические слова.

Вместе с тем самые общие наблюдения над СГ в разных иранских языках показывают, что, несмотря на некоторые структурно-семантические различия, возникающие вследствие своеобразия грамматического строя и лексико-семантической системы того или иного языка, эти глагольные образования обладают рядом сходных свойств: строятся строго по определённой модели, порядок расположения компонентов строго фиксирован, в роли именной части используются главным образом имена существительные (наиболее часто имена со значением действия), прилагательные, причастия: у большинства СГ основную семантическую нагрузку несет именная часть, глагольная же часть является формальным выразителем действия. В роли компонирующих глаголов наиболее часто используется  сравнительно небольшая группа простых глаголов: в персидском – кардан (делать), шодан — (делаться), (становиться), дадан (давать), задан — (бить), в таджикском – кардан (делать), шудан (делаться) (становиться), додан (давать) задан (бить), в курдском (курманджи) — кьрьн (делать), бун (становиться), дан (давать), хьстьн (бить), в белуджском – канаг (делать), байаг (становиться), дайаг (давать), janag (бить), в осетинском – канын (делать),уын — (быть), (становиться), дарын (держать) и т.д.

          СГ в иранских языках весьма разнообразны как по семантической слитности компонентов, так и по характеру лексико-грамматических отношений между ними, обнаруживая свойства фразеологизмов, моделированных и аналитических образований, а также сложных слов.

          Недостаточно полно и всесторонне на материале иранских языков разработан вопрос о правомерности отнесения к СГ двучленных глагольных словосочетаний, к именной части которых относятся основные и отымённые (вторичные) предлоги.

          В ряде иранских языков именная часть СГ может получать морфологические показатели, свойственные именам существительным при свободном функционировании в речи (форманты, мн.  числа, артикль, послелоги). Однако далеко не во всех случаях присоединения морфологичеких показателей происходит распад устойчивых глагольных  словосочетаний и превращение их в свободные.

          Одной из своеобразных черт фразеологии иранских языков, вытекающей из относительно твердого порядка слов в предложении (в большинстве языков сказуемое замыкает предложение, в атрибутивных словосочетаниях – в одних языках определение строго следует после определяемого, в других предшествует определяемому), является дистантное построение многих глагольных фразеологизмов, часто называемое рамочной конструкцией (обычно в работах по персидскому языку).

          О возможности разобщённого положения компонентов глагольных фразеологизмов говорится в работах по курдскому, таджикскому, осетинскому и некоторым другим языкам. Несколько более подробно случаи рамочного построения освещены на материале персидского языка. Однако причины образования РК, зависимость дистантного построения фразеологизма от его семантико-грамматической структуры и стилистических условий контекста, случаи факультативного и облигаторного рамочного построения – все эти вопросы остаются практически нераскрытыми.

          С другой стороны возникает ряд вопросов, связанных с сохранением или нарушением цельности ФЕ, вследствие того, что между постоянными членами фразеологизма вклиниваются слова, непосредственно не входяшие в его состав. Во всех ли случаях дистантного построения ФЕ сохраняются фразеологические связи между компонентами? Каковы те границы  сохранения устойчивой связи между компопентами ФЕ в разобщённом положении, нарушение которых приводит к превращению фразеологических отношений между компонентами в свободные синтаксические отношения между второстепенными членами  и глаголом — сказуемым предложения?    

          До сих пор для большинства языков остаётся вопрос о статусе и природе ФЕ, имеющих грамматическую структуру предложений. Подобно другим типам ФЕ, фразеологизмы – предложения (далее ФП)  употребляются  в языке как готовые, воспроизводимые  по традиции единицы, но отличаются  от других типов фразеологизмов своими структурно-грамматическими, семантическими и функциональными особенностями. Включение в состав фразеологии ФЕ со структурой предложения позволяет по-новому поставить вопросы о соотнесенности ФЕ и слова, о характере фразеологического значения и синтаксических функциях фразеологизмов.

          В работах по фразеологии иранских языков иногда в качестве ФЕ рассматриваются пословицы и поговорки. Ими по существу и ограничивается выделение фразеологизмов со структурой предложения. Что касается собственно ФП, то они чаще всего отграничиваются от отглагольных фразеологизмов. Неразличение тех и других ФЕ приводит к тому, что фразеологизмы, имеющие строение предложения, фиксируются в различных словарях иранских языков в не свойственной им, искусственно создаваемой инфинитивной форме.

 

2.2 Структурная классификация персидских фразеологизмов

Фразеологический материал персидского языка настолько разнообразен и обширен, что его можно классифицировать по разным признакам: по грамматической организации компонентов и их семантическим взаимоотношениям, по выполняемым образно-стилистическим функциям ФЕ, по происхождению ФЕ, по соотносительности стержневого слова с той или иной частью речи и т.д. Но совершенно очевиден тот факт, что, как бы не были ФЕ разнообразны по своему внешнему строению и семантической слитности компонентов, все они организованы на основе синтаксических моделей переменных словосочетаний и предложений.

Поэтому в основу классификации фразеологизмов целесообразно положить их синтаксическое значение, выделяя  следующие основные типы: ФЕ, имеющие структуру словосочетаний, и ФЕ, имеющие структуру предложений. Это позволяет наиболее полно и объективно охватить  структурные разновидности ФЕ персидского языка и отражает основные функции (номинативную и коммуникативную), выполняемую фразеологизмами.  

Такой подход также вызван и тем, что главные синтаксические единицы языка – словосочетание  и предложение, служащие структурной моделью для ФЕ, имеют в персидском языке строгий и чёткий порядок расположения своих членов: в атрибутивных словосочетаниях (за исключением  некоторых случаев, которые строго регламентированы) определяемое предшествует определению, а в предложении сказуемое всегда занимает последнее место.

В связи с этим количество структурных типов  ФЕ ограничено и может быть подвергнуто более чёткому и объективному описанию. Нельзя не учитывать и практического значения структурной классификации фразеологии: она значительно облегчает лексикографическую инвентаризацию персидских ФЕ.

          Общим недостатком работ по фразеологии персидского языка явилось то, что в них мало учитывались структурно-грамматические свойства ФЕ.  Структурная классификация персидской фразеологии способствует лучшему выявлению и изучению  специфики внутреннего строения ФЕ.

          Дальнейший анализ структурных типов ФЕ проводится на основе грамматической  и семантической природы изучаемых объектов. При этом обращается внимание на соблюдение основного принципа классификации, требующего сохранения оппозиции и взаимоисключения выделенных разновидностей.

          При классификации ФЕ со структурой словосочетания за основу берётся  стержневое слово. Причем в этой работе в отличие от ряда других работ по фразеологии стержневое слово определяется не по его месту в составе словосочетания, не по единичной или ограниченной сочетаемости его с другими словами, а по той роли, которую оно играет в составе ФЕ. Стержневым словом считается тот компонент ФЕ, который определяет её функционирование в языке как целостной единицы, тем самым как бы сообщая ей определённые грамматические свойства. На этом основании в зависимости от того, к какому грамматическому классу относится стержневое слово, фразеологизмы –   словосочетания  подразделяются на именные, глагольные и союзные. Каждая из названных разновидностей при последующей рубрикации требует учёта наиболее важных структурно-грамматических признаков, лексемного состава и средств грамматической связи, объединяющих компоненты фразеологизмов.

          Именные ФЕ на основании грамматической связи между составляющими их компонентами подразделяются на изафетные, предложные, копулятивные, на фразеологизмы с примыкающей связью и с комбинированными видами связи.  Всем этим видам именных ФЕ противостоят ФЕ, в которых препозитивный предлог является составной частью  их структуры. По этой причине они названы в работе именными препозитивно-предложными ФЕ. Среди именных ФЕ наибольшее распространение получили изафетные фразеологические сочетания.

          Глагольные ФЕ представлены устойчивыми словосочетаниями, состоящими из двух основных частей — именной и глагольной. В свою очередь, именная часть может состоять из одного, двух и более слов, а глагольная часть выражается простыми, сложными и префиксальными глаголами. В зависимости от количественного состава именной части и всей структуры словосочетания глагольные ФЕ подразделяются на двучленные и многочленные.

          Двучленные глагольные ФЕ обычно рассматривают как СГ (сложный глагол). Наибольшее количество СГ – это моделированные образования. Имеются также СГ, которые по характеру переосмысления компонентов и на основании их единичной сочетаемости относятся к немоделированным образованиям.     

Многочленные глагольные ФЕ отличаются от двучленных глагольных ФЕ не только количеством компонентов, но и рядом структурных и семантических особенностей. Их именная часть представлена одним — двумя или несколькими словами, а глагольная часть может быть выражена простым, префиксальным или сложным глаголом.

Подобно простым глаголам, глагольные ФЕ функционируют в составе предложения как единый член и могут изменяться по лицам, иметь формы времени и залога, а также выступать в роли именных членов предложения.

Третий тип ФЕ – словосочетаний – сложные союзы, используемые для выражения подчинительных связей в сложноподчиненных предложениях. Большинство сложных союзов имеет в своём составе универсальный подчинительный союз  ке, не являющийся по существу формальным показателем их служебной функции в структуре предложения, подробно этот вопрос рассматривается в другой статье Ю. А. Рубинчика [20].

Основное значение сложных союзов определяется не союзом ке, а указательно-местоименной частью, которая выражается абстрактными существительными с артиклем или указательными местоимениями с предлогами.

ФЕ со структурой предложения включают  в свой состав разного рода сочетания слов предикативного характера. По своему строению фразеологизмы этого типа весьма многообразны, ибо в основе их лежат те же структурные схемы, по которым создаются свободные предложения. Они характеризуются грамматическими категориями лица, времени, модальности и при функционировании в речи имеют определённую интонацию сообщения. Поскольку главные ФЕ могут выступать как единицы сообщения, выполняя чисто коммуникативную функцию, возникают трудности отграничения некоторых разновидностей ФП  от глагольных фразеологизмов.

С учётом намеченной выше классификации в последующих частях работы проводится анализ основных структурных типов ФЕ,  характеризуется их семантико-грамматические свойства особенности функционирования. При этом главное внимание обращается на те явления и факты, которые составляют специфику фразеологии персидского языка.

 Фразеологизмы — предложения

Понятие ФП и место данного типа ФЕ среди других типов ФЕ

ФЕ, соотносимые по своему строению с предложениями, получили широкое распространение в персидском языке и являются одним из основных структурных типов фразеологии. Однако по сравнению с другими типами фразеологизмов ФП наименее, а вопрос об их выделении в самостоятельную группу ФЕ еще недостаточно аргументирован теоретически.  В связи с этим ФП не всегда четко и последовательно отделяются от других структурных типов ФЕ, что отрицательно сказывается на практике преподавания и лексикографической разработке фразеологии.

В работах иранских лингвистов ФП в самостоятельный структурный тип не выделяются. В тех же случаях, когда затрагивается вопрос о различного рода устойчивых оборотах (обычно при их лексикографической разработке), имеются в виду ФЕ со структурой словосочетания – разнообразные  виды именных и глагольных фразеологизмов. Видимо, поэтому в толковых словарях и различных сборниках устойчивых выражений персидского языка ФП, за исключением пословиц и поговорок, как правило, фиксируются в виде инфинитивных оборотов отражает действительной формы их существования в языке. Например, в словаре разговорного языка А. Амини ФП пэдар-ам пиш-е чешм-ам амад «я света невзвидел», «я дошёл до изнеможения» фиксируется в виде искусственно созданной инфинитивной формы — пэдар-э кас-и пиш-е чешм-аш амадан, а в шеститомном словаре Моина ФП колах-аш пас-э ма’рэке аст «его оставили в дураках» — в виде колах-е кас-и пас-э ма’рэке будан.

Отличие ФП от свободных предложений

Выделяя ФП как самостоятельный тип фразеологии, мы противопоставляем их свободным предложениям, подобно тому, как фразеологические словосочетания противопоставляются свободным словосочетаниям.

Хотя ФП образованы по существующим схемам обычных предложений, они в отличие от свободно конструируемых предложений имеют постоянный количественный и качественный состав компонентов, устойчивое общее значение и встречаются в определённом контексте. Грамматической особенностью этих предложений является то, что глагол в их составе, имеет неполную парадигму: наиболее часто он ставится в форме 3-го л., ед. числа, далеко не во всех ФП допустимо изменение форм  времени и наклонения.

 Подобно другим типам фразеологизмов, ФП  функционируют     в качестве готовых, воспроизводимых по традиции единиц. ФП характеризуется минимум двухкомпонентным составом. Это необходимо отметить не только как структурное свойство этих ФЕ, но и как их отличительную особенность по сравнению с однословными предложениями, представленными отдельными словами и частицами, например: наконад «не дай бог!», башад «ладно», бэгозар « пусть», бийа « давай». Эти предложения представляют собой застывшие формы глаголов, подвергшиеся переосмыслению и получившие лексико-грамматические значение.

Каковы фразеологические свойства устойчивых предложений и как они проявляются в процессе функционирования в языке?

Ю.А Рубинчик в своей работе по фразеологии персидского языка  цитирует В.Л Архангельского «Функционирование устойчивых фраз в речи свидетельствует об определённых ограничениях в выборе переменных [21]. Самое понятие устойчивости фразы опирается на совокупность таких ограничений, которые не свойственны регулярному предложению  как свободному эквиваленту данной  фразы» [22].

При конструировании обычных, неустойчивых предложений говорящий свободен в выборе слов и их грамматических форм в рамках, обусловленными правилами грамматики и закономерностями семантической сочетаемости слов. ФП в отличии от свободных предложений характеризуется качественной и количественной определённостью лексического состава, устойчивостью грамматических форм слов (кроме форм глагольного компонента). Это означает, что говорящий не может менять слова и их грамматические формы или добавлять слова по своему усмотрению. Существуют также ограничения в выборе грамматических форм глагольного компонента, вызванные особой фразеологической природой  такого рода предложений. Причем степень проявления этих ограничений различна, на что будет указано ниже.

В отдельных случаях замена слов или добавление новых слов бывают все же возможны, но эти явления носят узуальный характер и служат причиной образования лексико-структурных вариантов ФП. Варьирующими компонентами могут оказаться имена, глаголы и другие слова, входящие в состав ФП: нафас- аш боридэ (ғат) шод  «он неожиданно смолк», заһр-э мар-аш шавад (бэшавад)! «пусть подавится!» , хар- аш бэ (дар) гел офтадэ (хабидэ, мандэ) «он попал в бедственное положение», «он потерпел неудачу», сайе-аш бала рафтэ (сангин шоде) «он задрал нос», «он очень возгордился», дуд аз сар-ам (кале- ам) боланд шод «я был ошеломлён, ошарашен» и т. д.

В случае добавления новых слов ФП имеют полную и краткую формы, при этом факультативные компоненты не влияют ни на семантику, ни на характер стилистического использования фразеологизмов: хар-аш [хуб] миравид «ему везет», «он имеет вес, влияние», кас-и [аз у напорсид] хар- ат бэ чанд [аст] «никто не поинтересовался им», «никто не обратил на него внимания» , гол бэ джамал- ат! и гол и бэ гуше- йе джамал-ат! «браво!», «здорово!» и т.д.

 В большинстве же случаев изменение лексического состава ФП вообще невозможно.

Как известно, в свободных предложениях общее значение образуется в акте общения и представляет собой общую сумму значений слов, входящих в их состав, т. е оно производно и разложимо, свободно и устойчиво. Во фразеологических предложениях значение всегда стабильно и устойчиво; оно не производится, а воспроизводится говорящим. Нередко значение ФП образовано в результате переосмысления всех компонентов, носит глобальный характер и неразложимо по отношению к значениям компонентов: сайе- йетан кам нашавад « благодарю вас!», «всего вам хорошего» (букв. «да не уменьшится ваше покровительство»), джиб- аш тар-э анкабут бастэ «он гол как сокол», «у него нет ни гроша в кармане» ( букв. «его карман окутан паутиной»), даст-аш кадж аст «он нечист на руку»  (букв. у него рука кривая»), чэшм- э ма роушан! «с приездом!», «рады вас видеть», (букв. «да будут ясны наши очи!), гур-ат гом кон! «убирайся!», «пошел вон!», (букв. «потеряй свою могилу!) и т. д.

Обладая устойчивым и целостным значением, ФП, подобно словам и ФЕ других типов, подчиняются определённым правилам семантической сочетаемости, что накладывает ограничения на выбор контекста при их функционировании.

Таковы наиболее существенные отличительные особенности устойчивых предложений по сравнению со свободными предложениями, дающие основание для включения их в состав фразеологии.      

Сходство и различие ФП с глагольными ФП

Включение фразеологизмов, имеющих грамматическую структуру предложений, в состав фразеологии позволяет по-новому поставить вопрос о семантической структуре ФЕ, об особом соотношении данного типа ФЕ со словом. Несмотря на внешние структурные различия между этими ФЕ и словом, всё же  логико-семантическом плане, по справедливому замечанию Ю. Ю. Авалиани, ФП «сохраняет свою соотнесённость со словом, не опровергая тем самым общеязыковедческих основ соотнесённости ФЕ со словом» [23]. 

По характеру своего функционирования они ближе всего стоят к личным формам глагола: и те и другие могут выступать как самостоятельные предложения, части сложного предложения и сказуемые предложений. Различие состоит лишь в том, что первые две функции более характерны для ФП, а последняя функция – для личных форм глагола.

Объединяя на основе фразеологических свойств ФП с другими структурными типами ФЕ, необходимо иметь в виду и существенные семантические и структурные различия между ними.

Если значение ФЕ, имеющих структуру словосочетаний, как и значение слова, в зависимости от функции в предложении может иметь номинативный или номинативно — коммуникативный характер, то значение ФП, как правило, имеет коммуникативный характер. В этом состоит основное семантико-синтаксическое отличие ФП от других типов ФЕ.

Отграничение ФП от именных ФЕ не вызывает никаких затруднений – одни обладают системой форм предложения, другие характеризуются системой форм словосочетания. ФП имеют иное грамматическое строение и потенциально обладают формами времени, лица и наклонения.

Несколько сложнее обстоит дело с отделением ФП от глагольных фразеологизмов, поскольку последние не только обладают номинативной функцией, но и могут выступать как единицы сообщения. Это находит выражение в том, что глагольные ФЕ обладают двумя формами существования  инфинитивной и личной. ФП обычно выступают в форме завершенного или незавершенного предложения, т.е. глагольный компонент также выражается личной формой глагола.

Наличие у глагольных фразеологизмов инфинитивной формы подтверждается тем, что в предложении они могут встречаться в форме инфинитива, выполняющего субстантивную функцию: Сэда-йе ке Нази бара-йе хабар кардан-э наһар мидад ба эда- йе моугэ’-э лус шодан- аш фарғ дашт «Звуки, которые издавала Нази, сообщая о своем голоде, отличались от звуков, издаваемых ею, когда она игралась и ласкалась».

Глагольный компонент ФП в форме инфинитива употребляется довольно редко, при этом в тех случаях, когда это допустимо происходит перестройка всего предложения (без этого постановка глагольного компонента в инфинитивной форме была бы невозможной)  и превращение его в именную ФЕ с изафетной связью. Так, в предложении забан-аш мигирад «он заикается» при необходимости употребления глагольного компонента в инфинитивной форме с относящимися к нему словами ставится после глагола, присоединяясь к нему при помощи изафета – герефтан– е забан– аш  «его заикание».

Һамэ заданд зир-э хандэ на инке бэ герэфтан–э забан–э  Кака Ростам хандиданд…  «Все разразились хохотом, но смеялись не над заиканием Кака Рустама…».

Многие ФП в силу своей семантической и синтаксической структуры не могут изменять глагольный компонент (например, пословицы, поговорки, формулы приветствий, поздравления, междометные ФП), а поэтому инфинитивная форма невозможна.

Необходимо от МГФ, имеющих в своем составе переходные глаголы (например, кардан «делать», авардан «приносить», расанидан «доставлять, доводить»), отличать от ФП, которые образовались из этих глагольных фразеологизмов путем замены переходных глаголов на соответствующие непереходные (например, шодан «становиться», амадан «приходить», расидан «доходить, достигать»). Ср., например, МГФ чорт–э кас–и–ра парэ кардан  «пугать кого – либо» (внезапным стуком или каким-либо сообщением)  и ФП чорт – аш парэ шод «он испугался»,; МГФ джан – э кас – и – ра бэ лаб расанидан «вымотать кому – либо душу», «извести кого – либо» и ФП джан – ам бэ лаб расид «у меня лопнуло терпение», «мне надоело» ; МГФ как ту–йе томбан–э кас – и– андохтан «тревожить, беспокоить кого-либо» и ФП как ту–йе томбан – аш офтад «он встревожился, забеспокоился».  Различие этих фразеологизмов состоит в том, что первые, являясь словосочетаниями, выполняют номинативную или номинативно – коммуникативную функцию, а вторые, выступая в форме предложений, выполняют только коммуникативную функцию. Поскольку переход МГФ в ФП не носит регулярный характер, при лексикографической разработке этих ФЕ в словарях должны фиксироваться и те, и другие фразеологизмы. Глагольный компонент ФП, образовавшихся на базе МГФ, всегда стоит в форме 3 – го лица, ед. числа и может изменяться по временам и наклонениям: Ман до сал – и буд ….аз бикари дашт джан–ам бэ лаб мирасид «Вот уже два года … я от безделья сходила с ума».

Аз ин вағээ хам бэ абру–йе Даш Акол найамад.  «Это событие внешне никак не отразилось на Даш Аколе».  

ФП, сохраняя структурные схемы регулярных предложений, характеризуются категориями модальности, времени и лица, получают в речи ту или иную интонацию сообщения.

В основе целостного стабильного значения устойчивых предложений чаще всего не понятия, как во фразеологизмах с устойчивой структурой словосочетания, а другие формы мышления, например, суждение: (аста –э дар–э ханэ–аш боланд аст «к нему не подступиться», букв., «порог его дома высок», умозаключение (дамағ–аш бэгирад джан–аш дар миайад, «возьми его за нос – а из него дух он»), вопрос дандэ – ат михарад? «зачем ты лезешь на рожон?», «букв. у тебя ребра чешутся?» ФП могут выражать чувства (дам–э шома гарм башад! «будьте счастливы!», «желаю хорошо провести время!», чешм – аш кур шавад! «поделом ему!», «так ему и надо!»), волевые побуждения (гуш бэ фарман–э ман! «слушайте мою команду!», нафас–ат бэгирад! «заткнись!», «замолчи!»).

В тех случаях, когда в основе семантики ФП лежит значение нечленимого глагольного действия, такие предложения могут выступать как образные и необразные синонимы личных форм глаголов и глагольных фразеологизмов: дэл – ам михаһад «мне хочется», «я хочу» (ср. с глаголом михаһам «я хочу»), хоб – аш борд «он заснул» (ср. с глаголом «он заснул» хабид), һавасс – аш бэ джа амад «он пришел в себя» (ср. с глаголом бэ ход амад «он пришел в себя»), сарнэгун касэ – аш шод «он все потерял», «он разорился», (ср. с глаголом варшекаст шод «он разорился, обанкротился») и т.д. Такого рода ФП  весьма сильно сближаются с глагольными фразеологизмами по выполняемой синтаксической функции. И лишь отсутствие у ФП формы инфинитива и особое синтаксическое построение – наличие формальных подлежащих и относящихся к ним слитных местоимений – дают основание отделить их от глагольных фразеологизмов.

Отмеченные выше ФП обладают определенной семантической соотнесенностью со словом в отличие от ряда других видов ФП, например, пословиц и поговорок, употребление которых связано с выражением каких–либо отношений и ситуаций.   

Персидские пословицы и поговорки как часть   фразеологического состава языка                                         

В связи с рассмотрением устойчивых предложений как  одного из структурных типов фразеологии встает вопрос о правомерности включения в ее состав пословиц и поговорок. Это, с одной стороны, делает необходимым рассмотреть фразеологические свойства, которыми обладают подобного рода устойчивого речения, а с другой – показать, в чем состоят отличительные особенности и своеобразие пословично–поговорочных изречений по сравнению с другими разновидностями ФП.

Вопрос о включении пословиц и поговорок в состав фразеологии давно является предметом оживленных дискуссий между фразеологами. Как правило, противниками включения пословично–поговорочных изречений в состав фразеологии являются те ученые, которые считают, что полноценными ФЕ могут быть только фразеологизмы со структурой словосочетания, выполняющие номинативную функцию и выступающие как эквиваленты слова в роли одного из членов предложения (например, Н. Н.  Амосова, А. М. Бабкин, С. И Ожегов, А. И. Молотков). Все устойчивые образования, не являющиеся единицами номинации, исключаются ими из состава фразеологии.

Однако в настоящее время большинство ученых рассматривают устойчивые по своей структуре и значению предложения как неотъемлемую часть фразеологии (В.Л. Архангельский, А. В. Кунин, Н. М. Шанский,                И. И. Чернышева и др.). При этом к числу ФЕ этого типа по преимуществу относят пословицы и поговорки, другие разновидности ФП либо совсем не отмечаются, либо не рассматриваются достаточно подробно и глубоко. Особо следует выделить монографию В. Л. Архангельского «Устойчивые фразы в русском языке», в которой на общем плане анализа русской фразеологии, характеристики ее состава и принципов выделения ФЕ главное внимание обращено на описание фразеологированных  предложений и определение их места среди других типов ФЕ. Среди разновидностей устойчивых фраз русского языка на первое место по «коммуникативной значимости» автор монографии ставит общеупотребительные пословицы и поговорки [24].

Пословицы и поговорки  получили очень широкое распространение во всех жанрах персидской художественной литературы, постоянно употребляются в разговорной речи. Будучи тесно связаны своими структурно-семантическими свойствами с фразеологическим составом персидского языка, они в тоже время обладают известной самостоятельностью. Последнее, прежде всего, проявляется в том, что они требуют определённого контекстуального окружения, логического контекста, необязательного для большинства видов ФЕ.

Несмотря на кажущуюся внешнюю простоту, пословично-поговорочные изречения представляют собой весьма ёмкие и внутренне сложные образования. «С одной стороны, это явления языка, сходные с обычными фразеологизмами; c другой – какие-то логические единицы (суждения или умозаключения); и с третьей – художественные миниатюры, в яркой, чеканной форме отражающие факты живой действительности».

В работах по персидской фразеологии нет единого мнения о включении пословиц и поговорок в состав ФЕ.

М. Шаки не считает пословицы и поговорки частью фразеологии, хотя отмечает у них наличие следующих фразеологических свойств: а) устойчивость лексического состава; б) смысл большинства пословиц и поговорок имеет иносказательный характер и традиционно устойчив; в) их содержание часто семантически изолированно; г) они воспроизводятся в речи как готовые единицы.

Ф. И. Зульфигарова в кандитатской диссертации, посвящённой изучению идиоматических выражений в произведениях С. Хедаята, считает правомерным включение во фразеологию пословиц и поговорок, поскольку они имеют много общего с другими разновидностями ФЕ [25]. В то же время автор работы указывает на отличительные особенности идиом по сравнению с пословицами и поговорками, из которых отметим следующие: а) идиомы могут быть заменены эквивалентом – словом, употребляемым в прямом значении, а пословицы такой замены иметь не могут; б)идиомы могут иметь форму предложений и инфинитивных словосочетаний, тогда как пословицы и поговорки в форме инфинитива не употребляются.

Фразеологические свойства пословиц и поговорок  

Пословицы и поговорки, как и типичные фразеологизмы, характеризуются качественной и количественной определённостью лексического состава и грамматических форм, устойчивостью и традиционностью общего смысла, который у большинства пословично-поговорочных изречений имеет переносной характер. Подобно ФЕ, пословицы и поговорки не создаются в процессе речи, а воспроизводятся говорящим в готовом виде. В персидских пословицах и поговорках можно наблюдать явления, которые не укладываются в рамки современного грамматического строя. Имеются рудиментарные грамматические структуры, сохранившие признаки предшествующих этапов развития персидского языка.

Качественная и количественная определённость лексического состава пословиц и поговорок выражается в том, что говорящий не может менять слова или добавлять по своему усмотрению. Если в отдельных случаях замена слов или добавление новых слов бывают все же возможны, как и в других разновидностях ФЕ, то они носят узуальный характер. В результате этого образуются лексико- структурные  варианты пословиц и поговорок: хар–ра гом кардэ пэй–йе на’л – аш (палан–аш) мигардад «потерявши осла, ищет подкову»; хар–ру бэ тавиле тонд миравад (мидавад) «к стойлу осел бежит», то – ке  лалаи [гофтан] мидани (баллад и), чера хаб – ат нэмибарат «если знаешь, как баюкать, то почему [сам] не засыпаешь» и т. д.

Для персидских пословиц и поговорок характерна особая устойчивость и незаменяемость морфологических форм слов и незаменяемость синтаксической структуры, даже если они носят архаичный характер и не соответствуют нормам современного языка. Отметим некоторые факты:

1. Случаи архаичного употребления послелога – ра, которые нехарактерны для литературной нормы современного персидского языка, например: ағэл – ра йек эшарат бас аст «умному достаточно одного намека» (соответственно, умный с полслова понимает), муш – ра джан кандан, горб – ра бази «мышь с жизнью расстается – кошка играет» (соот. Кошке – игрушки, а мышке – слезки), сад сар – ра колаһ аст – о сад кур – ра аса «одна шапка для сотни голов и один посох для сотни слепых» (соответственно, «ко всякой бочке затычка», мадар — ра дэл сузад, дайе — ра даман «у матери сердце горит, а у няньки подол».
2. Устойчивость грамматических форм наиболее ярко проявляется в глагольном компоненте.

(1) Глагольный компонент пословиц и поговорок, как правило остается неизменным, и лишь в редких случаях можно встретить замену одной формы времени другой( например, формы прошедше-настоящего времени формой простого прошедшего времени). В поговорках иногда бывают, допустимы ограниченные изменения по лицам. Например, в поговорках – магар һафт маһэ бэ донйа амадэ и? «что ты родился семимесячным?» (в значении «что ты так спешишь?», магар мағз – э гонджешк хордэ и?  «что ты болтаешь без умолку?», (букв. «что ты съел воробьиные мозги?») – возможна замена окончания 2–го лица, ед. числа глагола на окончания других лиц.

В рассказе С. Хедаята «Даш Аколь» поговорка – агар кард—аш бэзани хун – аш нэмиайад «если ударишь его ножом, то кровь не пойдет» (об очень рассерженном человеке), — приводится в плане прошедшего времени : Кака Ростам  …. мэсл – е бордж–э заһр–э мар нэшасте буд, сабил – аш – ра миджавид ва агар кард-аш мизанад хун–аш дар нэмиайад « Кака Рустам …. Был необычайно зол, жевал усы и если бы ударили его ножом, то кровь не пошла бы». В приводимом примере глаголы – сказуемые придаточного и главного предложений поставлены в форме прошедшего длительного времени: кроме того, глагол – сказуемое условного придаточного предложения вместо 2 – го лица, ед. числа употреблен в форме 3 –го лица мн. числа.

(2) В ряде пословиц и поговорок главный компонент выражается архаичными формами:

а) глаголами в простой прошедшей форме с приставкой – бэ, например ан сабу бэшекаст- о ан пэйманэ рихт «тот кувшин разбился, и та чаша раскололась» , (соответственно «что было, то прошло, и быльем поросло»; аз дэл бэравад һар ан — ке аз дидэ бэрафт «все, что уйдет с глаз, уйдет и из сердца» (соответственно «с глаз долой — из сердца вон»;

б) сочетанием личной формы модального глагола таванестан «мочь» с усеченным инфинитивом смыслового глагола, например: магу ан – ке натаванид шенид «не говори тог, что можешь слушать», то – ке джоу натавани хорд, хари че да’ви кони «ты же ячмень ест не умеешь, а хочешь доказать, что ты осел»;

(в)глаголами в настояще – будущем времени без приставки – ми, например: кас нагуйад ке–дуғ — э ман торш аст «никто не скажет: «Мой друг кислый»’ (соот. «всяк кулик свое болото хвалит»); һар че пиш айад хош айад «что ни делается – все к лучшему’;

г) формой 3–го лица ед. числа глагола будан «быть» — бовад, употреблявшийся в языке классического периода в значении настоящее – будущего времени изъявительного и сослагательного наклонений, например: тавана бовад һар – ке дана бовад «богат тот, кто много знает» (соот. «в знании – сила»); һар – ке – ра даст кутаһ бовад забан – аш дорост аст «тот, у кого руки коротки, имеет длинный язык»; һар коджа то’мэ и бовад мағас – и аст «там, где еда, там и муха».

3. Нередко в персидских пословицах и поговорках наблюдается инверсия отдельных членов, помещаемых после глагольного компонента, например: забан –э сорх сар–э сабз мидэһад бар бад «бойкий язык способен загубить юную голову» ( соот. язык мой – враг мой); дошман–э тавус амад пар–э у «перья павлина стали его врагами»; бар чон пиш шавад, шах форуд арад сар «чем больше плодов, тем ниже клонится ветка» (о скромном человеке, обладающем большими знаниями).
4. Пословицы и поговорки нередко имеют структуру эллиптических предложений, в которых отсутствует глагольный компонент; причем последний, как правило, не может быть добавлен: на бэ ан шури – йе Шур ва на бэ ин бинамаки «не так солоно, но уж и не без соли» (соот. «все хорошо в меру»; хар хастэ – во саһэб – э хар нарази «осел устал, а хозяин все недоволен (в значении «как ни старайся, все – равно ему не угодишь»; маламат–э дустан бэһ ке– шамамат – э дошманон «порицание друзей лучше, чем злорадство врагов» и т.д.

Значение пословиц и поговорок

 Подобно ФЕ других типов, пословицы и поговорки характеризуются устойчивостью своего значения.

          Большинство пословиц по своему значению двупланово: они с одной стороны, не отрываются полностью от прямого смысла высказывания, вытекающего непосредственно из значений слов, входящих в их состав, а с другой стороны, характеризуется переносным смыслом, не соответствующим значению слов. Прямое и переносное значения как бы сосуществуют у одной и той же пословицы. Именно благодаря сохранению прямого смысла словами, образующими пословицы, в словарях общего типа, как в толковых, так и в переводных, пословицы могут выть использованы в качестве примеров для показа тех или иных значений заглавного слова и его сочетательных возможностей. При этом основную роль играет переносный смысл, который определяет характер функционирования пословицы в речи. Это иносказательное значение может быть описано, объяснено и истолковано. Например: аб–э рафтэ бэ джуй баз найайад «ушедшая вода обратно в канаву не возвратится» (т. е. утраченное уже невозможно возвратить); аз иек гол бахар нэмишавад «одна роза не делает весны» (т. е по одному признаку какого-либо явления нельзя ещё говорить о его возникновении, существовании).

          Иносказательное значение даёт возможность подобрать к данной пословице другие синонимичные ей пословицы, которые, в свою очередь служат одним из средств раскрытия этого значения в словарях. Так, А. Амини для пояснения переносного значения приведённых выше пословиц приводит следущие синонимичные пословицы: для а – э рафтэ бэ джуй баз нэмигарда– маhи–и–ке аз шаст ва тир – и – ке аз шаст рафт нэмигардад «рыба, ушедшая с крючка, и стрела, выпущенная большим пальцем обратно не возвращаются» (соот. «что с возу упало, то пропало»). Для аз йек гол баhар нэмишавад – аз йек парасту баhар нэмиайад «одна ласточка не делает весны», hокм бар надэр натавон кард «по одному случаю судить нельзя».

          Пословица обычно имеет одно переносное значение. При переводе на другой язык это переносное значение служит основой для подбора соответствующей пословицы (или пословиц) на том языке, на который переводится персидская пословица.

          Сравнительно небольшое количество персидских пословиц не имеет переносного значения и употребляется в прямом смысле, вытекающем непосредственно  из значений компонентов: сокут эламат–э  раза–ст «молчание – знак согласия»; Дэл – е дустан азордан морад – э дошманам бар – авардан аст «огорчать друзей – играть на руку врагам» (букв, «исполнять желание врагов»); пуйандэ йабандэ аст «кто ищет, тот найдёт»; кар Нику кардан аз пор кардан аст «чтобы сделать что–либо хорошо, надо сделать много раз». Анализ значения такого рода пословиц показывает, что оно является устойчивым и фиксированным в семантической системе языка, но в отличие от  иносказательного значения, оно членимо.

          Возникает вопрос, можно ли относить к фразеологическому составу языка  пословицы и поговорки с прямым смыслом.

          Вполне естественно, что те фразеологии, которые считают непременным условием отнесение к фразеологии полное или частичное переосмысление компонентов ФЕ, вынуждены дать отрицательный ответ на этот вопрос. Так, Ю. А. Рубинчик говорит о мнение А. В. Кунина, что он включает в состав фразеологии только те английские пословицы, значения компонентов которых либо полностью, либо частично переосмыслены. Пословицы, в которых все компоненты сохраняют свои значения (напр. «all is well that ends well» — «все хорошо, что хорошо кончается»,« better late, than never» — «лучше поздно, чем никогда»), относятся к «устойчивым образованиям нефразеологического характера». В результате такого подхода одни пословицы рассматриваются как ФЕ, а другие исключаются из состава фразеологии.

          Изучение различных структурных типов персидских фразеологизмов, имеющих строение словосочетаний и предложений, показало необходимость более широкого понимания фразеологического значения: в состав фразеологии были включены не только устойчивые сочетания слов  с полностью или частично переосмысленным значением компонентов, но и ФЕ, в которых компоненты сохраняют свои лексические значения. Утрата лексического значения одним или всеми компонентами той или иной ФЕ играет  важную роль в создании её устойчивости или монолитности, на что справедливо указывается почти во всех работах по фразеологии. Но не менее существенны и другие факторы, способствующие превращению свободного  словосочетания или свободного предложения в ФЕ, например: качественная и количественная определённость лексического состава, неизменяемость грамматических форм компонентов и синтаксической структуры. Все эти фразеологические свойства характерны и для пословиц, в которых компоненты сохраняют свои значения. Кроме того, устойчивость пословиц и поговорок нередко поддерживается стихотворной формой, лексико-синтаксическими и эвфоническими выразительными средствами, что специально рассматривается ниже. Вот поэтому иносказательного смысла у некоторых пословиц и поговорок не может служить основанием для исключения их из состава фразеологии.

          Как и пословицы, поговорки в большинстве случаев имеют переносный смысл, не вытекающий непосредственно из значений слов – компонентов, но связанный с ними через образ, например: йек бам – о до hава «под одной крышей две разные погоды» (говорится в случае неодинакового отношения к людям); пиш атэш аст ва пас дарийа «впереди огонь, а позади море» (о безвыходном положении). Однако образная мотивированность значения поговорок часто проявляется не так явно, как у пословиц, что, видимо, связано с логико-семантическими различиями, существующими между  двумя видами мудрых речений. Кроме того, встречается немало поговорок, образную мотивированность которых на основе значений составляющих их слов не удаётся установить, т. е. двуплановость значения, характерная для большинства персидских пословиц и значительной части поговорок, совершенно исчезает, например: зир – э ин касэ нимкасэ аст «здесь дело нечисто»; чашм – аш албалу гилас мичинад «он как будто совсем ослеп – ничего не видит и не разбирает»; даст – аш бэ домэ  гав банд шодэ «он кое-как устроился», «он кое-как зацепился». Такого рода поговорки легко отличить от пословиц, однако с такой же чёткостью провести границу между ними и обычными  ФП идиоматического характера не представляется возможным.

          Количество поговорок, в которых слова – компоненты не утрачивают своих значений, обеспечивая  тем самым прямой смысл изречения, весьма невелико, например: ѓоул – о фэ’л – аш йеки – аст «его слова не расходятся с делом»; кар набашад, зэранг аст «он ловок, когда нет дела».

          Особенно следует остановиться на особенностях общего содержания пословиц и поговорок, позволяющие объединять их в определённые тематические группы. Этим персидские пословицы и поговорки выделяются среди других разновидностей устойчивых фраз. Образование пословиц и поговорок неразрывно связано с жизненными наблюдениями и трудовым опытом народа. Их содержание отражает и фиксирует различные явления жизни, быта и трудовой деятельности, наблюдения над природой, домашними животными, социальные отношения между людьми, существующие в настоящее время или существовавшие в различные периоды истории народа, и т.д. и т.п. Всё это даёт возможность проводить тематическую классификацию мудрых изречений, объединяя их на основе общности содержания в отдельные тематические разделы.

          В первой части дипломной работы мы останавливались на теоретических вопросах, о том, как пришёл ислам в Иран, как он там развивался, рассмотрели различные точки зрения относительно сотворённости или несотворённости Корана, языка написания священной книги. Мы не могли оставить неосвещённым этот круг теоретических вопросов, так как тема работы, на самом деле, является очень обширной, и как следствие, её нужно изучать, как с теоретической точки зрения, так и с практической, чем мы и займёмся в следующем вопросе.

 

2.3 Коранические заимствования в персидском языке

          Лексика персидского языка на протяжении более чем тысячелетнего существования подвергалась различным фонетическим и семантическим изменениям, её состав постоянно менялся: в него вливались новые слова, многие слова либо совсем выходили из обихода, либо получали ограниченное употребление. Однако благодаря арабской графике, которая в течение всего этого времени сохранялась почти без изменений, большинство персидских слов дошло до наших дней в своём прежнем графическом облике.

В силу ряда исторических условий и географического положения страны персидский язык постоянно соприкасался со многими языками. В него проникло большое количество иноязычных заимствований, многие из которых обозначают жизненно важные понятия и имеют широкое распространение в языке.

Заимствованные слова подвергались фонетической обработке, нередко изменялась и семантика слов: появлялись новые значения, либо значения заимствовались частично, избирательно. Более половины лексического состава персидского языка составляют слова арабского происхождения. Они проникали в язык после завоевания Ирана арабами либо как слова  для обозначения новых понятий из области религии, быта, науки, общественной жизни и т.п., либо как эквиваленты-синонимы соответствующих персидских слов, нередко полностью вытесняя последние. Таким образом, основу словарного состава современного персидского языка образуют слова иранского и арабского происхождения. В персидский язык также вошло много тюрко-монгольских слов и заимствований из западноевропейских языков, а также некоторое число заимствований из русского, греческого, индийских и других языков. Ряд слов вошёл в персидский язык из мёртвых и живых иранских языков, например, из парфянского, согдийского, гилянского, курдского.

          Арабские заимствования. Хотя арабский язык принадлежит к другой языковой семье, тем не менее, большинство арабских заимствований прочно вошло в словарный состав персидского языка. Из арабского языка заимствованы не только слова, но и отдельные словосочетания и предложения, различные грамматические формы имён (падежные формы, формы «ломанного» множественного числа, имена в женском роде), предложно-именные сочетания. Все они в персидском языке обычно воспринимаются как готовые, застывшие формы и, следовательно, должны рассматриваться как самостоятельные лексические единицы: کماکان «по-прежнему» (букв, «подобно тому, как было»),  کنفیکون «мир, вселенная», نسلان بعدنسل «из рода в род». Многие арабские слова участвуют в словообразовательных процессах, выступая в качестве основ, к которым прибавляются персидские аффиксы, именные и глагольные основы (напр.: صنعت +  گر).

          Арабские заимствования подверглись серьёзным фонетическим изменениям, приспособившись к персидской фонетической системе. Некоторые из них, различаясь в арабском языке своим произношением, в персидском превратились в омофоны:  تحدید «ограничение» и تهدید  «угроза», غریب «чужой» и قریب  «близкий, родной». Большинство заимствованных арабских слов претерпело семантические, и в меньшей степени, графические изменения. Они получили новые лексические значения и иные лексико-грамматические функции. Нередко те значения, которые в арабском являются основными, становятся в персидском второстепенными и устарелыми.

          Можно выделить три основных пласта арабских заимствований: а) слова, которые  органически вошли в персидский язык, полностью вытеснив из него соответствующие персидские слова; они не имеют персидских эквивалентов (напр. کتاب – книга, رقص – танец, ساعت — часы); б) слова, которые употребляются наравне  с персидским; они могут быть более употребительными или менее употребительными, чем соответствующие персидские слова (напр. قدرت – мощь, صبح  — утро); в) слова книжного стиля, а также устаревшие или вышедшие из употребления слова (напр.: ماصدق – доказательство, معرفت النفس — психология).

          По своей сфере арабские заимствования, в основном, являются именами, — это отглагольные имена, называемые в арабском языке масдарами, причастия (действительного и страдательного залога), прилагательные, имена места, профессии, орудия. Они выступают в персидском языке как существительные, прилагательные и наречия. Кроме того, из арабского языка были заимствованы некоторые числительные, сочинительные союзы и междометия [26].

Несомненным фактом является то, что главную часть арабских заимствований составляют коранические заимствования, в частности фразеологизмы. Исследовательская часть работы основывается на изучении и анализе следующих материалов: словарь исламских терминов Саида Нагави, толковый словарь доктора Анвари, новый сборник избранных персидских пословиц, составленный Ахмадом Абришами и двухтомный русско-персидский словарь Ю. А. Рубинчик [27, 28, 29, 30].

На основе изученных источников мы составили трёхъязычный словарь коранических заимствований (см. Приложение). Исходя из его содержания, в категориальном  аппарате коранических заимствований можно выделить следующие языковые единицы: 1) эпитеты, имена и названия; 2) общие понятия ислама; 3) междометные фразеологизмы. Например, эпитет:  غاریار —  искренний, преданный друг (букв. друг по пещере) [первоначально эпитет Абу Бакра, друга и сподвижника Мухаммада, с которым он трое суток укрывался в пещере от преследователей – мекканцев во время хиджры – бегства из Мекки в Медину. Впоследствии Абу Бакр стал первым из четырёх «праведных «халифов] [см. Приложение, стр. 17].

Другой пример: اهل کتاب – «люди Писания» [согласно Корану, это иудеи и христиане, которым Аллах ниспослал священные Тора и Энджил – Библию и Евангелие. Ислам, категорически отвергая язычество, многобожие, относит «людей Писания» к промежуточной категории между правоверными мусульманами неверующими и язычниками. В Исламской Республике Иран иудеи и христиане составляют религиозные меньшинства и по конституции ИРИ «могут свободно отправлять свои религиозные обряды в рамках закона и поступать в гражданских делах и в сфере религиозного воспитания согласно своему учению»] [см. Приложение, стр. 7]. Подавляющее большинство эпитетов, представленных в словаре, относятся в богу (Аллаху), например: اعلم  «Сведущий», البدیع  «Создатель», الجبار «Всемогущий», الحفیظ «Защитник», الرحمن «Милосердный» [см. Приложение, стр. 5, 7, 9, 12]. Следующая категория заимствований – имена ангелов и пророков: اسرافیل   «Эсрафиль (имя ангела, который якобы в день страшного суда  звуками трубы воскресит мертвых)», هاروت «Харут – имя ангела», یعقوب «Пророк Яков» [см. Приложение, стр. 4, 17].

В очень изящной и тонкой форме представлены эпитеты, относящиеся к священному писанию: الذکر «Альзэкр – эпитет священного Корана», الفرقلن «Отличающий добро от зла, эпитет Корана» [см. Приложение, стр. 11, 14].

Рассмотрим также примеры заимствований по второй категории, то есть общие понятия ислама: آب مطلق  «святая вода»,  آخرت «загробная жизнь»,   آیاۃ «коранические стихи», ابلیس «шайтан, дьявол», اجل «судьба, конец», احرام   «воздержание (паломников от совершения недозволенных шариатом действий в Мекке)», امام  «имам, духовное лицо» [см. Приложение, стр. 1,2,5]. Такие термины в большинстве своём не вызывают затруднений в понимании их смысловой нагрузки, так как аналоги и тождественные синонимы таких слов имеются практически во всех мировых религиях.

Нам следует обратить внимание на коранические фразеологизмы, представленные междометиями. По мнению Г. С. Голевой, преобладающая часть персидских междометий – не фразеологизмы [31]. Не будучи номинативными единицами, междометные ФЕ являются непосредственными выразителями эмоций и волеизъявлений, они несут эмотивную функцию. Это экспрессивно переосмысленные ФЕ, идиомы. Оценочный характер этих образований вытекает из их функции в языке.

В синтаксическом плане междометные ФЕ являются структурно-автономными и интонационно обособленными единицами языка. В речи они не способны сочетаться  с переменными словами или словосочетаниями.

Междометные ФЕ имеют структуру непредикативного сочетания: ای زرشک – ну и герой! ای ماست – ну и размазня! Фразеологизмы со структурой восклицательного или повелительного предложения, не утратившие свою предикативность, например: به درک شو  — проваливай! Убирайся к черту!              Г. С. Голева относит к коммуникативным и рассматривает их в разделе «Формулы повседневного речевого общения».

Контекст наглядно демонстрирует синтаксическую (но не смысловую) обособленность междометных ФЕ и их функционирование в ситуациях повышенной эмоциональной напряжённости. В виду того, что Г. С. Голева, в данной статье упоминает о чистых персидских междометных фразеологизмах, мы всё же попытаемся отнести обнаруженные междометные конструкции   к фразеологическим единицам по следующим причинам: 1) исследуемые нами ФЕ арабского происхождения; 2) они пришли в персидский язык как готовые лексические единицы; 3) используются в большинстве своём в оригинале (лишь в некоторых примерах мы можем заметить фонетические различия). Например:   الحکم ﷲ- Бог ему судья! العیاذ باﷲ — Спаси бог! Боже упаси!    ﷲ  اکبر —  Аллах Велик! انشاﺀﷲ — Дай бог! Если богу будет угодно!  بارک ﷲ — Да   благословит тебя бог! [см. Приложение, стр. 5, 7]

          Мы рассмотрели три основные категории коранических заимствований, составляющих словарь, на этом основная часть исследовательской работы завершается, но также следует обратить внимание на примеры поговорок и пословиц, заимствованных из арабского языка, и непосредственно из Корана: مریم رشته و عسی بافته – поговорка «Соткали Марйам и Иса» 1) о хорошем качестве работы, вещи; 2) ирон. О ничтожных результатах труда, выдаваемых за нечто значительное: подумаешь, исполнил важное дело! Высокого же он о себе мнения! [ислам, самая молодая из мировых религий, вобрал в себя учения древнего иудаизма и христианства. Кораническая Марийам (христианская дева Мария) – мать пророка Иса. Её именем названа 19-я сура Корана, отражающая, в основном, христианский догмат о «непорочном зачатии». Для мусульман Марйам – одна из самых благочестивых женщин в раю. Однако же здесь, в 19-й суре, неоднократно повторяется наставление – не обожествлять Марйам и её сына Иса: «Не подобает Милосердному брать Себе сына» (айят 92), «Он (Иса) сказал: Я – раб Аллаха. Он дал мне писание и сделал меня пророком» (айят 31)].

          Другой пример поговорочной ФЕ:موسی به دین خود  عیسی به دین خود ٬ — Иса со своей верой, Мусса – со своей. 1) каждый свободен в своём мнении и своей вере; 2) каждый ответственен за своё дело – духовное или мирское [из всего множества почитаемых пророков мусульмане выделяют пять основных: Нух (библ. Ной), Эбрахим (библ. Авраам), Мусса (библ. Моисей), Иса (библ. Иисус Христос) и Мохаммад. Коран предостерегает правоверных от обожествления пророков], صبر ایوب داشتن – проявлять долготерпение, گنج قارون زیر سر داشتن  — обладать несметными богатствами (букв, иметь под головой сокровища Гаруна) [Гарун – коранический персонаж, самонадеянный богач, наказанный Аллахом, библейский Корей, враг Моисея].

          Некоторые арабские пословицы и фрагменты арабизмов широко употребительны в персидской фразеологии. Здесь можно привести пару примеров: بینی و بین ﷲ — клянусь (букв. между мной и богом), کنفیکن کردن – разрушать до основания, сметать с лица земли [Аллах сказал: «Свершись!», и оно свершается]. Используются также пословицы арабского происхождения, которые переводятся на персидский язык полностью, например: арабская пословица:  العجله من شیطان, в персидском она звучит следующим образом – شتابزدگی از اهریمن است, что в русском эквиваленте означает: «Спешка – дело дьявола» или такая пословица в арабском варианте: انا ﷲ و انا الیه راجعون, в персидском – ما از خدا هستیم و به خدا بر می گردیم, что в переводе на русский звучит так: «Все мы от бога и все к нему вернёмся». Таким образом, на основе собранных и изученных материалов, можно сделать вывод о том, что фразеологические единицы, заимствованные из Корана  и использующиеся в персидском языке на нынешний момент, главным образом, представлены междометиями и пословицами – поговорками.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                               ЗАКЛЮЧЕНИЕ

          В данной дипломной работе мы рассмотрели круг теоретических вопросов, касающихся проникновения ислама в Иран, путь эволюции религии в процессе исторического развития страны, особенности истории создания священного писания – Корана, фразеологический фонд персидского языка, его структурную классификацию, а также выделили фразеологические единицы персидского языка,  которые были заимствованы из Корана.

 Исследовательская часть работы опирается на богатый литературный фонд, имеющийся фактически. Структура построения работы всецело посвящена осуществлению поставленных задач, которые ранее определялись в соответствии с целью нашей работы. Мы не смогли оставить неосвещёнными вопросы теории, в которых отражаются выводы исследований, проведённых ранее именитыми историками и лингвистами, так как только опираясь на их многолетние труды, их опыт и заключения, является возможным попытаться провести собственное исследование.

При изучении исторического аспекта взаимодействия арабского и персидского языков, мы также сделали акцент на отношении иранцев к исламу, роли последнего в духовном наследии народа и отметили тот факт, что нынешнему положению и распространённости религии в Иране может позавидовать любая мусульманская страна. Но именно в данном случае, связь народа с религией настолько близка и крепка, что осложняет мысль об определении первичной зависимости: религия от народа или народ от религии?

Что касается гипотезы нашего исследования, то это непосредственно работа с практическими источниками, результатом чего явилось составление трёхъязычного (персидского, английского и арабского) словаря, где отражаются заимствования из Корана, в частности, фразеологизмы.

Нашей целью не являлось выяснение фразеологических единиц в их количественном соотношении друг с другом, но тем не менее, на основании предоставленного в  приложении материала, можно сделать вывод о том, что наиболее часто встречаются имена и эпитеты Аллаха и пророков, причём эпитеты бога встречаются гораздо чаще,  имеют множество синонимичных эквивалентов, а фразеологизмы коранического происхождения выражены главным образом междометиями. Таким образом, мы предполагаем, что поставленная нами ранее гипотеза нашла своё подтверждение.

Гипотеза, поставленная нами в начале исследования вытекала из конкретных задач, лишь выполнение которых могло привести к её подтверждению или опровержению, таким образом, можно сказать, что цель данного исследования является достигнутой, то есть мы выяснили суть коранических фразеологических единиц и выделили их на широком фоне фразеологизмов персидского языка, но тем не менее данное исследование не претендует на абсолютную изученность материала в связи с неосвещёнными аспектами, касающегося нашего исследования, но для дальнейших разработчиков данной темы и тем, являющихся смежной с ней, подготовлен библиографический фонд.

Завершая работу над фразеологизмами коранического происхождениям в персидском языке, можно заключить, что в процессе исследования данной  темы, нами был накоплен ценный опыт работы с различной литературой, применен на практике теоретический багаж знаний, полученный за весь период обучения, предшествующий написанию дипломной работы.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

         СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ:

 

1. Куранбеков А. Вопросы формирования научно–технической терминологии в персидском языке. Вопросы филологии. – М., 2003.      
2. Мутаххари М. Ислам и Иран: история взаимоотношений. – Петербургское востоковедение.- П.,2008.

3. Иванов А. М. Рассветы и сумерки арийских богов. Расовое      религиоведение. – М., 2007, с. 172).

4. Генон Р. Кризис современного мира. – М., 1991, с. 96. www. vokrugsveta. ru
5. Петрушевский И. П.. Ислам в Иране в VII-XV вв.
6. Большаков О. Г. История халифата. – Т.2. – М., 2002.
7. Большаков О. Г. Ук. соч. – Т. 1. – М., 2002, с. 11.
8. Рубинчик Ю.А. Грамматический очерк персидского языка. – Персидско– русский словарь в двух томах. Под редакцией Ю. А. Рубинчика, Т. 2. М.Советская энциклопедия, 1970.

9. Овчинникова И. К. Об употребительности неправильных форм                 множественного числа в современном персидском языке (опыт статистического анализа). – Индийская и иранская филология. М., 1964.

10. Рубинчик Ю.А. Современный персидский язык. М., 1960.
11. Насэрпур Коми. Персидский язык: от разобщённости к единству. – М.,1979. www. islamedu. ru
12. Киселёва Л. Н. Очерки по лексикологии языка дари. М., 1973.
13. Кулиева Э. А. Коран (перевод смыслов). М., 2004.Издательский дом «Умма»
14. Брагинский И. С., Комиссаров Д.К. Персидская литература. М.,1963.
15. Грюненбаум Г. Фон. Основные черты арабо–мусульманской культуры. М., 1981. www. umma. ru
16. Брагинский И. С. 12 миниатюр.– М., 1966.

17. Виноградов В. В. Основные понятия русской фразеологии как лингвистической дисциплины. –  «Труды юбилейной научной сессии ЛГУ». Л., 1946.

18. Виноградов В. В. Об основных типах фразеологических единиц в русском языке. – Академик А. А. Шахматов. М. – Л., 1947.
19. Виноградов В. В. Основные типы фразеологических единиц в русском языке.– Русский язык. Грамматическое учение о слове. М. – Л., 1947.
20. Рубинчик Ю. А. Природа и функции персидского подчинительного союза ке. – «Краткие сообщения института востоковедения». Вып. 36. М., 1959.

21. Рубинчик Ю. А. Основы фразеологии персидского языка. – М: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1981.

22. Архангельский В. Л. О задачах, объектах и разделах русской фразеологии как лингвистической дисциплины. – Проблемы устойчивости и вариативности фразеологических единиц. Материалы межвузовского симпозиума (1968). Вып. 2. Тула, 1972.
23. Авалиани Ю. Ю. . Слово и фразеологизм в иранских языках. – «Труды Самаркандского государственного университета им. А. Навои». Повая серия. Вып. № 178. Вопросы фразеологии, 3. Самарканд, 1970. news. iran. ru
24. Архангельский В. Л. Устойчивые фразы в русском языке. Ростов – на – Дону, 1964.
25. Зульфигарова Ф. И. Идиоматические выражения в персидском языке (По материалам произведения С. Хедаята). Автореф. Канд. Дис. Баку, 1964.
26. Рубинчик Ю.А. Грамматический очерк персидского языка. – Персидско– русский словарь в двух томах. Под редакцией Ю. А. Рубинчика, Т. 2.М. «Советская энциклопедия», 1970.
27. Engr Sayyid Khadim Husayn Naqavi. Dictionary of Islamic terms. Qum: Ansariyan, 2007.

28.فرهنگ فشرده سحن٬ تهران٬ ١٣٨٢  به سرپرستی حسن انوری٬

29. ١٣٨٦ انتشارات زیور٬ تهران٬. فرهنگ نوین گزیده مثل های فارسی٬ احمد ابریشمی٬
30. Рубинчик Ю. А. Персидско — русский словарь в двух томах. Под редакцией Ю. А. Рубинчика, Т. 1, 2. М. «Советская энциклопедия», 1970.
31. Голева Г. С. Фразеология современного персидского языка. – М.: Муравей, 2006.