Казахский национальный университет имени аль-Фараби

Филологический факультет

Кафедра русской филологии

 

 

 

 

 

 

 

 

Выпускная работа

 

Тюркизмы в русских грамотках XVII – начала XVIII вв.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Алматы — 2012

 

СОДЕРЖАНИЕ

 

ВВЕДЕНИЕ	3
I ИСТОРИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ ПОЯВЛЕНИЯ ТЮРКИЗМОВ В РУССКОМ ЯЗЫКЕ
1.1 История контактирования русских и тюркских народов	8
1.2 Языковая ситуация России конца XVII – начала XVIII вв.	13
II. ГРАМОТКИ КАК ЭПИСТОЛЯРНЫЙ ЖАНР В ИСТОРИИ РУССКОГО ЯЗЫКА
2.1 История развития русского частного письма	16
2.2 Особенности грамоток и их наименования	18
III. ТЮРКИЗМЫ В ГРАМОТКАХ XVII – начала XVIII века
3.1 Пути и причины проникновения заимствований	22
3.2 Функционирование тюркизмов в русских грамотках XVI-XVII вв.	29
а) Элементы тюркского происхождения в наименованиях денежных единиц	31
б) Элементы тюркского происхождения в наименованиях предметов и деталей одежды	35
в) Элементы тюркского происхождения в наименованиях  предметов и деталей домашнего хозяйства	37
г) Элементы тюркского происхождения в наименованиях  единиц измерений	39
д) Элементы тюркского происхождения в финансовых, государственных, юридических, налоговых наименованиях	40
е) Элементы тюркского происхождения в именах собственных и экзотизмах	44
ж) Элементы тюркского происхождения в группе различных наименований	46
ЗАКЛЮЧЕНИЕ	48
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ	49
Приложение 1. Тюркизмы в русских грамотках XVII – начала XVIII века, проанализированные в работе	52

 

 

ВВЕДЕНИЕ

 

Общая характеристика работы. В выпускной работе предпринят лингвокультурологический, этнолингвистический анализ функционирования заимствованных слов из тюркских языков в грамотках XVII – начала XVIII века.

Актуальность исследования.

Вопросы взаимовлияния нескольких народов, результатами которого могут стать как материальные, так и духовные ценности, всегда интересовали исследователей. Как показывают факты, которые в различных языках и памятниках отдельных эпох проявляются различно, русские рано вступили в непосредственные разнообразные контакты с тюркскими народами, которые постепенно крепли. Известно, что многое из того, что переживает народ, отражается в его языке. Мы считаем, что памятники письменности (в нашем случае – грамотки) должны содержать в себе свидетельства о языковом взаимовлиянии, которое происходило с народами в процессе их контактирования. Пока существуют межкультурные связи, будет продолжаться и процесс лексического обмена. Любое лексическое заимствование, независимо от того, из каких источников оно поступает, является свидетельством живого контакта разноструктурных языков.

Именно поэтому, мы предпринимаем попытку исследования языковых заимствований из тюркских языков, опираясь на памятники письменности – грамотки. Ранее данная проблема изучения грамоток в качестве источника заимствований, которые образовались вследствие взаимодействия народов, не изучалась подробно. Это и актуализирует данное исследование, наряду с необходимостью комплексно подойти к этимологизации тюркизмов и их выявлению как особого пласта в русской лексике.

Обзор научной литературы. Изучение тюркских заимствований в языкознании имеет длительную историю. Проблеме иноязычных заимствований исследователи уделяют очень большое внимание.

Первой значительной работой по тюркским заимствованиям в русском языке можно считать «Лексикон российский» В.Н. Татищева, где последовательно упоминаются «слова татарские», которые понимаются очень широко, как «северно-тюркские и кавказско-тюркские» [25, с.364-374].

Опыт сопоставления русских слов со словами восточных языков относится к 1769 году. В этом году в сатирическом журнале Василия Тузова «Поденьщина» был опубликован список слов русского языка, сходных со словами восточных языков. Среди этих сопоставлений целый ряд весьма удачен (сундук, лошадь, бирюк, камыш и др.), но отдельные слова сопоставляются лишь на основе совершенно случайных созвучий. После этого в XVIII в. были изданы многотомные этнографические и лингвистические работы П.С. Палласа, И.И. Георгии др., в которых отмечались многочисленные случаи заимствований из тюркских языков, главным образом в топонимике [25, с.364-374].

Вопрос о тюркско-русских языковых связях интересовал исследователей в течение всего XIX века. В начале века бурно развивалась «экзотическая» художественная литература из жизни разных восточных народов, преимущественно тюркских, например, башкирские повести «Кузи-Курпяч» и «Алдар и Зухра», кавказские повести А.А. Бестужева-Марлинского [25, с.364-374].

В 1812 году Общество любителей российской словесности при Московском университете выдвинуло конкурсную тему исследования о влиянии других языков на русский, где должен был исследоваться и вопрос о вкладе «татарского языка» (то есть тюркских языках вообще) в русский словарь. Но такое исследование осталось невыполненным [49, с.184].

Начиная с 30-х г.г. XIX века в России бурно развивается историко-этнографическое изучение тюркских и других входящих в Российскую империю народов (В.В. Вельяминов-Зернов, В.Г. Тизенгаузен, В.В. Бартольд, Федоров-Давыдов, Г.С. Кляшторный и др.). Но исследование тюркизмов в древнерусском языке осложнялось тем, что тюркские языки домонгольского периода, с которыми приходилось сталкиваться восточным славянам (булгарский, печенежский, половецкий и др.) почти неизвестны: от них сохранились только лишь отдельные слова. Исключением является половецкий язык, от которого мы имеем отдельные памятники, хотя и относящиеся к более позднему времени: Codex Cumanicus – половецкий словарь и религиозные тексты – относится к рубежу XIII – XIV веков. Словарь половецкого языка в дошедших до нас половецких памятниках отражен далеко не полностью. Поэтому для объяснения происхождения тюркских элементов в русской лексике приходится привлекать данные многих тюркских языков. Но слабая изученность лексики в диалектах разных тюркских языков затрудняет достижение точных и определенных выводов.

Еще одним шагом в исследовании тюркизмов является работа В. В. Радлова «Опыт словаря тюркских наречий», охватывающая далеко не все тюркские языки

Начиная с 50-х гг. появляются специальные труды Н.К. Дмитриева, Э.В. Севортяна, И.С. Козырева, И.Г. Добродомова, Н.А. Баскакова, Р.А. Юналеевой, и др., посвященные тюркским заимствованиям в русском языке. Однако, вопрос о словах, заимствованных русским языком из различных тюркских языков, ставился лишь на ограниченном материале.

Много интересных наблюдений о тюркских словах в русских говорах содержится в «Материалах для сравнительного и объяснительного словаря и грамматики», вышедших в 1854 году под редакцией И.И. Срезневского. В первом томе «Материалов» опубликованы списки русских слов, сходных со словами восточных языков, и указан возможный источник среди восточных языков. В составлении этих глоссариев участвовали известные русские востоковеды И.Н. Березин, А.А. Бобровников, В.В. Григорьев, А.К. Казембек, И.М. Ковалевский, П.Я. Петров, А.М. Шёгрен. Отдельно следует отметить разработку тюркских заимствований в словарях общего характера. В.И. Даль и П.Я. Черных, которые отмечают немного тюркских заимствований. А.Г. Преображенский описывает тюркские заимствования недостаточно полно, допуская при этом ряд неточностей. М. Фасмер объективно выделяет тюркизмы, но тоже допускает неточности в этимологии слов. Много тюркских заимствований фиксируют Э.М. Мурзаев и А.Е. Аникин.

Большой лексический материал представлен в работе известного лингвиста Фр. Миклошича о тюркизмах в языках Восточной и Юго-восточной Европы. Данный материал во многом сходен с глоссариями в «Материалах для сравнительного и объяснительного словаря»: в нем нет историзма, тюркские языки выступают еще недостаточно дифференцированно. Впрочем, слабые стороны словаря объяснялись еще недостаточной исследованностью тюркских языков в то время [25, с.364-374].

«Этимологический словарь восточных слов в европейских языках» К. Локоча, вышедший в 1927 году, по мнению И.Г. Добродомова, этот словарь в развитие тюркологии внес «мало нового» [25, с.364-374].

Документальное исследование тюркизмов в русском языке было начато П.М. Мелиоранским, обследовавшим тюркские элементы в «Слове о Полку Игореве» затем и другие письменные памятники домонгольского периода. В последней работе П.М. Мелиоранский устанавливает границу своих исследований – 1225 г., т.е. до первого появления татаро-монгольских завоевателей [1, с.33].

Наиболее глубоко вопросы древнерусских заимствований из тюркских языков рассмотрены Ф.Е. Коршем и П.М. Мелиоранским в процессе дискуссии о тюркизмах в «Слове о полку Игореве». Ф.Е. Корш в рецензии на труд Фр. Миклошича и в полемике с П.М. Мелиоранским о тюркизмах в «Слове о полку Игореве» высказал много ценных соображений по поводу времени и места заимствования того или иного слова в русский язык. При этом Ф.Е. Корш оперировал фактами истории как тюркских, так и славянских языков. Но его рецензия на труд Фр. Миклошича о тюркизмах в восточноевропейских языках не является самостоятельно подготовленным трудом. Ф.Е. Корш только дал более точные выводы, опираясь на материалы Фр. Миклошича и наметил дальнейшие пути исследования тюркских элементов в славянских языках [35, с.59]. Но и здесь больше было сделано для истории тюркских языков: спор велся преимущественно на тюркологической почве. История тюркских по происхождению слов в русском языке оставалась в тени. Весьма характерна в этом отношении оценка этой дискуссии, которая была дана ей польским тюркологом А. Зайончковским. Он оценил тюркологическую глубину этого спора, заметив, что в полемических статьях Ф.Е. Корша и П.М. Мелиоранского «написана целая диссертация о разных тюркских словах, (…) затронуто много вопросов и проблем тюркской диалектологии…» [31, с.29].

Общей тюркологией и тюркскими заимствованиями в русском языке и прочих славянских языках немало занимались европейские (позже и немецкие) ученые (Г. Дёрфер, К.Г. Менгес). Как источник материала для этимологических изысканий большое значение имеют тюркско-немецкие словари. Они составлялись и издавались с XIX в. (словари Й. Ценкера, К. Штойервальда).

Много ценного материала по тюркским заимствованиям в русском языке и его говорах можно найти в исследованиях финно-угроведов (Й. Рамстедт, X. Паасонен, Й. Вихман, А. Йоки, Л. Рашоньи, Ф.И. Гордеев и др.).

Цель исследования – определение элементов тюркского происхождения, проникших в русскую культуру в XVII – XVI II вв. (или уже употребляющихся в русском языке), выявив их в грамотках XVII – начала XVIII века.

В соответствии с обозначенной целью исследования ставятся следующие задачи:

— выявить исторические предпосылки заимствования тюркизмов в русском языке;

— охарактеризовать источники тюркских заимствований;

— осветить понятие тюркского заимствования;

— ввести новые данные в этимологизацию ряда русских слов, позволяющих причислить их к тюркизмам;

— произвести исследование этимологии слов.

Решение этих задач опирается на теоретические положения, нашедшие отражение в трудах ориенталистов и тюркологов, посвященных изучению тюркских языков (Н.А. Баскакова, А.Н. Кононова, В.В.Радлова, И.Г. Добродомова, Н.К. Дмитриева, Р.А. Юналеевой, З.К. Сабитовой и др.).

Предмет исследования – тюркские заимствования в русском литературном языке (около 26 слов), некоторые  их которых легко распознаются по фонетическим, морфологическим и семантическим признакам, происхождение других вызывает споры.

Заимствование тюркских слов связано с некоторыми экстралингвистическими факторами: культурными, торговыми, военными, политическими отношениями русского народа с другими государствами. Как показывают факты, которые в различных языках и памятниках отдельных эпох проявляются различно, в сложном процессе тюрко-славянского взаимодействия не только тюркские языки исторически оказывали определенное влияние на славянские, но и славянские языки на тюркские.

Источником фактического материала послужили древнерусские грамотки XVII – начала XVIII века из сборника «Грамотки XVII – конца XVIII века» [12].

Методы исследования. При отборе языкового материала из сборника грамоток применялся метод сплошной выборки заимствованных лексических единиц. При их анализе нас, прежде всего, интересовала целесообразность включения определенной единицы в грамотки (частные письма) XVII – начала XVIII века. Для решения этой задачи привлекались историко-сравнительный и историко-этимологический методы.

Научная новизна исследования заключается в том, что в данной работе впервые предпринят анализ тюркизмов в грамотках, а также определяется степень их усвоенности, наблюдается их использование в грамотках XVII – начала XVIII века. Жанр грамоток мало исследован, несмотря на то, что наиболее изученной к настоящему времени оказалась переписка средних веков особенно до XVIII века. Что же касается эпистолярия XVII – начала XVIII вв., то полного описания в науке он не получил. Попытка выявления и изучения тюркских заимствований в грамотках исследуемого периода предпринимается впервые.

Структура выпускной работы. Выпускная работа состоит из введения, трех разделов, заключения, списка использованных источников.

Во введении обосновывается актуальность избранной темы, раскрывается степень ее научной разработанности, определяется характер исследуемого материала, цель и конкретные задачи исследования, характеризуются методы исследования тюркизмов.

В первом разделе «Исторические предпосылки появления тюркизмов в русском языке» мы обращаемся к истории. Сам процесс языкового заимствования рассматривается нами в неразрывной связи с культурными и иными контактами двух языковых обществ (тюрков и славян) и как часть, и результат таких контактов. Поэтому без обзора истории мы не сможем объяснить появление заимствований в русском языке (1.1 «История контактирования русских и тюркских народов»).

В подразделе 1.2 «Языковая ситуация в России XVII – начала XVIII века» описываются языковые особенности, изменения, произошедшие в языке под влиянием экстралингвистических факторов.

Во втором разделе «Грамотки как эпистолярный жанр» излагается процесс появления, развития грамоток как отдельного жанра с момента нахождения первых экземпляров, разграничиваются названия, использовавшиеся для обозначения писем.

В  третьем разделе «Тюркизмы в русском языке в грамотках XVII – начала XVIII века» рассматриваются пути и причины проникновения заимствований; описываются лексико-семантические группы тюркизмов; их функционирование.

В заключении подводятся итоги исследования.

 

 

Раздел I. ИСТОРИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ ПОЯВЛЕНИЯ ТЮРКИЗМОВ В РУССКОМ ЯЗЫКЕ

 

1.1 История контактирования русских и тюркских народов

 

Любое лексическое заимствование, независимо от того, из каких источников оно поступает, является свидетельством живого контакта разноструктурных языков. Русские рано вступили в непосредственные разнообразные контакты с тюркскими народами, которые постепенно крепли. В данном разделе мы обращаемся к истории, непосредственно к самим истокам, историческим контактам, способствовавшим зарождению, развитию, укреплению исторических языковых связей,  результатами которых явились заимствования.

Н.А. Баскаков выделяет пять основных периодов русско-тюркских языковых связей [3, с.6]. Приняв данную периодизацию, охарактеризуем каждый этап.

Первый период – первые века нашей эры до VII в., до образования Киевской Руси, когда начались более тесные языковые связи восточных славян с тюркскими (булгарскими, хазарскими), финно-угорскими и иранскими племенами.

Пересечение славянских и тюркских народов произошло, примерно, в конце IV в., когда Европу накрыла первая волна степняков – гуннов – тюрков, захвативших в своем движении на запад угров, аланов, а также славян, готов, даков. От этой первой тюркской волны в Европе следов не осталось (разве что сабля, стремена и удобный для стрельбы на скаку лук).

А на историческую сцену тюрки как народ выступили после создания Первого Тюркского каганата в 551 г. По любопытному совпадению на тот же VI в. приходятся и первые достоверные сообщения о славянах, в том числе о племенах – прямых предках русского народа. Следует отметить, что тюркские и славянские племена существовали и раньше. Но для периода их догосударственного бытования, «тюрки» или «славяне» – это современные условные термины, основанные на классификации языков доминирующих племен, или их правящих элит. Выявляют следующие исторические области наиболее активных славяно-тюркских языковых контактов: Причерноморье, Среднее Поволжье и бассейн Дона, Нижний Дунай, Среднее Приднепровье, Крымский полуостров, Северный Кавказ, Закавказье, Приуралье, Сибирь, Казахстан и Средняя Азия, пограничные страны и области, не входившие в Российскую империю (в них проживает тюркское население) [49, с.28].

Примерно VII в тюркские племена прибывают в Поволжье и на Северный Кавказ, где возникает еще одно важнейшее государство – Хазарский каганат. Доминирующими в нем были тюркские народности (хазары, сувары, булгары). Но при этом другие его племена почти те же, что и у аварской империи – финно-угры, славяне, аланы и адыгейские племена. Это – вторая волна, точнее, серия волн степняков (хазары, булгары, печенеги).

Родственные племена соединялись, образовывали союзы, часто воевали с соседними государствами, либо захватывали их, либо, потерпев поражение, становились частью их войск и шли покорять новые земли. Поэтому этнические имена тюркских народов то исчезали бесследно, то сменялись другими, то вновь возрождались, обретая былую славу. В истории это известно как феномен так называемых «скользящих этнонимов» [42, с.53].

Нам не известно, что случилось с племенами гуннского союза, аварской и печенежской ордами, которые сотрясали Европу и Византийскую империю, мы даже не знаем точно, на каком диалекте тюркского языка они говорили. Однако существуют данные о том, что только в Киевской Руси, по летописным данным осело и ассимилировалось четыре племенных объединений тюрков. Это чёрные клобуки, торки, берендеи, и ковуи.

Следующий второй период охватывает IX – XII века. Это время интенсивных связей Киевской Руси с огузскими (узы, печенеги, тюрки берендеи, каепичи) и кыпчакскими (половцы) племенами. Именно в этот период отмечается третья, самая мощная волна расселения кочевников.

Весь IX в. русские постоянно находятся в контакте с печенегами – частью тюркских племен, известных на востоке евразийских степей как канглы. Печенеги, пришедшие из-за Волги, все это время боролись с хазарами, и славяне были их союзниками в этом. Тут следует напомнить, что вплоть до конца X в. граница Руси с кочевым миром проходила практически рядом со стенами Киева. Например, когда угры (предки венгров), бывшие союзниками хазар, откочевывали в Паннонию, то они прошли через территорию, где сейчас расположился современный Киев. Печенеги, также постоянно сражавшиеся с уграми, часто были вместе с русскими в борьбе против них. И после падения Хазарии печенеги то поставляли русским князьям свою конницу для различных походов, то враждовали с ними, периодически осаждая как сам Киев, так и его окрестности. В итоге часть печенегов признала сюзеренитет киевских князей и поселилась на южных рубежах Киевской державы в качестве федератов Русского государства. А в середине XI в. к ним присоединились некоторые огузские племена и рода (в русских летописях они называются торками), откочевавшие к границам Руси под натиском кипчаков. Все эти тюрки (печенеги, торки, берендеи, ковуи, тарпеи и пр.) составили племенное объединение, известное по русским летописям как «черные клобуки». Черные клобуки, ставшие федератами Русской земли, выполняли дозорно-сторожевую службу на пограничье с кочевым миром [49, с.30].

Во второй половине XI в. до Руси докатился очередной прилив степной стихии – в южнорусские степи пришли кипчакские (т.е. половецкие) племена, которые стали доминирующей силой евразийских степей. Последнее отразилось даже в названии степи, протянувшейся от Иртыша до Дуная – она стала называться на Востоке в течение многих столетий как Дешт-и-Кипчак (по-персидски «Кыпчакская степь»). Русские называли кипчаков «половцами». Первое мощное кыпчакское государство в Европе создалось в конце XII века. (В Азии между Обью и озером Балхаш Кыпчакский каганат существовал еще в Х веке.). С этого момента и до монгольского нашествия русские были в постоянном контакте с половцами. Отношения с ними развивались очень непросто – начавшись мирно, они перешли в затяжную войну, когда чуть ли не ежегодным половецким набегам русские противопоставляли дальние вылазки вглубь Половецкой степи и там наносили мощные удары по зимовьям половцев. Кроме того, в ходе внутренней борьбы за власть и земли русские князья постоянно использовали половцев в качестве союзников какой-нибудь из сторон.

К концу XII в. половцы стали неотъемлемой частью политической жизни Русского государства, а также вошли в династические отношения с русскими князьями – почти все союзы с половцами в ходе внутрирусских междоусобиц оформлялись через браки князей с дочерьми половецких ханов. При этом некоторые половецкие рода, потерпевшие поражение в ходе внутриплеменной борьбы (споры из-за пастбищ, кровной мести и т.п.), также вливались в состав «черных клобуков» и начинали служить русским князьям. А в степях, рядом с половцами, кочевавшими в них, стали появляться русские люди, перенявшие кочевой образ жизни и ставшие «бродниками». Кроме того, усилиями русских миссионеров среди половцев все больше стало распространяться христианство [49, с.37].

Таким образом, к началу XIII в. русско-тюркские взаимоотношения во многом стабилизировались на основе приближения кочевых соседей к русской культуре и взаимного освоения южнорусских степей. Часть тюрков при этом непосредственно вошла в состав Русского государства, привнеся свой ценный опыт воинов и скотоводов. Элита же соседних половецких племен все более ориентировалась на Русь – и через династические связи, и через принятие православия, а также по экономическим причинам, т.е. выгодной торговли и транзита товаров.

Третий период – XIII-XV вв. – период монгольского нашествия, который характеризуется широким проникновением в русскую лексику тюркских (кыпчакских) и в меньшей степени монгольских слов. В начале XIII века половцы были покорены монголами. Слова «монгол» русские тогда не знали и называли этот народ по имени одного монгольского же племени – татар, живших когда-то на реке Онон [3, с.6].

Чингисхан, объединив к 1206 г. все монгольские племена, заявил своей целью стать во главе всех кочевников. В 1237-1240 г. монголы последовательно покорили русские, половецкие и аланские земли, установив свое господство в них на ближайшие 200 лет. Образовавшийся на этих территориях улус Джучи (Золотая Орда) проводил дифференцированную политику по отношению к покоренным народам – города оседлых государств облагались данями, а вот кочевое население, у которого монголы предварительно уничтожили племенную верхушку, включалось непосредственно в состав монгольских кочевий. Чингисхан и его преемники были весьма заинтересованы в торговле. Поэтому они поощряли ее и давали большие преференции купечеству, в основном мусульманскому. Поэтому при Золотой Орде поволжские города, контролировавшие Волгу-Каму, главную торговую артерию между Севером и Югом вскоре начали процветать как от торговли, так и от результатов труда ремесленников, согнанных туда монголами со всех концов своей империи. Таким образом, эти города стали новым местом соединения русского и тюркского миров, равно оказавшихся под властью монгольской знати [49, с.34].

Слово половцы из русских летописей исчезло. Хотя в 1294 году средневековый половецкий язык в наиболее полном виде (3000 слов) был зафиксирован монахами-францисканцами в словаре Codex Cumanicus. Вскоре и Европа стала называть половцев-куманов татарами (tartar). Считается, что дольше всего, до XVIII века, близкий к Codex Cumanicus язык сохранялся в быту армянской общины выходцев из Крыма в украинском городе Каменец-Подольский.

В результате того, что тюрки численно превосходили монгольских пришельцев, последние быстрее воспринимали тюркский язык и обычаи, так что через 100-200 лет были полностью тюркизированы. И уже в первой половине XIV века «монголо-татарская» Золотая Орда, по сути, стала вторым половецким (кыпчакским) государством. Отсюда и широкое проникновение в русский язык, рассматриваемый нами период тюркских заимствований.

Половецкие племена не сложились в единый этнос нового времени. Помешали сначала распад Золотой Орды на отдельные ханства, а затем – их завоевание Московским государством. Но половецкое единство сохранилось. Дело в том, что большинство тюркских народов довольно четко объединяются в три ветви (группы): огузскую (турки, азербайджанцы, туркмены), карлукскую (узбеки, уйгуры) и кыпчакскую (крымские татары, карачаевцы, балкарцы, кумыки – западные кипчаки; татары и башкиры – северные или волжские кипчаки; казахи, каракалпаки, ногайцы – восточные кипчаки; киргизы и южные алтайцы – несколько обособленная киргизско-кыпчакская подгруппа). И сейчас, разумеется, современные половецкие народы вполне самостоятельны и самобытны. Но важно то, что различия между половецкими языками довольно малы и не препятствуют взаимопониманию [49, с.41].

Причем деление половцев весьма условно: башкиры и казахи столь массово, целыми родами, переселялись на территории друг друга, что это до их пор отражается в соседних говорах, а северо-крымский диалект можно рассматривать и как диалект ногайского. Напомним, что именно в России проживает большинство половецких (кыпчакских) народов, включая свыше миллиона казахов, киргизов и крымских татар. И составляют половцы не менее 6-7 % населения России. Отметим также, что кыпчакские элементы сильны в азербайджанских, узбекских и туркменских диалектах.

Четвертый период – XVI-XIX вв. – период русской колонизации и присоединения народов, бывших Казанского, Астраханского, Сибирского, Крымского ханств, также народов Средней Азии и Кавказа. Именно этот период языковых связей интересует нас больше всего, так как исследуемый относится к данному времени. А предшествующие эпохи заложили основу, и без полной их характеристики мы не смогли бы начать описание данного периода, так как эти связи возникли в давние времена. Отдельно взятый отрезок исторического времени без связи с прошлым не дал полной картины

Распад Золотой Орды в середине XV в. на несколько частей (Большая Орда, Казанское, Астраханское и Крымское ханства, Сибирь и Ногайская Орда), а потом и выделение из них независимого Русского централизованного государства, поставил вопрос о наследии улуса Джучи. Возвышение Москвы и рост могущества Русского централизованного государства неизбежно выдвигали его в лидеры среди осколков Золотой Орды.

Во второй половине XVI века русский царь обрел в тюркском мире статус старшего государя. И вскоре, раздавал полученные ярлыки на владение Сибирью, точно так же, как ранее подтверждали ханы Золотой Орды права своих беков на их улусы. Назначались   соответствующие налоги и жаловались со стороны, приличествующие по ордынскому этикету подарки. Аналогичным образом русские цари сохраняли золотоордынский порядок в отношениях с Ногайской Ордой и выдавали грамоты-ярлыки на бекство ногайским биям, которые происходили от эмира Идике (Едигей в русских летописях), не принадлежащего к чингизидам.

Взятие Казани и присоединение Астрахани были принципиальным рубежом для Русского государства не только в смысле резкого повышения статуса русского государя на востоке, но и тем рубежом, с которого Россия стала быстро расширять свои границы за Волгу и Урал и тем самым вступила в постоянный контакт с тюрко-мусульманским, и вообще с инокультурным миром.

В XVII веке на престол воссел Петр I. Его политика стабилизировала положение нерусских народов в структуре Российской империи, введя его в определенные правовые рамки, общие как для них, так и для русских государственных крестьян.

Уже в первой трети XVIII века западная часть Средней Азии вошла в состав Российской империи. Подробнее об этом периоде, интересующем нас, мы расскажем в следующем разделе, раскрывая нововведения во времена правления Петра I.

Пятый период – период после Октябрьской Социалистической революции [3, с.6]. Этноним татары не умер после 1917 года только потому, что чуть раньше, во второй половине XIX века, часть поволжских кипчаков-половцев (казанлы, мишер, болгар, нугай и др.) свыклись с именем, пришедшим с истоков Амура, и приняли его как самоназвание. После распада СССР начинается новый период взаимовлияния тюркских и славянских языков.

Останавливаться на последнем периоде мы не будем, доверив описание событий исследователям языковых процессов XX-XXI вв. Без экскурса в прошлое мы не смогли показать тесной связи народов, их взаимоотношений, потому что контактирование, отразившееся в языке, не могло возникнуть на пустом месте именно в конце XVII века, так как взаимосвязи русского народа с тюркскими складывались веками.

Вышеуказанные  сведения характеризуют в большей степени политические контакты. Важно отметить, что наряду с оставшимися в истории фактами – борьбой за власть  над безграничными просторами, занимающими большую часть Евразии, и как результат этой борьбы войнами, в которых в разные эпохи оказывались победителями то тюрки, то славяне, – существовали  торговля, бытовое общение (особенно в пограничных районах) народов.

 

 

1.2 Языковая ситуация в России XVII – начала XVIII века

 

Конец XVII – начало XVIII века выделяются в особый период, который в истории русского литературного языка называют Петровской эпохой. Именно на это историческое время приходит правление Великого Петра I, царя реформатора, новатора.

Русский язык к концу XVII – началу XVIII вв. пришел в форме весьма, пока, далекой от совершенства как средство коммуникации. Относительно его состояния в исследуемый период Н.И. Гайнуллина отмечает следующее: «…русский язык, исследуемого времени как никогда оказался связанным с экстралингвистическими фактами жизни русского общества, кардинально изменившими сами функции его в начальный период формирования как национального» [11, с.9].

В этот период происходили реформы и преобразования во многих областях жизни: в армии появились полки нового, иноземного строя, были упразднены приказы как государственный институт, заменены коллегиями, изменено административное устройство России, образовывался флот, менялась система законодательной и исполнительной власти, развивалась промышленность, наука, менялись культурные ценности и приоритеты. Как уже упоминалось выше, в этот период страна вступила в постоянный контакт с тюркским, и вообще с инокультурным миром, границы России расширились за Волгу и Урал. Значение же языка как средства коммуникации в подобных условиях становится первостепенным, определяющим, объединяющим.

Петровская эпоха начала своеобразный XVIII век, который хотя и представлял некое единое языковое состояние, тем не менее, характеризовался «значительными» внутренними перестройками, перегруппировками, сменами, отражающими активно протекающий процесс складывания русского языка нового времени и норм в области лексической семантики и словоупотребления [11, с.28].

Активные процессы во всех областях общественной жизни русского государства вызывали такую же активную и интенсивную перестройку в русском литературном языке, которая нашла отражение в жанровом многообразии литературы и письменности исследуемого периода, в новых формах лингвистической организации текста, перегруппировке жанров в аспекте влияния на формирование новых форм литературного языка. В этой перегруппировке на передние позиции выходит научно-популярная, научная и как ни кажется это утверждение неожиданным и даже парадоксальным, эпистолярная письменность, которая до сих пор была применительно к концу XVII – началу XVIII веков объектом лишь фрагментарного исследования [11, с.32].

А.Н. Качалкин утверждает, что в этот период «в отличие от литературных текстов письменность (деловое письмо, документы, личная, частная переписка) является массовым видом письменной речи, поскольку литературной речью владеет писатель-человек, выделяющийся среди людей; документальной речью должен владеть каждый грамотный человек» [11, с.33]. Жанр грамоток приобретает новые черты под влиянием происходящих в обществе, в сознании людей перемен. Переписка людей активизируется. Принимая во внимание утверждение А.Н. Качалкина, можно сказать, что в прежние времена она действительно имела место, но  сфера  использования частных писем была не столь велика, как в данный период.

Для данного времени ученые неоднократно отмечали такую особенность, как смешение единиц разных стилистических и генетических пластов в текстах отдельных жанров письменности. Смешение как процесс представляется нам своеобразной нормой переходного периода, каким был конец XVII – начало XVIII вв. Это – явление, при котором соединяются довольно ограниченное количество книжных (церковнославянских), исконно русских и заимствованных элементов отмечается в деловой письменности [11, 33]. В частных письмах наблюдается такой же процесс, когда наряду с элементами книжными, исконно русскими употребляются заимствования. Роль заимствований, в частности тюркизмов, и будет интересовать нас. Поскольку появление новых предметов, реалий, которые нужно было назвать, отмечалось в языке наплывом заимствований.

Главным образом заимствования были из западноевропейских языков, но тюркских заимствований было также немало.  Относительно к этому периоду Ф.П. Филин отмечал, что «тюркизмы и другие восточные элементы играли вторую, после западноевропеизмов, роль в обогащении словарного состава великорусского языка, не были связаны с понятийной системой православной религии, в материальной, причем, разных его тематических разрядов». Как и западноевропеизмы, восточные элементы укрепляли позиции русской народной речи в письменности, поскольку их значения части русского вскрываются многочисленные тюркизмы [48, с.9].

Составитель делового документа или пишущий деловое, официальное (полуофициальное) письмо, а также любое другое частное письмо (грамотку) как языковая личность, воспитанная на традициях языка предшествующего периода, и как носитель живого языка, являющийся одновременно активным представителем общества, в котором живет, работает, участвует в создании материальных и духовных ценностей [11, с.33]. Письма, явившиеся в последствии таким примером созданной материальной ценности, зафиксировавшей состояние языка на тот момент, показали, что люди употребляли тюркизмы.

Таким образом, мы видим, что связи двух разноструктурных языков и  контакты народов, говорящих на этих языках, зародились еще в давние времена и на протяжении всего времени не прерывались. Долгое соседство, похожие условия, обстоятельства жизни не могли не отразиться в языке в виде заимствований. Далее заимствования настолько были усвоены, что люди употребляли их в устной речи, бытовом общении, в частной переписке, и их нерусское происхождении уже было незаметным.

В истории русского литературного языка исследуемый отрезок времени играет значимую роль, так как это время связано со значительными переменами. Относительно нашего исследования можно сказать, что этот период играет важную роль в развитии жанра грамоток, подробнее на особенностях которого мы остановимся в следующей главе. Наблюдался  процесс заимствования новых единиц, среди которых тюркизмы занимали особое место, использовались они в  бытовом общении.

 

 

Раздел 2 ГРАМОТКИ КАК ЭПИСТОЛЯРНЫЙ ЖАНР

В ИСТОРИИ РУССКОГО ЯЗЫКА

 

2.1 История развития русского частного письма

 

Выбранный источник исследования – частная переписка (грамотки) – является  письменной формой  речи, охватывающей широкую область жизни, деятельности людей, включающей в себя лексику разных стилистических планов, различных сфер употребления (книжную, разговорную, лексику общего употребления и лексику профессиональную). Поэтому они являются весьма интересным объектом для изучения, так как это – памятники, зафиксировавшие состояние русского народного языка исследуемого времени. Наличие тюркизмов, выявленных в процессе исследования, показывает активное их  использование носителями языка.

Общая картина развития данного жанра как средства дистантной коммуникации может сложится лишь при более глубоком его исследовании от истоков и до современности. Но поскольку в исследовании мы затрагиваем определенный этап зарождения жанра, его развитие и появление, активное употребление заимствований тюркского происхождения и грамотках.

История  развития и становления жанра грамоток привлекает внимание исследователей давно, хотя неоднократно отмечалось его недостаточная изученность с лингвистической стороны, и с позиций определения его вклада в общий эволюционный процесс русского языка. Это обстоятельство во многом объяснилось недоступностью или малой известностью письменности подобного рода для следующих поколений носителей русского языка. Причин такого состояния эпистолярия прошлого в науке называется немало.

Среди них чаще всего представляются недостаточное внимание самих историков русского языка и литературы к частному письму как особому, самостоятельному жанру письменности, либо малую их доступность для изучения в силу раритетности самой письменности подобного рода, а также существование письма как единичного феномена, не предназначавшегося для широкого распространения и чтения, тем более публикации, либо даже намеренное невнимание к частной переписке, которое объяснялось «классовым подходом к авторам такой литературы» [11, с.46].

Несмотря на указанные объективные обстоятельства и причины, установлено, что для русского языка жанр частных писем – один из древнейших в системе жанров письменности. Он имеет длительную историю, а становление его шло параллельно с развитием самого русского языка в других его разновидностях.

Наиболее древними образцами частного письма принято считать берестяные грамоты, впервые найденные при раскопках в Новгороде в 1951 году, относящиеся, по мнению Ефремова, к X-XI векам. Значимость этого факта для языка трудно переоценить, потому что берестяные грамоты подтвердили мнение о том, что частная переписка имела место на Руси еще в древнейший период [30, с.75].

Язык берестяных грамот в жанровом отношении и как особая разновидность частного письма учеными оценивается неоднозначно.

В.Д. Левин отмечал, что «Язык последних не обнаруживает таких специфических или устойчивых примет, которые указывали бы на литературную обработанность и нормализованность… Эти памятники письменности не отражают какого-либо стиля древнерусского литературного языка, что нисколько не умаляет их выдающегося культурно-исторического значения».

Подобной точки зрения придерживался и В.В. Виноградов.

Н.А. Мещерский относит грамоты на бересте к частной переписке, но рассматривает их как составную часть делового языка Древней Руси, поскольку они, по его мнению, имеют «те же функциональные особенности, что документы, относящиеся к деловому стилю» [30, с.59].

Довольно большое число подобных берестяных грамот (к 1978 г. – 582) подтверждает мысль об их коммуникативной значимости и активности, хотя оценки их с точки зрения лингвистического статуса и остаются противоречивыми. Чтобы снять это противоречие Н.А. Мещерский предложил подходить к оценки берестяных грамот дифференцированно, учитывая их содержание и структуру. С учетом этого подхода он разделил их на частные письма и грамоты».

Несмотря на такие разные подходы в оценке ученых относительно частной переписки, можно утверждать о том, что и в начальный период становления жанра, согласно традициям в грамотки проникают тюркизмы употребляемые носителями языка.

Учеными доказано, что письма на бересте представляют именно эпистолярный жанр Древнерусского литературного языка, ибо имеют свои особые жанровые приметы: «литературного этикета в форме обязательного начала письма в виде формулы «поклон от NN к NN» или «NN от NN челом бью» и концовок писем – эти традиционные формулы начала и концовки письма составляют принадлежность уже в древнейшую эпоху зародившегося эпистолярного стиля. Эта традиция сохранилась и в последующее время. В грамотках XVII – начала XVIII вв. мы наблюдаем те же традиции.

Начало («Гсдрю моему батюшку Ивану Александровичу и гсдрни моей матушке Аксине Акимовне сынишка вашъ Гаврило Снарский благославения вашего отеческого прошу и челом бью» [12, № 224]; «Гсдрю моему брату Панфилю Тимофеевичу брат Тимофей Салтыков челом бьет» [12, № 72]), и конец («Пожаловать отдать сие письмо на дворе боярина кнзя Мизаила Григорьевич Рамодановска» [12, № 131]; («Отдать пожаловать грамотка на Москве гсдрю моему брату Степану Тимофеевичу Салтыкову» [12, № 100] письма подчинены правилам оформления писем.

Несмотря на малоизученность, грамотки переиздавались в XVII – XX вв. Во второй половине XVII века Третьяк Васильев из адресованных ему писем составил целый сборник своеобразных литературных образцов. Этот факт можно рассматривать как своего рода попытку научного обоснования эпистолярного творчества как жанра. Однако, подобных фактов не так много.

К настоящему времени собрана и опубликована значительная по объему и важная по содержанию частная переписка в основном более позднего (интересующего нас) периода XV – XVIII вв. [11, с.31]. Продолжают публиковаться отдельные образцы этого жанра с целью осмысления лингвистических особенностей и характера переписки, прошлого, ее содержание и структуры.

В XVIII веке, особенно период стыка XVII и XVIII вв., зарождаются многие новые черты жанра, позволяющие говорить о его развитии и эволюции. Научно установлено, что резкое его изменение в форме и содержания частных писем-грамоток связано именно с Петровской эпохой. Об этих новых чертах, формах  жанра и пойдет речь в следующей главе, в которой мы предпринимаем попытку объяснения наименования «грамотка»

Итак, частная переписка, зародившись еще в X-XI веках, изначально охватывая широкую область жизни людей, включая лексику разговорную, книжную, заимствованную, развивалась на протяжении столетий.

 

 

2.2 Особенности грамоток и их наименования

 

Мы часто встречаем слово грамотка в исследовании. Что же он обозначает? Когда появился? Каково его отличие от остальных обозначений? Ответы на эти вопросы мы постараемся дать в этом подразделе.

Эпистолярный жанр, в состав которого входят грамотки, зарождался как разновидность деловой письменности. Эволюция жанра непосредственно связана с групповой дифференциацией общества его сословным делением и общественно-политическими установками пишущего. Он по содержанию чаще всего носил деловой характер (включая обсуждение бытовых проблем, которые нередко соотносились с определенным делом – косьба, управление домом, хозяйством). Не случайно, поэтому частное письмо как разновидность деловой письменности и номинировалось терминами грамота, грамотка. Эти названия были наиболее древними наименованиями эпистолярного жанра [11, с.37].

Термин «грамота», помимо значения «частное письмо», очень рано «специализировался» на наименовании документа официально-делового назначения и с этой семантикой просуществовал в русском языке до первой половины XVIII века [11, с.58].

«…Назначение такого документа уточняется с помощью прилагательного-определения. Подобный характер употребления термина сложился исторически, если учесть, что активная детализация и дифференциация документов подобного рода наметилась в средние века, когда расширились и усложнились функции делового языка, который стал удовлетворять нужды все более усложнявшейся государственной переписки. Именно этот факт объясняет многообразие видов деловых документов, объединенных родовым понятием «грамота». В «Словаре русского языка XI-XVII вв.» отмечается около 130 видов таких грамот, среди них грамоты беглая, беломестная, бережельная, бессудная, благословенная, богомольная, ввозная, верющая, вечная, взлетная (с объявлением о начале военных действий [39, с.155]), деловая, данная [11, с.59-60].

Официальное письмо (грамота) и частное бытовое письмо представителя среднего и низкого сословия (грамотка) различались и на уровне их наименования [11, с.60]. Подтверждение этого факта мы находим в самих грамотках конца XVII – начала XVIII вв.: «…отдать ся грамотка в Великом Новегороде гсдрю моему Вавилы Тихоновичу…» (Грамотка № 160, Л. Аничков В.Т. Вындомскому); «…отдать сею грамотку въ Белском уезде гсдрю моему батюшку Ивану Александровичу Снарскому…» (№ 226 Снарский отцу И А. Снарскому).

Как видим, отправители (в первом случае управляющий владельцу поместья, во втором случае бытовое письмо пишет сын отцу) грамоток в вышеуказанных примерах подписывали письма, разграничивая и выделяя именно одно название.

У Н.И. Гайнуллиной отмечается, что наименование «грамота» и «грамотка» несли коннатативный оттенок функциональной закрепленности в каждом конкретном случае своего употребления, а именно – оттенок социальной закрепленности и экспрессии торжественности, книжности термина «грамота» и обыденности наименования частного письма представителей других социальных групп общества. Это подтверждает высказанное ранее мнение И.П. Панкратовой о том, что в XV-XVII вв. частные письма в большинстве случаев назывались «грамотками», а термин «грамота» использовался как правила, для названия официального документа [11, с.60-61].

Таким образом, грамотки – это своеобразная форма письменной речи с особым интонационно-ритмическим строем. Выражая непосредственность общения с адресатом, они одновременно ярко и полно отражают и настроение писавшего, его отношение к высказываемому. В соответствии с этим в грамотках, авторами которых были представители среднего и низкого сословия, язык был простой, доступный, которым люди выражали свои мысли. И не удивительно, что они, как  мы уже выше отмечали, являясь носителями культуры своего времени, под воздействием  экстралингвистических факторов, а также вследствие необходимости, неизбежности, использовали тюркизмы в письмах. Фактические данные грамоток XVII – XVIII века отразили эту закономерность, что и показал проведенный в исследовании анализ.

Но вернемся к  обозначению частных писем, понятию «грамотка». По  нашим наблюдениям из 528 писем, помещенных в источнике [12], 66 единиц частных посланий самими авторами названы грамоткой, тогда как 197 из них обозначены термином «грамота». При этом грамота как в семантическом исходном значении, исторически известна в древнерусской эпохе так и на синтагматическом уровне в пределах частного письма конца XVII – начала XVIII вв. соотносилось с понятием официального документа, поэтому нередко поддерживалось определениями государева, государская, росписная.

Письма в этом источнике можно четко разделить на три группы:

1) переписка родственников, знакомых, грамотки крестьян к помещикам – 333 [12, №№ 1-333]. Письма-грамотки характеризуются тем, что повествование в них ведется в плане личной беседы. Письма запечатлевают живую разговорную речь, наряду с этим присутствуют элементы книжных структур. Содержание основной их части варьируется в зависимости от описываемых событий, неотложных или обычных хозяйственных дел. В грамотках первой группы рассказывается о домашних заботах, даются распоряжения или советы по хозяйству, сообщается о разного рода происшествиях, просят прислать что-нибудь.

2) переписка торговых, приказчиков с хозяевами – 109 [12, №№ 334-443]; Если переписка этого рода не была регулярной, то переписка приказчиков отличалась известным постоянством.

3) переписка представителей духовенства – 84 [12, №№ 444 — 528]. Особую группу составляют письма из монастырских фондов. Особенно любопытны грамотки простых людей служителей из низшего духовенства. В них немало ярких, запоминающихся картин жизни того времени.

Адресанты первой и второй группы называли свои преимущественно термином «грамотка» и реже «письмо». В отличие от первых двух групп лица духовного сана, как правило, пользовались для называния термином «писание» — этот термин именно в этой группе чаще всего употребляется в конце письма в традиционной формуле челобитья.

Сочетания такого рода выступают в лингвистической организации текста как стилистически согласованные элементы контекста, так как формула «челом бью» и «писание» являются элементами одной и той же разновидности языка – книжной. Несмотря на преобладание книжной лексики у лиц данной группы мы находим употребление тюркизмов.

Грамотки-письма значительно отличаются от служебных писем. В служебных письмах содержание и назначение предельно лаконичны и несут в себе особую деловитость, которая лишает их того эмоционально-личного, присущего грамоткам, строй предложений, которых лишен четкости и пунктуальности.

Термины «писание» и «грамотка» в прошлом были нейтральны в стилистическом отношении при назывании этого жанра. Однако, к началу XVIII века постепенно передвигаясь на периферию словарного состава языка, приобретали большую стилистическую закрепленность за книжной (писание) или за разговорной сферой употребления (грамотка), актуализируя в своем значении экспрессивные странности [11, с.73].

Однако, термин «грамотка» в значении «частное письмо» в первой четверти XVIII века характеризуются перемещением внутри стилистической парадигмы от нейтрального к просторечию.

В последующем, таким образом, обозначение частного письма с древнерусского периода прошло длительный путь развития, образовав многочисленную синонимическую парадигму: грамота – грамотка – писание – письмо.

К началу XVIII века в качестве основного наименования эпистолярного жанра в русском языке закрепляется номинация «письмо» является в этот период наиболее употребительной и стилистически нейтральной.

Обозначение частных писем понятием «грамотка», связано с тем, что составителями писем часто были представители средних сословий. В грамотках рассматривались бытовые вопросы, связанные с торговлей, хозяйством. Поэтому, так как тюркизмы обозначали по преимуществу понятия быта, они широко использовались в грамотках. В зависимости от темы и содержания писем они делились на группы.

Таким образом, грамотки – жанр особый, который имеет длительную историю развития, вместе с тем широко охватывает область жизнедеятельности человека; вопросы, затрагиваемые в грамотках (по преимуществу бытового характера), (и вместе с тем результаты проведенного исследования) позволяют  сделать вывод о том, что в письмах в числе использованных заимствований тюркизмы играют немаловажную роль.  Понятие «грамотка», которое было определено самими составителями, вполне оправдало себя.

 

 

 

 

 

 

 

Раздел 3 ТЮРКИЗМЫ В РУССКОМ ЯЗЫКЕ В ГРАМОТКАХ

конца XVII – начала XVIII вв.

 

3.1. Пути и причины проникновения тюркизмов в русском языке конца XVII – начала XVIII века

 

Рассмотрим некоторые понятия, первым – понятие «заимствование».

В «Лингвистическом энциклопедическом словаре» термин определяется следующим образом: «заимствование – элемент чужого языка (слово, морфема, синтаксическая конструкция и т. п.), перенесенный из одного языка в другой в результате языковых контактов, а также сам процесс перехода элементов одного языка в другой» [36, с.158].

В силу длительных экономических, политических, военных, культурных и прочих связей русского народа с другими народами в русский язык проникло и укрепилось в его системе довольно значительное количество иноязычных элементов лексики [21, с.32].

Иноязычные слова подвергались в процессе их освоения разного рода изменениям (фонетическим, морфологическим, семантическим), подчинились законам развития русского языка, его функционально-стилистическим нормам.

А.А. Реформатский определяет заимствование как «воспроизведение фонетическими и морфологическими средствами одного языка морфем, слов или словосочетаний другого языка». Слова заимствуются чаще единиц других уровней языка [38, с.256].

Причины появления лексических заимствований в языке А.А. Реформатский видит в связи с заимствованием новых вещей или понятий [38, с.257]. Так для человека XVII – начала XVIII века новыми были слова курень, чемодан, поскольку вместе с самим предметом или понятием приходило слово. Также заимствования связаны с дублированием уже имеющихся в языке слов для использования международной терминологии. Заимствовались слова с целью выделить тот или иной оттенок значения. В устной речи заимствования легче осваиваются, но при этом часто подвергаются искажениям и влиянию народной этимологии (на этом утверждении мы остановимся позже). Книжные заимствования ближе к оригиналу и по значению, и по звуковому облику, однако труднее осваиваются языком, сохраняя некоторые черты, чуждые его фонетике и грамматике: в русском языке декель (с твёрдым «д»), рандеву, коммюнике (не склоняемые и не соответствующие XIII. форме русского именительного падежа). Заимствования осваиваются фонетически, грамматическое, лексическое. По степени освоенности они варьируются от полностью освоенных (например, «изба», «лошадь») до варваризмов (например, «хан», «орда»). Фонетика и грамматика более устойчивы и труднее поддаются заимствованию, однако и здесь известны случаи заимствования звука «ф» русским, литовским и узбекским языками.

Различают заимствования прямые и через посредничество других языков.

Процесс заимствования интенсифицируется в условиях двуязычия. В зависимости от того, из какого языка пришли те или иные слова, могут быть выделены два типа заимствований:

1) заимствования родственные (из славянской семьи языков) – это заимствования из родственного старославянского языка (иногда в лингвистической литературе его называют древнеболгарским).

2) заимствования иноязычные (из языков иной языковой системы) – заимствования из греческого, латинского языков, тюркские, скандинавские, западноевропейские (романские, германские и др.).

По времени проникновения заимствованная лексика тоже неоднородна: одни слова в ней относятся к периоду индоевропейской языковой общности, другие – к общеславянскому языковому единству, третьи пополняли язык восточных славян в древнерусский период его существования и, наконец, немало слов вошло уже в собственно русскую лексику.

Рассмотрим понятие «тюркизм».

Тюркизм (тюркские заимствования) – понятие наиболее общее, родовое, охватывающее ряд родственных. Оно определяется по конкретным источникам – языкам, откуда произошло. Их довольно трудно определить и вместе с тем нельзя не разграничивать.

К носителям тюркских языков относят такие этносы, как авары, болгары, булгары, гунны, гагаузы, казанские и крымские татары, огузы, печенеги, половцы, кипчаки, тюркские народы России, хазары. Некоторые языки являются мертвыми: аварский, кыпчакский, гуннский и т.п. Большинство тюркских языков функционирует и поныне: татарский, чувашский и др.

Фонетическими признаками для определения тюркских заимствований, прежде всего, считались сингармонизм гласных, в русском языке дающий повторение одной и той же гласной в слове: сарафан, башмак, барабан, аркан, башка, айда (повторяются а); тулуп, сундук, чубук, чугун (повторяются у); для некоторых слов тюркского происхождения характерны конечные —лык и —ча: башлык, басалык, каланча, парча.

В трудах ученых-тюркологов, исследовавших тюркские лексические заимствования в русском языке, определение понятия «тюркизм» излагается следующим образом: «тюркизм обозначает заимствованное из тюркских языков слово исконно-тюркского происхождения». Таков был подход П.М. Мелиоранского, Ф.Е. Корша, С.Е. Малова.

И.Г. Добродомов показал на примере анализа путей заимствования отдельных слов, что «понимать под тюркизмами только слова исконно тюркские вряд ли правомерно, поскольку это заведомо суживает круг слов, подлежащих учету, как заимствований». В качестве примера он взял русское слово казна. Отмечая звуковое различие между русским словом и арабским, которое лежит в его основе, И.Г. Добродомов показывает невозможность признания его заимствованным из арабского языка. По его мнению, крайне слабые культурные и торговые связи с Арабским Востоком в период Киевской Руси также не способствовали лексическому взаимовлиянию арабского и русского языков». Признание же факта появления этого слова в русском языке из половецкого языка закономерно, поскольку и звуковая форма половецкого слова совпадает с его формой в русском языке. Кроме того, между половцами и русскими были длительные контакты, что создавало благоприятные и торговые условия для перехода слов из одного языка в другой. Потому было бы неправильно исключить слово казна из числа заимствованных из половецкого (кыпчакского) языка, и считать его русским заимствованием из арабского.

И.Г. Добродомов выводит следующее определение термина тюркизм – слово, непосредственно заимствованное любого из тюркских языков в русский независимо от его происхождения в тюркских языках. В целях же более точного, соответствующего истинному происхождению слов, тюркизмы подразделяются две группы:

1) исконные тюркизмы – те заимствованные в русский язык тюркские слова, которые принадлежат к исконному словарному составу тюркских языков, например, алтын, чалый, тьма и др.;

2) исторические тюркизмы – т.е. заимствованные из тюркских языков слова, которые имеют нетюркское происхождение и усвоены тюркскими языками из какого-либо другого языка (иранских, арабского, монгольских и др.).

Ассимиляция (от лат. assimilare – усваивать, уподоблять) заимствованных слов – это их приспособление в фонетическом, грамматическом, семантическом и графическом отношении к системе принимающего их языка. Степень ассимиляции может быть весьма различной, и зависит от того, насколько давно произошло заимствование, произошло оно устным путём или через книгу, насколько употребительно слово и т.д. Примером полностью ассимилировавшихся заимствований могут служить такие слова, как кафтан и карандаш, которые даже не ощущаются говорящими как иностранные, вполне соответствуют тюркским грамматической, фонетической и орфографической системам по формообразованию, произношению и написанию, нейтральны стилистически и могут образовывать производные или сложные слова, т.е. служить базой для словообразования.

 

Причины проникновения тюркизмов.

Приступим к определению причин заимствования иноязычных слов. Этим вопросом занимались многие лингвисты. Однако выявление причин заимствования проводилось без достаточно четкой дифференциации языковых и внешних, неязыковых, причин. Так, в работе Л.П. Крысина [35, с.48] указывается, что Э. Рихтер основной причиной заимствования слов считает необходимость в наименовании вещей и понятий. Перечисляются и другие причины, различные по своему характеру – языковые, социальные, психические, эстетические и т. п., потребность в новых языковых формах, потребность в расчленении понятий, в разнообразии средств и в их полноте, в краткости и ясности, в удобстве и т. д.

Обратимся к перечню причин заимствований, предложенному Л.П. Крысиным, акцентирующим сферу использования иноязычной лексики и социальные моменты:

1. Потребность в наименовании новой вещи, нового явления и т. п. Отсутствие соответствующего понятия в когнитивной базе языка-рецептора. В словарь человека, живущего в XVII – начале XVIII в., прочно вошли такие тюркизмы, как чемодан, таможня, караул (появление слов в разных словарях датируется началом XVIII века [13, 47, 51]).

Это случаи, когда заимствования использовались для обозначения понятий, новых для языка рецептора и не имеющихся в языке источнике. Мы еще добавим: в языке-рецепторе возникает нужда обозначить «активно пульсирующее» в жизни явление. В своем языке сразу не находится точное слово, но в другом языке (в нашем случае – в тюркских) есть единицы, которые подходят для наименования. Наличие заимствований из тюркских языков в языке XVII – начала XVIII вв. подтверждает сказанное. Помимо этого можно отметить также однозначные слова заимствованные ранее, появление которых в словарях отмечается с XIV века (казна, чулки, кабала и др.) и  XV века (аршин, кафтан и др.) – для своего времени данные слова являлись новыми, вошли как обозначения предметов и явлений.

2. Необходимость разграничить содержательно близкие, но все же различающиеся понятия. Отсутствие соответствующего (добавим – более точного) наименования (или его «проигрыш» в конкуренции с заимствованием) в языке-рецепторе.

Грань между этой и предыдущей группой размыта, так как в ряде случаев трудно утверждать, является ли данное понятие новым для языка-рецептора. К этой группе автором отнесены также те заимствования, которые в силу некоторых причин (легче произносятся, короче, прозрачнее по своей этимологии, конкретнее по семантике) вытеснили (частично или полностью) ранее освоенные или исконно русские языковые единицы. Относительно нашего исследования, рассмотрим в качестве примера слово аршин. На начальном этапе заимствования оно применялось исключительно к вещам иностранным, не относящимся к исконно русским – данной единицей измерялись лишь ткани, произведенные в других странах (восточных) и привезенные специально для торговли. Впоследствии слово аршин вытеснило русскую меру длины локоть, которой измерялись исконно русские ткани.

Причина заимствования нередко обусловливает функцию тюркизма. В случае сосуществования заимствования и исконного или ранее освоенного наименования функция тюркизмов заключается в обозначении восточной реалии или стилистической маркировке текста, а русские эквиваленты используются для описания русской действительности.

3. Необходимость специализации понятий – в той или иной сфере, для тех или иных целей.
4. Тенденция, заключающаяся в том, что цельный, не расчлененный на отдельные составляющие объект и обозначаться должен «цельно», не расчлененно, а не сочетанием слов. Так, слово алтын равное шести московским (сабельным) деньгам или трем новгородским (копейкам), впоследствии стало употребляться вместо них. Носителям было удобно произносить одно нерасчлененное понятие, чем сочетание слов. В грамотках заимствованное по данной причине слово встречается довольно часто.

В основном указываются внутрилингвистические причины заимствования. Мы также упоминали о внешних, экстралингвистических причинах заимствования тюркской лексики: активизация связей в прошлом (и по сей день) с Востоком, изменения в менталитете людей.

Заимствование тюркизмов конца XVII – начала XVIII века отвечает перечисленным выше причинам. Практически в каждой тематической группе большую часть заимствованных тюркизмов, выявленных в грамотках исследуемого периода, составляют лексемы, появившиеся в русском языке как результат удовлетворения потребности в наименовании новой вещи или понятия.

 

Пути проникновения тюркизмов.

Конец XVII – начала XVIII века знаменательное время, как для истории России, так и для языка. Наряду с происходящими новыми, как уже отмечалось выше, явлениями, большими переменами, происходил процесс заимствования слов. Заимствование – закономерный путь обогащения любого языка. Русский язык сохранил свою полную самостоятельность и лишь обогатился за счет заимствованных слов, которые постепенно ассимилировались в заимствующем языке и вошли в число слов общеупотребительных, уже не воспринимались как иноязычные.

Несмотря на большой поток западноевропеизмов, роль тюркизмов в данный период в русском языке весьма значима. Слова из тюркских языков проникали в русский язык в силу разных обстоятельств: в результате ранних торговых и культурных связей, как следствие военных столкновений.

Отдельные тюркизмы в русском языке за период употребления претерпели существенные изменения. Эти изменения и явления отражены в грамотках исследуемого периода. Выделив основные положения исследования Р.А. Юналеевой, определим пути проникновения тюркизмов в грамотки. Они будут частным примером общего положения, характеристики языка.

Р.А. Юналеева выделяет следующие особенности тюркизмов на фоне западноевропейских заимствований [57, с.12].

Западноевропейским заимствованиям в целом была присуща узкая сфера функционирования. Для них характерна «размытость» границ значения, неопределенность набора простейших смыслов. Для тюркизмов «типичная семантическая черта заимствований периода вхождения» [37, с.243] была не столь ощутимой. В отличие от западноевропейских заимствований, употреблявшихся в «обобщенном и нерасчлененном значении, из которого лишь в дальнейшем выкристаллизовываются другие, более частные, конкретные, узкие значения и оттенки» [37, с.255], тюркизмы входили в русскую языковую сферу в подавляющем числе в качестве однозначных слов, обозначавших конкретные бытовые реалии широкого использования. Данный аспект для нас является важным. Примером могут послужить многие тюркизмы (амбар, ферезь, тюрьма, арбуз, казан  и др.)

Основной поток тюркизмов как активный процесс датируется по XVII в. и считается, что он шел устным путем, который был характерен для заимствований «приблизительно до конца XVIII в.» [35, с.56].

Иноязычные слова, входящие письменным путем, так или иначе, подчинялись графическим нормам воспринимаемого языка, которые, хотя и имели некоторые колебания, все же были более типизированы и унифицированы по сравнению с устным воспроизведением. Поэтому западноевропейские заимствования относительно быстро стабилизировались «под влиянием нормализующего воздействия речи письменной» [37, с.182].

Устный путь проникновения, отражая произносительные нормы, по-разному проявлявшиеся на разной территории, неизбежно порождал появление многообразных вариантов заимствований. Не случайно многим тюркизмам присущи вариантные формы. Причем для тюркизмов, вошедших в литературную речь (или бывших когда-то в литературном употреблении), вариантность характерна в период вхождения и на первом этапе функционирования (ср. чемодан, чамадан, чумадан; каптан, кавътан; ковтан, кофтан, кафтан и т.п.). Во многих случаях разнобой в произношении формы поддерживался тем, что заимствование было результатом разноязыковых контактов. Для диалектных тюркизмов пестрота форм отмечается и по настоящее время (в нашем случае примером послужат варианты слова амбар, встречающиеся в грамотках – анбар, онбар и т.п.), что лучшим образом иллюстрирует проявление ненормированности устной речи в действии.

В разносторонних лексико-семантических преобразованиях, происходящих в русском литературном языке, начиная с первой трети XVIII в. и далее; особенно показательным выступал процесс развития переносных значений, который был характерен как для исконно русских, так и заимствованных слов. Тюркизмам, как и западноевропейским заимствованиям, свойственны изменения в семантике, способствующие выходу за пределы первоначальной сферы функционирования. Однако между теми и другими заимствованиями отмечаются различия в направленности этих изменений: среди западноевропейских заимствований наблюдается активное передвижение из сфер специальных в общий язык, среди тюркизмов – напротив, происходит перемещение в сферу специальной терминологии.

В грамотках встречается слово башмак, функционирующее в основном  значении. Позже оно приобретает второе переносное значение, в словаре С.И. Ожегова мы находим следующее объяснение: «(спец.) приспособление, накладываемое на рельс для остановки колес» [38, с.38]. Первое значение является основным, второе образовалось по сходству функций, которые выполнял данный предмет.

Проникновение тюркизмов происходило в условиях, отличных от периода вхождения западноевропейских заимствований. Для процесса заимствования из западноевропейских языков характерна дублетность наименования, лексическая избыточность. Иным было положение с тюркизмами, которые, являясь названиями новых, жизненно важных в повседневном быту реалий (сундук, амбар, стакан, чулки, тулуп, карман и др.), заполнили свободные ячейки номинативной шкалы. Поэтому тюркизмы во «внутрипластовом» плане явились, и долгое время были единственным средством номинации и отражали период лексико-семантической недостаточности. В дальнейшем, вживаясь в русский язык, обрастая переносными значениями, в «межпластовом» плане тюркизмы начали утрачивать монопольность лексемы и пополнили ряды лексико-семантической избыточности. Явление лексической избыточности, таким образом, коснулось тюркизмов лишь позднее, с притоком западноевропеизмов, которые в ряде случаев оказались более жизнеспособными (см. синонимические ряды: башмак – ботинок; штаны –панталоны – брюки). «Заимствования старого времени из древних языков пересмотру, как правило, не подвергались: они считались пришедшими в язык по необходимости и обогатившими его» [32, с.171]. К числу последних можно отнести и тюркизмы.

Небезынтересным в этом отношении является подача старых тюркизмов в лексикографических источниках. Так, в Рукописном лексиконе первой половины XVIII в. многие из них представлены в качестве вокабулы, не требующей каких-либо комментариев: ср. аршин, барыш, бахрома, башмаки, вьюк, деньги, кирпич, товар, толмач и т.п. Более того, некоторые тюркизмы как вполне освоенные сами выступают в роли комментатора, толкующего значение того или иного слова: клеть – амбар кладовой, кляча – лошадь, мантия – епанча, терем – чердак и т.п. Степень освоенности ряда тюркизмов была столь основательной, что замена их западноевропейскими словами воспринималась как неоправданный акт. Так, в свое время В.Н. Татищев считал, что не иначе, как «на дурацкую руку» заменили «епанчу плащем» [44, с.89].

К концу XVIII века в лексико-семантической системе русского языка отчетливо проявляет себя процесс архаизации, утраты значений и самих лексем, вызванный тенденцией на преодоление избыточности словарного состава. Тюркизмы полностью отражали этот процесс, который распространился, прежде всего, на старые заимствования. Причем для тюркских заимствований характерна была не столько архаизация значений, сколько архаизация с последующей утратой самих лексем (ср. толмач, арак(а) «водка», дефтер «ханский ярлык», епанча, клобук, тамга «клеймо», терлик «вид кафтана», ферязь «вид верхней одежды» и т.п.). Основной причиной была внеязыковая: ослабление активности и выход из употребления ряда тюркизмов был предопределен устареванием самой реалии; менее показателен процесс замены тюркизмов словами другого генетического пласта (типа башмаки – ботинки, штаны – брюки). Однако отметим, что данные процессы происходили намного позже относительно времени нашего исследования.

Учитывая вышеуказанное, мы приходим к следующему: тюркизмы проникали в русский язык  в основном устным путем, претерпевая изменения, в основном в качестве однозначных слов, наименований реалий и долгое время сохраняли данный статус однозначных слов, лишь в последующем приобретая переносно значение или архаизируясь.

 

 

3.2 Функционирование тюркизмов в русских грамотках XVI – XVII веках

 

XVI – XVII века – время формирования русского национального языка, охватывающее фонетическую, грамматическую, лексическую, фразеологическую, стилистическую стороны русского языка. Особое внимание на себя обращают взаимоотношения собственно русской и иноязычной лексики в данный период. Как уже отмечалось ранее, грамотки отражают состояние, языковые процессы, происходящие в русском языке конца XVII – начала XVIII века, и в частности использования некоторых тюркских слов в их составе.

Функционально-стилистическая роль иноязычных заимствованных слов весьма разнообразна. В большинстве случаев от причины заимствования зависит функция тюркизма. В составе грамоток XVII – XVIII века в процессе исследования мы выделяем две основные функции тюркизмов, которые заключаются в обозначении восточной реалии (первая), которая освоена языком и является таким же близким предметом или явлением для русского народа, и стилистической маркировке текста (вторая). Соответственно, можно выделить две разновидности слов. В первую входят обозначения широко употребительных реалий, лексемы, активные в словообразовательном отношении, являющиеся производящей основой широкого словообразовательного гнезда; они стилистически нейтральны и фразеологически продуктивны, выступая компонентом устойчивых оборотов русского языка [52, с.45]. Среди них отмечаются слова, которые до настоящего времени сохраняют статус основного, а порой единственного средства номинации данной реалии. К этой разновидности тюркизмов можно отнести такие слова, как лошадь, товар, деньги, чемодан, караул, базар  и др.

Во вторую группу, согласно позиции Р.А. Юналеевой, входят экзотизмы. О них мы расскажем  подробнее позже.

По-разному сложилась судьба тюркизмов первой группы. В определенный период их употребление было узуальным. Они и составляют разряд собственно заимствованных слов, в отличие от части тюркизмов, которые являлись обозначением не входивших в систему воспринятых реалий.

При необходимости обозначить новые реалии и для переименования старых часто прибегали к тюркским наименованиям. Первоначально новая вещь воспринимается как чужая, принадлежащая чужому, а потому ее обозначение экзотично. Впоследствии, начиная сам использовать эту реалию, носитель языка вводит в речевой оборот и ее название, так или иначе, приспосабливая к нормам языка. Постепенно происходит перемещение некогда экзотизма через ступень первоначально окказионального употребления в разряд заимствованных слов, некоторые из которых, обрастая грамматическими и семантическими дериватами, в дальнейшем перестают осознаваться как заимствование, прочно войдя в синонимический ряд лексем, порой становясь единственным языковым средством номинации (например, халат, фата, кайма и т.п.) [52, с.45]. В  грамотках предстают слова в основном освоенные, которые уже «на слуху» и знакомы носителю.

Все слова этой группы выполняли с самого начала основную номинативную функцию, поскольку они заимствовались вместе с определенным (чаще всего новым) понятием.

В процессе исследования выявленные тюркизмы, относящиеся к первой группе, мы распределили по следующим лексико-семантическим группам, и рассмотрим их в составе той или иной группы:

а) элементы тюркского происхождения в наименованиях денежных единиц;

б) элементы тюркского происхождения в наименованиях предметов и деталей одежды;

в) элементы тюркского происхождения в наименованиях предметов и деталей домашнего хозяйства;

г) элементы тюркского происхождения в наименованиях единиц измерений;

д) элементы тюркского происхождения в финансовых, государственных, юридических, налоговых наименованиях;

е) элементы тюркского происхождения в именах собственных и экзотизмах;

ж) элементы тюркского происхождения в группе различных наименований.

 

а) Элементы тюркского происхождения в наименованиях денежных единиц

 

В процессе исследования грамоток XVII – начала XVIII века нами было выявлено большое количество тюркизмов. В отдельную группу выделяются наименования денежных единиц. Интересно проследить историю их номинирования, этимологию и функционирование в древнерусском языке.

К данной группе относятся такие слова, как деньги, алтын, полтина.

Рассмотрим слово деньги.

С момента появления и далее деньги играли и играют в жизни человека немаловажную роль. В своих письмах люди часто просили выслать определенной количество денег, чтобы приобрести что-либо, на проживание, или давали отчет своих расходов, полностью расписывая растраченную сумму: 1) «Продат корову а денги захотела к себе взят» (грамотка № 111, Степану Коргильевичу от жены Ульяны); 2) «Андрею с роспискою отдат денги для того надобны что внове заводитца на восмьдесят на четыре казана сидет» (грамотка № 348, Д. Молостов К.П. Калмыкову).

М. Фасмер выводит этимологию слова от деньга, устаревшим считает мнение Френа К.М. и Фр. Миклошича, усматривавших в «деньга» слово близкое тюркскому tamga – «метка, штемпель». От деньга происходит общее название деньги [50, с.56].

Тюркское тен’га (деньга) отражено у Афанасия Никитина как тенка, а как специфически среднеазиатское слово встречается в современном русском языке в нескольких орфографических передачах: теньга, танга, теньга, тенга [16, с.18].

В науке существует мнение, согласно которому «деньга», заимствованное тюркское тенге, связано с персидским dang и древнерусским danakx.

В.В. Радлов происхождение данного слова ведет от тюркского тен’ерек – круг, колесо. Однако, его утверждение требует доказательства [38, с.59].

И.Г. Добродомов строит свою точку зрения происхождения слова тен’га, ссылаясь на А.М. Щербака, И.Г. Добродомов полагает, что «если учесть то обстоятельство, что названия денежных единиц могут образовываться от названий пушных зверей, то для тюркского тен^,ге можно найти хорошую этимологию на тюркской же почве [24, с.33].

З.К. Сабитова дает такое определение слову: «тюркское слово деньги (денги / дЬнги / тенка) органично вошло в русский язык и культуру и стало обозначать собственно русскую меру стоимости при купле-продаже, средство платежей и предмет накопления» [40, с.144].

В основе этого названия лежит тюркское название белки тейин, тейин, тин, тин, тийин, тийин, тыйын. Правда, некоторая необычность звуковых соответствий и исторические соображения (тюрки всегда были степными кочевниками и поэтому сравнительно поздно познакомились с лесным зверьком – белкой) позволяют думать, что это слово было заимствовано тюрками из других языков. Источником заимствования могли быть финно-угорские языки: ср. хант. (остяцк.) тангки «белка» и манс. (вогульск) лехын, ленгын «белка». Ср. также эвенкийское (тунг.) дэнгкэ, нэкэ «соболь». Тюркское название монеты тен,ге является фонетическим вариантом названия белки. Название мелкой монеты тен,ге известно и монгольским языком монг. тен,ке, калм. тен,ге.

Исследователь выдвигает еще одну точку зрения.  воих расходов, полностью расписывая затраченную сумму. количесвто денег определения некоторых понятийрский благославения вашегВ русском языке грошом называлась монета достоинством или в две копейки, или в полкопейки. Ср. также тюркское тенге, которое имеет разные значения в разных языках. В казахском, татарском, башкирском, чувашском языках так называется «рубль», а в диалектах казахского языка, в каракалпакском, туркменском (в последнем это слово звучит тен^,н^,е) языках так называется «двадцатикопеечная монета». В некоторых языках оно значит «деньги вообще». К. этому же тюркскому слову восходит русское деньга «монета, достоинством в полкопейки» (слово известно по памятникам русской письменности с XIV века, когда на Руси после почти трехвекового перерыва возобновилась чеканка собственной монеты по золотоордынским образцам).

Почему же так? И.Г. Добродомов объясняет такой переход значений тем, что, вероятно, это был связано со сходными условиями экономической жизни, при которых в качестве денег выступали шкурки пушных зверей.

Принимаем одну из версий И.Г. Добродомова, согласно которой слово «деньги» происходит от тюркского тенге  «деньги вообще». В грамотках конца XVII – начала XVIII вв. данное слово встречается более 130 раз. К исследуемому периоду оно было полностью усвоено и обладало значением «деньги обобщающее для всей группы наименований денежных единиц». В письмах указывается общее значение. Например, «А что писал ты пожаловал ко мне чтобы деньги и работников и кузнеца прислали и то все послано тебе с Карпом Евлановым да с Тихоновским слугою» (грамотка № 147, М.Вышегоров племяннику И.И. Икосову [12]). Это значение, которым обладало слово в XVII –XVIII вв., сохранилось и сейчас.

Следующее слово алтын довольно часто встречается в грамотках (80 раз). Приведем следующие определения слова.

Фасмер возводит происхождение слова к татарскому слову, пришедшему из турецкого altyn «золото», «золотой». Это – «старая разменная монета в 6 денег, равная 3 копейкам» (в грамотах с XIV в.; см. Срезн. I, 18), отсюда пятиалтынный «пятнадцать коп» (до 1917 г.).

Среди лингвистов это общепринятая этимология, предложенная в 1854 г. А.К. Казембеком в «Материалах для сравнительного и объяснительного словаря» и поддержанная другими исследователями (Герберштейн, Радлов)

Счётный алтын появился в конце XIV века одновременно с началом чеканки деньги и равнялся 6 деньгам; после денежной реформы XV века — шести московским (сабельным) деньгам или трем новгородским деньгам (копейным, или копейкам).

Отметим, что нумизматы не знают русских золотых монет, относящихся к тому времени, когда в русском языке появилось слово алтынъ и не соглашаются с этим мнением: они учитывают реальную историю самой вещи. Известно, что русский алтынъ никогда не был золотой монетой, поэтому тюркское алтын, алтун «золото» не могло лечь в основу этого названия.

Алтын русская счетно-денежная единица XIV века, название которой татарского происхождения. В нумизматике этимологию этого термина связывают с татарским алты – «шесть». Существуют две точки зрения о монетном содержании алтына. Одни исследователи доказывают его первоначальное равенство 3 деньгам, другие – 6 деньгам. После денежной реформы 1535 г. равенство алтына 6 денгам-московкам или 3 копейкам – новгородкам не подлежит сомнению. Шестиденежный алтын хорошо известен и во второй половине XV в. [60].

 Иная версия, с достаточными аргументами приводится И.Г. Добродомовым, связывавшим этимологию алтын с сочетанием алты тийын [16, с.19]. В качестве аргументов он приводит ранние попытки определения этимологии алтын и, как свидетельства сказанного, примеры из памятников. Известный русский историк В.Н. Татищев предложил более убедительную этимологию в своем «Лексиконе российском, историческом, географическом, политическом и гражданском» (посмертно в 1793 году выпущены лишь первые 3 части): он производит алтын от тюркского числительного алты «шесть»: «Понеже алты слово татарское, значит шесть, ибо в ней 6 денег» [16, с.18]. Правда, это объяснение оставляло открытым вопрос о конце слова, где конечное не получало объяснения. Объяснение было намечено лишь через сто лет после выхода в свет «Лексикона» В.Н. Татищева в академическом словаре 1891 года под редакцией Я.К. Грота, где русское алтын объясняется как переделка тюркско-татарского алты тийин «шесть белок». Впоследствии нумизмат В.К. Трутовский указал, что тюркское тийин могло здесь также иметь значение названия мелкой денежной единицы, соответствовавшей деньге. В качестве семантической параллели можно указать еще и на украинское название трехкопеечной монеты – шостак (от числительного шесть, подразумевается «шесть грошей» [16, с.19]. Предполагаемое алты тыйын или алты тийин подверглось гаплологии. Так как огласовка тюркского названия белки (и происходящего от него названия монеты) колеблется между передним и задним рядом вокализма (а следовательно, согласные могут быть соответственно полумягким или твердыми), то можно будет именно этим объяснить форму алтынь (Род. падеж мн. числа) в некоторых памятниках письменности XVI – XVII веков: восмь алтынь (Воронежские акты, 1639 г.), дватцать алтынь оброку (Архив Строева, т. I, стр. 703, 1593 г.) [16, с. 20]. Здесь мягкость конечного согласного возникла на основе тюркской полумягкости согласного в слове с вокализмом переднего ряда. Иное объяснение мягкости согласного невозможно.

Интересно заметить, что в «Опыте областного великорусского словаря» зарегистрировано слово бежалтынный, которое восходит к тюркскому числительному беш «пять» в сочетании с алтын. Особенностью этого слова является то, что здесь в беш вокализм не поволжско-тюркский [16, с.19].

Слово «алтын» употреблялось и позднее в XVIII веке как наименование денежной русской единицы, равной шести деньгам. В грамотках частные лица указывали сначала общее значение «общее название» (требуются деньги, отправь деньги), а затем поясняли какое количество им необходимо (сорок алтын, двадцет ал, шест алтынъ).

Например: 1) «Которые денги были и мы издержали на держку хмелин куплено на пять брагъ на рубль от котла дали четыре гривны от чановъ дали пят алтынъ, бочекъ куплено с полугривною на десят алтын…» (Грамотка №138, Выборный О. Яковлев, староста Д. Емельянов и крестьяне Голосвистовым. 06.06. 1709 г. [12]); 2) «Он тает денгами сорок алтын и ты гсдрь как изволишь оприч ево нихто не наимет для хлопот» (грамотка № 53, Л. Никифоров Дементию Сергеевичу [12]). Слово функционировало как однозначное, обозначение, наименование предмета, следовательно, оно выполняло номинативную функцию.

В нескольких случаях в грамотках мы находим слово полтина. Такое же функционирование слова мы отмечаем и в данном случае.

Существует три этимологии этого слова: 1) от слова полть «половина мясной туши» + суффикс —ина, 2) пол + тин «удар, рез» (от глагола тети «рубить») [50, с.189]; 3) пол— + суффикс —тин(а), извлеченный из слов типа десятина, третина [46, с.95].

В статье И. Г. Добродомова «Некоторые вопросы изучения тюркизмов в русском языке» данное слово рассматривается как сочетание пол и тюркизма тийын [16, с.19]. Тем самым исследователь относит слово к тюркскому заимствованию, приводя убедительные доказательства из памятников, предлагает новую этимологию.

В этой связи можно предположить новую этимологию слова полтина, известного с XII века (1136 г.). Не вдаваясь в детальный анализ этих трех этимологий, мы можем заметить, что все они оставляют необъясненными встречающее несколько раз в «Псковской второй летописи» написание полтына. Cм. например: а ржи по 3 мЪрЪ за полтыну (Полное собрание русских летописей, т. 5. СПб., 1851, стр. 20, ср. также стр. 27). Однако если предположить, что во второй половине слова полтина скрывается тюркское тыйын, тийин с колеблющимся вокализмом, то тогда станет ясным источник написания полтына в «Псковской второй летописи».

Учитывая вышесказанное, принимаем И.Г. Добродомовым, данную трактовку происхождения слова полтина. В грамотках данное слово встречается 8 раз (№№ 135, 160, 228, 175, 225, 228, 159 [12]). Используется как однозначное наименование денежной единицы.

Слова лексико-семантической группы тюркизмов-наименований денежных единиц, заимствуясь русским языком, выполняли, как мы уже проследили, номинативную функцию. Были усвоены настолько, что их иноязычное происхождение незаметно.

 

б) Элементы тюркского происхождения в наименованиях предметов и деталей одежды

 

Среди тюркизмов тематической группы наименований предметов и деталей одежды (кафтан, башмаки, ферезь, жупан, чулки, тузлук, камка) выделяются лексемы неодинаковой степени освоения обозначаемого ими понятия.

Часть тюркизмов не ощущается как чужеродное, она являет собой лексическое наследие русского языка, иностранное происхождение которого выявляется только на уровне этимологизации. Они понятные носителям современного русского языка, но находятся в составе пассивного словаря, например, кафтан, башмаки, чулки.

Часть слов этой ЛСГ относится к словам, значение которых непонятно носителям современного русского языка без соответствующих лексикографических справок, например, тузлук – стар. доспех, броня из блях и колец, среднее между латами и кольчугой [13, c.140].

Рассмотрим этимологию слова кафтан. Оно является заимствованием, пришедшим, по мнению М. Фасмера, через тюркское посредничество из арабского. Спустя некоторое время слово распространилось в Западной Европе [51, т.2, c.212].

В грамотках слово использовалось носителями 6 раз. Приведем примеры. 1) «Ты гсдрь Лукьян Иванович посулил мне кафтан и ты гсдрь Лукьянъ Иванович пришли ко мне убгому с Василемъ Кочюхинымъ а за семъ тебе гсдрь Лукян Ивановичь мало пишу и много челомъ бью» (Фрагмент письма Л.И. Талызину, № 292); 2) «Батка мой пришли ка мне партных мастеров рабатам кавътанишка друге зъделат…» (№293, Д. Поликарпов брату Алексею Яковлевич [12]).

Наблюдается различное написание слова, которое связано с устным путем  проникновения, когда слово подверглось изменениям. Как видно из примеров, употреблялось оно в прямом смысле, заимствовалось как название предмета, тем самым выполняло функцию номинативную.

Слово ферезь обозначает вид верхней одежды. Мы отметили несколько случаев появления данного слова в грамотках (4 раза). Например: 1) «… да пришли гсдрь своих ферезце киндяшных овертев простынънку лише тамо надет времени, а то воистинно никак не истаскаю будут мой ферезишка со мною…» (С. Салтыков брату П.Т. Салтыкову, № 73 [12])

Жупан – вид верхней одежды. Например: «…Да пожалуи батюшка прикажи выгнат с хлеба моево браг с пят и послат къ Москве как поедит панъ Ехимовичь албо панъ Новицкий и за те денги купи на Москве лошад добрую молодую да киаики сибирскои на жупан и бавежны а мой жупан вес подрался а по семъ гсдри мои здравстуите…» (№225 Г. Снарский отцу И.А. Снарскому [12]). В процессе исследования нами отмечен единичный  случай использования слова. Несмотря на это, предполагаем, что слово было известно носителям языка.

за из примеров, употреблялось оно в прямом смысле,функцию номинативную русским языком выпо носителямносителям   но

        но    нОсновным значением слова башмак является «обувь» [13, с.56-57]. Употребляется в древнерусском языке с ХVI века, заимствовано из тюркского, чагат. bašmak – «башмак, подошва» [51, с.139].

В словаре В.И. Даля это слово дается как многозначное, а в словаре С.И. Ожегова слово башмак выделяются следующие значения: башмак I – в значении «ботинок», башмак II – «(спец.) приспособление, накладываемое на рельс для остановки колес» [49, с.38]. В этом случае можно говорить о лексико-семантической архаизации. Наблюдается использование данного слова: «… купи мне Вавила Тихоновичь башмаки насильные, а мне стало носит нечево…» (№ 153, Фрагмент письма В.Г. Вындомскому) (единичный случай).

И слова ферезь, жупан, башмак обозначая реалии, выполняли также, как и другие слова данной группы в основном выполняли назывную функцию.

Чулки. Слово, заимствованное из тюркских языков, в памятниках появляется с XIV века. Оно настолько было освоено, что через посредничество русского языка перешло в западноевропейские языки. Однако в процессе исследования мы отметили один случай его употребления в грамотках: «…Пожалуи гсдрь мои братецъ купи мне чюлочки немецкие и сестрице Полагее Юрьевне чюлочки немецкие ж белые» (Грамотка № 144, М. Шишкин неустановленному лицу [12]).

Помимо самих названий предметов одежды, встречаются еще слова, обозначающие детали одежды: тузлук, камка.

Тузлук (татарск.) – старинное украшенье на поясе [13, т.4, с.88]; стар. доспех, броня из блях и колец, среднее между латами и кольчугой [13, т.4, с.140].

Слово камка впервые встречается у Афанасия Никитина в значении «шелковая ткань». М. Фасмер относит слово к заимствованиям из тюркских языков [50, т.2, с.174-175]. «…вели купит мне камку лудуную осиновои цвет сем аршин да посла я четыре новины вели гсдрни продат и вели купит кружево кизылбацкое на у камку круживо золотом и вели гсдрни купит другую камку луданную жаркои цвет шесть аршин а денег послали три рубли на камку…» (Грамотка №106, Аграфена Михайловна сестре Федосье Павловне [12]). Оно, употребляясь в прямом значении, выполняло назывную функцию.

 Многие слова этой группы сохранили в современном русском языке те же значения, которые отмечаются в древнейших памятниках письменности. Значит, приведенные тюркизмы стали настолько русскими, что не ощущается их «чуждость» ни в форме, ни в содержании, поскольку они обозначают предметы, понятия, культурно значимые для русского сознания. Заимствуясь и используясь по большей части в быту, данные понятия, называющие реалии.

 

в) Элементы тюркского происхождения в наименованиях предметов и деталей домашнего хозяйства, быта

 

Тулумбас обозначает конкретное понятие. Это барабан «больших размеров», «на котором играют одной колотушкой», отсюда дать тумака, то есть удар кулаком [37, с.816], «турецкий» вид барабана. Приведем пример употребления слова в грамотках. «Гсдрю боярину кнзю Василю Василевичу холоп твои Ивашко Константинов челом бьет послал я к тебе тулунбас с каменемъ позолоченной да вершок на шапку маковой а послан с человеком околничег кнзь Григоря Афанасевича Козловского с Ондрием Скулневым…» (Грамотка № 259, И Константинов В.В. Голицыну [12]).

Слово арбуз имеет тюркское происхождение. По одной версии в одном из древних тюркских языков оно означало «влага», «жидкость». По другой – через посредничество тюркских языков «арбуз» перешел с персидского и переводится букв. с персидского как «ослиный огурец», но есть и вариант «огурец величиной с осла». В грамотках мы встречаем данное слово, функционирующее как наименование предмета: «…во здравие есть да в бурашне К грушъ Г вети винграду, полоса арбузу в патоке ЕI яблоков…» (Грамотка № 220, Д.И. Неелов жене Домне Григорьевне).

У М. Фасмера [51, т.1, с.75] и Н.К. Шанского этимология слова амбар восходит к тюркскому заимствованию. Употреблялось, т.е. функционировало оно как наименование помещения. Первоначально значение его было «магазин, кладовая». В грамотках слово встречается 12 раз. 1) «…у Ивана Василевича Юхлая а не у вашеи милости а что в то число в анбарех хлеба было и скота того я не ведаю» (Грамотка № 206, М. Попов Василию, Алексею, Федору и Андрею Астафьевичам, 06.02. 1706 год [12]).

Слово базар 1. «благотворительное мероприятие, распродажа в благотворительных целях», в этом значении встречается как западное заимствование через франц. bazar или нем. Basar, распространившееся благодаря популярности «1001 ночи»; 2. «рынок, ярмарка, крытый рынок». [51, т.1, с.105-106]. Нас будет интересовать второе значение слова – заимствованное из персидского через посредничество тюркских языков. «…толко велми кормом лошадиным изпроелися а купит на бозаре везенку сенца ноболшую беремцы з два на возе дать рубля…» (грамотка № 226, Г. Снарский отцу И.А. Снарскому [12]). Как отмечалось выше, для тюркизмов был свойственен устный путь заимствования, написание – вариант слова базар в виде бозар можно объяснить этим.

Казан. Н.К. Шанский возводит этимологию слова к тюркскому заимствованию. Случай использования данного слова единичный. Приведем данный пример: «…Андрею с роспискою отдат а денги для того надобны что внове заводитца на восмь десят на четыре казана сидеть и впреде он Дмитреи тебе работат за свое жалованье…» (Грамотка № 348, Д. Молостов К.П. Калмыкову [12]).

Чемодан. Как отмечает М. Фасмер, слово перешло в русский язык из тюркских в XVIII веке [51, т.4, с.146], следовательно, к исследуемому периоду оно обозначало предмет, основной функцией слова была именно номинативная. Например: «…а как къ Москъве поехал и от меня з дороги побежали два человека и увели два мерина да унесли десет Рублев денегъ вынем из чемодана умилис батька мои гсдрь кнзь Василеи Василевичь…» (грамотка № 237, П. Ащерин, В.В. Голицыну [12]).

Тавро (тюрк. tajra): 1. «клеймо, выжигаемое на коже или рогах животных»; 2. «орудие для выжигания такого клейма» [42, с.604]. Тавро (от тюрк. tabro) – отличительный знак, клеймо на коже сельскохозяйственных животных, предназначенных к племенной реализации, клеймо [41, с.268]. Слово заимствовано из тюркских языков, ср. чагат., уйг., тат. tаmvа «клеймо владельца, печать, подать, пошлина», тур. dаmva «печать» [52, c.18].

В толковом словаре С.И. Ожегова имеет толкование: 1) клеймо, выжигаемое на теле животного, 2) орудие для выжигания такого клейма [49, c.786]. В процессе исследования нами выявлен единичный случай, хотя данный факт не говорит о малоупотребляемости слова.

В грамотках мы встречаем случаи употребления данного слова. «…а дстальные гсдрь денги им подрядчиком и извощиком додат а та рыба у них извощиковъ на возах тавра у всякои рыбы на хвостах из Арзамасу отпущена февраля въ ГI м числе и кладовая роспис с ними извощиками…» (Грамотка № 37, И. Фектистов, В. Кирпичев и М. Иванов К.П. Калмыкову [12]).

Слово лошадь – самое древнейшее заимствование, этимология которого исследована и проанализирована полностью. Мы лишь отметим, что слово, активно функционирующее, вошло в быт русского человека настолько, что стало «своим». В грамотках наблюдается частое использование данного слова (употреблено 23 раза).

Например: 1) «… и на правеже де меня в том ставил что даи де по себе поруку что те лошеди привесть достолные по Ржеву и я де ему сказал что таких лошедеи у нас нету сказали гсдри что де он был за приставом гороцкие люди могие и отпустил де ево…» (Грамотка № 235, С. Михайлов и К.Фомин И.А. и В.И. Безобразовым). 2) «…а моево Осташкина сна болшого ис пистоли до смерти и взял у нас лошад тех лошадеи что мы взяли за свое лошади у нево кнзь Федора и с тою лошадю привел нас во Ржеву» (Грамотка №233, П. Трофимов и К. Яковлев И.А. и В.А. Безобразовым [12]).

Чалый. Н.М. Шанский относит слово чалый к заимствованиям из тюркских языков, обозначающее масть коня серый цвет. Первое упоминание слова отмечается в памятниках с XVI века.

Слова данной группы также использовались в наименовании реалий как их обозначения, заимствовались вместе с самими вещами и понятиями.

 

г) Элементы тюркского происхождения в наименованиях единиц измерений.

 

В русский язык пришли из тюркских языков слова аршинъ, товаръ, казна, кабала, бархатъ, кумачь, атласъ, бирюза, пенька и др. благодаря торговле с Востоком, среди которых в грамотках можно встретить слова аршин и батман. Рассмотрим примеры функционирования слов, отнесенных нами в группу единиц измерений.

Слово аршин было заимствовано в XVI в., и означало 15-16 вершков [51, т.1, с.92]. На Руси XVI-XVII вв. для измерения местных тканей употреблялась мера локоть, для измерения привозимых через Турцию – аршинъ. Приходно-расходные книги монастырей, удаленных от центра, позволяют говорить о строгом разграничении сфер употребления этих мер: локоть – для измерения сукна, холста, аршинъ – для измерения привозимых тканей: тафты, камки, атласа, бархата и др. 

На основе анализа памятников письменности XVI в. И.Н. Шмелева первоначальное утверждение на Руси слова аршинъ связывает с внешней торговлей и делает вывод о распространении аршина из центра к окраинам за счет вытеснения слова и меры локоть, принятой до тех пор на внутреннем рынке [41, с.87-88].

В последующем оно довольно часто использовалось носителями языка. Примеры данного факта, т.е. функционирования заимствования: 1) «и мера иконе длина полтора аршина а ширина аршин с четвертью…» (грамотка № 112, М. Ртищев Дмитрию Степановичу); 2) «…послала я к тебе светь мои скатерть немецкую а другую расхожую пять полотенец с круживами семь аршин салфетокъ и ты светъ мои на нем кушаи…», (грамотка № 105, Авдотья Дмитриевна Сыну Михаилу Ивановичу и невестке Федоре Васильевне); 3) «… На нем же Левонтье Василевиче за красную кожу з гривною десетъ да за хоз подошекной И алтынъ да за дъва аръшина с полуаршинном пестреди донят И алтынъ В де да еще за жеребка Е алтынъ», (грамотка № 60, Л.В. Лазареву от неустановленного лица).

Чуждость слова аршинъ на начальном этапе вхождения в русский язык, культуру определило его специализацию для обозначения только привозимых, «чужих» тканей. Об освоенности его не только русским языком, но и русской культурой говорит расширение его денотативной отнесенности – обозначение меры не только иностранных, но и местных тканей [41, с.93-95].

Аршин включился в русскую метрологическую систему в XVII в., вытеснив старинную русскую меру – локоть. Причину длительного употребления локтя в качестве меры тканей местного производства Г.Я. Романова видит в традиционности ткацкого производства, где локоть использовался при измерении готовой продукции. Этим и объясняется, почему аршин так быстро вошел в употребление для измерения иностранных тканей. Локоть сначала был вытеснен как мера для иностранных тканей, затем как мера всех, в том числе и местных тканей [41, с.80].

Сфера функционирования слова расширилась, распространившись на не только нерусские наименования. Данное слово осталось в языке как обозначение меры длины, выполняя назывную функцию.

Еще одна величина измерения батман. В грамотках мы нашли такой пример: «Гсдрю моему Володимеру Сиефановичю слвкъ твои Якушка челом бьетъ умолотили въ деревне Чертове ржи полдевета овина а ржи ваяли полдевяты четверти да осенные ржи четверть без батмана на овса умолочено I четвертеи в сусекъ да полбы в сусеке Г четверика», (грамотка № 182, Владимиру Стефановичу от Якушки).

Наличие данного слова в словарном запасе носителя языка позволяет сделать вывод об использовании слова, также в качестве номинации, следовательно, функцию она также будет выполнять номинативную.

 

д) Элементы тюркского происхождения в финансовых, государственных, юридических, налоговых наименованиях

 

Слово кабала заимствовано древнерусским языком из арабского языка (араб. qabāla ‘поручительство, договор, контракт; гарантия; арендная плата’) через посредство тюркских (турец. kabal ‘определенное количество, заданная работа, работа одного дня’, kabalet ‘договор’) и персидского языков (перс. qabele ‘купчая крепость, контракт’), ср.: др.-татар. кабала ‘расписка, договор, купчая крепость, документ’, родств. общетюрк. қабул ‘согласие, одобрение’, казах. қабыл [50, т.2, с.148; 53, т.1, с.363].

В древнерусский язык это слово пришло в XIV веке, в период Золотой Орды, в значении ‘грамота, письменное долговое обязательство, расписка должника заимодавцу’. В документах периода Золотой Орды и Казанского государства это слово (хәбалә / хәблә (йир хәбләсе)) употреблялось в значении ‘вид подати или платежа за землю’ [43, 119]. В XVI-XVII вв. оно имело значение ‘долговое обязательство, предусматривающее утрату должниками личной свободы, закрепощение его заимодавцем в случае неуплаты долга’. Позже это слово стало обозначать ‘долг, пеня’, ‘неволя, зависимость, рабство, холопство’ [13, т.2, с.69]. В словаре С.И. Ожегова дается такое пояснение к слову кабала: «В Древней и средневековой Руси: договор или долговое обязательство, ставящее должника в личную или имущественную зависимость от заимодавца, а также сама такая зависимость» [37, с.257].

В памятниках слово кабала появляется с XIV века. Представим семантическое развитие этого слова, следуя по его пути от языка к языку: ‘поручительство, договор; арендная плата’ (араб.) > ‘заданная работа’ (турец.), ‘купчая крепость’ (перс.), ‘договор, вид подати или платежа за землю’ (др.-татар.) > ‘письменное долговое обязательство, расписка должника заимодавцу’ (др.-рус.) > ‘долговое обязательство, предусматривающее утрату должниками личной свободы, закрепощение его заимодавцем в случае неуплаты долга’ (ст.-рус.) > ‘долговое обязательство, ставящее должника в личную или имущественную зависимость от заимодавца’ (рус.) > ‘рабство, холопство, неволя’ (кабальщина) (рус.) [41, с.251].

 Например: 1) «приятель мои гсдрь Вавила Тихановичь ты пожалуи возьми у него по кабале денги а кабалу отдаи ему…» (Грамотка № 159, Л. Аничков В.Т. Вындомскому); 2) «Гсдрю моему кормильцу Панфилю Тимофеевичу романовъскои губнои дьячек Федка Вормин челом бью буди гсдрь мои здоровъ на многия лета со всемъ своимъ домомъ да прислалъ ты гсдрь кабальных пошлин восмъ алтынъ без дву с крестьянином своим Иваномъ и я кабалы х тебе не послал за темъ что Федор Спиридонович руку за пошлинами не приложил а мне ево на Романове нет как приедет и он приложит руку по том тебе гсдрю своему челом бью». Как видим, слово используется в прямом значении. От данного слова образовалось прилагательное кабальный, которое также функционирует в сочетании со словом пошлина, в одном из указанных значений.

Значение слова кабала претерпело эволюцию от названия предмета (документа) до наименования явления (зависимости, рабства). Обозначая первоначально документ, в котором оговорены условия оплаты, позже оно стало называть документ, в котором оговаривались последствия невыполнения условий (утрата должниками личной свободы), и далее – долговое обязательство, ставящее должника в личную, имущественную зависимость. Значением этого слова в языке-источнике и дальнейшей семантической судьбой в русском языке предопределено его употребление в современном русском языке для обозначения полной, почти рабской зависимости человека.

Вхождение этого слова в лексико-семантическую систему русского языка предопределялось тем, что обозначаемое этим словом явление приобрело значимость в жизни русского народа, ср. известные на Руси различные виды кабалы: заемная, закладная, вечная, срочная и др. В итоге действия, связанные с процессом «кабала», стали обозначаться глаголами и девербативами: кабалить, кабалиться, кабальничать (‘быть сводчиком в кабале’), кабаленье, кабалка, участники этого процесса получили в русском языке специальные обозначения: кабальщик, кабальник, кабальщица (субъект кабалы), кабалянин, кабалянка (объект кабалы) [13, т.2, с.69].

Таким образом, в семантическом развитии слова кабала объемно представлена эволюция русского культурного предмета и явления. Несмотря на изменения в значении слова, начиная с первичного функционирования, слово использовалось в качестве номинации, тем самым выполняло номинативную функцию.

В грамотках мы встречаем слово ясашные. Предполагаем, что оно образовалось от ясакъ «опознавательный знак, пароль, сигнал», в древнерусском языке ясакъ «пароль». В современном русском языке ясак с пометой «старое: натуральный налог, которым облагались некоторые народы Поволжья, Сибири и Дальнего Востока [37, с.919]. Источником заимствования является jasak «дань», подать», чагат. Jasak «дань, поставление, уложение, закон», тур. jasak «запрет»; также ясакъ – «подать натурой» [51, с.564]. «Ясачные люди – татары», здесь слово ясакъ выступает со значением «подать, платимая инородцами, большим, пушным товаром» [13, с.680].

У С.В. Бахрушина ясак, обозначает дань, собираемую с «инородцев» Сибири – тюркское [7, т.3, II часть, с.50]. В сущности, основное значение этого слова – «закон, устав, уложение». Уложение великого завоевателя называлось Ясак или Яса Чингисхана. Преимущественно ясак – это дань, которую платят покоренные победителю; он является, поэтому, признаком подданства. Преемственность в сборе ясака в Сибири, которая еще до прихода русских была завоевана (понимай, объясачена) монголо-тюрками, с одной стороны, поставила русских в зависимость от тех навыков и приемов обложения, которые существовали здесь до них, а с другой, облегчила им задачу сбора ясака. Таким образом, при колонизации Сибири русские нашли уже готовыми известную организацию самого сбора и выработанную веками технику обложения и воспользовались и тем, и другим.
В грамотке № 448 мы встречаем сочетание получи гсдрь ясашные денги от друга моего. В данном контексте слово обозначает деньги, являющиеся своеобразным налоговым обложением. Обозначая признак, оно также как предыдущие и последующие слова выполняет назывную функцию.

Таможня – учреждение, занимающееся контролем провоза через границу грузов, багажа, почты и взиманием пошлины сборов [41, c.789]. Слово известно русскому языку с первой половины XVII в. восходит к слову тамга (тамъга), отмеченному в памятниках с XIV в. со значениями: 1) клеймо, печать; 2) вид подати, введенной на завоеванной территории Древней Руси монголо-татарами. В тюркских языках это слово известно с древнейших времен, оно отмечается у М. Кашгари: tamγa.

Приведем примеры писем, в которых встречается данное слово. Например: 1) «… в Царицыне в продаже соли и то писано в таможне в книгахъ такожде и я тое соляную продажу записываю жъ что кому продано…» (Грамотка № 335, А. Лукоянов К.И. Калмыкову).

Существует много слов, относящихся к данному лексико-семантическому классу. Как показали результаты исследования, слова выполняли в основном номинативную функцию. Среди них караул, проанализированное слово таможня, тюрьма. Рассмотрим происхождение данных слов.

М. Фасмер возводит этимологию слова караул к тюркским языкам (стража), у него же можно встретить заметку о первой документальной фиксации слова в памятниках (с XIV в). Приведем случаи употребления слова в грамотках: «… на милость твою гсдрскую надеясь побит челом послал члвченка своег прибрел бы самъ у тебя гсдря млсти попросит да стою в девичье мнстре на неделном карауле пожалуи гсдрь умлсрдис надо мною убогим а я за гсдря рад вечно бга молит. Присеем писавыи убоги раб Ивашко Чюпреянов челом бьет» (Грамотка № 294, И Чупреянов Семену Давыдовичу).

Тюрьма – тюркское заимствование, обозначающее «заключение» (суффикс —мя). В памятниках появление слова наблюдается с Х1 в. Например: «…в Добренскомъ уезде в деревни Демкине Мокарку да Панкина сна Гаврилова Микулку сыскал и расспрос имъ учиняя посадил в тюрму…» (Грамотка № 236, А Чанлыгин Федору Кузьмичу); «…тот Ивашко в Казани велел ево он проведать и попросил бы млсти у Михаила Лвовича чтоб ево посадит в тюрму до подлиннои крепости покаместь пришлю пожалуи гсдрь… учиня о всем проведав отпиши ко мне с ним же Лаврентьем Арефевичем» (Грамотка № 183, Б.Андреев Прокофию Матвеечу).

Слово казна пришло в древнерусский язык в XIV в., оно отмечено в грамоте 1389 г. со значением ‘имущество, кладовая’. Позже оно стало употребляться в значении ‘совокупность особо ценных предметов, вещей, денег (в виде движимого имущества), составляющих собственность князей, духовенства, бояр, собственность государя и государства’ [41, с.116-117]. Оно известно и другим славянским языкам, ср.: болг. хазна ‘казна’, с.-хорв. хазна ‘казна, касса’.

Это слово было заимствовано через тюркское посредство из персидского языка, ср.: перс. khәzane ‘собранный урожай, сокровище, богатство’ (khәzan ‘время падения листьев с деревьев, время сбора урожая’ > khәzane ‘собранный урожай’ > ‘сокровище, богатство’ > ‘государственное имущество, казна’), араб. hazina ‘сокровищница, государственное имущество, государственная казна’, крым.-татар. χazna ‘сокровище, казна’, каз.-татар. χәzinә ‘казна’, казах. қазына ‘ценность, клад, достояние, сокровище, богатство, казна’, турец. hazine ‘сокровище, сокровищница, касса, казна’ [51, т.2, с.160].

Наблюдаем случаи употребления данного слова. Например, «Гспдну моему Григорию Аверкевичю Васка Олексеевъ челом бьетъ какъ тебе богъ милует а про мене похошь ведат декабря ДI де не могу в кручине не жив быт а казну посылают вкоре а збор у казны тысяча сорок Рублев то я ведаю впрямь а что из Можаску к нам к Мокве казны двесте три руб…» (Грамотка № 328, В. Алексеев Г.А. Богданову).

Слово казна прошло путь от названия имущества, кладовой, далее – собственности князей, духовенства, бояр, государя и государства, до обозначения имущества, денег, принадлежащих государству, в котором отражена история становления экономических отношений на Руси. Отсюда можно сделать вывод о том, что данное слово, используясь в речи носителей языка, живших в конце XVII – начале XVIII века, выполняло как ряд других слов номинативную функцию.

На основании анализа мы приходим к такому выводу: слова данной группы также, как большее количество тюркизмов, выполняют роль номинаций, заимствуются вместе с реалиями.

 

е) Элементы тюркского происхождения в именах собственных и экзотизмах

 

Среди экзотизмов наблюдаются неодинакового свойства слова. По степени употребительности одни из них являются экзотизмами-историзмами (паша – «турецкий подданный», сеунчик «вестник в турецкой армии, военная должность»), другие – экзотизмами-архаизмами (калауз «карман», чарыки «обувь из сыромятной кожи»); третьи – экзотизмами-диалектизмами (джияк «узорчатая обшивка ворота, рукавов», белдемчи «женская юбка с разрезом от пояса»).

Неосвоенность реалии вызвала неосвоенность самих слов, употребление их окказионально, ситуативно (паша, орда, хан). Эти тюркизмы относятся к числу экзотизмов в русском языке и составляют вторую группу тюркских заимствований. Строго говоря, большинство заимствованных слов – исторически экзотизмы, учитывая то, что времени вхождения их в лексическую систему языка предшествует период, когда обозначаемая реалия еще осознается чужой. Сказанное касается как поздних, так и ранних заимствований, что не только логически увязывается, но и фактически доказывается маркированной подачей на первых порах тюркизмов.

Слова-экзотизмы, заимствуясь языком, сохраняли оттенок, передавали иноязычный колорит «своего», «родного». При восприятии экзотизмов носитель языка четко ощущает его «чуждость» и по звуковой форме, и по содержанию. Проанализируем слова, относящиеся к данной группе.

Рассмотрим этимологию и функционирование слова орда. В данном случае произошло сужение многозначного в тюркских языках слова орда – чагат., азерб., татар., казах. orda «дворец, шатер султана, хана», «ханская ставка; «центр»; турец. ordu «военный лагерь», «войско, армия»; узбекское ¢рда «ханский гарем»; кирг. ордо «ханская ставка», «ханский дворец», «богатая юрта», каракалп. ordа «ханская ставка, юрта знатного человека», якут. ordа «становище, пристанище» [51, с.603]; монг. ordu, ordа, калмыц.е ordа, «двор, лагерь, стоянка, орда» [51, т.3, с.150].

В русском языке утвердились следующие значения: 1. ставка хана; 2. становище кочевников, и добавилось переносное значение «толпа, скопище, банда» [41, с.459].

Это слово в русском языке известно, по крайней мере, с ХIII в. со значением «средневековое монголо-татарское государство»; с ХV в. оно имеет значение «стан, кочевье», «полчище» «войско» [45, т.2, с.705-706].

Приведем пример использования слова в грамотке: «…и на Москве гсдрь многие кто тебе гсдрю добра хочет говорят что пишет де к тебе гсдрю етман по ноговору кнзь Григоря Григоревича чтобъ тебе идти в Лубны полку своего с ратными малыми людми на бесчетие а не на поискъ потому что де неприятелские люди крымскои хан с ордою всегда ходит Мурамским шляхом на Лубны и чтобъ ты гсдрь от такава вымышленного их етманского…» (Грамотка № 238, М Боев В.В. Голицыну). Здесь мы встречаем сочетание крымскои хан с ордою, данное сочетание показывает, что носители использовали его в значении «скопище», «войско». В сочетании есть также слово хан – предводитель данного войска. Составителем сочетание использовано, с одной стороны, как наименование, т.е. выполняя функцию номинативную; с другой стороны, чтобы подчеркнуть колорит восточный, передать иноязычный характер, «чуждость» понятий, ведь он мог заменить слова русскими эквивалентами.

Что касается имен собственных, то они встречаются либо там, где отправитель письма указывал то или иное место, либо там когда в письмах в том или ином месте упоминалось лицо, как правило, имеющее татарские корни, относящееся к данному этносу.

Например:

1) «…Прикажи ко мне о своемъ здравии писат а я слышати желател а про меня похош ведат и я в Малмыже генваря по И де з живущими писал ты ко мне чтоб тебе денгъ дат десят Рублев послал к тебе с племенником Иваном да что Ондреи Есипов велел пят рублев отдат Шафею Мамурзину что оставлены грамотки былы выкупит новкрещена и он Андреи Есипович преж выкупил и послалъ» (Грамотка № 184, С. БолонинАндрею Владимировичу).

2) «…а спорных дел дагсдрева пришествия и указу делат не велена а с Карачинским я видился и с ыными и ане гразят тем что он Василеи подвадил разбои и хатят бит челом…» (грамотка № 86, М.П. Салтыкову от племянника Ивана).

3) «…А о мне гсдрь мои изволишь напамятоват и я на службе великого гсдря в Севску севнтября въ ИI де жив а впред воля ведикого бга писал гсдрь ко мне з Белагорода Иванъ Лихарев которыя тотаровя были в осколских местех и тех де тотар кнзь Петръ Ивановичь Хованскои верхъ речки Нежеголи побил многихъ, за семъ тебе гсдрю моему рабскои челом бью» (Грамотка №264, Л.Неплюев В.В.Голицыну).

4) «…а про мене изволишь ведат и я въ Ярославле по егоревъ ден еще в живых да ездил я батюшко в Толскои манастыр з дьеком с Алмазом и в том договорилис…» (Грамотка № 71, П.Т. Салтыкову от сына Михаила).

5) «…пожалуи купи грибов меленких на гривну а ис кип на гривну ж да капусты белые на пят алтын кадушечку да повидаися пожалуи с Ыгнатем от татарина Кадырка нет ли худа слова…» (Грамотка № 187, С. Болонин Андрею Владимировичу).

6) «… а я батюшъко тепер сего жъ числа поехал на Сермакъсу ради дела что я тебе писал то и будетъ…» (Грамотка № 155, Ф. и В. Вындомские отцу В.Т. Вындомскому).

7) «… все тебе гсдрю будет о землю много и премного челом бью а естли бы ты гсдрь не изволил послат про Чигирин об отдыхе и служба твоя была ни во что» (Грамотка №265, И Одинцов В.В. Голицыну); «… А про меня гсдрь мои изволишь ведат и я на службе великого гсдря в Чигирине… неприятелскихъ людеи на мясли и естьли неприятелские люди назад к Чигширин уповоротятца и мне в Чигирине сидет будет опасно..» (Грамотка № 276, А. Троурнихт В.В. Голицыну).

В примерах 1, 4, 5 имена собственные лиц Алмаз, Кадыр и Шафей Мамурзин, они являются представителями татарской нации.

В примерах 3, 5 мы встречаем использование этнонима татары, который изменялся в зависимости от местного говора, на котором говорит отправитель (тотаровя, татарина).

Наименования Сермакъсу (6), Чигирин (7) топографическими заимствованиями.

Слово паша сохранило свой оттенок, передающее единицу иного языка. Так, мы встречаем это слово в следующем контексте: «…смилуися надо мною и нат сынишкомъ моимъ Михаилом выкуплен сын мои из Цапяграда у паши с каторги пожаловал въступился въторыи отецъ и родил сызнова грекъ Петръ Иванович и привез нонеча сына моево къ Москве на петровъ день а дал за нево окупу триста рублев и нонеча снъ мои седит на Москве у грека в окупу гсдрь указал выдат аз казны своего гсдства жалованя окупу…» (Грамотка №81, П. Салтыков Арзимандриту Савватию). Оно наряду с номинативной функцией несет экспрессивно-стилистическую окраску.

 

ж) Элементы тюркского происхождения в группе различных наименований.

 

Толмач. Возникшая издревле связь между русскими и тюркскими народами, их тесный контакт, обусловленный территориальной близостью и жизненной необходимостью поддерживать торгово-экономические взаимоотношения, потребовали от народов, носителей этих языков, практического знания языков своих соседей. В связи с этим появились первые толмачи-переводчики. Частые поездки русских князей в Орду, общение с представителями Орды вызвали к жизни появление первых переводчиков толмачей (тюркское тил «язык»). Слово, войдя в словарный состав, осталось и функционировало вплоть до XVIII века. В грамотках наблюдается употребление этого слова: «…а не велел толмач Максимко отдат и тебе бы сорок алтынъ з гривною…» (Грамотка № 162, Ф. Микляев В.Т. Вындомскому). Слово, войдя в лексику русского языка еще в ранний период, освоилось полностью, но в последствии было архаизировано, заменилось другим словом – переводчик. Но еще в конце XVII в. оно использовалось и выполняло функцию номинативную.

Сабля. Слово представлено в грамотке №114 в следующем контексте: «… да пожалуи Гаврило Антипиевич послал я к тебе саблю без ножен да ножны не … (некоторая часть текста отсутствует)… е сабли и тебе бы пожаловат приделат черен новыи и крыж полудит а в дому в твоем дал бгъ по Сю грамотку здорово а по том гсдрю своему мало пишу а много челом бию» (Грамотка № 114, Федор Заво..оков Г.А. Воронину). Здесь встречается также слово черен (к сожалению, определения слова не нашли), относящееся к тюркизмам по нашим предположениям. Сам предмет «сабля» является реалией пришедшей с Востока.

Как рассмотренные выше лексические группы, данные слова так же, как и большинство тюркизмов играют роль номинации.

В целом, проанализировав выявленные заимствования из тюркских языков, мы показали функционирование тюркизмов в основном как названий реалий, используются тюркизмы также в роли показателей иноязычного, нерусского элемента.

 

 

 

 

 

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

В истории русского литературного языка исследуемый период – конец XVII – начало XVIII века – играет значительную роль, так как это время связано со значительными переменами. В этот период наблюдается большой поток заимствований, среди которых тюркизмы занимают немаловажное место, и наличие их в грамотках данного периода доказывает сказанное. Тюркизмы появились в русском языке вследствие длительного культурного, языкового, политического, бытового общения. Относительно нашего исследования можно сказать, что этот период играет важную роль в развитии жанра грамоток, которые, изначально охватывая широкую область жизни людей, включали лексику разговорную, книжную, заимствованную, развивалась на протяжении столетий. В  грамотках предстают слова в основном освоенные, которые уже «на слуху» и знакомы носителю.

Все слова этой группы выполняли основную номинативную функцию, поскольку они заимствовались вместе с определенным (чаще всего новым) понятием.

Нами было выявлено и рассмотрено достаточное количество тюркизмов (26 слов), которые в отличие от западноевропеизмов, обозначают реалии бытовые и являются однозначными. Заимствовались они устным путем.

В процессе исследования выявленные тюркизмы, мы распределили по следующим лексико-семантическим группам, и рассмотрим их в составе той или иной группы: элементы тюркского происхождения в наименованиях денежных единиц; элементы тюркского происхождения в наименованиях предметов и деталей одежды; элементы тюркского происхождения в наименованиях предметов и деталей домашнего хозяйства; элементы тюркского происхождения в наименованиях единиц измерений; элементы тюркского происхождения в финансовых, государственных, юридических, налоговых наименованиях; элементы тюркского происхождения в именах собственных и экзотизмах; элементы тюркского происхождения в группе различных наименований. Данные тюркизмы выполняли номинативную и экспрессивно-стилистическую функции.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ

 

1. Аракин В.Д. Тюркские лексические элементы в памятниках русского языка монгольского периода // Тюркизмы в восточнославянских языках, 1974. – С.112-148.
2. Баскаков Н.А., Абаев В.И., Бертагаев Т.А., Бокарев Е.А., Добродомов И.Г., Лыткин В.И., Ожегов С.И., Ижакевич Г.П. Развитие и обогащение русского языка за счет заимствований из языков народов СССР // Взаимодействие и взаимообогащение языков народов СССР. – М.: Наука, 1969. – С.49-63.
3. Баскаков Н.А. Тюркизмы в восточнославянских языках. – М., Наука, 1974, Предисловие, С. 6.
4. Баскаков Н.А. Русские фамилии тюркского происхождения. – М.: Наука, 1979.
5. Баскаков Н.А. Тюркские языки.- М.: Изд-во вост. литературы, 1960. –242 с.
6. Баскаков Н.А., Тюркская лексика в Слове о полку Игореве. – М., 198.
7. Бахрушин С.В. Научные труды. – М. 1960. – III т., ч. 2.
8. Виноградов В.В Очерки по истории русского языка XVII – XIX вв. – М., 1934.
9. Виноградов В.В. Проблемы литературных языков и закономерностей их образования и развития. – М.: Наука, 1967. – 134 с.
10. Виноградова В.Л. Исследование в области исторической лексикологии русского языка: Автореф.дис. … докт.филол.наук. – М., 1977.
11. Гайнуллина Н.И., «Эпистолярное наследие Петра Великого в истории русского литературного языка XVII века». – Алматы, 1995.
12. Грамотки XVII – начала XVIII века: Сборник. – М.: Наука, 1962.
13. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. – М.: Гос.изд-во иностран. и нац. словарей, 1999.
14. Дмитриев Н.К., А.М. Селищев и тюркская филология // Сборник статей памяти А.М.Селищева. – М., 1970.
15. Дмитриев Н.К. Строй тюркских языков. – М., 1962. – С. 79-102.
16. Добродомов И. Г. Некоторые вопросы изучения тюркизмов в русском языке // Вопросы лексики и грамматики русского языка. – М., 1967. – С. 364-374.
17. Добродомов И.Г. Этимологическая страничка. Шлык, жилет // Русский язык в школе. – 1968. – № 3.
18. Добродомов И.Г. Тюркские лексические элементы в восточных и западных славянских языках // Советская тюркология. – 1970. – № 3. – С.131-134.
19. Добродомов И.Г. Из булгарского вклада в славянских языках // Этимология 1970. – M., 1972. – С.103-115.
20. Добродомов И.Г. Две венгерские этимологии // Советская тюркология. – 1974. – № 1. – С.41-44.
21. Добродомов И.Г. Пути проникновения булгарских элементов в славянские языки // Тюркизмы в восточнославянских языках, 1974. – С.26-46.
22. Добродомов И.Г. Вопросы хронологии тюркских заимствований в славянских языках // Советская тюркология. – 1976. – № 6. – С.24-37.
23. Добродомов И.Г. Из истории изучения тюркизмов русского языка // Тюркологический сборник. – М.: Наука, 1981. – С.90-108.
24. Добродомов И.Г. Этимологическая страничка. Шлык, жилет // Русский язык в школе. – М., 1968. – № 3.
25. Добродомов И.Г. Некоторые соображения о булгарском вкладе в славянских языках // Ученые записики МГПИ им. В.И.Ленина. – № 403. Проблемы русского языкознания. – М., 1970. – С.41-53.
26. Добродомов И.Г. Тюркские лексические элементы в восточных и западных славянских языках // Советская тюркология. – 1970. – № 3. – С.131-134.
27. Добродомов И.Г. Проблемы изучения булгарских лексических элементов в славянских языках: Дис. … докт. филол. наук. – М., 1974.
28. Дьяков А.И. Причины интенсивного заимствования англицизмов в современном русском языке // Язык и культура. – Новосибирск, 2003. – С. 35-43.
29. Евреинова И. А., Заимствования в русском языке // Slavia. – – №3.
30. Ефимов А.Е. История русского литературного языка. – М.: Высшая школа, 1971. – С.75-89.
31. Зайончковский А. К вопросу о структуре корня в тюркских языках // Вопросы языкознания. – 1961. – № 2.
32. Козырев И.С. К вопросу об изучении тюркизмов в русском языке // Тюркизмы в восточнославянских языках. – М.: Наука, 1974. – С.16-23.
33. Кононов А.Н. История изучения тюркских языков в России: Дооктябрьский период. – Л.: Наука, 1972. – 271 с.
34. Корш Ф.Е. Опыты объяснения заимствованных слов в русском языке // Изв.имп. АН. – VI сер. – Т.1, № 17. – СПб., 1907. – С.755-768.
35. Крысин Л.П. Иноязычные слова в современном русском языке. – М.: Наука, 1968. – 208 с.
36. Лингвистический энциклопедический словарь. – М., 1991.
37. Ожегов С.И. Словарь русского языка. – М., 1989.
38. Биржакова Е.Э., Воинова Л.А., Кутина Л.Л. Очерки по исторической лексикологии русского языка ХVIII века. Языковые контакты и заимствования. – Л.: Наука, 1972. – 432 с.
39. Радлов В.В. Опыт словаря тюркских наречий: В 4 т. – СПб., 1893-1911.
40. Реформатский А.А. Введение в языкознание: Учебник для вузов / Под ред. В.А. Виноградова. – М.: «Аспект Пресс», 2001.
41. Сабитова З.К. Прошлое в настоящем. Русско-тюркские культурные и языковые контакты. – Алматы, Казак университетi, 2007.
42. Словарь иностранных слов. – М., 2002. – С. 859
43. Словарь русского языка, составленный Вторым отделением Академии наук. – Т.I. – СПб., 1891.
44. Современный русский язык: В 2-х ч. – Ч. 1 / Под ред. Д.Э. Розенталя. – Изд. 2-е, испр. – М.: Высшая школа, 1976.
45. Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка. В 3 т. – СПб., 1893. – Т.I: А-К. (Репродукция, 1958).
46. Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. – М.: Языки русской культуры, 1997.
47. Стратанович Т.Г. Этнонимы. – М., 2001 г. – С.265
48. Супрун А.Е. К этимологии слова полтина // Этимологические исследования по русскому языку. – Вып. II. – М.: Изд. МГУ, 1960.
49. Татищев B.П. Лексикон российский исторический, географический, политический и гражданский. – Ч. I. – СПб., 1793.
50. Труды общества любителей российской словесности при императорском Московском университете. – Ч. IV. – М, 1812.
51. Трутовский В.К. Нумизматический сборник. – Т.I. – М., 1911.
52. Тузов В. Поденьщина, сатирический журнал / Изд. А. Афанасьева. – М., 1858. – С.133-134.
53. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4 т. / Пер. и доп. О.Н. Трубачева. – М.: Прогресс, 1986.
54. Филин Ф.П. О словарном составе языка великорусского народа // Вопросы языкознания. – 1982. – № 5. – С.18-28.
55. Храпачевский Р. Русь и тюрко-монгольский мир за 1500 лет // Русский Newsweek. – № 31(61), от 22-28 августа 2005 г.
56. Шанский Н.М., Иванов В.В., Шанская Т.В. Краткий этимологический словарь русского языка. – М., 1969.
57. Юналеева Р.А. Историко-семантическое развитие слов с тюркским элементом кап // Грамматическая лексикология русского языка. – Казань: Изд-во Казанск. ун-та, 1978. – С.149-162.
58. Юналеева Р.А. К историко-этимологическому анализу русских слов тюркского происхождения // Русский язык: Грамматика и лексикология. – Казань: Изд-во Казанск. ун-та, 1978. – С.182-193.
59. Юналеева Р.А. Лексико-семантическое развитие тюркских названий головных уборов в русском языке // Советская тюркология. – 1978. – № 5. – С.20-25.
60. Юналеева Р.А. К истории слова башмак в русском языке. К этимологии слова башмак // Актуальные проблемы грамматики и лексикологии. – Казань: Изд-во Казанск. ун-та, 1979. – С.11-30.
61. Юналеева Р.А. Опыт исследования заимствований (Тюркизмы в русском языке сравнительно с другими славянскими языками). – Казань: Изд-во Казан. ун-та, 1982. – 120 с.
62. Юналеева Р.А., Галиуллин К.Р. К истории слова кирпич в русском языке // Учен. записки Азерб. пед. ин-та языков. – Сер.12. – 1974. – № – С.40-45.
63. Юналеева Р.А. Тюркизмы русского языка (проблемы полиаспектного исследования). – Казань: Таглимат, 2000. – 172 с. (Раздел первый. Тюркизмы в системе заимствований русского языка)
64. Miklosich Fr. Die türkischen Elemente in den südost- und osteuropäischen Sprachen // Denkschriften der kaiserlichen Akademie der Wissenschaften. – T.34-38. – Wien, 1884-1890.
65. Lokotsch К., Etymologisches Worterbuch der europaischen Worter orientalischen Ursprungs. – Heidelberg, 1927.
66. Zajanсzkоwski A. Zwiazki jezykowe polowiecko-slowianskie. – Wroclaw, 1949.
67. www.antikvariat.org.ru.ru
68. Википпедия – электронная энциклопедия www.google.ru

 

Приложение 1

 

Тюркизмы в русских грамотках XVII – начала XVIII века, проанализированные в работе

 

Кол-во	Наименование единицы	Группа ЛС	Грамотки, в которых встречалось слово	Значение тюркизмов и использование
1.	Алтын	Наименование денежных единиц	137 (употреблено 1 раз), 228 (употреблено 1 раз), 106 (употреблено 1 раз), 78 (употреблено 1 раз), 109 (употреблено 1 раз), 344 (употреблено 1 раз), 71 (употреблено 1 раз), и т.п.	старая разменная монета в 6 денег, равная 3 копейкам   Номинативная функция
2.	Деньги	Денежные наименования	355 (употреблено 3 раза), 71 (употреблено 1 раз), 184 (употреблено 2 раза), 237 (употреблено 1 раз), 358 (употреблено 2 раза), 348 и т.д.	Общее родовое название денег   Номинативная функция
3.	Полтина	Наименование денежных единиц	225 (употреблено 1 раз), 228 (употреблено 1 раз), 159 (употреблено 1 раз)	Денежная единица   Номинативная функция
4.	Башмак	Наименование предметов и деталей одежды	1 раз	Обувь, подошва   Номинативная функция
5.	Камка	Наименование предметов и деталей одежды	106 (употреблено 6 раз),	камчатное полотно, др.-русск. камка «шелковая узорчатая ткань» номинативная функция
6.	Кафтан	Наименование предметов и деталей одежды	126 (употреблено 1 раз), 292 (употреблено 1 раз), 293 (употреблено 1 раз), 148 (употреблено 1 раз), 155 (употреблено 1 раз)	Верхняя одежда, Номинативная функция
7.	Киндяшный	Прилагат. (относится к ферязь) Наименование предметов и деталей одежды	73 (употреблено 1 раз)	Относится к слову ферязь, Номинативная функция
8.	Тулумбас	Наименование предметов и деталей одежды	Единичный случай употребления	Барабан Номинативная функция
9.	Ферязь	Наименование предметов и деталей одежды	159 (употреблено 1 раз), 73 (употреблено 3 раза),	Верхняя одежда Номинативная функция
10.	Чулки	Наименование предметов и деталей одежды	144 (употреблено 2 раза)	Одежда Номинативная функция
11.	Амбар	Наименование  предметов и деталей домашнего хозяйства	206 (употреблено 3 раза), 335 (употреблено 9 раз)	Склад, кладовая, Номинативная функция
12.	Арбуз	Наименование  предметов и деталей домашнего хозяйства	220 (употреблено 1 раз)	«дыня», букв. «Ослиный огурец»
13.	Базар	Наименование  предметов и деталей домашнего хозяйства	226 (употреблено 1 раз)	Рынок Номинативная функция
14.	Лошадь	Наименование  предметов и деталей домашнего хозяйства	23 раза встречается слово	Животное, номинативная функция
15.	Чемодан	Наименование  предметов и деталей домашнего хозяйства	237 (употреблено 1 раз)	Предмет Номинативная функция
16.	Кабала	Финансовое, государственное, юридическое наименование	159 (употреблено 4 раза), 78 (употреблено 2 раза), 115 (употреблено 1 раз)	Задолженность, долговая зависимость, рабство Номинативная функция
17.	Караул	Финансовое, государственное, юридическое наименование	294 (употреблено 1 раз)	Стража Номинативная функция
18.	Таможня	Финансовое, государственное юридическое наименование	335 (употреблено 1 раз)	Место проверки на границе Номинативная функция
19.	Казна	Финансовое, государственное юридическое наименование	328 (употреблено 4 раза), 225 (употреблено 1 раз), 81 (употреблено 1 раз), 142 (употреблено 1 раз)	Сокровищница Номинативная функция
20.	Тюрьма	Финансовое, государственное юридическое наименование	встречается12 раз	Место заключения
21.	Торговые (от торговля)	Группа наименований различных предметов, явлений и т.д.	335 (употреблено 2 раза)	Слово, относящееся к торговле Номинативная функция
22.	Аршин	Мера длины (измерение)	106 (употреблено 4 раза), 112 (употреблено 2 раза), 105 (употреблено 1 раз), 60 (употреблено 2 раза)	Мера длины
23.	Батман	Единица измерения	182 (употреблено 1 раз)	Единица измерения
24.	Толмач	Группа наименований различных предметов, явлений и т.д.	162 (употреблено 1 раз)	Переводчик Номинативная функция
25.	Сабля	Группа наименований различных предметов, явлений и т.д.	114 (употреблено 4 раза)	Орудие, Номинативная функция
26.	Черен	Группа наименований различных предметов, явлений и т.д.	114 (употреблено 1 раз)	Предмет, относящийся к сабле, номинативная функция