СОДЕРЖАНИЕ
Ведение
ГЛАВА 1 ПРОБЛЕМА ВЗАИМОСВЯЗИ ЯЗЫКА И КУЛЬТУРЫ В
ЛИНГВИСТИКЕ
1.1 Единство языка и культуры
1.2 Языковая картина мира как отражение
культуры народа в языке
1.3 Концепты и языковая картина мира
1.4 Отражение языковой картины мира
в паремиологии
ГЛАВА 2 ГЕНДЕРНАЯ ПРОБЛЕМАТИКА В ЯЗЫКОЗНАНИИ
2.1 Понятие «гендер»
2.2 Гендeрная ассиметрия в языке
ГЛАВА 3 ОЦЕНКА ОБРАЗА ЖЕНЩИНЫ В ПОСЛОВИЦАХ
И ПОГОВОРКАХ РУССКОГО И КОРЕЙСКОГО ЯЗЫКОВ
3.1. Мужская и Женская языковые картины мира
на материале русской и корейской паремиологии
3.2. Сопоставление данных русской и корейской
паремиологии
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Введение
Актуальность исследования. Более полувека тому назад Л. Ельмслев справедливо указал на необходимость изучения языка как продуктивного способа интерпретации человеческой культуры: “Язык, рассматриваемый как знаковая система и как устойчивое образование, используется как ключ к системе человеческой мысли, к природе человеческой психики. Рассматриваемый как надындивидуальное социальное учреждение, язык служит для характеристики нации. Рассматриваемый как колеблющееся и изменяющееся явление, он может открыть дорогу, как к пониманию стиля личности, так и к событиям жизни прошедших поколений” /1,c.9/. Язык во все времена оставался наиболее яркой идентифицирующей характеристикой этноса, еще Пифагор «для познания нравов какого ни есть народа» советовал прежде всего изучить его язык. Также, согласно гипотезе Сэпира-Уорфа, все люди видят и членят окружающий мир по-разному, воспринимая его сквозь призму своего языка и культуры. Перед современными лингвистами усиливается необходимость решения таких важных проблем, как концепт, концептуализация языка, языковая и концептуальная картины мира.
Обратимся к понятию концепт, который будет рассмотрен в нашей работе. «Концепт – это как бы сгусток культуры в сознании человека; то, в виде чего культура входит в ментальный мир человека. И с другой стороны, концепт – это то, посредством чего человек – рядовой, обычный человек, не «творец культурных ценностей» — сам входит в культуру, а в некоторых случаях и влияет на нее»/2, c.43/ . Концепт – это отражение ценностных ориентаций того или иного социума, системы его моральных, этических и эстетических предпочтений, иллюстрирующий особенности менталитета конкретного лингвокультурного сообщества.
Изучение концептa «Женщина» позволит нам глубже понять менталитет корейского народа, посмотреть глазами корейцев на этот мир. Мы попытаемся выявить самобытность этого концептa, а также увидеть, как в сознании корейцев отражается окружающий мир.
Данная дипломная работа рассматривает концепт «Женщина» на языковом материале пословиц и поговорок корейского языка с точки зрения отражения в них языковой картины мира.
Цель нашего исследования – изучение образа женщины в картине мира корейцев. В процессе данного исследования будут изучены пословицы и поговорки как средство отражения картины мира и дана оценка образа женщины в пословицах и поговорках корейского народа..
Для достижения указанной цели ставятся и решаются следующие задачи:
- Произвести анализ названного концепта в корейском языке.
- Установить отражение в пословицах и поговорках особенностей культуры корейского народа.
- Описать восприятие образа женщины в корейском обществе.
Объект исследования – языковая картина мира корейцев, характеристика концепта «Женщина» и отражение в нем этнической культуры.
Предметом исследования являются концепт «Женщина» в корейском языке.
Методы и приемы исследования. В работе использованы описательный, сопоставительный методы, метод компонентного анализа. Описательный метод относится к числу самых древних в науке о языке. В своей работе мы используем такие приемы описательного метода, как наблюдение, обобщение и интерпретация. Сопоставительный метод используется как для описания фактов внутри одного языка, так и фактов разных языков. Его основной целью является изучение специфики языковых явлений в различных языках мира относительно друг друга. В данной работе мы сопоставляем некоторые языковые явления корейского языка относительно русского.
Материал исследования: пословицы и поговорки, извлеченные из сборника Лим Су «Корейские народные изречения», самого полного из когда-либо издававшихся на территории бывшего советского союза и СНГ. В нем содержится более трех тысяч пословичных изречений и других фольклорных форм.
Практическая значимость заключается в том, что, несомненно, результаты настоящей работы найдут практическое применение в языковедческой практике – при составлении словаря корейской культуры, словарей и справочников по лингвострановедению для иностранцев, углублённо изучающих корейский язык. Кроме того, материалы дипломной работы могут быть использованы в спецкурсах по семиотике, лексике, паремиологии, лингвокультурологии и т.д.
Объём и структура работы: работа состоит из «введения», двух глав и одного практического раздела, заключения, списка изученной литературы.
ГЛАВА 1 ПРОБЛЕМА ВЗАИМОСВЯЗИ ЯЗЫКА
И КУЛЬТУРЫ В ЛИНГВИСТИКЕ
«…среди всех проявлений, посредством которых
познается дух и характер народа,
только язык и способен выразить
самые своеобразные черты народного духа
и характера и проникнуть в их
современные тайны»
Гумбольдт В.
Современная лингвистика все больше интегрируется с другими науками, в первую очередь с культурологией. Появившаяся в последнее десятилетие на стыке языка и культуры наука лингвокультурология исследует проявления культуры народа, которые отразились и закрепились в языке.
«Язык, являясь неотъемлемой частью культуры, и в то же время, как и культура, служит одной из основополагающих частей идентификации этноса. Данная проблема ныне особенно актуальна.
Познание действительности происходит через призму уклада жизни, быта, которые, в свою очередь, определяются географическими особенностями, традициями, обычаями, вероисповеданием, формирующими национальный менталитет и национальный стереотип поведения – все это находит отражение в языке. Язык, как и культура, обладает кумулятивной функцией закрепления и накопления предшествующего опыта. Благодаря этому носители языка находятся в непрерывной связи с многовековой традицией и культурой»/3, c.3/
В каждом конкретном языке отражается определенный способ осмысления и восприятия окружающего объективного мира, присущий всем представителям данного этноса.
В свете утверждающейся антропоцентрической парадигмы в языкознании решение лингвокультурологических проблем приобретает особую значимость.
Одной из главных особенностей лингвокультурологического исследования является рассмотрение того или иного явления и в контексте языка, и в контексте культуры в равной мере.
Язык неразрывно связан с культурой и является одним из важных источников ее отражения. «Наблюдения над особенностями языка позволяют увидеть источник национального своеобразия тех или иных явлений духовной культуры, исследовать те реальные формы, в которых воплощаются самобытные черты культуры народа в процессе созидания общечеловеческих ценностей, его вклад в сокровищницу мировой культуры»/4, c.174/ В то же время, язык является одним из важных компонентов культуры. В языке отражена вся совокупность представлений, традиций, национальных особенностей культуры того или иного народа, т.е. духовная жизнь.
В современной лингвистике проблемы связи языка и культуры нашли отражение в работах В.Гумбольдта, А.А.Потебни, Э.Сепира, К.Леви-Стросса, Е.И.Кукушкиной, Е.М.Верещагиной и др.
Понимание выражения национального характера культуры в языке, особенного видения мира, служит средством выражения народного духа, т.е. язык определяет духовную природу людей: «…среди всех проявлений, посредством которых познается дух и характер народа, только язык и способен выразить самые своеобразные черты народного духа и характера и проникнуть в их современные тайны»/5/. Суть этой идеи Гумбольдта состоит в том, что «духовное присвоение действительности происходит под воздействием родного языка, пользуясь его концептуальной сетью. Иначе, разные языковые сообщества, пользуясь разными инструментами концептообразования, формируют различные картины мира, являющиеся, по сути, основанием национальных культур»/6, c. 37/.
«Язык – исторически возникшая система знаний, в элементах которой – словах, выражениях, текстах — закреплен определенный семантический потенциал культурного сознание и своеобразие представлений и знаний человека о мире»/3, c.17/.
Язык есть важнейший способ формирования и существования знаний человека о мире. Отражая в процессе деятельности объективный мир, человек фиксирует в слове результаты познания. Совокупность этих знаний, запечатленных в языковой форме, представляет собой то, что в различных концепциях называется то как “языковой промежуточный мир”, то как “языковая репрезентация мира”, то как “языковая модель мира”, то как “языковая картина мира”. Чаще всего употребляется именно последний термин.
«Понятие картины мира (в том числе и языковой) строится на изучении представлений человека о мире. Если мир – это человек и среда в их взаимодействии, то картина мира – результат переработки информации о среде и человеке. Картина мира — это не зеркальное отражение мира, а некоторая интерпретация мира, осуществляемая отдельными субъектами, которые отличаются друг от друга»/10, c.29/.
Языковая картина мира есть, когда «…специфические особенности национального языка, в которых зафиксирован уникальный общественно-исторический опыт определенной национальной общности людей, создают специфическую окраску…мира, обусловленную национальной значимостью предметов, явлений, процессов, избирательным отношением к ним, которое порождается спецификой деятельности, образа жизни и национальной культуры данного народа»/7/.
Языковая картина мира является частью картины мира, т.е. язык служит одним из средств выражения картины мира.
Языковую картину мира необходимо рассматривать в единстве с культурой, так как именно в ней наглядно выражена связь, напрямую связанная с культурным опытом. Выражаемые в языке значения «складываются в некую систему взглядов, своего рода коллективную философию, которая навязывается в качестве обязательной всем носителям языка»/7/. «Язык содержит присущие народу особенности, отражает своеобразие культуры и реальной действительности, которая в разных странах постигается неодинаково, благодаря чему создается национально-специфическая «языковая картина мира», складывающаяся из системы социальных факторов, культурных традиций, а также специфических особенностей речевого поведения»/8/.
Сравнительно-сопоставительное изучение языковых картин мира представляет собой один из продуктивных подходов выявления общих и специфических черт миропонимания представителей разных культур, нашедших свое отражение в языке. Нельзя не согласиться с утверждением о том, что «описание языковых картин мира в аспектах контрастивной лексикологии и семасиологии – это осознание самих себя, своих языков, своего видения мира не в меньшей, а быть может, в большей мере, чем знакомство с другими языковыми культурами»/9/.
Между картиной мира как отражением реального мира и языковой картиной мира как фиксацией этого отражения существуют сложные отношения. Картина мира может быть представлена с помощью пространственных (верх — низ, правый — левый, восток – запад, далекий – близкий), временных (день – ночь, зима – лето), количественных, этических и других параметров. На ее формирование влияют язык, традиции, природа и ландшафт, воспитание, обучение и другие социальные факторы.
Языковая картина мира не стоит в ряду со специальными картинами мира (химической, физической и др.), она им предшествует и формирует их, потому что человек способен понимать мир и самого себя благодаря языку, в котором закрепляется общественно-исторический опыт – как общечеловеческий. Так и национальный. Последний и определяет специфические особенности языка на всех его уровнях. В силу специфики языка в сознании его носителей возникает определенная языковая картина мира, сквозь призму которой человек видит мир.
Ю.Д. Апресян подчеркивал донаучный характер языковой картины мира, называя ее наивной картиной. Языковая картина мира как бы дополняет объективные знания о реальности, часто искажая их.
«Поскольку познание мира человеком не свободно от ошибок и заблуждений, его концептуальная картина мира меняется, перерисовывается, тогда как языковая картина мира еще долгое время хранит следы этих ошибок и заблуждений. Так, довольно часто для обозначения и передачи состояния эмоционального подъема говорящий использует фразеологизм воспарить душой, не осознавая, что это средство языка связано с архаическими представлениями о наличии внутри человека животворящей субстанции – души, которая мыслилась в мифологической картине мира в виде пара и могла покидать тело, перемещаясь к небесам»/11/.
Языковая картина мира формирует тип отношения человека к миру (природе, животным, самому себе как элементу мира). Она задает нормы поведения человека в мире, определяет его отношение к миру. Каждый естественный язык отражает определенный способ восприятия и организации (“концептуализации”) мира. Выражаемые в нем значения складываются в некую единую систему взглядов, своего рода коллективную философию, которая навязывается в качестве обязательной всем носителям языка.
Таким образом, роль языка состоит не только в передаче сообщения, но в первую очередь во внутренней организации того, что подлежит сообщению. Возникает как бы “пространство значений”, то есть закрепленные в языке знания о мире, куда непременно вплетается национально-культурный опыт конкретной языковой общности. Формируется мир говорящих на данном языке. То есть языковая картина мира как совокупность знаний о мире, запечатленных в лексике, фразеологии, грамматике.
Термин языковая картина мира – это не более чем метафора, так как в реальности специфические особенности национального языка, в которых зафиксирован уникальный общественно- исторический опыт национальной общности людей, создают для носителей этого языка не какую-то иную, неповторимую картину мира, отличную от объективно существующей, а лишь специфическую окраску этого мира, обусловленную национальной значимостью предметов, процессов, избирательным отношением к ним, которое порождается спецификой деятельности, образа жизни и национальной культуры данного народа
Языковая картина мира создается разными красками, наиболее яркими являются образно-метафоричные слова, коннотативные слова и др. Наше миропонимание частично находится в плену у языковой картины мира. Каждый конкретный язык заключает в себе национальную, самобытную систему, которая определяет мировоззрение носителей данного языка и формирует их картину мира.
Именно в содержательной стороне языка (в меньшей степени в грамматике) отражена картина мира данного этноса, которая становится фундаментом всех культурных стереотипов. Ее анализ помогает понять, чем различаются национальные культуры, как они дополняют друг друга на уровне мировой культуры. При этом если бы значения всех этих слов были культурноспецифичны, то вообще было бы невозможно исследовать культур-
ные различия. Поэтому, изучая культурно-национальные аспекты, нужно учитывать и универсальные свойства языковых единиц.
Итак, культурная и языковая картины мира тесно взаимосвязаны, находятся в состоянии непрерывного взаимодействия и восходят к реальной картине мира, а вернее, просто к реальному миру, окружающему человека.
Разумеется, «национальная культурная картина мира первична по отношению к языковой. Она полнее, богаче, чем соответствующая языковая. Однако именно язык реализует, вербализует национальную картину мира, хранит ее и передает из поколения в поколение. Язык фиксирует далеко не все, что есть в национальном видении мира, но способен описать все»/12/.
При необходимости язык заимствует слова для выражения понятий, свойственных чужому языковому мышлению, из чужой языковой среды. Если в русскоязычном мире отсутствуют такие напитки, как виски и эль, а в англоязычном мире нет таких блюд, как блины и борщ, то данные понятия выражаются с помощью слов, заимствованных из соответствующего языка. Это могут быть слова, обозначающие предметы национальной культуры (balalaika, matryoshka, blini, vodka; футбол, виски, эль), политические, экономические или научные термины (Bolshevik, perestroyka, sputnik; импичмент, лизинг, дилер; файл, компьютер, бит) [29].
Более сложной оказывается ситуация, когда одно и то же понятие по-разному – избыточно или недостаточно – словесно выражается в разных языках.
Рассмотрим, например, способы выражения того факта внеязыковой реальности, который по-русски называется палец Чтобы назвать этот предмет по-английски, необходимо уточнить, что имеется в виду: палец руки или ноги, и если руки, то какой палец, потому что, как известно, пальцы руки, кроме большого, у англичан называются fingers, большой палец — thumb, а пальцы ноги – toes. То же самое касается и немецкого языка, где для обозначения пальцев руки и ноги используются разные слова (der Finger и die Zehe соответственно).
Выбор эталонов или символов в наивной картине мира, как правило, мотивирован. Эта мотивация зависит от характеристики всей концептуальной системы и может быть выявлена в некоторых случаях на уровне языковой картины мира.
Проблема изучения языковой картины мира тесно связана с проблемой концептуальной картины мира, которая отбражает специфику человека и его бытия, взаимоотношения его с миром, условия его существования. Человеческая деятельность, включающая в качестве составной части и символическую, то есть культурную, вселенную одновременно и универсальна, и национально-специфична. Эти ее свойства определяют как своеобразие языковой картины мира, так и ее универсальность.
Итак:
- Язык, фиксируя коллективные стереотипные и эталонные представления, объективирует интерпретирующую деятельность человеческого сознания и делает ее доступной для изучения.
- Картина мира того или иного этноса становится фундаментом культурных стереотипов. Ее анализ помогает выявить различия в национальной культуре того или иного народа
Важное место в структурной части картины мира играют ключевые концепты культуры – это обусловленные культурой ядерные (базовые) единицы, обладающие экзистенциальной значимостью как для отдельной языковой личности, так и для лингвокультурного сообщества в целом. К ключевым концептам культуры относятся такие абстрактные имена, как совесть, судьба, воля, доля, грех, закон, свобода, интеллигенция, родина и т.п.
Концепты возникают в сознании человека не только как намеки на возможные значения, но и как отклики на предшествующий языковой опыт человека в целом – поэтический, прозаический, научный, социальный, исторический.
Концепты культуры можно разделить, по А.Я Гуревичу, на две группы: космические, философские категории, которые он называет универсальными категориями культуры (время, пространство, причина, изменение, движение) и социальные категории, так называемые культурные категории (свобода, право, справедливость, труд, богатство, собственность). Целесообразно выделить еще одну группу, — категории национальной культуры (для русской культуры это – воля, доля, интеллигентность, соборность и т.п.). Следует разграничить понятия “стереотип культуры” и “концепт культуры”: стереотип культуры содержит в себе субъективную оценку, а концепт культуры выражает объективное отношение к действительности, при этом, чтобы считаться концептом культуры, слово должно быть общеупотребительным, частотным.
Объектом нашего лингвокультурологического исследования является ключевой концепт «женщина», который мы будем рассматривать на материале пословиц и поговорок корейского языка и попытаемся выявить их национальную самобытность.
Паремиология избрана в качестве материала исследования не случайно — она находится на пересечении фразеологии и фольклора, что делает изучение пословиц и поговорок весьма значимым с позиции современного лингвокультурологического подхода.
«Паремиология показательна с точки зрения культурных стереотипов, зафиксированных в языке. Наличие разных возможностей для самоидентификации неоспоримо, однако анализ большого количества единиц позволяет все же сделать вывод о доминирующих тенденциях и оценках.
Под паремиями в настоящем исследовании понимаются вторичные языковые знаки – замкнутые устойчивые фразы (пословицы и поговорки), являющиеся маркёрами ситуаций или отношений между реалиями»/13/.
Пословицы и поговорки – широко распространенный жанр устного народного творчества. Они сопровождают людей с давних времен. Такие выразительные средства, как точная рифма, простая форма, краткость, сделали пословицы и поговорки стойкими, запоминаемыми и необходимыми в речи.
Пословицы следует отличать от поговорок. Главной особенностью пословицы является ее законченность и дидактическое содержание. Поговорка отличается незавершенностью умозаключения, отсутствием поучительного характера.
Пословицы и поговорки, являясь атрибутом народного фольклора, и в свою очередь, атрибутом культуры данного народа, несут в себе отражение жизни той нации, к которой они принадлежат, это образ мыслей и характер народа.
Пословицы и поговорки многообразны, они находятся как бы вне временного пространства. Действительно, в какое бы время мы не жили, пословицы и поговорки всегда останутся актуальными, приходящимися к всегда месту. В пословицах и поговорках отражен богатый исторический опыт народа, представления связанные с трудовой деятельностью, бытом и культурой людей.
Как отмечают Н.Т.Федоренко и Л.И. Сокольская, «уже существующие пословицы бессмертны. Они являются важнейшим материалом для изучения исторических событий, этнографии, быта и мировоззрения народа. Выдержав оценку временем, они органично слились с речью; всегда будут украшать ее остроумием, способностью метко и точно охарактеризовать многообразные проявления жизни»/14/ .
Пословицы любого языка (в данном случае – русского и корейского) представляют собой продукты языкового народного сознания как материализация опыта поколений и отдельных представителей данного народа соответственно.
Поскольку в данной работе рассматривается отражение образа женщины в пословицах и поговорках русского и корейского языков, оно неизбежно будет носить оценочный характер.
ГЛАВА 2 ГЕНДЕРНАЯ ПРОБЛЕМАТИКА В ЯЗЫКОЗНАНИИ
Специфика национально-культурной общности определяется целым рядом социальных отношений к миру: к Богу, к природе, к собственности и т.д.; наиболее показательным признаком является отношение к женщине, поскольку в любую эпоху и в любом обществе отношение к женщине, отраженное в языке, характеризует уровень культуры нации в целом. Сам же концепт «женщина», равно как и концепт «мужчина», представляет собой проекцию стереотипных представлений о женщине и мужчине как носителях социально предписанных качеств и свойств, сформировавшихся на основании половых, семейных, общественных, этических, эстетических и других функций. В этом отношении названные концепты способны выступать так же как общечеловеческие категории, поскольку они представлены практически во всех языках, и понятия культуры, поскольку, складываясь в недрах конкретной культуры, обладают национальной спецификой.
На протяжении истории человечества роль женщины в обществе постоянно менялась. В античности женщина бесправна, отношение к ней негативно, что находит отражение в языке – «Есть доброе начало, сотворившее порядок, свет и мужчину, и злое начало, сотворившее хаос, мрак и женщину» (Пифагор), «Среди всех диких зверей не найти никого, кто был бы вреднее женщины» (Иоанн Златоуст), «Женщина является женщиной в силу отсутствия мужских свойств у нее. Мы должны видеть в женщине существо, страдающее природной неполноценностью» (Аристотель). В эпоху феодализма женщина распоряжается хозяйством и пользуется уважением, но она по-прежнему является рабой по отношению к мужу.
Сегодня декларируется равноправное положение женщины в обществе по отношению к мужчине. Женщины занимают ведущие позиции в экономике и политике. Даже в таком консервативном государстве, как Великобритания, социальная роль женщины существенно изменилась за последние полвека, женщина смогла не только стать главой правительства, но и достичь на этом посту выдающихся успехов.
Все эти изменения находят свое отражение в языке, который, как известно, является «зеркалом культуры». В последние годы наблюдается повышенный интерес к гендерным аспектам языка и коммуникации. Распространение и развитие идей феминизма привело к появлению новой отрасли науки о языке – гендерной лингвистики (иногда называемой также «феминистской» лингвистикой).
Но несмотря на интенсивное развитие гендерных исследований, изучение гендерных аспектов языка и коммуникации остается самой малоразработанной областью в общей междисциплинарной сфере гендерных исследований, что и обуславливает их актуальность. Специфика состояния гендерных исследований в лингвистике заключается сегодня и в том, что многие признанные ученые до сих пор испытывают некоторое предубеждение к гендерному подходу в языкознании.
Более того, несмотря на то, что женщина «отвоёвывает» себе все более значительную роль в обществе, во многих культурах (особенно восточных) как нельзя лучше отражается мужская доминанта: власть, сила, целеустремленность. Даже само понятие «человек» отождествляется в языке с мужчиной. Немецкое «Das Man», французское «Un homme», английское «A man» означает и «человек», и «мужчина». То есть, по-прежнему, наблюдаются гендерные асимметрии в языках.
Исследуемые в нашей работе концепты «Мужчина» — «Женщина» относятся к базовым понятиям культуры, и, как известно, в основе оппозиции «мужчина-женщина» лежит гендерный признак.
Социологи и философы, заставившие научный мир взглянуть на проблемы пола с точки зрения его наполненности социальными, психологическими и культурными аспектами, впервые представили альтернативу «sex»-«gender». Гендер понимается как совокупность социальных репрезентаций о мужском и женском поле в границах наших социокультурных представлений.
Понятие “гендер” появилось в 70-е гг., в ходе развития феминистской теории. Само слово — gender — и раньше существовало в английском языке и имело несколько значений: грамматический род, различие между мужчинами и женщинами по биологическому полу. Сегодня, в современных социальных науках понятие “гендер” обозначает социально сконструированные характеристики пола. Современное обществознание “разводит” понятия биологического пола и социального. Общепризнанной установкой в социальных науках явился тот факт, что, социальный пол сконструирован социальной практикой.
То есть общество предписывает нормы поведения в соответствии с полом и контролирует их. Каждый из нас может вспомнить, что ему говорили в детстве о хороших и плохих мальчиках и девочках. Что делают хорошие мальчики и чего не делают, что делают хорошие девочки и чего им не положено делать. Мы не замечаем этого процесса собственного конструирования как мужчин и женщин, потому что это наша культура, мы погружены в нее. Когда Симона де Бовуар сказала, что женщиной не рождаются, ей становятся, — она имела в виду именно процесс усвоения принятых в обществе ролей по принципу пола. Если попытаться отойти от привычных словосочетаний и постараться понять, что собственно обозначают привычные словосочетания “настоящий мужчина”, “настоящий полковник”, “женщина до кончиков пальцев”, “истинная мать” и как они формируют нас, как, если хотите, программируют нас, то можно обнаружить много интересного.
То, что существует в обществе, человеческой природе и отношениях, так или иначе, отражается в языке. Язык не просто отражает гендер, он помогает конструировать его. Гендер не является каким-то неизменным, фиксированным состоянием бытия человека, это, прежде всего некий набор действий. Гендер исполняется людьми, причем в разных ситуациях по-разному.
Изучение проблемы репрезентации гендерных отношений в языке позволит ответить на вопрос о том, как осуществляется функционирование гендера в языке: только за счет «зеркального» его отражения с помощью языковых ресурсов или за счет конструирования гендера языковыми единицами — и, соответственно, о полоролевом противопоставлении «мужское — женское».
К основным характерологическим свойствам этих концептов относятся такие, например, как возрастные свойства, психофизические свойства, функциональные, интеллектуальные свойства и состояния, характеристика речевого поведения, различные формы деятельности, связанные со свойствами личности и т.д.
Для анализа содержания концептов «Мужчина», «Женщина» нами использованы пословицы и поговорки, так как они представляют собой продукты языкового народного сознания как материализация опыта поколений и отдельных представителей данного народа. Мы взяли пословицы и поговорки корейского языка, содержащиеся в сборнике «Корейские народные изречения», автором которого является Лим Су /15/.
В сборнике пословиц и поговорок, относящихся к тематической группе Мужчина – женщина – 104, из них так или иначе характеризующие женщину – около 80, мужчину – 20. Из 80 пословиц положительно характеризуют женщину – 5, из 20 – мужчин – 7. Эти данные свидетельствуют о том, что при кажущемся равноправии обоих членов оппозиции «Мужчина/Женщина» их отношения асимметричны. В языке это возможно наблюдать в иерархических парах, в которых позитивный член господствует над негативным, к примеру, в корейском языке в парах светлое – темное, красивое – уродливое, активность – пассивность, мужчина-женщина, в русском языке в парах белое – черное, свет – тьма, мужчина — женщина оба члена формально равноправны, однако в действительности они не равнозначны. Первый элемент всегда воспринимается как более значимый, тогда как второй кажется производным, маркированным, значение которого определяется через первую немаркированную категорию. Традиционно немаркированный элемент возглавляет оппозицию. В корейском языке : муж да жена, дети да старики, мужчина и женщина, в русском языке : жених и невеста, дед да баба, мужчина и женщина. В подобных парах завуалировано утверждается превосходство одного понятия над другим.
Лингвистическая маркированность, безусловно, не может претендовать на роль единственного и решающего аргумента в вопросе отражения гендерных различий в языке, но вместе с тем нельзя не отметить, что это в значительной мере есть результат социальных и культурных процессов.
ГЛАВА 3 ОЦЕНКА ОБРАЗА ЖЕНЩИНЫ В ПОСЛОВИЦАХ
И ПОГОВОРКАХ РУССКОГО И КОРЕЙСКОГО ЯЗЫКОВ
В своей работе мы исследуем и анализируем концепт «женщина» на материале пословиц и поговорок корейского языка в сопоставлении с концептом «женщина» на материале русской паремиологии. Поэтому мы привлекли раздел монографии Кирилиной А. «Гендерные стереотипы по данным языка», посвященный отражению гендерных стереотипов в русской паремиологии.
Приведем необходимый нам материал исследований данной монографии.
«Паремиология показательна с точки зрения культурных стереотипов, зафиксированных в языке. Наличие разных возможностей для самоидентификации неоспоримо, однако анализ большого количества единиц позволяет все же сделать вывод о доминирующих тенденциях и оценках. Для выявления таких тенденций нами проведена сплошная выборка из Словаря живого великорусского языка В. Даля (репринтное издание 1978 г.). Словарь содержит около 30 тысяч пословиц и поговорок. Этот достаточно большой массив позволяет сделать обоснованные заключения.
Выбор словаря также не случаен, так как этот лексикографический труд — зеркало русских культурных стереотипов. При этом для целей работы не существенно, насколько частотной является та или иная пословица или поговорка, поскольку в центре внимания находится кумулятивная функция языка, благодаря которой возможно наблюдение исторически сложившихся гендерных стереотипов. Словарь В. Даля вышел в 1863 -1866 гг., а содержащийся в нем материал еще старше и отражает в основном крестьянский взгляд на мир. Крестьянство было, однако, наиболее многочисленной социальной группой России, что делает изучение словаря обоснованным.
Принципы отбора и классификации материала: 1) рассматривались единицы, имеющие гендерную специфику, то есть касающиеся социальных аспектов взаимодействия мужчин и женщин. Пословицы типа «С сильным не борись, с богатым не судись» не входят в область исследования, хотя можно рассматривать их как выражение андроцентричности в том смысле, что суждения общечеловеческого характера, где пол не имеет значения, все же фигурируют преимущественно мужчины; 2) в рамках рассматриваемого материала классификация затруднена семантической многогранностью пословиц и поговорок. Так, пословицу «Красота приглядится, а щи не прихлебаются» можно отнести, по меньшей мере, к двум подгруппам — “Внешность” и “Хозяйственность”. С проблемой неоднозначной классификации приходилось сталкиваться в большом количестве случаев. Поэтому конкретная семантическая область может быть очерчена достаточно четко лишь на высоком уровне обобщения: женское видение мира — мужское видение мира. В рамках каждой из этих областей просматриваются разные семантические группы, однако они не могут считаться определенными окончательно.
В качестве одной из возможных мы предлагаем следующую схему, рассматривая паремии также с позиции их внутренней формы. Из общего количества около 2 000 единиц можно назвать гендерно значимыми; большая их часть относится к женщинам: бабе, жене, девушке, невесте, свекрови, теще, матери и т.д. Вместе с тем значительная часть пословиц и поговорок словаря никак не отражает гендерных аспектов, относясь ко всем людям независимо от их пола, например Выше головы не прыгнешь. Таким образом, гендерный фактор не занимает лидирующего положения в общем массиве русских пословиц и поговорок. Помимо этого, в общем массиве материала исследования ярко выражены два явления: андроцентричность, то есть отражение мужской перспективы и отражение женского мировидения.
По принадлежности к семантическим областям можно выделить следующие группы:
Супружество — 683 ед. (внутри этой группы можно выделить также ряд более мелких подгрупп: быт, хозяйственная деятельность, взаимозависимость мужа и жены, главенство мужа, насилие в семье, женитьба — ответственное дело, злые и добрые жены и т.д.)
Девушка, невеста — 285
Материнство — 117 (интроспективный взгляд и взгляд “извне”)
Качества женской личности — 297 (характер, ум, внешность, хозяйственность)
Социальные роли — 175 (мать, жена, невеста, теща, бабка (повитуха), сваха, вдова и т.д.)
Гендерно окрашенные, но не относящиеся непосредственно к взаимодействию полов ФЕ: Кто любит попа, кто попадью, а кто попову дочку — 52
“Экзистенциальные” противопоставления мужчин и женщин (то есть не связанные с социальными ролями, а относящиеся непосредственно к полу) — 10
Интроспективная женская картина мира — 242
Ряд более мелких групп (см. Кирилина, 1997б; Kirilina, 1998б).
Во всех группах, кроме последней и частично группы, относящейся к материнству, доминирует андроцентричный взгляд, то есть отражение мужской перспективы. Рассмотрим теперь названные группы.
Андроцентричность (мужская картина мира)
Мужчина как адресант или адресат доминирует количественно: в пословицах и поговорках отражена преимущественно мужская картина мира и мужская власть в нем.
Первую дочь по семье бери, вторую — по сестре.
Жена не стекло (можно побить)
Величина мужского пространства-реальности значительно больше женского. Женщина выступает главным образом в качестве объекта.
Бог бабу отнимет, так девку даст
выражается неполная принадлежность женщины к категории “человек” (18 единиц).
Курица не птица, баба не человек
В семи бабах половина козьей души
Можно отметить также предписывающий характер высказываний, обращенный к женщине.
Не хлопочи, когда нет ничего в печи
Кроме того, имеет место оппозиция “мужское — женское” с коннотациями “правильное — неправильное”(левое).
Муж пашет, а жена пляшет
Не петь курице петухом, не быть бабе мужиком
В этой связи мужчине приписывается ответственность за поведение женщины в соответствии с моделью: муж совершает поступок n, жена совершает поступок N, где n и N — некоторые отрицательные действия, причем N интенсивнее n:
Ты от жены на пядень, а уж она от тебя на сажень
Муж за рюмочку, а жена за стаканчик
Однако названная модель имплицирует и правила поведения для мужчины, так как отрицательные действия жены совершаются под влиянием дурного примера, подаваемого мужем. Декларируется не только право мужа главенствовать, но и его ответственность.
В контексте количественно больших групп (“Супружество”) моральные предписания адресованы не только женщинам. Большое количество единиц подчеркивает ответственность мужа и важную роль жены в семье. Хотя женщина в нескольких пословицах предстает как не вполне человек, мы обнаружили аналогичные высказывания и в адрес мужчин: не женат — не человек; холостой — полчеловека. Моральные предписания адресованы также не одним только женщинам, но и мужчинам тоже. Обнаруживается некоторый, говоря условно, кодекс правил для мужчины, в котором жестко осуждается мужская безнравственность, сексуальная распущенность: У кого на уме молитва да пост, а у него бабий хвост. Мы считаем, кроме того, что пословицы этого типа могут быть весьма условно отнесены к андроцентричным, так как в них не определена мужская или женская перспектива. Такие пословицы не единичны и отражают, на наш взгляд, общечеловеческую перспективу без различия пола: На рать сена не косишься, на смерть детей не нарожаешься. Безусловно, отрицательный образ женщины присутствует в картине мира, рисуемой русской паремиологией. Но присутствуют в ней и женская, и общечеловеческая перспективы, что несколько уравновешивает андроцентричность. Супружество, семья рассматриваются не как изолированная часть общества, а в тесном взаимодействии с остальными членами рода. Отсюда — широкая представленность родителей мужа и жены, бабушек и дедушек, кума и кумы, свахи. В целом жизнь женщины представлена подробно и не ограничивается лишь деятельностью в домашнем хозяйстве (хотя эта область весьма представительна). Большое количество паремий тематизирует внедомашние сферы деятельности женщины — разумеется, в допустимых для того времени пределах: знахарство, акушерство, ворожба, о чем свидетельствует и второе значение слова “бабка” (повитуха, акушерка), а также образованный от него глагол “бабить” (оказывать родовспоможение).
Отражена не только зависимость жены от мужа, но и обратное: Мужик без бабы пуще малых деток сирота. Особенно это касается пожилых супругов: Рассыпался бы дедушка, кабы его не подпоясывала бабушка; Бабушка неможет, дед семь лет костей не гложет.
В целом старой женщине и вдове отведено важное место. Вдовство давало женщинам определенные преимущества, юридические права, если они имели детей. В языке это отразилось в виде сочетания матерая вдова, а также рядом слов и словосочетаний, построенных по принципу переноса: заматереть, матерый волк.
На фоне общей картины нам видится не слишком репрезентативной группа пословиц, где подчеркиваются своего рода экзистенциальные противопоставления полов, то есть противопоставление именно мужчин и женщин вне связи с их социальными функциями жен, мужей и.т.д. В этой группе доминирует андроцентризм.
Вместе с тем имеет место небольшая группа пословиц (17), отражающих семейное насилие (что отмечает также К. Тафель (Tafel, 1997). Иногда оно имеет форму взаимного рукоприкладства: Я ее палкой, а она меня скалкой, — что помимо печального факта домашнего насилия свидетельствует еще и о том, что женщина не рассматривается как слабое существо. Физическая слабость женщины практически не отражена в исследованных нами паремиях. Напротив, женщины проявляют свою волю и решительность вопреки попыткам мужчин им этой воли не давать: С ухватом баба хоть на медведя.
Важную роль играет возраст женщины: значительно число фразеологических единиц, представляющих молодую девушку, особенно в роли невесты. Здесь имеет место в некоторых случаях взгляд на женщину как на сексуальный объект. Эта группа паремий одна из самых многочисленных.
Исследователи фольклора также отмечают высокую частотность лексемы “девушка”: “…девушка — главный лирический персонаж, и ее наименования являются высокоупотребительными (например, в частотном словаре курских песен “девушка” занимает второе место” (Климас, 1997, с.3). Кроме того, автор показывает, что у лексемы “девушка” и ее вариантов (“девица” и т.д.) самые богатые изофункциональные связи: сопрягаемые существительные являются “положительно характеризующими эпитетами, как, впрочем, и у других слов с корневым элементом дев-” (Там же, с. 7). Сочетаемость этой лексемы с глаголами демонстрирует обрядовые и символические действия персонажа, характеризующие вольную жизнь до замужества. Н. И. Моргунова (1997) установила, что на первом месте среди наименований лиц, встречающихся в лирическом фольклоре, находится лексема “девушка”.
Таким образом, не отрицая наличия андроцентричности, следует все же заметить, что имеют место и противоположные тенденции.
Женская картина мира
Наиболее четкая нейтрализующая тенденция — это наличие в русской паремиологии явственно различимого “женского голоса” (около 15% нашей выборки), отражающего жизнь и взгляд женщины на мир, условия и возможности ее социализации. В женской картине мира выделяются следующие семантические области (в скобках указано количество единиц):
- Замужество (91).
- Родственные отношения (25).
- Материнство, деторождение и воспитание (31).
- Любовь и привязанность (35).
- Типичная деятельность и самоощущение (26).
- Проявление своей воли (18).
- Область, названная нами псевдоженским голосом, или имитацией женской речи, которая по сути также отражает андроцентричность языка и стереотипное представление женщины как существа нерационального, нелепого, недальновидного и в общем неполноценного (16 единиц).
Продай, муж, лошадь да корову, купи жене обнову.
В чем в церковь хожу, в том и квашню мешу
В группах 1-6 просматриваются соответствия общим представлениям о женской речи: отнесенность к эмоциональной сфере, частое употребление уменьшительных форм (Homberger, 1993; Земская, Китайгородская, Розанова, 1993). Доминируют фатальность и незащищенность. В количественном отношении подгруппа “Замужество” превосходит все остальные. Примечательно преобладание в синтаксисе входящих в эту подгруппу пословиц придаточных уступительных, выражающих готовность мириться с жизненными неурядицами во имя частичного благополучия:
Хоть бита, да сыта.
Хоть за лысого, да близко.
Хотя за нищего, да в Татищево.
Высока также частотность противопоставительных союзов, вносящих в пословицу семантику обманутого ожидания.
Приданое в сундуке, а урод на руке.
Говорю мужу-ворогу: не бей меня в голову, а он кол да кол.
Общая картина замужества часто окрашена в минорные тона: оно воспринимается как необходимость и приобретение хотя бы минимальной защищенности, отсутствующей у женщин вне брака:
Когда овдовеешь, тогда-то и мужа помянешь.
С мужем нужда, без мужа и того хуже, а вдовой да сиротой хоть волком вой.
Доминирует образ несвободы, связанности:
Покроют головушку, наложат заботушку.
Невольное замужество не веселье.
Как наденут венец — всему конец.
Резко разграничены две фазы жизни женщины — девичество и замужество. Замужество воспринимается в большинстве случаев как неизбежная тягость, но и как необходимая метаморфоза:
После Покрова не будешь такова
Наличие единиц с семантикой метаморфозы и смерти позволяет говорить об отражении в русской паремиологии архетипа Коры (по Юнгу), согласно которому свадьба для невесты отождествляется со смертью и последующем воскрешением. Безусловно, на возникновение пословиц этой группы оказал влияние и коллективный опыт, согласно которому замужество — это разлука с близкими и тяжелый домашний труд. Вместе с тем на следы мифологического мышления и пересечение в коллективном сознании семантических полей “Свадьба” и “Смерть” указывает описанный Н. И. Костомаровым обряд: “Брачною комнатою избирался сенник, часто нетопленый. Необходимо было, чтобы на полке не было земли, чтоб, таким образом, брачная спальня не имела никакого подобия с могилой” (Костомаров, 1993: 215).
Положительно коннотированных пословиц значительно меньше. В них подчеркивается существенная для женщин сторона — защищенность:
Хоть плох муженек, а завалюсь за него — не боюсь никого!
Побереги Бог мужа вдоль и поперек, а я без него ни за порог.
В этой подгруппе отмечен также ряд пословиц, имеющих интенцию предупреждения или рекомендации:
Замуж выходи, в оба гляди.
На красивого смотреть хорошо, а с умным жить легко.
В подгруппе “Любовь, привязанность” констатируется абсолютная необходимость наличия любимого человека (“милого”). Лишь в ряде случаев — С милым в любви жить хорошо — возможно предположение о том, что речь идет о замужестве. В пословицах этого типа доминируют готовность к самопожертвованию — Ради милого и себя не жаль; За милого и на себя поступлюсь — и крепость эмоциональных уз — Забудется милый, так вспомнится; Не мил и вольный свет, когда милого нет.
Замужество и эмоциональная привязанность не являются идентичными, что подтверждает результаты исследований в области гендерной истории (Человек в кругу семьи, 1996), на документальном материале показавших, что институт брака имел преимущественно экономический характер и мало соотносился со сферой человеческих эмоций и привязанностей.
Характерно присутствие в подгруппе, описывающей эмоции, большого количества безличных и неопределенно-личных конструкций — Забудется милый, так вспомнится, — отражающих некоторую самопроизвольность событий в русской ментальности (см. Вежбицкая, 1996).
В группе пословиц, относящихся к родственным отношениям, женщина выступает в нескольких социальных ролях: мать, сестра, дочь, золовка, свекровь, теща, бабка/бабушка, кума. В. Н. Телия предлагает считать родовым понятием концепт “женщина/баба”, а все остальные концепты, в том числе и семейный статус, — видовыми (В. Н. Телия, 1996, с.261). На наш взгляд, в картине мира, создаваемой русской паремиологией, присутствуют два неиерархичных по отношению друг к другу концепта — ”женщина/баба” и “мать”.
Концепт “женщина/баба”, в большом количестве случаев коннотирован отрицательно и близок к семантическому полю “зло, опасность”.
В особенности это относится к словам баба/жена.
Так, жена чаще злая, чем добрая (соответственно 61 и 31 единица):
Злая жена сведет с ума
Всех злыдней злее злая жена
8 единиц допускают возможность существования добрых и злых жен:
Добрая жена — веселье, а худая — злое зелье
Андроцентричное “Я” языка наделяет женщину рядом прототипических черт, создающих негативный стереотип:
- Слабый и нелогичный ум и инфантильность в целом, отнесение к категории не вполне дееспособных лиц:
Бабьи умы разоряют домы
Волос длинный, а ум короткий
И баба смекает, что ребенка качает.
О деле, требующем рассудка, говорят: «Это тебе не веретеном трясти», (имплицируется понятие “женская работа ума не требует”).
Пословиц, констатирующих недостаточность женского ума, обнаружено нами 35; положительную оценку дают 19 пословиц. Вздорность и взбалмошность как следствие нелогичности, то есть умственной недостаточности, констатируют 66 единиц. Поэтому, несмотря на наличие высказываний, высоко оценивающих женский ум (Кум говорит наобум, а кума — бери на ум; Женский ум лучше всяких дум), прототипической чертой является все же ограниченность женского интеллекта. Эта черта показана В. Н. Телия на материале фразеологических сочетаний русского языка (Телия, 1996, с. 267). В русской паремиологии это не просто констатация факта, но часто и прескрипция: женский ум, даже если он есть, — явление нетипичное, и, видимо, нежелательное:
Умную взять — не даст слова сказать.
Грамотницу взять, станет праздники разбирать
- Вздорный и непредсказуемый нрав:
Ехал бы прямо, да жена упряма.
С бабой не сговоришь (не убедишь).
Где две бабы, там судел (схватка), где три — там содом.
- Опасность, коварство:
Не верь жене в подворье, а коню в дороге
Жена ублажает, лихо замышляет.
- Болтливость.
Языком метет, что коклюшками.
У баб только суды да ряды.
Бабья вранья и на свинье не объедешь.
В этой связи процессу женского говорения приписывается малая ценность. Примечательно, что сочетание слов баба/женщина и говорить практически не встречается. Женщины брешут, метут языком, бредят, талдычат, врут, сплетничают:
Не утерпела баба, провралась!
Поехала кума трубить по городу
Шила и мыла, гладила и катала, пряла и лощила, а все языком
Не ждет баба спроса, сама все скажет
Бабий язык — чертово помело.
- Женщины и женская деятельность противопоставлены мужчинам и мужской деятельности как правильное и неправильное. Оппозиция “правое — левое” как “правильное и неправильное”, “норма и отклонение”, свойственная многим культурам, явственно прослеживается и в русской паремиологии. Основная сема здесь — нелепость, неправильность женского поведения:
Муж в дверь, а жена в Тверь.
Мужичий ум говорит: надо; бабий ум говорит: хочу.
Примечательно, что пословицы этой группы в большинстве случаев выражают вполне логичное намерение в первой части и неудачный результат во второй:
Ладили баба в Ладогу, а попала в Тихвин
Разголосилась баба по чужому покойнику.
Тетушка Мосевна до всего села милосердна, а дома не евши сидят.
Пошла по масло, а в печи погасло
Присутствует также модель: мужчина/муж совершает действие А, баба/жена совершает действие Б, где А — важное или тяжелое дело, Б — действие или реакция, не соответствующая или прямо противоположная А:
Флор плачет, а жена скачет
Муж по дрова, а жена со двора
В ряде случаев, однако, муж и жена меняются местами:
Иван в дудку играет, а Марья с голоду помирает
Иногда называние женщины и мужчины заменяется переносом их качеств на предметы их деятельности или характерологические признаки внешности:
Семеро топоров под лавкой лежат, а две прялки врозь.
Топор как принадлежность мужского труда и прялка как атрибут женской работы олицетворяют мужчин и их уживчивость и женщин с их вздорностью.
Негативное отношение к женщине переносится и на предметы и инструменты женского труда: Знай, баба, свое кривое веретено!
Заметим, что веретено не имеет кривизны, и слово кривое выражает не свойство предмета, а отношение к нему и к тому, кто им пользуется.
- Внешность не существенна, но важна хозяйственность. Работе и хозяйственности как необходимым женским качествам посвящены 184 единицы:
Не та хозяйка, которая говорит, а та, которая щи варит
Непосредственно внешности посвящены 53 единицы, 11 из них подчеркивают вторичность красоты и первичность хозяйственных или нравственных качеств:
С лица не воду пить, умела б пироги печь
Не пригожа, да пригодна
Красота приглядится, а щи не прихлебаются
Собой красава, да душа трухлява
Не будь красна и румяна, а чтобы по двору прошла да кур сочла
Остальные единицы, относящиеся к этой группе, не столько предписывают женщине быть красивой, сколько констатируют факт (Хороша, как писаная миска); они могут относиться и к мужчинам: Он красным девушкам во сне снится
или иметь иронический смысл: Не к роже румяна, не к рукам пироги.
Перейдем теперь к анализу концепта “мать”. Мать — символ положительного, она защищает, оберегает. Отношение к ней принципиально иное. Пословицы, содержащие слово “мать”, “матушка” делятся на интроспективные и отражающие позицию коллективного языкового “Я”. Интроспективная подгруппа, где высказывания производятся с позиции самой женщины, говорит о тяжести, трудности материнства, заботе и ответственности, связанных с материнством и воспитанием:
Не устанешь детей рожаючи, а устанешь на место сажаючи.
Детушек воспитать — не курочек пересчитать.
Огонь горячо, а дитя болячо.
Примечательно, что в интроспективной подгруппе четко просматриваются и социальные ограничения на факт деторождения: значительное количество пословиц рассматривает рождение ребенка как раскрытие тайны, неотвратимый выход на свет “греха”:
Как ни таить, а само заговорит (как родится).
И году не протаишь: девятый месяц все скажет.
Чрево все грехи скажет.
Материнство таким образом связано не только с социальным престижем, но и с девиантным поведением и фатальными для женщины, нарушившей социальные нормы, последствиями.
Материнство с точки зрения коллективного (и андроцентричного) “Я” рассматривается по-иному. Мать выступает как источник комфорта, заботы. Она противопоставляется мачехе и иногда даже кормилице:
Мать кормилица, а кормилица не мать.
Концепт матери связан с понятиями эмоционального тепла, внимания, заботы. Коллективное “Я” находится внутри материнской заботы:
Нет лучшего дружка, чем родная матушка.
От солнышка тепло, от матушки добро.
Учень жену бьет, а баловень мать.
Базой сравнения являются семы тепла и света. На наш взгляд, концепту “мать” также присуща объектность, но мать как объект коннотирована главным образом положительно.
Нет, однако, противопоставления мать — мужчина, единичны противопоставления мать — отец. Значительно чаще сочетание мать — отец, “сохраняя синтаксическую самостоятельность, выражает одно сложное представление” (Аникин, 1996, с. 299). А. А. Потебня видел в этом явлении прием обобщения: хотя такие слова-пары “не выходят за объем, определенный их сложением, но тем не менее они обобщают входящие в них частные…, рассматривая их как одно и располагая приписывать этим частным как совокупности лишь общие признаки” (Потебня, 1968, с. 415). Нет также ни одной пословицы, где у матери обнаруживаются стереотипные женские черты: сварливость, отсутствие интеллекта, болтливость, “неправильность” в целом (принадлежность к “левому”, то есть отклоняющемуся от нормы).
В андроцентричной части корпуса пословиц и поговорок сверхположительно коннотировано понятие “Мать” и скорее отрицательно — понятие “женщина/жена/баба.
Последняя из обнаруженных нами семантических групп пословиц относится к проявлению женщинами своей воли. Социально воспроизводимая зависимость и незащищенность женщины, исключение ее из всего многообразия социальных отношений предполагает в первую очередь лишение женщины воли и свободы.
Жене волю дать — добра не видать. — Пословицы этого типа весьма многочисленны. Из них явствует, что женское пространство ограничено в прямом и переносном смысле. Не давать женщине воли — это лишить ее возможности принимать решения, а также — ограничить ее в пространстве. Семантика русского слова “воля” включает как понятие личной свободы, так и понятие неограниченности пространства: привольная степь, вольный ветер, то есть ветер, свободно перемещающийся в пространстве.
Замкнутость женского пространства подчеркнута:
Держи деньги в темноте, а девку в тесноте
Тем не менее целый ряд пословиц фиксирует наличие воли, самостоятельности женщин и своего взгляда на мир:
Утро вечера мудренее, жена мужа удалее.
Княжна хороша, и барыня хороша, а живет красна и наша сестра.
Моя коса, хочу совью, хочу распущу.
Особенно интересны пословицы и поговорки, а также встречающиеся в них словосочетания типа
Утро вечера мудренее, жена мужа удалее
Буйну голову платком покрыть
Они включают в свой состав лексемы, которые в народных, фольклорных текстах чаще всего сочетаются с положительно коннотированными существительными, обозначающими мужчин (ср.: удалой молодец; сложить буйну голову (на поле брани)) и имплицирующими волю, активность, а не пассивность.
Обобщая рассмотрение материала, можно заключить следующее:
- Андроцентричность в русской паремиологии имеет место. Наиболее четко она выражена пословицах и поговорках, отражающих мужской взгляд на мир и в главенства мужчины. Однако образ женщины на аксиологической шкале коннотирован отрицательно далеко не всегда. Можно говорить скорее о тенденции, чем об однозначно негативном отношении. Отрицательные стереотипы-прескрипции в русской паремиологии предлагаются для концепта “жена/баба”, а не для концепта “мать”. Четкое неприятие имеет место лишь в отношении процесса женского говорения. Он коннотирован практически только отрицательно.
- Наличие “женского голоса” и женского мировидения в картине мира, создаваемой русской паремиологией, неоспоримо. На наш взгляд, картина мира, отражаемая женским языковым “Я” передает не природные, имманентные женщине области действительности, а показывает, в каких сферах общественной жизни и социальных институтах участие женщины допускалось и в какой степени. “Женский голос”, в котором преобладают печаль, выбор из двух зол меньшего, страдание, но и эмоциональность, гуманность, лишь подчеркивает неудобство для женщин этой вынужденной замкнутости в узкой сфере социальных рестрикций. Вместе с тем имеет место решительность, проявление своей воли»/13/.
Мужская картина мира на материале корейской паремиологии
В исследованиях корейских паремий мы пошли по тому же пути. Среди 3000 пословиц и поговорок гендерно значимыми оказались 100 единиц. По результатам анализа языкового материала выяснилось значительное превосходство количества единиц с отрицательной коннотацией над количеством единиц с положительной коннотацией.
Как и в исследованиях русских паремий, большая часть корейских пословиц и поговорок относятся к женщине: жене, бабе, девушке, золовке, невестке, матери и т.д.
По принадлежности к семантическим группам:
Супружество — 33 ед.
Девушка, невеста — 5 ед.
Материнство — 7 ед.
Качества женской личности — 20 ед.
Социальные роли — 35 ед. (мать, жена, невеста, теща, вдова и т.д.)
При анализе языкового материала первой группы выяснилось, что женщина, в роли жены в основном представлена отрицательно. Жена, по мнению корейцев, имеет следующие качества: неумение хранить секреты, сварливость, мотовство, своеволие, ревнивость, леность и т.д.
2739 Сотŏрŏ хан марын ан надо чхŏдŏрŏ хан марын нанда.
‘Сказанное корове не разнесется, сказанное жене разнесется’/15, с.251/.
2652 Ириль чихоанын месиджуе иль нен чихоанын хепчхак хоае ильсэң чихоанын сŏңак чхŏра.
‘От утренней попойки мучений на день, от тесной обуви мучений на год, от сварливой жены мучений на всю жизнь’/15, с.244/.
2545 Нёпхенне хоальсохамён поро тырёдо сируе муль путгирa
‘Если жена мотовка, то гнаться за заработками все равно, что лить воду в сиру’/15, c. 236/
1848 Ыйждотхагинын сиабоджирыль ппям чхигетта.
‘Такая боевая, что и свекру пощечину даст’/15, c.186/
2502 Кегенын сильтхохедо пуинегенын сильтхо малла.
‘Откровенничай с собакой, но не откровенничай с женой’/15, c.233/
649 Амтхак унда.
‘Поет курица’/15, c.98/
783 Мокджи анын чоңгоа тхуги омнын ане.
‘Раба бы не прожорливого, жену бы неревнивую’/15, с.180/.
2292 Чыңхан кеджип перыль поре нокхо кут кугең канда.
‘Ленивая жена наладит ткацкий станок и идет смотреть на камлание шаманов’/15, с.218/.
2291 Джынхан иеминэ патхирангман сенда.
‘Ленивая жена только грядки считает’/15, c.218/
2191 Сиат ссауменын тольпучходо тора аннында.
‘Жена с наложницей дерутся – даже каменный Будда отворачивается’/15, c.212/
Говорится о несвоевременных поступках жены:
122 Маль тхеуго посон копнында.
‘Усадив мужа на коня, штопает ему носки’/15, c.58/
Также выявлено пренебрежительное отношение к жене:
2862 Моксуга аненын пиле джуодо ёнджанын ан пиле джунда.
‘Плотник жену уступит, а инструмент не уступит’/15, c.262/
Жена не достойна похвалы:
2750 Онтхоныро сенгин ном кеджип чаранг панпхеныро сенгин ном часик чаранг.
‘Дурак хвалится женой, а умный хвалится детьми’/15, c.252/
2757 Че чарангханын ном пан моджориго пуин чарангханын ном сангмоджорида.
‘Кто хвалит себя, то дурак наполовину, а кто хвалит жену, тот круглый дурак’/15, c. 253/
С одной стороны корейские паремии характеризуют отношения между мужем и женой как близкие, а с другой стороны нет:
2149 Пубу ильсинира.
‘Муж да жена – одна душа’/15, c.209/
2150 Пуини намира.
‘Жена что чужая’/15, с.209/.
То, какую выберет мужчина себе жену, определяет дальнейшую его жизнь:
2631 Анерыль чальмот маннамён тангдэ уонджу.
‘Плохую жену возьмешь – врага на всю жизнь иметь будешь’/15, c.242
2630 анерыль чаль маннагоя хануи пхёнанхада.
‘Возьмешь хорошую жену – всю жизнь в покое проживешь’/15, c.242
Но все же подчеркивается важная роль жены в семье:
2628 Ан инсими чоая паккаль рянгбан чхуриби нольпта.
‘Если жена добра к людям, то у мужа широкие знакомства’/15, c.242/
2446 Ане маль ан тыннын нампхени опта.
‘Нет мужа, который не послушался бы своей жены’/15, c.229/.
Что же касается второй группы, там, где женщина выступает в роли молодой девушки, большое значение отводится красоте девушки и девушка видится уже как будущая жена, невестка.
Супружество, семья, как и в русских паремиях, рассматриваются не как изолированная часть общества, а в тесном взаимодействии с остальными членами рода. Отсюда — широкая представленность родителей мужа и жены, бабушек и дедушек, сестер мужа. Но жизнь женщины представлена практически лишь деятельностью в домашнем хозяйстве и заботами о семье.
Женская картина мира.
Как и в русской паремиологии, в корейской также ясно различим «женский голос», отражающий жизнь и взгляд женщины на мир. В женской картине мира выделяются следующие семантические области
- Замужество (5).
- Родственные отношения (16).
- Материнство, деторождение и воспитание (8).
- Любовь и привязанность (2).
Примечательно, что первая группа женской картины мира представлена очень скудно, по сравнению с той же группой, но мужской картины мира.
В этой подгруппе отмечен также ряд пословиц, имеющих интенцию предупреждения или рекомендации, имеет место отрицательный образ мужа, а также женщина проявляет своенравный характер.
2538 нампхёныль чаль мот маннамён тангдэ уонссу
‘Если попадется плохой муж – враг на всю жизнь’/15, c.235/
2811кочхуджан танджига ёль турирадо собангним пиурыль мот матчхунда
‘ Имей хоть дюжину разных кувшинов с соей и с перцем, все равно не угодишь мужу’/15, c.258/
1791 камамок чикхирё оанна?
‘ Разве я пришла сторожить твой очаг? (жена мужу)’ /15, c.281/
1840 сиджипсари мотхамё понгаджипсари хаджи
‘Не уживусь в доме мужа – послужу в родительском’/15, c.285/
В количественном отношении подгруппа “Замужество” не превосходит все остальные, как в русской паремиологии. Это наводит на мысль о том, что возможно замужество для корейской женщины все-таки не было столь тягостным.
В группе пословиц, относящихся к родственным отношениям, женщина выступает в нескольких социальных ролях: мать, сестра, дочь, золовка, свекровь, теща, невестка. Особенно много пословиц и поговорок, где выражается отношение свекрови к своей невестке. И в большинстве случаев они носят отрицательный характер.
2870 ёль сауи миун де опко уе мёныри коун де опта
‘У десяти зятьев все мило, у одной невестки все противно’/15, c.262/
2713 тульчче мёнырирыль сама погоя матмёныри мудонхан джуль анда
‘Когда в доме появится вторая невестка, тогда оценишь доброту первой’/15, c.249/
1268 мёныри миуника пальккумчхига тальгяль катта
‘Когда не любишь невестку, так и пятки ее кажутся похожими на яйца’/15, c.141/
Но встречаются и положительные:
2121 Хорошая невестка заменит сына. /15, c.207/
Но на лицо факт, что для женщины было радостью смерть свекрови, что говорит о том, что отношения между свекровью и невесткой совершенно не складывались. Примечательно то, что девушка, натерпевшись в свое время от свекрови, сама, становясь свекровью, делала все, чтоб невестке «жизнь медом не казалась».
695 сиомиги чугыни анпанги нэчхаджи
‘Умерла свекровь – теперь я хозяйка женской половины дома’/15, c.101/
2578 мёныри чарасо сиоми туени сиоми тхи то хада
‘Невестка состарится — становится свекровью, да хуже самой свекрови’/15, c.238/
Не складывались отношения у женщины и с сестрой мужа:
2871 ёль сиаси мипчи анко хан синуига мипта
‘Не так противны десять любовниц мужа, как одна золовка’/15, c.262/
1858 ттеринын сиоми миун госи анира маллинын синуига мипта
‘Противна не свекровь, которая бьет, противна золовка, которая ее удерживает’/ 15, c.287/
Если в русской паремиологии видно, что жена бывает бита мужем, то из последней поговорки видно, что женщину в корейской семье бил не муж, а свекровь.
На наш взгляд, в картине мира, создаваемой корейской паремиологией, также как и русской, присутствуют два неиерархичных по отношению друг к другу концепта — ”женщина/баба” и “мать”.
Так Женщине/бабе присущи следующие черты: распутство, недостаточность женского ума, болтливость, опасность, коварство:
2506 ёль собан сакуиджи мальгохан собан сагуира
‘Не водись с десятью мужчинами, а водись с одним’/15, c.203/
2226 ёль голь хоаллянги хан голь чиоми туенда
‘Известная в десяти уездах распутница когда-нибудь станет женой в одном из этих уездов’/15, c.214/
2492 чхон киль муль согын арадо кеджип маымын морында
‘Глубину реки в тысячу киль узнаешь, а душу женщины нет’/15, c.232/
2542 нёджа сесимён джангыль ирунда
‘Когда соберутся три женщины, начинается базар’/15, c.236/
2044 кеджибын сангыль тыльго мунджипаныль коннымёнсо ёль ту гаджи сенгакханда
‘Женщина, переступая порог с обеденным столиком в руках, двенадцать дум передумает’/15, c.202/
2043 кеджибе марын онюоредо сорига чхинда
‘Бабья брань – то же, что иней летом’/15, c.202/
2340 нёджанын нункирыль джосимхара
‘Женщина, взгляды свои бросай осторожно’/15, c.221/
Мать же в корейской парепиологии выступает как символ заботы, бесконечной любви, самопожертвования. Нет также ни одной пословицы, где у матери обнаруживаются перечисленные выше женские черты.
2224 оми сони яксонида
‘Рука матери – рука целительная’/15, c.214/
2448 оми саранг манхан ке опта
‘Нет ничего сильнее материнской любви’/15, c.229/
2777 хюнгнёне аи пенын тхиджё джукко омонинын кульмо чукнында
‘В голодный год ребенок умирает от переедания, а мать от голода’/15, c.254/
Для Женщины очень важно материнство и готовится к нему она с большим усердием.
229 сиджипто ан касо пхотеги чангманханда
‘Еще замуж не вышла, а уже пеленки готовит’/15, c.65/
242 эдо ан нахко пхотеги чангманханда
‘Не родив ребенка, уже готовит пеленки’/15, c.66/
Но, там где женщина еще молодая мать, все-таки присутствует некоторая инфантильность, не до конца осознана новая роль, невнимательность.
250 Обын аи чхатки
‘Искать ребенка, сидящего на спине’/15, c.67/
251 Обын аи самиут чханында
‘У трех соседей ищет ребенка, сидящего на спине’ /15, c.67/
Завершая рассмотрение материала корейского языка, проведем некоторые обобщения:
- Доминирует андроцентричный взгляд на гендерные отношения. Налицо выраженная гендерная асимметрия: женщины представляются с точки зрения их отношения к жизни мужчин. Оценка женщин и женской деятельности производится с позиции их полезности и необходимости для мужчин. Положительно оцениваются материнство, хозяйственность, привлекательность, юность.
- Создавая усредненный образ женщины, немецкая фразеология в качестве прототипических подчеркивает ее отрицательные черты. Типично женские качества оцениваются главным образом отрицательно.
В семантических областях, где доминируют типично женские качества, вероятность негативной оценки выше.
Сопоставление данных русской и корейской паремиологии.
Сравнение гендерно релевантных образов дает основания ставить вопрос о некоторых различиях в картине мира корейского и русского языкового сообщества:”несовпадение в интерпретации определенных фрагментов действительности фиксируется в языке различных языковых сообществ. При этом некоторые из этих концептуальных различий могут оказаться культурно значимыми”(Добровольский, 1997, с.41). Контрастивный анализ, по Добровольскому, и является одним из способов установления культурно значимых различий.
По многим параметрам отражение женщины в языковой картине мира обоих языков обнаруживает общие черты.
- Первым по степени важности следует расположить андроцентричность (ориентированность языка на дефиниции и оценки, производимые с точки зрения мужчин). И корейская, и русская паремиология представляют несвободный образ женщины, где ее ипостаси жестко разграничены по семантическим областям в зависимости от отношения к мужчинам: девушка, невеста, жена, мать, домохозяйка, старуха, вдова и т.п. Женщины, их характер и деятельность определяются как “Иной”, “Другой”, составляя один из полюсов более общей оппозиции “Свое — чужое”.
- С пунктом 1 связана более низкая оценка женщины как в русском, так и в корейском языках.
При этом доминирование мужчины четче просматривается на русском материале.
- И в том и в другом языках женщина часто выступает как объект действия, предмет потребления. Положительные характеристики женщин относятся в основном к сферам, где они оказываются полезны для жизни мужчин.
- В обоих языках образ женщины противоречив: и корейский, и русский языки обнаруживают четкую полярность в характеристике представительниц второго пола. Оценки основаны во многих случаях на функционально обусловленных противопоставлениях “добрая — злая”, “чоын — наппын”.
- Кроме указанных случаев, женский образ присутствует во многих жизненно важных семантических областях. Однако наиболее часто он соотносится с семантическим полем “зависимость”, “несамостоятельность”. В русском языке это наиболее четко просматривается в сфере сватовства и в сговоре, главной метафорой которого является товар — купец. Часта встречаемость слов запродана, отдана и т.п., подчеркивающих несамостоятельность женщины.
- В обоих языках значительная часть материала, представляющего собой моральные, нравственные предписания, относится к женщинам. В русском, однако, это касается и мужчин.
- И в корейском, и в русском языках очень четко разграничено деление на категории, основанием которых является возраст женщины. Но в русском языке группы фразеологических единиц, описывающие молодую девушку, особенно в роли невесты, относятся к самым многочисленным.
- Сходство отмечено и в оценке и дефиниции типично женских качеств: слабом интеллекте, сварливости, болтливости. В русском материале ярче выражено нежелание позволить женщинам высказаться.
Несмотря на ряд сходных черт, анализ показал и весьма существенные различия в отображении корейским и русским языками концепта “женщина”.
- Прежде всего отметим резкую количественную разницу (более 1800 ФЕ в русском и менее 100 в корейском).
- Обращает на себя внимание также тот факт, что образ женщины представлен в русском материале значительно шире не только в количественном, но и в качественном отношении: отражены разнообразнейшие социальные роли, степени родства, этапы жизни женщины, ее разнообразные задачи и умения (невеста, мать, жена, сестра, сваха, теща, свекровь, невестка, золовка, хозяйка, мачеха, кума, попадья и т.д. Это резко отличает русский фразеологический материал от корейского. Известно (Лакофф, 1988), что количество номинаций концепта в языке прямо пропорционально его культурной значимости для данного народа. Поэтому можно сделать вывод о большей значимости женщин и женской деятельности для русской культуры.
- Еще одной важной особенности русской паремиологии — наличию в ней женского голоса. На корейском материале нами также обнаружено это явление. Но оно не выражено так ярко как в русском. Женский голос выражает сильную антиандроцентричную тенденцию, присущую русскому языку: он аккумулирует наблюдение за бытием “от первого лица”, от лица женщины. Женский голос создает автопортрет, выражает женский взгляд на мир, с одной стороны ограниченный социальными рестрикциями, с другой — являя собой проявление женской воли, самостоятельности. Русская паремиология весьма отрицательно относится к самому процессу женского говорения. Как уже указывалось, слова женщина/баба и говорить встречаются в одном синтагматическом ряду редко. Почти всегда говорить замещают его отрицательно коннотированные синонимы: брехать, врать, талдычить, сплетничать. На этом фоне вхождение женского голоса в фразеологический фонд русского языка еще более значимо.
- В рассмотренном русском материале шире, чем в корейском представлены также высказывания, лишенные оценки и отражающие типичные для женщин сферы деятельности и занятия.
- Не менее важен факт, что в русской паремиологии более ранних временных пластов внешность женщины не имеет решающего значения. Корейские фразеологические единицы, напротив, придают этим качествам высокую значимость. Следует, однако добавить, что значимость внешней привлекательности в диахроническом аспекте оказалась изменчивой. Так, Русский ассоциативный словарь обнаруживает высокую встречаемость реакции “Красивая” на стимул “Женщина” у испытуемых обоего пола. Словарь же В. Даля отражает значимость красоты главным образом для юной девушки на выданье
- Оказалось, что русский язык в части паремиологии дает гораздо более развернутую картину женской работы и трудовой деятельности в целом, нежели корейский.
- Далее, к числу существенных различий относится разный “взгляд” на отношения между полами, отраженный в исследуемых языках. В русском четко выражено резкое противопоставление полов, в то время как на материале корейского языка исследование это выражено не столь резко. Мы предвидим возможные возражения. Действительно, в ряде работ (В. Ерофеев, 1998, Tafel, 1997) утверждается высокая степень негативной коннотированности концепта “Женщина” в русском языке.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Итак, язык является не только средством общения, но также орудием мышления и инструментом познания, отражением картины мира. Различные языки не просто по-разному обозначают один и тот же предмет, а отражают разные видения этого предмета, т. е. национальное видение мира. Соответственно каждый народ (этнос), каждая лингвокультурная общность обладает своей национальной картиной мира, которая формирует тип отношения человека к миру, природе, другим людям, самому себе как члену этого общества, определяет нормы поведения, в том числе речевого поведения человека в обществе. Национальная картина мира определяет национальную языковую картину мира данного этноса.
Языковая картина мира – это своего рода мировидение через призму языка, это упорядоченная, социально значимая система языковых знаков, содержащая информацию об окружающем мире, это отражение объективной действительности средствами конкретного языка.
Язык – сокровищница национальной культуры народа, говорящего на этом языке. Весь жизненный опыт и все достижения культуры фиксируются в языке, находят в нем зеркальное отражение. Национальный компонент значения обнаруживается в единицах всех уровней языка, но особенно четко он прослеживается в лексике, фразеологии, афористике, правилах речевого этикета, текстах и т. д.
Познать национальную картину мира на изучаемом языке – значит проникнуться миропониманием народа – его носителя, вникнуть в его языковое сознание, понять мировоззрение народа, создавшего этот язык.
Усвоение национальной языковой картины мира другого народа в свою очередь способствует формированию языковой личности, т.е. личности, не просто владеющей языком как кодом, а усвоивший нравы, обычаи, культуру – менталитет народа — носителя языка.
Пословицы и поговорки, являясь атрибутом народного фольклора, и в свою очередь, атрибутом культуры данного народа, несут в себе отражение жизни той нации, к которой они принадлежат, это образ мыслей и характер народа.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
- Ельмслев Л. Пролегомены к теории языка, 1999. – с. 132
- Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры, М., 2001
- Ислам А. Язык в контексте национальной культуры. Алматы-Астана, 2003. – с. 221
- Кукушкина Е.И. Познание, язык, культура. М., 1984. – с. 174
- Гумбольдт В. Избр.труды по языкознанию. М., 1984. – с. 69
- Добровольский Д.О. Национально-культурная специфика во фразеологии.//ВЯ 1997 №6 с. 39
- Маслова В.А. Указ.соч. М., 2001. – с.66
- Корниенко Е.Р. Язык как своеобразный носитель культуры нации//Язык и культура//Мат-лы III межд.конф. К., 1994 — с.86
- Манакин В.Н. Языковые картины мира в перспективах контрастивной лингвистики//Языки Культура//Мат-лы II межд. Конф. К., 1994 — с.79
- Роль человеческого фактора в языке. Отв. ред. Серебренников Б.А. М., 1988.
- Тер-Минасова С.Г. Язык и межкультурная коммуникация. М., 2000
- Широканов Д.И., Алексеева Е.А. Стереотипы и динамика мышления. Минск, 1993.
- Кирилина А. Гендерные стереотипы по данным языка // Гендер: лингвистические аспекты. — М.: Институт социологии РАН, 1999. – с. 180
- Федоренко Н.Т., Сокольская Л.И. Афористика. – М: Наука, 1990. – 419с.
- Корейские народные изречения. На корейском и русском языках. Сост., пер., примеч. и предисл. Лим Су. М.: Наука, 1982. – 359 с.
