Дипломная работа: Особенности авторского перевода В. В. Набокова

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РЕСПУБЛИКИ КАЗАХСТАН

КАЗАХСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМЕНИ АЛЬ-ФАРАБИ

Ф и л о л о г и ч е с к и й ф а к у л ь т е т

Кафедра Теории художественного перевода и литературного творчества

Д И П Л О М Н А Я Р А Б О Т А

Особенности авторского перевода В. В. Набокова

СОДЕРЖАНИЕ

СОДЕРЖАНИЕ………………………………………………………………… 2

РЕФЕРАТ……………………………………………………………………….. 3

ВВЕДЕНИЕ……………………………………………………………………… 5

Глава I ТИПОЛОГИЯ ПЕРЕВОДОВ. АВТОРСКИЙ ПЕРЕВОД.

1.1 Типология переводов в современном переводоведении..……….. 7

1.2 Особенности авторского перевода…………………………………12

Глава II В.В. НАБОКОВ- АВТОР И ПЕРЕВОДЧИК

2.1 Жизнь, художественное творчество и переводческая деятельность В.В.Набокова……………….………….……. 15

2.2 Работа В.В. Набокова над переводом «Слова о полку Игореве»……………… 18

2.3 Работа В.В. Набокова над переводом «Евгения Онегина» ………….………..………………… 24

2.4 Выразительные средства и стилистические приемы изпользуемые В. Набоковым в оригинале и переводе романа «Приглашение на казнь»……….

2.5 Авторский перевод романа «Лолита» ….…………………………31

ЗАКЛЮЧЕНИЕ…………………………………………………………………39

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ…………………………….42

РЕФЕРАТ

Актуальность темы:На протяжении всей своей творческой жизни Владимир Набоков никогда не был обделен вниманием исследователей, интерес к его творчеству с тех пор только возрастает. Однако если достижения в изучении творчества писателя с литературоведческих позиций явно ощущаются, то язык писателя остается практически неизученным

Объем работы: 43

Структура работы: Настоящая дипломная работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы.

Количество использованных источников:

Методологической базой исследования являются труды, посвященные теории перевода, авторами которых являются В.Н.Комисаров «Савременное переводоведение»(2004г.),Л.С.Бархударов «Язык и перевод»(1975г.),А.В.Федоров «Основы общей теории перевода»(1983г.), творчеству и переводам В.В. Набокова, З.А.Шаховская «В поисках Набокова»(1991г.),Н.Анастасьев,Ю.Давыдов «Набоков и «набоковцы»»(1989г.),А.С.Мулярчик «Русская проза В.Набокова»(1997г.), А.М.Зверев «Набоков»(2001г.).

Перечень ключевых слов и выражений, характеризующих содержание работы: типы переводов, авторский перевод, художественный перевод, эквивалентный перевод, автор-билингв, индивидуальный стиль, лексические и грамматические трансформации, мастерство.

Предмет исследования: автопереводы ВНабокова и способы их передачи

Объект исследования:«Слово о полку Игореве»,»Евгений Онегин» Пушкина и роман В.В. Набокова «Лолита».

Цель исследования: изучение особенностей переводов и автопереводов Набокова В.В.

Задачи исследования:

изучить типолгию переводов в современном переводоведении;
составить характеристику авторского перевода
изучить переводческую деятельность В. Набокова;
выявить стилистические особенености русскоязычной и англоязычной прозы В. Набокова;
изучить индивидуально-авторские приемы перевода романов В.Набокова «Приглашение на казнь» и «Лолита».

Методы исследования: сравненительный анализ, определяется спецификой предмета,поставленными задачами,в качестве основного используется метод сопоставительного анализа перевода и оригинала, в работе применяются и другие методы исследования системного анализа,эвристический.

Полученные результаты: в данной работе мы

изучили типолгию переводов в современном переводоведении;
составили характеристику авторского перевода
изучили переводческую деятельность В. Набокова;
выявили стилистические особенености русскоязычной и англоязычной прозы В. Набокова;
изучили индивидуально-авторские приемы перевода романов В.Набокова «Приглашение на казнь» и «Лолита».

ВВЕДЕНИЕ

Данная работа посвящена анализу переводов и особенностей авторского перевода В. В. Набокова на английский и русский языки. К анализу привлекаются выполненные им переводы «Слово о полку Игореве», «Евгений Онегин» Пушкина и автоперевод «Лолита».

История литературы не знает другого примера писателя, создавшего свой индивидуальный стиль и достигшего высокого мастерства в двух разных языках. Более двадцати лет В.Набоков писал только по-русски. Уже сороколетним он начал писать по-английски. Писатель не только легко справился с теми трудностями, которые встали перед ним при переходе на английский, но и стал блестящим стилистом, переводчиком своих же произведений:«Другие берега»—«Speak, Memory», «Приглашение на казнь»—»Invitation to the Beheading»,»Дар»—»The Gift», «Подвиг»—»Glory»,»Лолита»—»Lolita»,»Пнин»—»Pnin».

В.Набоков теперь не только обращается с языком, как с орудием, но и пристально рассматривает его как бы со стороны, замечая в нем то, что при поверхностном взгляде стерто, привычно. Он воскрешает забытое и изобретает неологизмы, жонглирует каламбурами, а иногда прячет за словами их глубокий смысл [1, 63с.].

В. Набоков, неоднократно декларировавший свою приверженность буквальному переводу, на деле в собственно переводных текстах и тем более в автопереводах придерживается традиции транспонирования иноязычного текста в русский контекст. Подобный тип приспосабливания исходного текста к культурным ценностям и стереотипам переводного языка известен достаточно давно и нашел теоретическое обоснование еще в 1791 г. в работе А.Ф. Тайтлера («Essay on the Principles of Translation»). В дальнейшем этот метод разрабатывался в работах И.А.Кашкина, К.И.Чуковского, Г.Р.Гачечиладзе, Ю.Найды и др. Этноцентрическая адаптация лингвокультурного контекста станет характерной чертой для автопереводов В. Набокова. Автопереводы В. Набокова предоставляют уникальную возможность проследить трансформации, которым подвергает текст при переводе автор — билингв, творчески состоявшийся в русской и английской литературах.

                Писатель отрицал содержание в пользу формы, но именно совершенная форма позволила ему идеально воплощать содержание. » Все, что у меня есть, – это мой стиль «, – писал В.Набоков в 1925 году. Действительно, это писатель, обладающий удивительной глубиной и индивидуальностью авторского стиля, умеющий тонко и совершенно передать свои ощущения и миропонимание с помощью самого чуткого инструмента в мире – человеческого языка. Еще более удивительно то, что В.Набоков сумел найти целую гамму оттенков и создать свой собственный и неповторимый стиль не только в родном, но и в иностранном (английском) языке. Нам близко мнение Дж.Апдайка, который назвал В.Набокова «виртуозом языка», который исходно не был для него родным, одним из тех немногих писателей, которые показали, что можно сделать в литературе посредством языка и его выразительных средств. Сохранение основных стилистических средств при интерпретации и переводе художественного текста составляет одну из проблем теории переводов, заслуживающую серьезного изучения.
          Структура работы определяется целями и задачами исследования. Дипломная работа, состоит из введения, двух глав, заключения, библиографии.
          Первая глава «Типы переводов. Авторский перевод» посвящена определениям перевода551т7
          Во второй главе «Набоков- переводчик. Авторский перевод В.Набокова »анализируются переводы набокова посвящена анализу особенностей авторского перевода. посвящена краткому описанию творческого пути В. Набокова как переводчика, где прослеживается судьба основных произведений писателя. Включение данной главы в дипломную работу обусловлено необходимостью определить, какие произведения написаны на русском языке и затем переведены на английский, а какие написаны на английском и переведены на русский язык; какие произведения переведены самим автором, а какие не переведены вовсе. Кроме того, данная глава поможет понять причины обращения Набокова В. В. к такому сложному виду перевода, как самоперевод.
          В заключении представлены обобщения и выводы, полученные в результате исследования.

Глава I ТИПОЛГИЯ ПЕРЕВОДОВ. АВТОРСКИЙ ПЕРЕВОД

1.1 Типология переводов в современном переводоведении

Системный анализ переводческой практики и понятийной сферы современного переводоведения позволяет построить единую типологию переводов, обобщающую различные стороны подготовки, выполнения, презентации и функционирования перевода и соотнесенную с другими основными компонентами переводческой деятельности.

Типологизация переводов осуществляется по следующим параметрам:

по соотношению типов языка перевода и языка оригинала;
по характеру субъекта переводческой деятельности и его отношению к автору переводимого текста;
по типу переводческой сегментации и способу переработки переводимого материала;
по форме презентации текста перевода и текста оригинала;
по характеру соответствия текста перевода тексту оригинала;
по жанрово-стилистическим особенностям и жанровой принадлежности переводимого материала;
по полноте и типу передачи смыслового содержания оригинала;
по основным функциям;
по первичности текста оригинала;
по типу адекватности.

1) Переводы, выделяемые по соотношению типов языка перевода и языка оригинала:

внутриязыковой перевод — истолкование словесных знаков посредством знаков того же языка:

диахронический (исторический) перевод (перевод на современный язык исторического текста, написанного на языке предшествующей эпохи);
транспозиция (перевод текста одного жанра или функционального стиля в другой жанр или функциональный стиль).

межъязыковой перевод — преобразование сообщения, выраженного средствами какой-либо одной знаковой системы, в сообщение, выраженное средствами другой знаковой системы:

бинарный перевод (перевод с одного естественного языка на другой);
интерсемиотический перевод (перевод с естественного языка на искусственный или наоборот);
трансмутация (перевод с какого-либо искусственного языка на другой искусственный язык).

2) Переводы, выделяемые по общей характеристике субъекта переводческой деятельности и по его отношению к автору переводимого текста:

традиционный (человеческий, ручной) перевод — перевод, выполняемый человеком:

перевод, выполненный или выполняемый переводчиком, не являющимся одновременно автором переводимого текста;
авторский (авто-) перевод (перевод, выполненный автором оригинального текста);
авторизованный перевод (перевод оригинального текста, апробированный автором).
машинный (автоматический) перевод — перевод, выполненный или выполняемый компьютером;
смешанный перевод — перевод с использованием значительной доли традиционной (или машинной) переработки текста.

3) Переводы, выполняемые по типу переводческой сегментации текста и по используемым единицам перевода:

поморфемный перевод — перевод, выполняемый на уровне отдельных морфем без учета их структурных связей;
пословный перевод — перевод, выполняемый на уровне отдельных слов без учета смысловых, синтаксических и стилистических связей между словами;
пофразовый перевод — перевод, выполняемый на уровне отдельных предложений или фраз, переводимых последовательно одно за другим;
абзацно-фразовый перевод — перевод, осуществляемый на уровне отдельных предложений или абзацев, переводимых последовательно одно за другим;
цельнотекстный перевод — перевод целого текста, без выделения в качестве отдельных единиц перевода отдельных слов, предложений или абзацев.

4) Переводы, выделяемые по признаку формы презентации текста перевода и текста оригинала:

письменный перевод — перевод, выполненный в письменной форме:

письменный перевод письменного текста (перевод письменного текста, выполненный в письменной форме);
письменный перевод устного текста (перевод устного текста, выполненный в письменной форме).

устный перевод — перевод, выполненный в устной форме:

устный перевод устного текста (перевод устного текста, выполненный в устной форме):
синхронный перевод (устный перевод, осуществляемый практически одновременно с произнесением текста оригинала);
последовательный перевод (разновидность устного перевода, осуществляемого после прослушивания определенной единицы текста, в паузах между этими единицами);
односторонний перевод (устный перевод, осуществляемый только в одном направлении, т.е. с данного языка на какой-либо другой язык);
двусторонний перевод (последовательный устный перевод беседы, осуществляемый с одного языка на другой и обратно);
устный перевод письменного текста (перевод письменного текста, выполненный в устной форме).

5) Переводы, выделяемые по признаку характера и качества соответствия текста перевода тексту оригинала:

вольный (свободный) перевод (перевод, воспроизводящий основную информацию оригинала с возможными отклонениями — добавлениями, пропусками и т.п.; осуществляется на уровне текста, поэтому для него оказываются нерелевантными категории эквивалентности языковых единиц):
интерпретация (вид перевода, основанный на обращении к внеязыковой деятельности, в отличии от собственно перевода, осуществляемого по заданным правилам перехода от средств выражения, принадлежащих одной языковой системе, к средствам выражения, принадлежащим другой языковой системе);
адекватный перевод (перевод, соответствующий оригиналу и выражающий те же коммуникативные установки, что и оригинал);
точный (правильный) перевод (перевод, характеризующийся свойством семантической точности, т.е. семантически полно и правильно передающий план содержания оригинала);
аутентичный перевод (перевод официального документа, имеющий одинаковую юридическую силу с оригиналом; согласно международному праву текст договора может быть выработан и принят на одном языке, но его аутентичность установлена на двух и более языках);
заверенный перевод (перевод, соответствие которого оригиналу подтверждается юридически).

6) Переводы, выделяемые по признаку жанрово-стилистической характеристики переводимого материала и жанровой принадлежности:

научно-технический перевод (перевод научно-технических текстов и документации);
общественно-политический перевод (перевод общественно-политических текстов);
художественный перевод (перевод художественных текстов);
военный перевод (перевод текстов по военной тематике);
юридический перевод (перевод текстов юридического характера);
бытовой перевод (перевод текстов разговорно-бытового характера).

7) Переводы, выделяемые по признакам полноты и способа передачи смыслового содержания оригинала:

полный (сплошной) перевод — перевод, передающий смысловое содержание оригинала без пропусков и сокращений.

неполный перевод — перевод, передающий смысловое содержание оригинала с пропусками и сокращениями:

сокращенный перевод (перевод, передающий смысловое содержание текста в свернутом виде, т.е. с сокращением);
фрагментарный перевод (перевод не целого текста, а лишь отдельного отрывка или отрывков);
аспектный перевод (перевод лишь части текста в соответствии с каким-либо заданным признаком отбора (аспектом));
аннотационный перевод (перевод, в котором отражаются лишь главная тема, предмет и назначение переводимого текста);
реферативный перевод (перевод, в котором содержатся относительно подробные сведения о реферируемом документе — его назначении, тематике, методах исследования, полученных результатах).

8) Переводы, выполняемые по признаку основной прагматической функции:

практический перевод — перевод, предназначенный для практического использования в качестве источника информации:

рабочий (информационный) перевод (неотредактированный перевод, в основном пригодный для практического использования, но не оформленный для опубликования):
консультативный перевод (вид информационного перевода, осуществляется обычно в устной форме, включает элементы аннотирования, реферирования и выборочного перевода с листа, выполняется, как правило, в присутствии заказчика, уточняющего по ходу перевода интересующие его аспекты содержания текста оригинала);
издательский (печатный) перевод (письменный перевод, тиражированный при помощи средств массового размножения и предназначенный для широкого распространения);
опубликованный перевод (практический или учебный перевод, тиражированный при помощи средств массового размножения).

учебный перевод — перевод, используемый в учебном процессе для подготовки переводчиков или как один из приемов обучения иностранному языку;

экспериментальный перевод — перевод, выполненный с исследовательской целью;

эталонный перевод — образцовый перевод, используемый для сравнения с квалифицируемым переводом.

9) Переводы, выделяемые по признаку первичности/непервичности текста оригинала:

прямой (первичный, непосредственный) перевод — перевод, выполненный непосредственно с оригинала;

косвенный (вторичный, непрямой) перевод — перевод, осуществленный не непосредственно с текста оригинала, а с его перевода на какой-либо другой язык;

обратный перевод — экспериментальный или учебный перевод уже переведенного текста на исходный язык.

10) Переводы, выделяемые по типу адекватности:

семантико-стилистически адекватный перевод — семантически полный и точный и стилистически эквивалентный перевод, соответствующий функционально-стилистическим нормам языка перевода;

прагматически (функционально) адекватный перевод — перевод, правильно передающий основную (доминирующую) коммуникативную функцию оригинала;

дезиративно адекватный перевод — перевод, полно и правильно отвечающий на информационный запрос потребителя и не обязательно передающий полное смысловое содержание и ведущую коммуникативную функцию оригинала[2, ].

1.2 Особенности авторского перевода

Ценность и исключительность явления автоперевода прослеживается и в том, что наряду с соблюдением всех традиционных требований, предъявляемых к литературному переводу (а без учета таковых он попросту не будет именоваться переводом), подобный текст демонстрирует еще одну важнейшую черту — он является авторским произведением, таким же уникальным и неповторимым, как и его прототип. Ведь «хотя перед переводчиком вообще и переводчикомавтором стоят, казалось бы, одни и те же задачи и трудности, в автопереводе разрешение их приобретает несколько иной характер, иное направление, иное содержание, чем в переводе обычном».

Как утверждал А.М.Финкель,»Cлучай, когда какой-либо писатель переводит собственные произведения на другой язык(причем речь идет исключительно о произведениях художественных),-явление в общем редкое; в создании переводческих принципов и традиций большой роли оно сыграть не может. Однако несмотря на это, для теории(а также истории) перевода автоперевод дает очень интересный и поучительный материал».

Может показаться, что никакой существенной разницы между переводчиком-автором и обычным переводчиком нет и что независимо от их личных отношений к переводимому произведению важен лишь результат, т.е. то, с какой степенью совершенства и какими средствами разрешены стоящие перед переводом задачи.

В действительности это не так, и подобные рассуждения упрощают вопрос. Хотя перед переводчиком вообще и переводчиком-автором стоят, казалось бы, одни и те же задачи и трудности, В автопереводе разрешение их приобретает несколько иной характер, иное направление, иное содержание, чем в переводе обычном, Прежде всего сильно деформируется характер переосмысления произведения. Если переводчик — не автор- переосмысливает переводимое произведение, акцентирует одни элементы и приглушает другие, во-первых, в силу своей идейной, эстетической, этической и т.п. нетождественности с автором и, во-вторых, в силу перенесения произведения в иные условия (иную читательскую среду), то для переводчика-автора причины первого порядка, естественно, отпадают. Однако причины второго порядка остаются, так что переосмысление все же происходит, но в несколько ином плане: это переосмысление, так сказать, не для себя, а для других. В результате этого появляются более или менее значительные изменения, которые переводчик-автор делает, возможно, как некоторое насилие над своим авторским замыслом: иноязычная, инокультурная среда принуждает его к таким заменам, которые для оригинала он бы не допустил, принуждает его в какой-то мере пересочинять свое произведении, раздвоиться.

Это «пересочинение» не может не сказаться на языке и стиле перевода. Как известно, ряд теоретиков и переводчиков-практиков неоднократно выдвигал положение, что переводчик должен писать так, как писал бы сам автор на языке перевода. В автопереводе это пожелание реализуется полностью. Таким образом, автоперевод должен как будто обеспечить оптимальные результаты, ибо кто же лучше автора может знать, что в структуре произведения является наиболее весомым, что в нем доминирует, на чем нужно сделать ударение? Но позволяет ли отмеченное выше раздвоение автору-переводчику осуществить свои возможности? Действительно ли слияние в одном лице автора переводчика есть тот идеал, который должен иметь перед своим внутренним взором каждый переводчик? Изучение автопереводов проливает свет и на этот вопрос.

И, наконец, последнее: те изменения, которые автор-переводчик вносит в перевод, могут привести к значительным расхождениям с оригиналом. В обыкновенном переводе это считается минусом, ибо он превращается в переделку или подражание. Но такие ли точно соотношения перевода и переделки существуют для автора- переводчика?

Таковы те главнейшие вопросы, которые, помимо общепереводческих, выдвигает автоперевод.

Для того,чтобы писатель стал своим собственным переводчиком, необходимо наличие каких-то особо важных условий и причин, а причины условия эти могут настолько разнообразны и настолько индивидуальны, что идентичность их у разных авторов – явление до чрезвычайности редкое.В какой-то мере в них всегда входят и соображения эстетические – неудовлетворенность чужими переводами, однако далеко не всегда это является основной, единственной и решающей причиной.

Как и во всяком переводе,в авторском встречаются неточности,неправильности, спорные места.

По Финкелю, если даже перевод отдельных слов выдвигает перед переводчиком определенные трудности, то еще более значительными они становятся при передаче более сложных словесных единств, к которым прежде всего следует отнести идиоматические выражения, фразеологизмы,пословицы, поговорки и т.д. Они сложны с е м а н т и ч е с к и,ибо вних значение всего выражения в целом не складывается из значений отдельных входящих в них слов; они сложны лексически, ибо их словарный состав сплошь и рядом отличается от общелитературного; они сложны композиционно, ибо их синтаксис и ритмика построены обычно не так,как в авторском языке, а если они вдобавок и рифмованные,то сложность их воспроизведения еще возрастает. Имея самостоятельную законченную художественную структуру,они представляют собой некое стилистическое целое,вкрапленное в иное, иначе организованное стилистическое целое.Все это доставляет переводчику большие трудности.Однако самые большие трудности и самая большая сложность при их переводе возникаетв силу того, что значительное количество идиоматических выражений тесно связано со специфическими особенностями культуры и быта своего народа, а это отражается и на содержании образов, и на возможностях перефразирования, и на выборе средств иного языка для возбуждения необходимых для их восприятия ассоциаций.Вполне понятные, ясные и естественные для читателя своеязычного, они для читателя иноязычного являются трудными, непонятными и экзотическими.Поэтому переводческая практика выработала несколько путей их воспроизведения.

Воспроизведение в переводе синтаксической структуры оригинала сильно отличается от воспроизведения явлений лексико-фразеологических, фонетических или ритмических. Синтаксическая форма не выражает определенного понятия, как слово, не является организованным звучанием, как рифма, не представляет собой чередования сильных и слабых, высоких или низких тонов, как ритмика. Синтаксические формы –это отношения или система отношений между словами, словосочетаниями, предложениями, и хотя в разных языках отношения могут быть те же, но формы их выражения весьма различны. Значение, выраженное звуками одного языка, можно выразить звуками другого; организацию звучания, данную в одном языке, с большим или меньшим приближением можно воспроизвести на другом; но что делать с синтаксическими отношениями? Конечно, могут встретиться случаи, когда синтаксические формы двух языков совпадают и по структуре и по функциям? Тогда воспроизведение их окажется обязательным, а перевод – точным. Но дело не в подобных совпадениях. Синтаксическая система всякого языка – это не только ряд явлений внутреннего языкового порядка (особенности управления, употребление времен, порядок слов и т.д.), но еще (а для литературного языка особенно) определенная историко–литературная данность с определенной стилистикой весомостью и стилистическими функциями.

Нужно исходить из основного –из функций синтаксической формы –и заменять синтаксические оригинала такими, которые выражают те же отношения и выполняют те же функции на языке перевода [3,104-118с.].

ГЛАВА II НАБОКОВ-ПЕРЕВОДЧИК.АВТОРСКИЕ ПЕРЕВОДЫ НАБОКОВА

2.1. Жизнь, художественное творчество и переводческая деятельность В.В.Набокова

Набоков (Nabokov) Владимир Владимирович (1899—1977), русский и американский писатель, переводчик, литературовед; с 1938 писал на английском языке. Сын В.Д. Набокова. В 1919 эмигрировал из России; жил в Кембридже, Берлине (1923—37), Париже, США (с 1940, в 1945 получил гражданство), Швейцарии (с 1960). Тема России и русской культуры присутствует в романах «Машенька» (1926), «Подвиг» (1931—32) и особенно в автобиографичной книге «Другие берега» (1954). В романах «Защита Лужина» (1929—30), «Приглашение на казнь» (антиутопия; 1935—36), «Дар» (1937—38; с главой о Н.Г. Чернышевском — 1952), «Пнин» (1957). Эротический бестселлер «Лолита» (1955) сочетает «психоаналитическое» постижение аномального сексуального влечения, переживаемого рафинированным европейцем, и социально-критическое нравоописание Америки. Поэтику стилистически изысканной и сюжетно изощрённой прозы слагают как реалистические, так и модернистские элементы — лингвостилистическая игра, всеохватное пародирование, мнимые галлюцинации (наиболее значимые в романе «Бледный огонь», 1962).

Принципиальный индивидуалист, Набоков ироничен в восприятии любых видов массовой психологии и глобальных идей (в особенности марксизма, фрейдизма).Также ему принадлежат:

— Лирические новеллы (сборник «Возвращение Чорба», 1930);

— Лирика с мотивами ностальгии. Мемуары «Память, говори» (1966);

— Перевод на английский язык «Евгения Онегина» А.С. Пушкина и «Слова

о полку Игореве»;

— Лекции и эссе о русской литературе. Книга «Николай Гоголь» (1944).

Переводческая деятельность Владимира Владимировича Набокова уникальна в том плане, что он переводил не только европейскую литературу на русский язык, Запад также обязан ему переводами на английский (отчасти и на французский, которым автор тоже владел в совершенстве) Пушкина, Лермонтова, Тютчева; также он переводил собственные произведения, и его автопереводы — тема, достойная отдельного детального изучения.

Закончивший одно из самых дорогих учебных заведений России — Тенишевское училище, получивший степень доктора французской и русской литературы в Кембриджском университете, Набоков эрудирован как мало кто другой в его литературном поколении, в переводах текста необыкновенно тщателен. Сравнение набоковских переводов разных лет раскрывает не только становление мастерства художника, но и изменение его отношения к проблеме художественного перевода.

В качестве переводчика Набоков пробует себя в 22 года: пишет первый стихотворный перевод из О` Салливана, и тогда же на спор с отцом взялся за перевод с французского книги Ромена Роллана «Кола Брюньон», название которой было переведено как «Николка Персик». Работа действительно сложная для начинающего писателя, поскольку произведение неповторимо своим народным колоритом. Роллановский «Кола Брюньон» почти целиком построен на каламбурах и французском просторечии. И эту тонкую игру слов, рожденную самим укладом жизни, вспоенную могучим творческим потенциалом общения с природой, следования древним обычаям, самим бытовым укладом Набоков старается передать в своем художественном, глубоко поэтическом переводе, который был закончен и напечатан в 1922 году. В том же ключе он выполняет перевод «Алисы в стране чудес» Льюиса Кэрролла, вышедший в свет в 1923 г: «Л. Карроль. Аня в стране чудес. Перевод с английского В. Сирина» (под псевдонимом Сирин публикуется большая часть произведений Набокова, написанных в период его жизни в Европе).

Также Набоков переводил поэзию и в течение 10 лет (с 1922 по 1932) опубликовал переводы из Руперта Брука, Ронсара, Верлена, Сюпервьеля, Теннисона, Йетса, Байрона, Китса, Бодлера, Шекспира, Мюссе, Рембо, Гете. В 1937 г. Из фашистской Германии Набоковы переезжают в Париж, где писатель печатает переводы на французский язык стихотворений Пушкина.

Переводы, сделанные Набоковым, отражают многосторонние интересы писателя и его удивительный талант воплощения, «вживления» в культуры разных времен и народов. По просьбе Сергея Рахманинова делает обратный перевод стихотворения Эдгара По «Колокола» на английский с русского перевода Константина Бальмонта: оригинальный текст стихотворения не ложился на музыку романса. Здесь Набокову пришлось заботиться в первую очередь о точной передаче акустической стороны текста, жертвуя для этого идейно-смысловым наполнением. Переводит на английский язык несколько стихотворений Владислава Ходасевича, предваряя их кратким предисловием. Совместно с Эдмундом Уилсоном переводит «Моцарта и Сальери» Пушкина; позже, в 1945 году, на английском языке выходит книга «Три русских поэта» (переводы из Пушкина, Лермонтова и Тютчева). Далее работает над переводом на английский язык текста романа М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени».

О том, как должно переводить, Набоков задумывался неоднократно на протяжении всей своей творческой жизни, причем его взгляды претерпевали с годами существенные изменения. Созданные в Америке, куда он эмигрировал в 1940 г, переводы с русского языка выполнены в совершенно новой манере. К этому времени писатель приходит к убеждению, что литературное произведение (как прозаическое, так и поэтическое) следует переводить только «буквально». Вот как он поясняет свое понимание этого термина в 1964 году в комментарии к своему переводу «Евгения Онегина»: «Прежде всего, «буквальный перевод» предполагает следование не только прямому смыслу слова или предложения, но и смыслу подразумеваемого, это семантически точная интерпретация, не обязательно лексически (относящаяся к передаче значения слова, взятого вне контекста) или структурная (следующая грамматическому порядку слов в тексте). Другими словами, перевод может быть и часто бывает лексическим и структурным, но буквальным он станет лишь при точном воспроизведении контекста, когда переданы тончайшие нюансы и интонации текста оригинала».

Художественный перевод «Слова о полку Игореве» (1960 год) был выполнен Набоковым именно по этому принципу. В этой работе писателем достигнута необычайно высокая степень художественной и семантико-стилистической точности. Сочетая в себе качества тонкого ценителя и знатока русской литературы, терпеливого и внимательного исследователя, и при этом великолепно владея языком перевода и литературы, на этом языке созданной, «буквалист» Набоков даже в своих отступлениях от исходного текста остался верен оригиналу и его художественной правде.

Поздний, англоязычный Набоков в своих переводах становится всё большим приверженцем элитной литературы, повышая требования к собственной работе, создавая массу трудностей, подвергая нешуточной проверке терпение, доброжелательство, волю заинтригованного читателя-непрофессионала.

Над книгой переводов на английский «Евегния Онегина» Набоков начал работать еще в тридцатые годы. Когда вышли его комментарии к «Евгению Онегину» (и его перевод), оказалось, что не с чем их сравнить: похожего в мировой литературе нет и не было, нет стандартов, которые помогли бы судить об этой работе. Переводчики до Набокова превращали пушкинский роман в стихах «в дешевый набор гладких, пустопорожних, затасканных фраз». Новая набоковская концепция — «Буквальный перевод: передача точного контекстуального значения оригинала, столь близко, сколь это позволяют сделать ассоциативные и синтаксические возможности другого языка. Только такой перевод можно считать истинным». Поэтому роман в стихах был переведен прозой, ради сохранения смысловой точности пришлось пожертвовать строфой, рифмой и отчасти ритмом.

К.И. Чуковский оценил эту работу весьма критично: «перевод — плохой, хотя бы уже потому, что он прозаический.», «Комментарий к переводу лучше самого перевода». Упомянутый комментарий есть отчасти попытка как-то компенсировать «зияющее» отсутствие формы и «духа» подлинника. Всякий перевод текста — это неизбежное его толкование, и переводчик — в какой-то мере комментатор. Лишь технический перевод отчасти снимает эту проблему. Набоков, собираясь сделать небольшое пояснение к роману, постепенно настолько расширил круг своих литературоведческих поисков, что комментарий разросся до тысячи ста страниц. Писатель буквально построчно сопроводил роман своими примечаниями. Несомненно то, что этот перевод и уникальный по информативности комментарий способствовали знакомству англоязычных читателей с шедевром русской литературы, продолжили сближение двух культур — цель, для достижения которой Набоков приложил столько сил.

История переводческой деятельности Набокова неразрывно связана с непростой внутренней перестройкой писателя в процессе его становления как писателя англоязычного. В 1939г, после долгих лет в эмиграции, понимая, что никогда не вернется на родину, Набоков пишет стихотворение «К России», в котором, если говорить словами Зинаиды Шаховской, он «от боли… от отчаяния от нее отрекается». С этого момента начинается новый период в творчестве Набокова. О России он прекращает писать, по крайней мере, по-русски. Несколько лет спустя он вообще надолго откажется от родного языка.

В 1965 году видный эмигрантский критик Владимир Федорович Марков и американский поэт Мэррим Спарке подготовили антологию русской поэзии в переводе на английский язык с параллельными русскими текстами. Марков обратился к Набокову за разрешением включить два его стихотворения: «Каким бы полотном батальным ни являлась…» и «Какое сделал я дурное дело…». Но сначала нужно было сделать литературный перевод этих произведений на английский. Набоков отказался делать перевод, доверив этот труд Маркову: видимо, все еще чувствовал себя русским поэтом. Однако готовые переводы Набоков нашел «неудовлетворительными». А так как он сам переводить их не собирался, то в письме, адресованном Маркову, жена Набокова от имени мужа попросила не включать его стихи в сборник. Но через десять дней после этого письма Набоков все-таки переводит стихотворения на английский язык, тем самым заставляя себя совершить переход от родного языка к английскому.

А в 1967 году Набоков печатает роман «Лолита» в собственном переводе на русский язык. «Вопрос — для кого, собственно, «Лолита» переводится, — пишет он, — относится к области метафизики и юмора. Мне трудно представить себе режим, либеральный или тоталитарный, в чопорной моей отчизне, при котором цензура пропустила бы «Лолиту». Издавая «Лолиту» по-русски, я преследовал очень простую цель: хочу, чтобы моя лучшая английская книга — или, скажем скромнее, одна из лучших моих английских книг — была правильно переведена на мой родной язык».

2.2. Работа В.В. Набокова над переводом «Слова о полку Игореве»

Перед добросовестным или, как сказал бы В.Набоков, честным переводчиком («honest translator»), взявшимся за перевод «Слова о полку Игореве», неизбежно встаёт ряд вопросов, разрешить которые необходимо раньше, чем приступить собственно к переводу. Вопросы эти решаются как исходя из теоретических установок самого переводчика (если таковые имеются), так и исходя из объективно существующих проблем, присущих переводимому тексту. О том, как должно переводить, Набоков задумывался неоднократно на протяжении всей своей творческой жизни, причём его взгляды претерпевали с годами существенные изменения. Мы не станем здесь касаться темы автопереводов Набокова, темы чрезвычайно интересной, но требующей отдельного детального изучения. Что же касается теоретических установок при работе с текстами других авторов, то, размышляя о переводе «парафрастическом» и «буквальном», писатель пришёл к убеждению, что литературное произведение, причём, как прозаическое, так и поэтическое, следует переводить только «буквально», хотя, конечно, буквализм Набокова вовсе не имеет своим следствием появление лексически корявого или синтаксически громоздкого подстрочника. «Выражение «буквальный перевод», как я его понимаю, — пишет он в 1964 году в комментарии к своему переводу «Евгения Онегина», — представляет собою некую тавтологию, ибо лишь буквальная передача текста является переводом в истинном смысле слова». При этом, однако, писатель спешит оговориться: «Прежде всего, «буквальный перевод» предполагает следование не только прямому смыслу слова или предложения, но и смыслу подразумеваемого, это семантически точная интерпретация, не обязательно лексически (относящаяся к передаче значения слова, взятого вне контекста) или структурная (следующая грамматическому порядку слов в тексте). Другими словами, перевод может быть и часто бывает лексическим и структурным, но буквальным он станет лишь при точном воспроизведении контекста, когда переданы тончайшие нюансы и интонации текста оригинала»[3/4]. Анализируемый здесь перевод «Слова» был сделан Набоковым в 1960 году, и нет никаких сомнений в том, что именно описываемый выше принцип был положен в основу этой работы.

Текст «Слова» представляет для переводчика целый комплекс проблем. Прежде всего, то обстоятельство, что оригинал написан на языке XII века, делает необходимым привлечение к работе другого «перевода» — на современный русский. Кроме того, Набоков ни на минуту не забывал, что имеет дело не с самим оригиналом, а с копией, составленной А.И.Мусиным-Пушкиным, без сомнения, требующей некоторых, порой значительных, корректировок. «Тёмные места» «Слова» также требовали определённых переводческих решений, для чего следовало подробнейшим образом изучить существующие к тому моменту трактовки и комментарии. Таким образом, отметим, что все те проблемы, которые довольно легко могли быть отброшены как несущественные при создании перевода-парафразы, настоятельно требовали исследования и, в конце концов, так или иначе были решены «буквалистом» Набоковым.

Конечно, нелепо было бы пытаться перевести «Слово» английским языком XII века, однако придать некоторую архаичность английской версии было необходимо. Здесь Набоков пошёл по пути использования целого ряда архаичных слов и выражений, а также некоторых лексических единиц, имеющих поэтические коннотации, или же отмеченные в словарях как «редкие» и «книжные». Так, например, для слова «песнь» он находит редкое соответствие «laud»; «земля» переводится с помощью «поэтического» слова «sod», а «кровь», пролитая в бою, обозначается другим «поэтическим» словом «gore». Для сравнения можно указать, что в другом переводе «Слова», выполненном Ириной Петровой [5,115-145c.], в тех же местах употребляются слова, принадлежащие нейтральному слою лексики: «tale», «earth» и «blood». Наряду с отмеченными выше, можно отметить использование таким лексем, как «hearken» (поэт., возв. слушать), «morn» (поэт. утро), «eve» (поэт. вечер), «doughty» (уст. доблестный), ‘heed» (уст. замечать, заботиться) и др.

Для достижения необходимого стилистического эффекта Набоков-переводчик часто использует приём инверсии, весьма характерный для поэтических текстов английского языка, языка, синтаксис которого отличается фиксированным порядком слов в предложении. Так, сказуемое или глагол-связка (иногда с обстоятельством или дополнением) может оказаться в препозиции к подлежащему:

In the field slumbers Oleg’s brave aerie: far has it flown!;

none at all shall we touch;

Pined away have the ramparts of towns.

В других случаях предикатив или обстоятельство могут предшествовать подлежащему и глаголу:

dark it was;

Early did you begin to worry with swords the cuman land;

Inside out have the times turned.

Нет нужды говорить, что стилистическое своеобразие «Слова», определяемое использованными автором разнообразными стилистическими фигурами, является предметом пристального внимания переводчика. Метафоры, сравнения, олицетворения, символы, эпитеты, поэтическая гиперболизация, риторические обращения были адекватно переданы в тексте перевода. Исходному русскому тексту свойственно, кроме того, использование фигуры повтора, параллельных конструкций, столь характерных для фольклора и эпического повествования. Набоков тщательнейшим образом сохраняет их в переводе («свът свътлый» — «bright brightness»; «Что ми шумить, что ми звенить» — «What dins unto me, what rings unto me» и др.).

Неоценимую помощь в придании английскому тексту нужного колорита, архаичного звучания и поэтичности оказал Набокову другой шедевр европейской литературы, а именно поэмы Оссиана, содержащие, как было замечено Набоковым, несомненные параллели со «Словом». Об этом сходстве говориться в набоковском Предисловии к переводу, а в его комментарии отмечаются наиболее характерные места. Поэмы Оссиана, написанные на гэльском языке, были «переведены» Джеймсом Макферсоном на современный ему английский в 1762 году. Интересное совпадение: работа обоих переводчиков протекала с разницей почти ровно в двести лет. Но совпадения на этом не заканчиваются. Уместно вспомнить, что подлинность как «Слова», так и поэм Оссиана, долгое время вызывала сомнения не у одного поколения филологов. Впрочем, что касается Набокова, то для него в подлинности «Слова» сомнений нет, о чём свидетельствуют рассуждения переводчика в Предисловии и в комментариях; относительно же поэм Оссиана Набоков-исследователь решает для себя этот вопрос путём текстологического сопоставления этих двух произведений и приходит к выводу, подтверждённому, в сущности, новейшими исследованиями. Макферсон действительно опирался в своей работе на подлинные гэльские баллады, хотя и приспосабливал их к литературным требованиям преромантизма, создавая, таким образом, перевод весьма вольный, что, впрочем, было довольно распространённым явлением в ту эпоху. «Парадоксальным образом, — пишет Набоков, — эти совпадения доказывают, не то, что некий русский в восемнадцатом веке последовал примеру Макферсона, а то, макферсоновская стряпня, скорее всего, всё-таки содержит обрывки подлинных древних поэм. Не столь уж нелепым кажется предположение, что сквозь туман скандинавских саг можно разглядеть переброшенные мосты или их руины, связующие шотландско-гэльские поэмы с киевскими». А вот мнение исследователя «оссиановской полемики» и переводчика поэм Оссиана на русский язык Ю.Д.Левина: «В том, что Макферсон был знаком с подлинными преданиями кухулинского и оссиановского циклов не может быть сомнений» [6,485c.]. Макферсон, конечно, привнёс в тексты этих поэм многое, что соответствовало его собственным представлениям о необходимой поэтичности, приспосабливая свою поэтическую систему к требованиям преромантической эстетики, отсюда все «красивости» и «туманности» макферсоновского слога. И всё-таки, если отбросить отмеченный, кстати, и Набоковым «туман», привнесённый в гэльский эпос Макферсоном, мы обнаружим, что оба произведения действительно имеют общие черты. Правильным, наверное, будет утверждать, что сходство, скорее всего, обнаружится между «Словом» и теми обрывками гэльского эпоса, которые легли в основу творения Макферсона. И ещё одно существенное совпадение — древнейшие сборники, на которых основываются поэмы Оссиана, создавались примерно в то же время со «Словом» и относятся к XI и XII вв. Оба произведения написаны ритмической прозой. Они близки по тематике — как и многие поэмы Оссиана, «Слово» посвящено сражению, причём сражению проигранному. И в том и в другом случае для повествования характерны лиризм, описания чувств героев (по большей части это скорбь, печаль, плач). Важную роль в обоих произведениях играет пейзаж, имеющий лирическую окраску, когда картины природы согласуются с настроениями героев.

Те стилистические особенности «Слова», о которых говорилось выше (использование метафор, сравнений, символов, олицетворений, гипербол, риторических фигур), присущи не в меньшей степени и поэмам Оссиана. Естественно, что переводчик Набоков, основываясь на замеченных им параллелях, не мог не использовать в своём переводе некоторые элементы лексики и синтаксиса гэльских поэм, пусть доступных ему лишь в обработке Макферсона. На лексическом уровне это проявилось в использовании многих слов, постоянно встречающихся на страницах поэм Оссиана, для перевода тех лексических единиц, которые довольно часто употребляются безымянным русским бардом. Здесь следует отметить, что Набоков осуществляет такие подстановки с чёткой последовательностью на протяжении всей песни. Приведём несколько примеров:

Русск. усобица переводится как strife, одно из ключевых слов в поэмах Оссиана. Комони (кони) — всегда steeds; мъгла — mist; мечи харалужные — steel swards; гремлеши (гремишь) — чрезвычайно распространённое при описании битвы английское звукоподражание clang; стол — throne; пиръ — feast; красныя дъвы — fair maids; утро — morn; высоко — on high.
При описании героя, охваченного какими-либо чувствами, Набоковым используется глагол «inthrall (enthrall)». Так, «туга умъ полонила» переводится вполне по-оссиановски: «Greif has enthralled my mind» (Ср. Erin is inthralled in the pride of his <…> soul»).

Очень часто в поэмах Оссиана человек (воин) сравнивается со столпом (pillar). Поразительно, что точно такое же сравнение обнаруживается в «Слове». Заметив это совпадение, Набоков, конечно же, включает в свой перевод соответствующий английский эквивалент.

На синтаксическом уровне Набоков активно использует, как уже отмечалось, инверсию, весьма характерную и для поэм Оссиана («Many are his chiefs in battle»; «Hard is thy heart of rock» и пр.).

Описание окончания битвы Игоря с половцами («Бишася день, бишася другый; третьяго дни къ полуднию падоша стязи Игоревы») явно перекликается со строками из первой книги Фингала: «Three days we renewed our strife, and heroes stood at a distance and trembled. On the fourth, Fingal says, that the king of the ocean fell». Перевод Набокова: «They fought one day; they fought another; on the third, toward noon, Igor’s banners fell».

Известно, какое огромное внимание придавал Набоков звуковому облику слова в своём собственном творчестве, как важно для него всё, что связано с фонетическим своеобразием текста — каламбуры, ассонансы, аллитерации. Как не вспомнить, например, искреннее удивление писателя по поводу того, что критики не заметили двух букв «V», символизирующих его имя Владимир и имя его жены Веры, в названии книги «Conclusive Evidence». С таким же вниманием и тщательностью подходит Набоков и к передаче звукового своеобразия лексики других авторов, в частности автора «Слова».

Пожалуй, наиболее ярко в «Слове» представлена аллитерация. Приведём лишь несколько примеров того, как мастерски передаёт её переводчик:

«Луце жъ бы потяту быти, неже полонену быти» («Лучше ведь убитым быть, чем пленённым быть») — «It is better indeed to be slain than to be enslaved«;
несколько раз встречается в русском тексте «говор галичь» («говор галок»), что передаётся как «jargon of jackdows».

Здесь следует отметить ещё одну чрезвычайно интересную деталь. Набоков не только передаёт в своей английской версии существующие в русском тексте фонетические стилистические приёмы, но и создаёт звуковую перекличку между некоторыми словами русского текста и их английскими соответствиями, что, естественно, можно заметить, лишь сопоставив оригинал и перевод. Так, для слова «папалома» («погребальное покрывало») Набоков находит созвучное английское «pall» («покров», «пелена»), хотя совершенно очевидно, что он мог выбирать из нескольких вариантов. В этой связи интересен и случай перевода выражения «акы пардуже гнъздо» («точно выводок гепардов«). Всегда столь точный в переводе названий животных и растений, Набоков в данном случае предпочитает звуковую точность смысловой и употребляет английское слово «pard» («like a brood of pards«), хотя слово это означает не «гепард», а «леопард», животное, хоть и одного с гепардом семейства, но другого вида. Вероятно звуковой облик английского слова «cheetah» («гепард») никак не мог удовлетворить переводчика в данном контексте. Кроме того, это, возможно, явилось мысленной компенсацией непереданной аллитерации в следующем русском предложении: «Уже снесеся хула на хвалу» («Уже пал позор на славу») — «Already disgrace has come down upon glory».

Наконец, отметим, ещё один случай, когда Набокова настолько увлекла звукопись, что он принёс ей в жертву даже смысловую точность, пойдя при этом наперекор собственным переводческим установкам. О готских красных девах говориться, что они «лелъютъ месть Шароканю», а в переводе читаем: «They lilt vengeance for Sharokan». «Lilt» — это, конечно же, не «лелеять», а «петь, играть, двигаться живо и ритмично». Но поскольку о пении готских дев всё же говорилось в предыдущей строке, едва ли можно упрекать Набокова в данном небольшом искажении, тем более что переводчику удалось привнести в английский текст звукоизобразительный эффект, вызванный теми же согласными «л» и «т» русского слова.

В заключение следует, пожалуй отметить некоторые места, перевод которых, выполненный Набоковым, существенно отличается от версии Д.С.Лихачёва, о чём не упоминается в переводческих комментариях. Так, например, слова Всеволода «А мои ти куряне свъдоми къмети», трактуемые Лихачёвым как «А мои-то куряне — опытные воины», переводится Набоковым как «А мои-то куряне — знаменитые воины (famous knights)». Предложение «жаль бо ему мила брата Всеволода» («ибо жаль ему милого брата Всеволода») переводится как «беспокоится он (he is anxious about) о милом брате Всеволоде».

Одно из «тёмных мест» «Слова» «И схоти ю на кровать, и рекъ» (изд. 1800 г.), прочитываемое как «и с хотию на кров, а тъи рекъ» (изд. 1950 г.) и интерпретируемое Лихачёвым как «[был прибит литовскими мечами] на кровь со своим любимцем, а тот и сказал», переведено Набоковым «[и упал] на кровавую траву [словно?] с любимой (a beloved one) на кровать. И [Боян] сказал». В другом месте вместо чтения Лихачёва «Копия поютъ! / На Дунаи Ярославнынъ гласъ ся слышитъ» Набоков сохраняет мусинскую разбивку строк на предложения: «копия поютъ на Дунаи. / Ярославнынъ глас слышитъ».

Интересно отметить, что Набоков использует различные английские написания для упоминаемого в исходном тексте слова «Дунай» — традиционное Danube, там, где слово это означает определённое географическое понятие («затворивъ Дунаю ворота», «суды рядя по Дуная» и «дъвици поють на Дунаи»), и транслитерацию русского слова Dunay в том случае, когда, с точки зрения переводчика, речь идёт не о конкретной реке, а об отвлечённом художественном образе вообще.

Таким образом, даже те немногие наблюдения переводческого процесса работы Набокова над «Словом о полку Игореве», которые были приведены выше, несомненно, свидетельствуют о необычайно высокой степени художественной и семантико-стилистической точности, достигнутой переводчиком, являющимся в первую очередь идеальным читателем, который сочетает в себе качества тонкого ценителя и знатока русской литературы, а также терпеливого и внимательного исследователя. Сочетание этих качеств с великолепным владением языком перевода и литературы, на этом языке созданной, приводит к убедительному опровержению избитой истины, гласящей: «Traduttore — traditore». «Буквалист» Набоков даже в своих отступлениях от исходного текста остался верен оригиналу и его художественной правде.

2.3. Работа В.В. Набокова над переводом «Евгения Онегина»

Думать о том, какими глазами читатель воспринимает сделанный перевод, — долг каждого уважающего себя переводчика. Язык Пушкина спустя какие-то сто пятьдесят лет после его смерти уже кажется современным русским устаревшим. Тогда и современный зарубежный читатель должен воспринимать «Евгения Онегина» соответственно.

То есть было бы совершенно нелепо передавать речь Татьяны Лариной, жившей в России первой половины ХIХ века, речью современной англичанки из Лондона. Это не дало бы читателю верного представления ни о самой Татьяне, ни о произведении в целом.

Еще одна деталь. Пушкинский роман написан привычным для русскоязычного читателя стихотворным размером — четырехстопным ямбом. Но такой размер обычен только для русских, а для людей, воспитанных на иной литературной традиции (например, исландских сагах, или поэмах Гомера) такой способ рифмовки показался бы вычурным и недоступным для восприятия.

Поэтому при таком педантичном подходе, когда переводчик стремится во что бы то ни стало сохранить свой перевод эквиметричным, иногда возникает невольная (можно даже сказать, подсознательная) подмена.

При этом Пушкина подменяют своего рода пародией на его романы. И, естественно, иностранный читатель станет недоумевать, почему это такую откровенно слабую вещь называют одним из величайших произведений в мировой литературе.

Разумеется, чтобы воспроизвести роман Пушкина от переводчика потребуется не только огромная любовь к этому писателю и его стихам. Но и незаурядная литературная эрудиция или даже особого рода «чутье» на стилистические, фонетические и прочие нюансы. Специалистов такого уровня немного в любой стране. В России можно было бы назвать С. Маршака и Н. Заболотского.

Впрочем, это вряд ли нужно считать серьезным недостатком, так как для современников Шекспира язык его поэзии казался совершенно естественным. И таким образом, восприятие стихов великого Барда сегодня мало чем отличается от того, как воспринимал его средневековый зритель.

Уместно будет привести краткую историю переводов «Евгения Онегина» на английский язык.

Впервые роман был переведен с русского стихами в тысяча восемьсот восемьдесят первом году. В Лондоне его перевел и опубликовал Генри Сполдинг (Spalding).

Второй перевод Клайва Филипса Уолли (Wally) вышел в свет в тысяча девятьсот четвертом году.

В тысяча девятьсот тридцать шестом году в Нью-Йорке вышел перевод Бэббет Дейч (Deutsch). Год спустя там же «Евгений Онегин» был опубликован перевод Оливера Элтона (Elton). Тогда же в Калифорнии роман вышел в университетском городе Беккли в переводе Даротеи Пралл Радин (Dorothea Prall Radin) и Джорджа Патрика (George Patrick) .

В Нью-Йорке в тысяча девятьсот шестьдесят третьем году Уолтер Арндт (Arndt) опубликовал собственный перевод романа. Этот перевод, правда, грешил некоторой поверхностностью и «популярностью».

Год следующий был для «Евгения Онегина» — как никогда на английском языке — удачным. Вышло сразу два «Евгения Онегина»: В переводе Набокова (в Нью-Йорке) и в переводе Юджина М. Кейдена (Kayden), штат Огайо.

В тысяча девятьсот шестьдесят пятом году издательство «Penguin» теперь уже массовым тиражом выпустило заново переработанный и обновленный перевод Беббет Дейч.

Из всего этого достаточно внушительного списка переводов «Онегина» проанализируем перевод Набокова. (Eugene Onegin, 1964).

Подробно охарактеризуем только эту работу, а при анализе других доверимся мнению К.И. Чуковского.

«Как ни отнестись к качеству этих переводов, нужно сказать, что каждый из них — результат многолетнего, большого труда. В два-три месяца «Онегина» стихами не переведешь: в нем 5540 рифмованных строк. Юджин Кейден сообщает в своем предисловии, что он работал над «Онегиным» двадцать лет. …И замечательно, что англо-американская критика (не то, что в былые годы!) встречает каждого нового «Онегина» несметным количеством статей и рецензий, обсуждая азартно и шумно его верность великому подлиннику…. Мне, русскому, радостно видеть, как близко принимают к сердцу заморские и заокеанские люди творение гениального моего соотечественника». [6/ 334c].

Владимир Дмитриевич, отец Владимира Владимировича Набокова, был англоман: из английского магазина выписывались все дорогие и модные новинки, как, например, походные надувные ванны, не говоря о ракетках, велосипедах и прочем спортивном инвентаре, включая сачки для бабочек. «Все, чем для прихоти обильной Торгует Лондон щепетильный».

В конце концов «философом в осьмнадцать лет» Набоков встретит русскую революцию на 100 лет позже Евгения. Соотношения и тайные соответствия с Онегиным протянутся через всю его жизнь, особенно выявившись в его позднем иноязычном творчестве и беспрецедентном четырехтомном комментированном издании перевода пушкинского романа на английский.

В женский Уэлсли-колледж Набокова пригласили преподавать европейскую литературу и русский язык и литературу в переводе на английский американским студенткам. Это было в конце лета 1941 года. Занятия в колледже оставляли достаточно времени и для изучения бабочек в Музее сравнительной зоологии Гарвардского университета, и для работы над Пушкиным.

Набоков начал работать над книгой переводов «Онегина» еще в тридцатые годы. К.И.Чуковский в статье «Онегин на чужбине» писал, что переводчики превращали пушкинский роман в стихах «в дешевый набор гладких, пустопорожних, затасканных фраз». Когда «в 1964 году вышли его (Набокова) комментарии к «Евгению Онегину» (и его перевод), — вспоминает Нина Берберова, — и оказалось, что не с чем их сравнить: похожего в мировой литературе нет и не было, нет стандартов, которые помогли бы судить об этой работе. Набоков сам придумал свой метод и сам осуществил его, и сколько людей во всем мире найдется, которые были бы способны судить о результатах?»

Однако вот что еще говорил об этом переводе авторитетнейший специалист К.И. Чуковский: «Я получил недавно четырехтомник «Евгений Онегин» Набокова. Есть очень интересные замечания, кое-какие остроумные догадки, но перевод — плохой, хотя бы уже потому, что он прозаический. » [8, С. 326]. «Перевод «Евгения Онегина», сделанный Набоковым, разочаровал меня. Комментарий к переводу лучше самого перевода»[8, С.346].

Действительно, Набоков, собираясь сделать небольшой комментарий к роману, постепенно настолько расширил круг своих литературоведческих поисков, что комментарий разросся до 1100(тысячи ста!) страниц. Писатель буквально построчно сопроводил роман своими примечаниями.

Здесь было бы очень уместно снова обратиться к словам К.И. Чуковского, который сказал: «…перед каждым переводчиком » Евгения Онегина» … дилемма: либо удовлетвориться точным воспроизведением сюжета и совершенно позабыть о художественной форме, либо создать имитацию формы и снабдить эту имитацию обрывками формы, убеждая и себя и читателей, что такое искажение смысла во имя сладкозвучия рифм дает переводчику возможность наиболее верно передать «дух» [5/8, С.328].

Совершенно очевидно, что перед этим же выбором стоял и В. Набоков.

И совершенно ясно, что он пошел по второму пути: ему удалось передать лишь фабулу пушкинского повествования.

Сам же набоковский комментарий (который, впрочем, заслуживает отдельной работы), есть отчасти попытка как-то компенсировать «зияющее» отсутвие формы и «духа» подлинника.

Всякий перевод — это неизбежное толкование текста, и переводчик всегда в какой-то мере комментатор. Цветаева переводила стихи Пушкина на французский язык, привнося в них нечто свое. Она писала в 1936 году: «Мне твердят — Пушкин непереводим. Как может быть непереводим уже переведший, переложивший на свой (общечеловеческий) язык несказанное и несказанное? Но переводить такого переводчика должен поэт».

У Набокова иное отношение. Несмотря на то, что он чрезвычайно ценил форму, словесную организованность, ритм, рифму, начав переводить «Евгения Онегина» стихами, он отказался от этого, увидав неминуемые потери. Набоков перевел весь роман ритмической прозой, надеясь, что всю «солнечную сторону» текста можно будет подробно объяснить «в тысяча и одном примечании». Никто не скажет, в каком случае потери больше.

Своему переводу Набоков предпослал «Введение» с описанием пушкинского текста, с рассказом о том, что «Евгений Онегин» содержит 5541 стихотворную строку, из которых все, кроме 18-и, представляют собой четырехстопный ямб с чередованием женской и мужской рифмы. Онегинскую строфу Набоков сравнивает с четырехстопными стихами в английской, французской, итальянской поэзии. Здесь же он говорит о непростых переходах Пушкина от одной темы к другой, о стилизованной автобиографичности «Евгения Онегина» и о его творческой истории, о том, что в комментариях он учитывал и варианты, и черновые наброски. Многие темы «Введения» развиты в комментариях, которые следуют за переводом и занимают второй и третий тома. В четвертом томе воспроизведен русский текст «Евгения Онегина».

В третьем томе есть приложения. Одно из них посвящено Абраму Петровичу Ганнибалу и является как бы пространным комментарием к пятидесятой строфе Главы первой:

Придет ли час моей свободы?

Пора, пора! – взываю к ней;

Брожу над морем, жду погоды,

Маню ветрила кораблей.

Под ризой бурь, с волнами споря,

По вольному распутью моря

Когда ж начну свой вольный бег?

Пора покинуть скучный брег

Мне неприязненной стихии

И средь полуденных зыбей,

Под небом Африки моей,

Вздыхать о сумрачной России,

Где я страдал, где я любил,

Где сердце я похоронил.

Набоков знал литературу, известную Пушкину, раскрывал читателю множество значений, связанных с тем или иным словом в «Онегине», считал, что для понимания перевода на английский необходимо также знать и литературу английскую и немецкую, переводы которой на французский язык были известны Пушкину.

Задача Набокова была очень трудна, так как сложнейшую стилистическую ткань пушкинского текста надо было передать на другом языке, с собственной богатейшей литературной традицией, отметить галлицизмы и непременно также сходство и расхождения с другими авторами, скрытые — часто пародийные — намеки, понятные посвященным. С этой точки зрения Набоков видел в «Евгении Онегине» «его аркадскую даль, змеиный блеск его чужеземных притоков… многоцветные уровни литературной пародии…» Свое «Введение переводчика» Набоков предварил двумя переведенными на английский язык эпиграфами Пушкина.

«…иль к девственным лесам

Младой Америки………………»

(Из черновика «Осени», 1830-1833)

и «Ныне (пример неслыханный!) первый из французских писателей переводит Мильтона слово в слово и объявляет, что подстрочный перевод был первым верьхом его искусства, если б только оный был возможен!» (Из статьи Пушкина «О Мильтоне и Шатобриановом переводе «Потерянного Рая», 1836)».

Первый понятен: труд Набокова должен был сделать так, чтобы Пушкина мог узнать и американец, а не только гордый внук славян, и финн, и ныне дикой тунгус, и друг степей калмык. Второй эпиграф показывает молчаливое несогласие Набокова с Пушкиным и солидарность с Шатобрианом. Лучшее, что мог сделать переводчик, считает Набоков, «это описать в некоторых своих заметках отдельные образцы оригинального текста». Он надеялся, что это побудит читателя изучить язык Пушкина и вернуться к «Онегину» уже без его подсказок.

Набоков поясняет, зачем ему все это было нужно.

«Написание книги… было вызвано острой потребностью, возникшей в процессе чтения курса русской литературы, который я вел в 50-е годы в Корнелльском университете, в городе Итака, штат Нью-Йорк, а также полным отсутствием какого бы то ни было истинного перевода «Евгения Онегина» на английский язык; но затем — на протяжении почти восьми лет (в течение одного года из них я получал финансовую поддержку от фонда Гугенхейма) — книга разрасталась».

Проследим за тем, как Набоков придуманным им методом переводил «Онегина». Все мы помним первое четверостишие романа:

Мой дядя самых честных правил…

«Его можно перефразировать, — говорит Набоков, — бесконечным множеством способов. Например:

My uncle, in the best tradition,
By falling dangerously sick
Won universal recognition
And could devise no better trick…

Вот пример пословного перевода:

My uncle is of most honest rules,
When not in jest he has been taken ill,
He to respect him has forced one,
And better invent could not…

А теперь очередь за буквалистом. Он может попытаться поиграть с honorable вместо honest и может колебаться между seriously и not in jest; он заменит rules на более многозначительное principles и переставит слова так, чтобы достичь хоть некоего подобия английской конструкции и сохранить хоть какие-то следы русского ритма, получая в итоге:

My uncle has most honest principles:
When he was taken ill in earnest,
He has made one respect him
And nothing better could invent…»

В каждой из переведенной ритмической прозой пушкинской строфе он выделяет те фразы, которые, по его мнению, нуждаются в комментарии, а затем пишет об этом все, что ему известно:

Деревня, где скучал Евгений,
Была прелестный уголок;

Переведя, казалось бы, такое привычное нам слово «уголок» английским nook, Набоков в «Комментарии» привлекает огромное количество информации, чтобы это слово предстало перед англоязычным читателем во всем множестве пушкинских ассоциаций: «nook латинск. angulus mundi (Проперций, IV, IX, 65) и terrarum angulus (Гораций, Оды, II, VI, 13-14); франц. Petit coin de terre (Так в переводе «Евгения Онегина» на французский, выполненном И.С.Тургеневым и П.Виардо).

Небольшое имение (parva rura — «скромные поля») Горация ютилось в естественном амфитеатре среди Сабинских холмов в тридцати милях от Рима. Пушкин привлекает свои собственные воспоминания 1819 года о деревне в конце первой главы и в начале второй, однако надо отметить, что поместье Онегина расположено не в Псковской губернии (Михайловское. — В.О.) и не в Тверской губернии, а в Аркадии. Пушкин, конечно же, повторил выражение petit coin двенадцать лет спустя в своей восхитительной элегии, написанной белым стихом и начинающейся словами «…Вновь я посетил…», посвященной Михайловскому (26 сентября 1835 г.):

(Михайловское!) Вновь я посетил
Тот уголок земли, где я провел
Изгнанником два года незаметных.

Взятое в скобки «Михайловское» и есть то опущенное Пушкиным слово, которое наиболее логично заполняет первые пять стоп первой строки».

«…и говорил себе, что никогда-никогда не запомнит и не вспомнит более вот этих трех штучек в таком-то их взаимном расположении, этого узора, который, однако, видит до бессмертности ясно…» (В.Набоков. «Облако, озеро, башня»).

Мы узнаем у Набокова то, что забыли сами, мы узнаем свои воспоминания (без него бы и не вспомнили) о собственной не столько прожитой, сколько пропущенной жизни, будто это мы сами у себя эмигранты. Как ученый он каждый день вглядывался в строение мира, а как художник — наблюдал его Творение.

Восхищение перед Набоковым, преклонение перед его мастерством — ничто по сравнению с тем неразделенным его одиночеством, тем нашим долгом ответной любви, которой он не получил.

«Комментарий к «Евгению Онегину»» стал чуть ли не последним из больших сочинений Набокова (на деле — самым большим!), пришедшим, как это принято говорить, к русскому читателю. Пришествие было предупреждено: сначала публикацией в «Дружбе народов» (Корней Чуковский. Онегин на чужбине // ДН.- 1988, №4), затем, уже в 1989-м и 1996-м — выдержками в «Звезде» и «Нашем наследии». Причем первая статья в общем хоре эйфории звучала обидным диссонансом (так что Елена Чуковская посчитала своим долгом оправдаться и за дедушку, и за Набокова, высказавшись в том духе, что, мол, дедушка вообще-то тяготел к диалектическим триадам, и если вначале поругался, то в конце концов обязательно должен был похвалить). Если считать набоковский Комментарий комментарием к пушкинскому «Онегину», то три четверти текста способны вызвать по меньшей мере недоумение. И наши издатели (и в Москве, и в Питере) что-то там пытались сокращать (фактически то, что имело непосредственное отношение собственно к переводу, — пассажи о возможностях и невозможностях английского языка, сравнение с другими переводами и т.д.). В принципе история с сокращениями не предполагает иных сюжетов, кроме чисто технических, во всяком случае московские издатели сократили все, что можно и нельзя, в том числе и занимавшие не так уж много места, но очевидно изъятию никоим образом не подлежавшие «Предисловие» и «Вступление переводчика». Но в этом они были, по крайней мере, последовательны: если выдавать (читай: издавать) Комментарий за свод приложений к пушкинскому тексту, а не к английскому его переводу (как это мыслилось изначально Набоковым и как это выглядит в боллингеновском четырехтомнике), то с какой стати начинать с концептуальных для переводчика разъяснений, отчего он переводит так, а не иначе — прозой, а не стихами (для Набокова здесь ключевой стала пушкинская фраза о Шатобриане «…первый из французских писателей переводит Мильтона слово в слово и объявляет, что подстрочный перевод был бы верхом его искусства, если б только оный был возможен»), а затем в следующей статье объяснять своему английскому читателю подстрочной прозы, что есть такое онегинская строфа и на что это похоже из того, что ему (английскому читателю) может быть знакомо. Здесь Набоков придерживается принципа вполне академического (хоть иногда и увлекается) — приводит вероятные французские источники и английские параллели с тем, чтобы объяснить английскому своему читателю незнакомое через знакомое, непонятное через понятное. Так что вопрос не в том, прав он или не прав (т.е. имел ли в виду Пушкин эти стихи, или не имел, или имел в виду другие), а зачем ему — переводчику и комментатору «Онегина» — это нужно

А нужно это по двум причинам.

Любой автор знает (предполагает) своего адресата. Набоков — все десять лет, что писал свой Комментарий, — видел этого самого адресата — американского студента. Кажется, общий раздраженный тон Комментария (в свою очередь, раздражающий читателя непредубежденного) происходит по преимуществу из специфической нелюбви к «адресату». (Ср.: «…Он чувствовал отвращение, когда плохо подготовленные студенты оскверняли его родной язык. Унаследованные польский и украинский акценты, бессвязный лепет американских студентов он воспринимал как личное оскорбление»[5]. Другое дело — имей Набоков перед собой, например, русского студента, — стал бы его тон более доброжелательным? Навряд ли. Однако большая часть разъяснений, очевидно, выглядела бы иначе.

Другая причина — и главная: мы имеем дело с комментарием переводчика — прежде всего. Любой, кто переводил, знает, что Словарь — это последняя книга, к которой обращается переводчик. Гораздо важнее определить общий лексический фон, выбрать стиль, определить не словарное, но точное историческое и стилистическое соответствие. В этом смысле весь огромный свод английских стихов (Пушкину, разумеется, неведомых), зачастую даже позднейших, их французские переводы, а также все переводы «Онегина» на доступные этому переводчику языки суть работа профессионала, которая обычно выносится за скобки. Здесь она — работа переводчика — воспроизведена в полной мере, и это безумно интересно. Но, кажется, не «американскому студенту», и не «широкому кругу читателей, учащимся и преподавателям», которым адресуют свои книги наши издатели, а другому профессионалу — филологу и переводчику.

2.4 Выразительные средства и стилистические приемы изпользованные В. Набоковым в оригинале и переводе романа «Приглашение на казнь»

История литературы не знает другого примера писателя, создавшего свой индивидуальный стиль и достигшего высокого мастерства в двух разных языках. Более двадцати лет В.Набоков писал только по-русски. Уже сороколетним он начал писать по-английски. Писатель не только легко справился с теми трудностями, которые встали перед ним при переходе на английский, но и стал блестящим стилистом, переводчиком своих же произведений:«Другие берега»—«Speak, Memory», «Приглашение на казнь»—»Invitation to the Beheading»,»Дар»—»The Gift», «Подвиг»—»Glory»,»Лолита»—»Lolita»,»Пнин»—»Pnin».

Лингвостилистический анализ произведений В.Набокова позволяет выделить выразительные средства и стилистические приемы, используемые автором в оригинале и переводе, и определить причины того неповторимого эффекта, который вызывает индивидуальный стиль В.Набокова. Сопоставительный анализ оригинального художественного текста и его авторского перевода дают возможность более глубоко раскрыть и описать его особенности. Поскольку в современной лингвистике критерии анализа средств сопоставительной стилистики разработаны недостаточно четко, мы считаем возможным опираться на те теоретические положения, которые легли в основу отечественных и зарубежных исследований в области стилистики. Лингвостилистика и литературоведение не идентифицируются, но взаимная связь между ними существует и раскрывается в исследовании стиля художественного текста [Виноградов 1980: 236]. При этом лингвистическая стилистика исследует принципы и эффекты выбора и использования фонетических, лексических,
грамматических средств для передачи мыслей и эмоций в разных условиях общения [Арнольд 1973: 7]. Таким образом, лингвостилистический анализ предполагает поуровневое рассмотрение выразительных средств и стилистических приемов, анализ внутренней организации конструкций, установление их содержательных характеристик с опорой на факты языка [Виноградов 1959: 267]. Мы исходим из того, что лингвостилистический анализ, являясь частью целостного анализа текста, может производиться самостоятельно, не теряя при этом своей актуальности.

Материалом исследования послужил последний роман русского периода творчества В.Набокова «Приглашение на казнь» и его англоязычный перевод, в котором, на наш взгляд, наиболее ярко представлены особенности стилистического использования графо-фонетических средств, лексических, синтаксических, и особенно использование стилистических средств на уровне семиотики.

На соотношение выразительного средства и стилистического приема в современной лингвостилистике существует ряд точек зрения [Арнольд: 1973 : 54; Гальперин 1981 : 27-29]. Мы, вслед за Мороховским, под выразительным средством будем понимать маркированный член стилистической оппозиции, имеющий инвариантное значение и относящийся к плану языка, а под стилистическим приемом – синтагматические отношения, которые возникают между речевыми высказываниями в тексте [Мороховский 1984: 40-43].

Графо-фонетические средства представлены в прозе В. Набокова довольно обширным практическим материалом. Их использование служит определенным художественным целям: создание ритма, скрепляющего отдельные периоды в связный текст, создание эффекта перечисления, повтора, передача особенностей речи персонажей. Основной единицей фонетического уровня является фонема. Фонема не может быть стилистически маркирована по отношению к другим фонемам языка и, поэтому, как в русском, так и в английском языках на фонетическом уровне отсутствуют выразительные средства. Стилистические приемы на данном уровне образуются с помощью чередований и повторений определенных гласных или согласных фонем.

Аллитерация имеет место как в русском, так и в английском вариантах текста:

Зеленое, муравчатое там, тамошние холмы, томление прудов, там-там-там далекого оркестра /155/.

That greenturfy tamarask park, the lanquor of it pounds, the tum-tum-tum of a distant band. (197)

Также на данном уровне было отмечено использование В.Набоковым ряда ассонансов – многократного повторения гласных звуков. Чаще всего это чередование гласных а и о как в русском, так и в английском вариантах.

… горьким огнем загоралась пыльная лампочка. /160/

A dusty bulb up above or at the side would burst into bitter yelow light. (19)

В.Набоков минимально использует графико-фонетические средства, их использование практически идентично в русском и английском вариантах. Как правило, основной целью использования графико-фонетических средств является стремление автора зрительно передать поток речи своих героев, выделяя курсивом ключевые моменты в их высказываниях. Говоря о графических средствах, следует отметить прием макросигментации текста /гл. 8/. Непрерывность текста как в оригинале, так и в переводе передает течение мысли главного героя, как бы графически моделируя поток сознания. В другом случае
/гл. 6/ прием макросигментации текста создает эффект перечисления и служит цели описания города и городского пейзажа. Как носитель русского языка, В.Набоков точнее чувствует фонетическую природу родного языка, чем иностранного, и, как следствие этого, — большее разнообразие стилистических средств в русском варианте текста.

И в русском, и в английском языках основным стилистическим средством на лексическом уровне является слово. Любое знаменательное слово языка содержит определенную информацию. Эта информация может быть основной (денотативной) и дополнительной (коннотативной). Слова, которые помимо денотативного значения обладают коннотативным, являются выразительными средствами языка на лексическом уровне. К ним относятся: слова высокого стилистического тона (поэтизмы, архаизмы, книжные и иностранные слова); слова сниженного стилистического тона (разговорная речь, жаргонизмы, сленг, вульгаризмы).

Надо отметить, что В.Набоков использует не весь арсенал стилистических средств данного уровня (не найдены примеры использования жаргонизмов, сленга, книжных слов). На наш взгляд, это обьясняется рядом причин: 1) эстетическое начало прозы писателя, исключающее использование лексики, «огрубляющей» стилистическую ткань произведений; 2) невозможность перевода ряда русскоязычных лексических единиц на английский (архаизмы, сленг).

Говоря об использовании В.Набоковым лексики высокого тона, можно выделить следующее: а) использование архаизмов в русском варианте текста с нейтрализацией приема при переводе

Ихица (188)

М’сье Пьер, немного дурачась, приставил перст к челу /191/

an archaic letter (26)

Indulging in a bit of hocus-pocus,

M’ sieur Pierre put his index finger to his forehead. (84)

б) использование поэтизмов с нейтрализацией приема при переводе:

Бледноватый лик Марфиньки /193/

Marthe’s pale face. (88)

Использование лексики сниженного стилистического тона характеризуется следующими особенностями: 1) использование разговорной лексики как в русском, так и в английском вариантах:

Да, брат, втепался ты в

историю /203/

Yes, friend, you’ ve really got yourself in a mess. (103)

2) использование разговорной лексики с нейтрализацией при переводе:

Оченно меня жалость разобрала /192

I was very upseted. (87)

Среди других стилистических средств данного уровня нужно отметить: использование авторских неологизмов в русском варианте текста. Однако не отмечены случаи изоморфных черт при переводе данных неологизмов на английский язык, что можно
объяснить особенностями исторического, культурного, литературного контекстов, формирования данных национальных языков.

Помогите мне в моей ловитве /170/

Дверь была отпахнута /200/

Help me to catch him. (62)

A door was opened. (110)

Таким образом, наличие алломорфных черт в строе русского и английского языков является причиной несовпадения ряда стилистических приемов в оригинале и переводе из-за особенностей их лексического состава. Не были отмечены случаи передачи на английский архаизмов, поэтизмов, неологизмов, жаргонизмов, сленга.

Многообразие использования средств семасиологии является одной из ярчайших черт стиля В.Набокова. Именно использование выразительных средств и стилистических приемов данного уровня придает художественному тексту глубину, образность, метафоричность и то своеобразие, которое отмечают все исследователи творчества писателя. В стилистической семасиологии можно выделить как выразительные средства, так и стилистические приемы. Под выразительными средствами мы, вслед за А.Н.Мороховским, будем понимать фигуры замещения, под стилистическими приемами – фигуры совмещения. Также А.Н.Мороховский обьединяет фигуры замещения и фигуры совмещения общим термином – фигуры речи [Мороховский 1984 : 19-20]. Говоря в дальнейшем о фигурах речи, мы будем подразумевать арсенал выразительных средств и стилистических приемов, использованных В.Набоковым в области семиотики, и опираться на классификации А.Н.Мороховского и Ю.М.Скребнева, сходные в своих основных положениях: фигуры замещения (количества и качества) и фигуры совмещения (тождества, противоположности, неравенства) [Скребнев 1960: 80; Мороховский 1984 : 163, 182].

Среди фигур замещения наибольший интерес представляет использование В.Набоковым ряда фигур качества, например: метафоры:

Нищенский паек неба /171/

Beggarry ratoin of sky. (49)

персонификации:

Мгновение накренилось и пронеслось

/222/

The instant flashed and was gone. (136)

Среди фигур качества также можно выделить использование писателем следующих выразительных средств как метонимия:

На стене дремала тень Родиона /154/

On the wall dozed the shadow of Rodion. (18)

Использование перифраз является характернейшей чертой стиля В.Набокова, и в этом проявляется склонность писателя к представлению обычных предметов, явлений с необычной стороны, в субъективном восприятии жизни.

Роковой мужик (палач) еще не приехал? Рубка еще незавтра?(казнь) /208/

The fateful a cruel hasnot arrived yet? The hacking fest is not set for tomorrow? (113)

Фигуры количества могут быть представлены использованием гиперболы:

Родион, сам не зная, что говорит, лопался от сладостного смущения /189

Rodoin, did not even know what he was saying bursted with delighted embarresment.(81)

Среди фигур совмещения в первую очередь считаем нужным остановиться на фигурах противоположности, которые используются достаточно интенсивно как в оригинале, так и в переводе. Так, например, антитеза:

… держась маленькими, совсем белыми руками за черные железные прутья /160

… holding the iron black bars with his small pale hands. (100)

оксюморон:

Дружеское пожатие обморока /151/

Директор явился чуть-чуть слишком рано /182/

The swoon’ s friendly embrace. (14)

The director appeared just a split second too early. (69)

Фигуры неравенства представлены в прозе В.Набокова такими стилистическими приемами как: зегма:

В камеру вошел Родион с супом и господином библиотекарем /174/

— Rodoin entered the cell with the soup and with the librarian. (54)

нарастание и разрядка, которые мы считаем возможным рассматривать вместе, т.к. они не занимают большого места среди стилистических приемов данного уровня, например:

Какая тоска! Цинциннат, какая тоска! Какая каменная тоска! /172/

What anguish! Cincinnatus? what anguish! What a stone anguish! (48)

Сравнение, как фигура тождества, имеет место как в оригинальном тексте, так и при переводе:

Как вороненок на пне, долго стоял он на стуле /171/

Like a fledging crow on a stump, he stood for a long time on the chair. (171)

В некоторых случаях сравнение имеет место или в русском, или в английском тексте:

Теперь — ни слова, тихонько /176/

Карман узких, как смерть, штанов /174/

Now — not a word, quiet as a mouse. (58)

The pockets of his pants which were rather narrow (54)

В целом, рассмотрев уровень семиотики, можно сказать, что данный уровень является одним из наиболее интересных в стилистическом отношении. В подавляющем большинстве случаев стилистические эффекты сохраняются при переводе, не утрачивая при этом своей оригинальности и самобытности.

В.Набоков использует практически весь арсенал выразительных средств и стилистических приемов синтаксиса, которые, придавая тексту определенный ритм, организовывают его и принимают участие в создании эффекта перечисления, для имитации разговорной речи, описаний и т.д. Основной единицей синтаксиса является предложение. Как и единицы языка ранее рассмотренных уровней, предложение содержит в себе денотативную и коннотативную информацию. Выразительные средства служат у писателя различным целям. Так, например, для имитации разговорной речи В. Набоков использует перечисление:

Благодарю вас, кукла, кучер, крашеная сволочь /176/

Thank you rag doll, coch man, painted swine! (57)

Для передачи размышлений героев, их внутренних состояний В.Набоков использует повтор:

Весь этот финал я предчувствовал, этот финал /151/

After all I have premonitions, have premonitions of these final. (13)

перечисление:

Что я тебе скажу? — продолжал он думать, бормотать, содрогаться. /178/

What shall I tell you? — he continued thinking, murmuring, shuddering. (60)

К алломорфным чертам относится использование номинативных предложений в русском варианте с передачей их в английском полными двусоставными предложениями:

Чудо! Красная магия ! /193/

Долг /152/

Its a miracle, red megic. (86)

It’s my duty. (15)

Использование инверсии в английском варианте, приобретает стилистическое значение в силу жесткого, фиксированного порядка слов.

На стене дремала тень Родиона /154/

On the wall dozed the shadow of Rodion. (18)

Таким образом, наличие алломорфных черт в синтаксическом строе русского и английского языков является причиной различного выражения ряда выразительных средств на данном уровне: a) номинативные предложения, имеющие место в русском тексте, при переводе заменяются полными двусоставными предложениями с «it» в роли безличного подлежащего; b) использование эмфатических конструкций «it was he/ who…», имеющих усилительное значение в английском языке и отсутствующих в русском языке; c) использование инверсий в английском варианте.

Среди стилистических приемов, используемых писателем, следует отметить богатое употребление таких структур, как анафора, эпифора, парцелляция, хиазм и риторический вопрос. Цели употребления данных стилистических приемов различны. Так, например, это попытка проанализировать мысли и поведение героев, средство психологизации ткани романа.

анафора :

Какие звезды, какие мысли и печаль наверху и какое безразличие внизу /208/

What stars, what thoughts and sadness up and what ignorance below. (124)

параллелизм:

Отец говорил за столом, мать говорила в кухне, все говорили /180/

Как мне страшно. Как мне тошно. /195/

Your fahter has talked at the table, your mother has talked in the kitchen, everybody has talked. (72)

How frightened I am, how sick. (91)

эпифора в английском варианте:

Снова перебрал все надписи на стенах. Опять ходил. Опять читал /171/

He examined all the inscriptions once again. He walked some more. He read once again. (249)

хиазм:

Героем романа был дуб. Роман был биографией дуба /213/

It’s protagonist was an oak. The novel was a biography of that oak. (122)

Рассматривая стилистические приемы синтаксиса, можно отметить, что несмотря на наличие алломорфных черт в синтаксическом строе русского и английского языков, наблюдается полное сохранение приема при переводе, что нашло отображение в отобранных примерах. Практически, переведенные примеры охватывают все стилистические приемы синтаксиса. И в русском, и в английском текстах использование стилистических ресурсов равноценно, что позволяет сделать вывод о сохранении стиля автора при переводе оригинала и о равных стилистических возможностях русского и английского языков на синтаксическом уровне.

Русскоязычная и англоязычная проза В.Набокова, оцениваемого в мировой литературе как «стилистический феномен ХХ века», дает интересный речевой материал для выявления стилистического потенциала сравниваемых языков. В целом, на основании лингвостилистического и типолого-сопоставительного анализов полностью подтверждается тезис о В.Набокове как о тонком стилисте, одинаково глубоко чувствующем природу как родного, так и английского языков, использующим широкий спектр выразительных средств и стилистических приемов на всех уровнях языковой системы. Стилистические особенности использования потенциального арсенала возникают на основе фонетических черт, лексического состава, грамматического строя русского и английского языков. В.Набоков является не только выдающимся русским писателем, но и талантливым переводчиком своих произведений, умеющим сохранить глубину и индивидуальность стиля в условиях языковой среды перевода и создавать новые произведения на английском языке.

2.3.Авторский перевод романа «Лолита»)

«Лолита» — любимое детище В.В. Набокова. В свое время это произведение «нашумело», тем самым заработало себе репутацию. Известное произведение стало объектом исследования литературоведов и лингвистов. Роман был переведен писателем лично. С этой стороны произведение представляет особый интерес для лингвистов-переводчиков, тем более что в последнее время вопросы авторского перевода приобретают все большую актуальность.

Нужно отметить, что тексты В.В. Набокова — это, прежде всего, игровые тексты. А. Люксембург отмечает, что каждый набоковский текст — это «сложная игровая система, все элементы которой ориентированы на то, чтобы, выражая игровое отношение писателя к жизни и искусству, вовлечь читателя в активное игровое взаимодействие и с творцом, и с созданным им текстом. В этой игре есть свои правила, которые автор, однако, постоянно нарушает, заманивая читателя в «непредусмотренные» (но вместе с тем обязательные для подобного текста) ловушки. Читателя активизируют, мистифицируют, вовлекают, дразнят, шельмуют; если ему сообщается нечто, то достоверность сообщаемого более чем сомнительна, а если что-то утаивают, он должен учиться выискивать скрытый смысл по намекам и недомолвкам».

С. Николаев в своей статье «Об одном стихотворении И. Бродского и его переводе, выполненном автором» излагает такую мысль, что «язык и слово для писателя — это та «материя», из которой, в конечном счете, формируется его индивидуальный стиль, манера изложения, где находит воплощение его неповторимый творческий метод. При таком повышенном внимании и постоянном профессиональном интересе к языку автор подчас ощущает явную нехватку тех возможностей, которые предоставляет ему родной язык, и стремится так или иначе вырваться за пределы конкретного национального языка, преодолеть его мощную «гравитационную силу», — во имя того, чтобы разрушить старые, устоявшиеся литературные традиции, расширить собственные композиционные возможности и прийти к принципиально новым творческим результатам.

Иноязычные элементы, которыми могут быть слова, словосочетания и большие фрагменты высказываний, часто вводятся в произведение с целью придания тексту повышенной оригинальности и выразительности, для характеристики речи персонажей, иногда для создания юмористического эффекта».

Подчас бывает и так, что автор – чаще всего по причине неудовлетворенности качеством имеющихся переводов своих произведений или же в связи с какими-то иными соображениями — решается сам, без помощи профессиональных переводчиков, обратиться к переложению своего произведения на другой язык. И. Бродский о практике письма на неродном языке говорил следующее: «Когда писатель обращается к языку иному, чем его родной, он делает это или по необходимости, как Конрад, или по причине жгучего честолюбия, как Набоков, или во имя достижения большей отчужденности, как Беккет». С. Николаев утверждает, что как правило, такой автор уже обладает, помимо хорошего знания второго языка, определенным опытом и навыками художественного перевода (обычно с иностранного на родной язык). Результатом подобной работы оказывается новое произведение, которое, по сравнению с оригиналом, обладает целым рядом особенностей, обусловленных как грамматической спецификой нового языка, так и новым «культурно-историческим фоном», без учета которого создание произведения на иностранном языке теряет свою эстетическую значимость. Такой перевод, традиционно именуемый автопереводом, будет отличаться от обычного профессионально выполненного художественного перевода тем, что в нем могут возникнуть совершенно новые стилистические приемы и средства — тропы, фигуры речи, идиоматически используемые лексические единицы, а также образы, оттенки значений и даже значения, которых не обнаруживал оригинал.

Следует помнить, что в обсуждаемом случае переводчик одновременно является и автором произведения, поэтому нет проблемы «нарушения авторских прав» на тот ход мыслей и те «эмоциональные схемы», которые заключены в оригинале.

Качество традиционного перевода всегда оценивается, помимо прочих параметров, по тому, «насколько нивелирована, скрыта, не видна» личность переводчика. Творческая индивидуальность переводчика в его труде, по существу, как бы не фигурирует. Напротив, чем меньше индивидуального вносит переводчик в результат перевода, тем выше оценка этого результата.

Ценность и исключительность явления автоперевода прослеживается и в том, что «наряду с соблюдением всех традиционных требований, предъявляемых к литературному переводу (а без учета таковых он попросту не будет именоваться переводом), подобный текст демонстрирует еще одну важнейшую черту — он является авторским произведением, таким же уникальным и неповторимым, как и его прототип». Ведь «хотя перед переводчиком вообще и переводчиком — автором стоят, казалось бы, одни и те же задачи и трудности, в автопереводе разрешение их приобретает несколько иной характер, иное направление, иное содержание, чем в переводе обычном» [2, 104c.].

Новое произведение будет принадлежать другой национальной культуре и, что особенно важно, «не окажется жестко регламентированным, лимитированным или скованным текстом оригинала, но скорее вдохновленным им».

В.В. Набоков написал к «Лолите» постскриптумы, как к английскому, так и к русскому изданиям, в американском послесловии автор описывает в основном историю создания книги, оправдывает свой роман, так как многие ожидали в какой-то степени «порнографию». «Некоторые приемы в первых главках «Лолиты» (дневник Гумберта, например) заставили иных моих первых читателей-туристов ошибочно подумать, что перед ними скабрезный роман. Они ждали нарастающей серии эротических сцен; когда серия прекратилась, чтение прекращалось тоже, и бедный читатель почувствовал скуку и разочарование». В принципе, автора это не беспокоит, просто он переживает свою «личную трагедию, которая не может и не должна кого-либо касаться – это то, что мне пришлось отказаться от природной речи, от моего ничем не стесненного, богатого, бесконечно послушного мне русского слога ради второстепенного сорта английского языка, лишенного в моем случае всей той аппаратуры – каверзного зеркала, черно-бархатного задника, подразумеваемых ассоциаций и традиций, – которыми туземный фокусник с развевающимися фалдами может так волшебно воспользоваться, чтобы преодолеть по-своему наследие отцов ».

Психолингвисты утверждают, что равное знание двух языков мешает переводить, «нарушается языковое равновесие». Б.В. Носик считает, что нечто в этом роде переживает (уже как болезнь) писатель, поэтому В.В. Набоков разочаровывается в своем переводе «Лолиты» на русский язык, его «мутит от дребезжания ржавых русских струн». Он пишет, что история перевода романа – «история разочарования». Автор дает удивительный образ оголенного сада, в который превратился его «дивный» язык: «Увы, тот «дивный русский язык», который, сдавалось мне, все ждет меня где-то, цветет, как верная весна за наглухо запертыми воротами, от которых столько лет хранился у меня ключ, оказался несуществующим, и за воротами нет ничего, кроме обугленных пней и осенней безнадежной дали, а ключ в руке скорее похож на отмычку». Далее писатель ищет то ли полуутешения, то ли полуоправдания: «Утешаюсь, во-первых, тем, что в неуклюжести предлагаемого перевода повинен не только отвыкнувший от родной речи переводчик, но и дух языка, на который перевод делается. За полгода работы над русской «Лолитой» я не только убедился в пропаже многих личных безделушек и невосстановимых языковых навыков и сокровищ, но пришел и к некоторым общим заключениям по поводу взаимной непереводимости двух изумительных языков».

В.В. Набоков дает сравнение двух языков: «Телодвижения, ужимки, ландшафты, томление деревьев, запахи, дожди, тающие и переливчатые оттенки природы, все нежно-человеческое (как ни странно!), а также все мужицкое, грубое, сочно-похабное, выходит по-русски не хуже, если не лучше, чем по-английски; но столь свойственные английскому тонкие недоговоренности, поэзия мысли, мгновенная перекличка между отвлеченнейшими понятиями, роение односложных эпитетов – все это, а также все относящееся к технике, модам, спорту, естественным наукам и противоестественным страстям становится по-русски топорным, многословным и часто отвратительным в смысле стиля и ритма. Эта неувязка отражает основную разницу в историческом плане между зеленым русским литературным языком и зрелым, как лопающаяся по швам смоква, языком английским: между гениальным, но еще недостаточно образованным, а иногда довольно безвкусным юношей, и маститым гением, соединяющим в себе запасы пестрого знания с полной свободой духа. Свобода духа! Все дыхание человечества в этом сочетании слов».

Издавая «Лолиту» по-русски автор преследует очень простую цель: он хочет, чтобы его «лучшая английская книга – или, скажем еще скромнее, одна из лучших английских книг» – была правильно переведена на родной язык писателя. В.В. Набоков пишет, что это лишь «прихоть библиофила, не более. Как переводчик я не тщеславен, равнодушен к поправкам знатоков и лишь тем горжусь, что железной рукой сдерживал демонов, подбивавших на пропуски и дополнения».

Художественный текст это система взаимосвязанных образов, эмоций и мыслей, выраженных определенными речевыми средствами, которые выполняют и познавательную и эстетическую функцию.

Цель художественного авторского перевода – не только ознакомление с содержанием художественных произведений, написанных на другом языке, но и полноценное воссоздание иноязычного художественного текста в органическом единстве его содержания, его идейно-эстетической функции, его формы. Поэтому для решения этой задачи требуется творческий подход.

Т. Сильман писал, что одной из наиболее трудных и в то же время наиболее необходимых задач, стоящих перед переводчиком, — это глубоко понять художественное произведение, подлежащее переводу, глубоко проникнуть в его замысел, а перевод есть перевоплощение того же замысла, той же идеи средствами другого языка.

С точки зрения А. Лейтеса, перевод это «явление искусства, явление художественной литературы. Переводчик художественного слова сам должен быть художником слова».

Анализ

I had lunch in town-had not been so hungry for years. The house was still Lo-less when I strolled back. I spent the afternoon musing, scheming, blissfully digesting my experience of the morning.
Я позавтракал в городе — давно не был так голоден. Когда вернулся, дом был еще безлолитен. Я провел день в мечтах, в замыслах, в блаженном усваивании моего утреннего переживания.

Автор ставит главное предложение на первую позицию, а придаточное – на вторую, тем самым в оригинале он желает сделать акцент, что не только дом был «безлолитен», а так же душа главного героя и писателя. В русском варианте дело обстоит иначе, придаточное предложение на первом месте, главное – на втором, поэтому можно сделать вывод, что в переводе нет такого прагматического эффекта, как в оригинале.

Русскому языку наиболее свойственно отсутствие качества выражать с помощью приставки БЕЗ- , например, безнравственный (immoral), беззаботный (care-free; light-hearted), бездомный (homeless), безнадежный (hopeless), безвредный (harmless), безвкусный (tasteless; insipid). Как видно из примеров, английскому языку характерны: либо суффикс -less, либо приставка, например, im- (отрицание наличия) или другой синоним. Можно сделать вывод, что Lo-less – это неологизм, созданный В.В. Набоковым. Даже для русского языка не так характерно употребление имени собственного в форме прилагательного с приставкой без- , поэтому и в оригинале и в переводе неологизм обладает яркой эмоциональной окраской.

I got out of the car and slammed its door. How matter-of-fact, how square that slam sounded in the void of the sunless day! Woof, commented the dog perfunctorily. I pressed the bell button, it vibrated through my whole system. Je resonne. Repersonne. From what depth this re-nonsense?
Я вышел из автомобиля и захлопнул за собой дверцу. Как прозаично, как прямолинейно прозвучал этот хлопок в пустоте бессолнечного дня! «Гуф», – почел нужным прокомментировать пес. Я нажал на кнопку звонка; его вибрация прошла по всему моему составу. Personne: никого. Je resonne, repersonne: звоню вновь, никовновь. Откуда, из каких глубин этот вздор-повтор?

В своей книге «Мир и дар Набокова» Б.В. Носик упоминает, что В.В. Набоков в русской версии «вдруг начинает объяснять русскому читателю» и «порой заговорщицки протягивал руку», поэтому иногда автор расширяет смысл фразы: почел нужным прокомментировать пес и commented the dog perfunctorily, наречие perfunctorily переводится как небрежно, поверхностно, но можно сказать: «небрежно кинуть слово, посмотреть небрежно», а вот небрежно прокомментировать – нельзя. Поэтому В.В. Набоков русифицирует the dog, так как русскому простому человеку ближе слово пес, чем собака (грубое, по-моему).

В этом отрывке присутствуют французские фразы, которые в оригинале (сохраняются) и в русском варианте (иногда переводятся) становятся игрой пера автора. Personne. Je resonne. Repersonne. – Personne: никого. Je resonne, repersonne: звоню вновь, никовновь. Сам Владимир Набоков не считал необходимым переводить ни теннисные термины, ни французские фразы, в большом количестве вкрапленные в текст романа. Эта фраза полна иронии, с одной стороны у героя теплится надежда на встречу, ему не терпится увидеть Лолиту, а с другой – где-то в глубине души он понимает, что это последняя, самая горькая встреча. From what depth this re-nonsense? — Откуда, из каких глубин этот вздор-повтор?. Писатель переводит оборот, как вздор-повтор, так как это более эмоциональней и по-русски, у читателя сразу возникает перед глазами Гумберт Гумберт, переживающий, ожидающий неизвестности перед дверью, а повтором звука звонка в его груди бьется сердце.

Думается, что автор прибегает к французскому языку, чтобы выразить эмоции, чувства, весь трепет героя. Как известно, французский – язык любви и с помощью этого В.В. Набоков создает такое настроение Гумберта, где отражена безграничная любовь и боль.

I loved you. I was a pentapod monster, but I loved you. I was despicable and brutal, and turpid, and everything, mais je t’aimais, je t’aimais! And there were times when I knew how you felt, and it was hell to know it, my little one. Lolita girl, brave Dolly Schiller.
Я любил тебя. Я был пятиногим чудовищем, но я любил тебя. Я был жесток, низок, все что угодно, mais je t’aimais, je t’aimais! И бывали минуты, когда я знал, что именно ты чувствуешь, и неимоверно страдал от этого, детеныш мой, Лолиточка моя, храбрая Долли Скиллер…

Герой называет себя pentapod monster, потому что он интересовался Лолитой как мужчина, поэтому он – пятиногое чудовище. Автор оставляет такие нюансы на размышление читателя. Penta – обозначает пяти- , pod – стручок, кокон. Опять авторский замысел, воплотившийся в это слово, ничего не имеет общего с ногами. В.В. Набоков играет словами, приписывая новое, не обязательно прямое значение.

В оригинале автор использует три прилагательных despicable and brutal, and turpid,, а в переводе всего два, причем в первой паре жесток и низок, прилагательное despicable переводится как презренный, жалкий, но автор даже не переводит его на русский язык, ведь в своем постскриптуме к «Лолите», он написал, что «все мужицкое, грубое, сочно-похабное, выходит по-русски не хуже, если не лучше, чем по-английски».

Когда автор пишет «я любил тебя», только на французском je t’aimais, je t’aimais, опять для того, чтобы оказать прагматический эффект. Начало абзаца начинается с объяснения в любви и чтобы закрепить это утверждение В.В. Набоков прибегает к французскому языку, поэтому фраза как бы окольцована признанием, это уже особенность стиля написанного произведения.

Если сравнивать следующую фразу в оригинале it was hell to know it и в переводе неимоверно страдал от этого, то в английской версии выражение чувств получается наиболее эмоционально, ведь не просто страдал, а это было адом, но В.В. Набоков решает так перевести оборот.

Б.В. Носик отмечает, что перевод выполнен в «великолепной русской традиции». Как было уже отмечено выше, если это авторский перевод, то автор волен перевести свое произведение так, как он считает нужным. Из проведенного анализа можно сделать следующие выводы, которые можно назвать особенностями и трудностями одновременно:

Текст перевода произведения в целом отличается очень высокой степенью лингвистической (грамматической и лексической) точности.
Текст перевода следует за оригиналом в том, что касается эмоциональной и оценочной коннотаций текста-прототипа.
Текст перевода обнаруживает стремление переводчика передавать стилистические средства оригинала соответствующими средствами иностранного языка.
Наряду с этим, текст перевода заключает в себе ряд особенностей, отсутствующих в оригинале, а именно:

а) чтобы передать смешное – автор ищет смешное по-русски, «не надеясь, что читатель полезет в оксфордский словарь»;

б) иногда автор, словно не доверяет возможностям русского юмора и восприимчивости русского читателя – отсюда некоторое «многословие»;

в) ряд единиц высказывания в переводе приобретает грубо-просторечную окраску;

г) единица, требующая от русского читателя «фоновых знаний» из области истории и культуры конкретного государства, заменена адекватной единицей, понимание которой возможно лишь при включении аналогичных «фоновых знаний» из области истории и культуры другого государства;

д) в текст перевода вводятся отсутствующие в оригинале образы, более привычные, близкие и потому понятные русскому читателю;

е) в произведении присутствуют французские фразы, которые в оригинале (сохраняются), а в переводе (иногда переводятся) становятся игрой пера автора.

Основную цель перевода рассмотренного произведения его автор-переводчик видел не столько в передаче на иностранном языке формальных и даже содержательных характеристик оригинала, сколько в сохранении его общей эмоционально-эстетической ценности.
Предложения и в оригинале и в переводе короткие, абзацы сохранены полностью, поэтому создается впечатление, что и форма и содержание переданы полностью.
В обеих версиях присутствуют неологизмы, оригинально переданные на русский язык.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Среди исследователей творчества В.В. Набокова распространено мнение о нём как об авторе, соединяющем в себе «словесную одаренность со способностью писать… ни о чем «. В его мемуарах трудно найти тему и практически невозможно различить идею в отдельно взятом произведении. Но, тем не менее, еще в 30х гг В.Ф. Ходасевич отмечал сквозную тему произведений Набокова, говоря о том, что единственная проблема, волнующая писателя – переход из мира творческого в мир реальный, «смерти подобный, а потому и изображаемый Сириным в виде смерти».

             Творчество Владимира Набокова произвело на меня глубокое впечатление. Блестящий русский писатель XX в., долго не признаваемый у себя на родине, он обрел славу и почитание за границей. Произведения Набокова носят психологическую “окраску”. Набоков воспринимал действительность по-особому, не как литераторы старшего поколения, он не столько писатель, сколько стилист, мастер языка. Отсюда — необыкновенная оригинальность его мемуаров которые оказывают на читателя настолько сильное воздействие, что даже спустя значительное время после прочтения в памяти остаются образы главных героев, сюжет и неповторимая обстановка — неясная, данная как бы сквозь туманную дымку.
          Произведения Набокова В. представляют собой своеобразный цикл — один может пояснить другой. Однако герои везде разные: различны их увлечения, характеры, судьбы.
          Особенности стиля, в котором написаны произведения , обусловлены темой двоемирия. Писатель делит мир героев надвое. Первый мир — это реальность, в которую погружены герои. Второй мир — мир вымысла. Подобного рода “раздвоение” происходит в результате конфликта с действительностью. Для персонажей произведений Набокова выдуманный мир оказывается более реальным, менее абсурдным и жестоким, чем существующий на самом деле, это становится одной из центральных проблем.
          Набоков в своих произведениях подчеркивает индивидуальность героев, их внутренний мир. Грань между реальностью и миром фантазий героев настолько тонка, что почувствовать ее достаточно сложно. Произведения Набокова заставляют задуматься о судьбах героев, их переживаниях. Произведения захватывают настолько, что от них невозможно оторваться, не дочитав до конца. Для меня Набоков — художник, способный изобразить мир таким, что он перестает казаться серым и унылым, наполняясь сказочными оттенками.

          Модель жизни и творчества Набокова (как и многое другое, с ним связанное) была сконструирована им самим. Хрестоматийным стало место из его автобиографической книги, которое в третьей ее версии «Память, говори» (Speak, Memory, 1966) — выглядит так: «Цветная спираль в стеклянном шарике — такой вижу я свою жизнь. Двадцать лет, проведенных в родной России (1899-1919), — это дуга тезиса. Двадцать один год добровольного изгнания в Англии, Германии, Франции (1919-1940) — очевидный антитезис. Годы, которые я прожил на новой моей родине (1940-1960), образуют синтез — и новый тезис». Продолжая мысль, можно добавить, что, согласно его логике, последний отрезок с 1961 по 1977 г., проведенный в маленьком швейцарском городке Монтре на берегу Женевского озера, становится новым, четвертым витком спирали и очередным антитезисом. А затем наступает последний, заключительный, «пятый виток спирали» (пользуясь выражением составителей известного набоковедческого сборника Э.Дж. Риверса и Ч. Николя), виток, который уже не имеет четких временных границ, когда последующие поколения могут пытаться в меру своих способностей спокойно, без спешки осуществить финальный синтез набоковского наследия.
          На первый взгляд может показаться, что звезду русской эмиграции В. Сирина отделяет от американского писателя Владимира Набокова непреодолимый барьер языка. Однако при ближайшем рассмотрении ситуация с текстам писателя выглядит, в языковом отношении, весьма запутанной. Как известно, главные произведения «второго витка спирали» — это восемь романов: «Машенька» (1926), «Король, дама, валет» (1928), «Защита Лужина» (1930), «Подвиг» (1932), «Камера обскура» (1932), «Отчаяние» (1934), «Приглашение на казнь» (1938), «Дар» (1937-1938). Девятый русскоязычный роман остался незавершенным, и два его фрагмента — «Ultima Thule» и «Solus Rex» — были опубликованы позднее. Кроме того, в 1920-1930-е гг. были изданы сборники малой прозы «Возвращение Чорба» (1930) и «Соглядатай» (1938). Вышедший много позднее в Нью-Йорке в «Издательстве им. Чехова» сборник «Весна в Фиальте» (1956) включал в свой состав произведения, рассеянные по эмигрантской периодике 1930-х гг. Кроме того, Набоков-Сирин успел опубликовать значительное количество стихотворений, эссе, рецензий и даже пьес. (Последние были воскрешены из небытия достаточно поздно: в английском переводе сыном писателя Д. Набоковым в 1984 г., а в русских версиях Ив. Толстым в 1990 г.)
          Комплект англоязычных романов Набокова тоже включает восемь названий: «Подлинная жизнь Себастьяна Найта» (The Real Life of Sebastian Knight, 1941), «Под знаком незаконнорожденных» (Bend Sinister, 1947), «Лолита» (Lolita, 1955), «Пнин» (Pnin, 1957), «Бледное пламя» (Pale Fire, 1962), «Ада» (Ada, 1969), «Прозрачные вещи» (Transparent Things, 1972) и «Смотри на арлекинов!» (Look at the Harlequins!, 1974). Девятый англоязычный роман, имеющийся, по-видимому, в архиве писателя, остался незавершенным. Но распределение русских и английских текстов по периодам осложнено рядом обстоятельств. Еще в 1930-х гг. писатель-эмигрант осознал, что настоящий прорыв и признание возможны для него только при условии смены языка. Вероятно, какое-то время он колебался, выбирая между английским и французским. По-французски им были написаны, например, первая версия новеллы «Мадемуазель О» и лекция о Пушкине. На английском увидел свет еще в 1938 г. «Смех в темноте» (Laughter in the Dark) — новый авторский вариант «Камеры обскуры». Тогда же велась работа над «Подлинной жизнью Себастьяна Найта», и текст этого романа писатель привез с собой в США в готовом виде.
          На третьем и четвертом «витках», наряду с созданием новых литературных текстов, шло постоянное взаимодействие между русской и английской составляющими набоковского творчества. Так, свою мемуарную книгу писатель сначала опубликовал по-английски («Убедительное доказательство», 1951), затем со значительными изменениями по-русски («Другие берега», 1954) и наконец в третьей, окончательной английской версии («Память, говори», 1966). А в 1967 г. появилась русскоязычная «Лолита» с указанием «перевод автора». Но речь в данном случае идет не столько о переводе в привычном смысле слова, сколько о создании новой версии текста, где сотням случаев изысканной языковой игры соответствуют найденные писателем и отвечающие специфике русского языка аналогичные, ориентированные на человека с иным культурным багажом каламбуры и аллюзии. Набоков чувствует себя совершенно свободно, переизлагая собственное произведение на другом языке, и он походя меняет те или иные детали, возможно, не без умысла поставить в тупик последующих исследователей-текстологов.
          Писателю удалось создать полный комплект своих русских романов в английских версиях — эта акция потребовала 12 лет усилий. Они выходили в свет в такой последовательности: «Приглашение на казнь» (Invitation to a Beheading, 1959), «Дар» (The Gift, 1963), «Защита Лужина» (The Defense, 1964), «Соглядатай» (The Eye, 1965), «Отчаяние» (Despair — в заново сделанной версии, 1966), «Король, дама, валет» (King, Queen, Knave, 1968), «Машенька» (Mary, 1970) и «Подвиг» (Glory, 1971).

Последовательное выявление в нескольких вариантах первичного текста, авторских переводов и репереводов В. Набокова аналогичных средств выражения, общих категорий плана выражения и плана содержания, определение особенностей использования различных средств для выражения категории плана содержания позволяют заключить, что, несмотря на значительные различия, данные тексты являются ценным материалом для анализа переводческих средств достижения прагматической эквивалентности.

Список использованной литературы

Анастасьев Н., Давыдов Ю. Набоков и «набоковцы»: Диалог недели//Лит. газета. 1989. 15 февраля. С. 2.

1) Шаховская З.А. В поисках Набокова. — М., 1991.

2) перевод.

3) Финкель А.М. Об автопереводе//Теория и критика перевода. Л.,1962.

В.Набоков. Другие берега // Собр.соч. в 4-х т. М.,1990. Т.4.
В.Ходасевич. Некрополь: Воспоминания; литература и власть. М.,1996.

4) The Lay of the Warfare Waged by Igor. M., 1981.

5) Жутовская Н.М. «Мир истории». №5, 2000.

6) Левин Ю.Д. «Поэмы Оссиана» Дж.Макферсона / Макферсон Дж. Поэмы Оссиана. Л.: Наука, 1983. С. 485.

7) Набоков В. Комментарий к роману А.С.Пушкина «Евгений Онегин». СПб., 1998. С. 555.

8) Набоков В., Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина, Перевод с английского; Под редакцией А.Н. Николюкина, Москва, НПК «Интелвак», 1999, 1008 с., илл.

9) Нехамкин Э. Просто Набоков «Вестник» №10(217), 1999.

10) Орлов В. На полпути к России: Набоков и Пушкин. «Вестник» №11(218), 25 мая 1999.

11) Чуковский К. Онегин на чужбине // Дружба народов.- 1988, №4.
Н.Берберова. Набоков и его «Лолита» // В.В.Набоков: PRO ET CONTRA. Антология. СПб,.1997.

Список использованных источников и литературы

Адамович Г. Одиночество и свобода. Нью-Йорк: Изд-во имени Чехова, 1955.
Анастасьев Н. Башня и вокруг. Взгляд на В. Набокова //Н а б о ков В. Избранное. М.: Художественная литература. 1990. С. 7—33.
Анастасьев Н., Давыдов Ю. Набоков и «набоковцы»: Диалог недели//Лит. газета. 1989. 15 февраля. С. 2.
Анастасьев Н. Феномен Набокова. М.: Советский писатель. 1992.
Берберова Н. Курсив мой. М.: Согласие, 1996.
Битов А. Ясность бессмертия// Набоков В. Круг. Л.: Художественная литература, 1990. С. 3—20.
Варшавский В. Незамеченное поколение. Нью-Йорк: Изд-во имени Чехова. 1956.
Владимир Набоков: Меж двух берегов: Круглый стол «ЛГ» // Лит. газета. 1988. 17 августа. С. 5.
Дар к О. Загадка Сирина. Ранний Набоков в критике «первой волны» эмиграции// Вопросы литературы, 1990. № 3. С. 243—257.
Долинин А Поглядим на арлекинов. Штрихи к портрету В. Набокова.Лит. 1988. № 9. С. 15—20.
Долинин А. После Сирина//Набоков В. Романы. М.: Художественная литература. 1991. С. 5—14.__
Долинин А. Цветная спираль Набокова// Н а б о к о в В. Рассказы. Приглашение на казнь. Эссе, интервью, рецензии. М.: Книга, 1989. С.. 438—469.
Ерофеев В. Русская проза Владимира Набокова//Н а б о к о в В. Собр. соч.: В 4 т. М.: Правда. 1990. Т. 1. С. 3—32.
Ерофеев В. Русский метароман В. Набокова, или в поисках потерянного рая // Вопросы литературы 125—160.
Иванова Евг. Владимир Набоков: выломавшее себя звено//Лит. учеба. 1989. № 6. С. 153—161.
Кедров К. Защита Набокова//Московский вестник. 1990. № 2. С. 275— 292
Шифф Стейси. Вера (Миссис Владимир Набоков): Биография. М., 2002.
Проффер К. Ключи к «Лолите». СПб., 2000.
Александров В.Е. Набоков и потусторонность: метафизика, этика, эстетика. СПб., Алетейя, 1999.
Букс Н. Эшафот в хрустальном дворце. О русских романах Владимира Набокова. М., Новое литературное обозрение, 1998.
Шраер М.Д. Набоков: Темы и вариации. СПб., 2000.
Курганов Е. Лолита и Ада. СПб., 2001.
Шаховская З.А. В Поисках Набокова; Отражения. М., 1991.
Анастасьев Н. А. Феномен Набокова. М., Сов. Писатель, 1992.
Анастасьев Н. А. Владимир Набоков. Одинокий король. М.: ЗАО Изд-во Центрполиграф, 2002.
Линецкий В.В. «Анти-Бахтин» – лучшая книга о Владимире Набокове. СПб., 1994.
Носик Б. Мир и дар В. Набокова: первая русская биография писателя. М., Совм. Изд. «Пенаты» и фирма «РиД», 1995
Гурболикова О.А. Тайна Владимира Набокова. Процесс осмысления. М., 1995.
Люксембург А.М., Рахимкулова Г.Ф. Магистр игры Вивиан Ван Бок: Игра слов в прозе Владимира Набокова в свете теории каламбура. Ростов
Набоков В.В. Pro et contra. СПб., 1997.
Набоковский вестник. Выпуск 1-5. СПб., 1997-2000.
Мулярчик А.С. Русская проза Владимира Набокова. М., Изд-во МГУ, 1997.
А.С. Пушкин и В.В. Набоков (Сборник докладов международной конференции). СПб., 1999.
Классик без ретуши. Литературный мир о творчестве Владимира Набокова: Критические отзывы, эссе, пародии. М., Новое литературное обозрение, 2000.
Зверев А.М. Набоков. М., 2001 (Жизнь замечат. людей; Сер. биогр.; Вып. 812).
Хасин Г. Театр личной тайны. Русские романы В.Набокова. М., СПб., «Летний сад», 2001.
Набоковский сборник: Мастерство писателя. Калининград, 2001.
В.В. Набоков: (Библиогр. указат. лит. опубл. на рус. яз. в СССР, России, странах СНГ и гос. Балтии) / Авт.-сост. Г.Г. Мартынов, СПб., 2001.

Маликова М.Э. В. Набоков. Авто-био-графия. СПб.: Академический проект, 2002.

ЛИТЕРАТУРА:

Арнольд И.В. Стилистика английского языка. — Л., 1973.
Виноградов В.В. О языке художественной литературы М.,1959.
Виноградов В.В. О задачах стилистики. — В кн. : Избранные труды. — М., 1980.
Galperin I.R. Stylistics. — М., 1981.
Мороховский А.Н. Стилистика английского языка. — К., 1984.
Скребнев Ю.М. Стилистика английского языка. — Л., 1960.
Шаховский З.А. В поисках Набокова. — М., 1991.

Литература, послужившая материалом исследования:

Набоков В. Приглашение на казнь. — К., 1989.
Nabokov V. Invitation to a Beheading. — USA, Ardis, 1978.

Тюркские страны приступили к созданию общего гимна

Кремль сообщил о готовности к диалогу в…

Зеленский: Если штаты сократят помощь, то мы…

Президент Абхазии подал в отставку

В Иране будут перевоспитывать женщин, снимающих хиджабы

Мировые цены на нефть продолжают падать

Нурила Асанкызы стала первой в истории казахстанской…

Казахстанские спортсмены продолжают радовать победами на международной…

Москву массово атаковали беспилотники

Число беженцев в мире перевалило за 123…

Дипломная работа: Особенности авторского перевода В. В. Набокова

Мошенник обманул 30 граждан на сумму 64 млн тенге

В каких городах Казахстана сильнее всего подорожал доллар?

Женис Касымбек: Женщина, четверо детей которой погибли в пожаре, получит дом согласно очереди

Их бросил отец семейства! Блогер Дархан Жолшыбеков подарил многодетной маме дом

Предатели! Сауле Әбілдаханқызы высказалась жестко о поддержке русского языка

О НАС

Мобильное приложение

Наши контакты