Язык и культура политической публичной речи

 

СОДЕРЖАНИЕ:

Введение……………………………………………….……..……………
Раздел I. История становления ораторского искусства…………….
I.1. Система убеждающих речей и становление русской риторической традиции…………………………………………………………………… I.а. Ораторика …………………………………………………………….. I.б. Гомилетика ……………………………………………………………
I.2. Символика и дидактика. Пропаганда. ………………..…….……… I.а. Символика ……………………………………………………………. I.б. Дидактика ……………………………………………………………..
I.3. Становление русской риторики ……………………..……….……..
I.4. Политическая риторика эпохи Петра и Екатерина ………………..
I.5. Становление русской ораторики ……………………………………. Выводы……………………………………………………………………………………………
Раздел II. Особенности языка и культуры политической публичной речи ………………………………………………………….
II.1. Правильность политической речи ………………………………… II.2. Литературный язык ……………………..………..………………… II.3. Норма литературного языка ……………..…………………………. II.4. Орфография …………………..……..….…………………………… II.5. Пунктуация ……………………………….…………………………. II.6. Орфоэпия …………………………….………………………………
II.7. Красота политической речи ………………………….……………..
II.8. Древнерусская литература как источник красоты политической речи ……………………………………………………………………….. Выводы……………………………………………………………………………………………
Раздел III. Формирование языковой картины мира активного члена социума………………………….…………………………………
III.1. Роль  ораторских способностей в формировании имиджа политика…………………………………………………………………………………………..
III.2. Речь Н.А. Назарбаева ……………………………………………….
III.3.I. Приоритет……………………………………………………………………………… III.3.II. Приоритет……………………………………………………………………………. III. 4. Анализ Н. Назарбаева……………………………………………………………… Выводы……………………………………………………………………………………………
Заключение ………………………….……………………………………
Список использованной литературы …………………………………

 

ВВЕДЕНИЕ

 

Лингвистика ХХI в. активно разрабатывает направление, в котором язык рассматривается как культурный код нации, а не просто орудие коммуникации и познания…

Язык не только отражает реальность, но интерпретирует ее, создавая особую реальность, в которой живет человек. Именно поэтому философия рубежа тысячелетий развивается на базе использования языка.

А.М. Хайдеггер, выдающийся мыслитель нашего времени, назвал язык «домом бытия». Поэтому и лингвистика, наука о языке, занимает в системе всякого гуманитарного знания и обойтись без ее помощи при изучении культуры невозможно.

Язык рассматривается в данной дипломной работе как путь, по которому мы протекаем не только в современную ментальность нации, но и в воззрения древних людей на мир, общество и самих себя. Отзвуки давно минувших лет, пережив века, сохраняются сегодня в пословицах, поговорках, фразеологизмах, метафорах, символах культуры и т.д.

Язык – орудие, инструмент культуры. Он формирует личность человека, носителя языка, через повязанные ему языком и заложенные в языке видение мира, менталитет, отношение к людям и т.п. То есть через культуру народа, пользующегося данным языком как средством общения.

Итак, язык не существует вне культуры как «социально унаследованной совокупности практических навыков и идей, характеризующих нам образ жизни». Как один из видов человеческой деятельности, язык оказывается составной частью культуры, определяемой как совокупность результатов человеческой деятельности в разных сферах жизни человека: производственной, общественной, духовной. Однако в качестве формы существования мышления и, главное, как средство общения язык стоит в одном ряду с культурой.

В то же время компонент культуры – не просто некая культурная информация, сообщаемая языков. Это неотъемлемое свойство языка, присущее всем его уровням и всем отраслям.

Язык – мощное общественное орудие, формирующее людской поток в этнос, образующий нацию через хранение и передачу культуры, традиций, общественного самосознания данного речевого коллектива.

«Первое место среди национально-специфических компонентов культуры занимает язык. Язык в первую очередь способствует тому, что культура может быть как средством общения, так и средством разобщения людей. Язык – это знак принадлежности его носителей к определенному социуму.

На язык как основной специфический признак этноса можно смотреть с двух сторон: по направлению «внутрь», и тогда он выступает как главный фактор этнической интеграции; по направлению «наружу», и в этом случае он – основной этнодифференцирующий признак этноса. Диалектически объединяя в себе эти две противоположные функции, язык оказывается инструментом и самосохранения этноса, и обособления «своих» и « чужих». Таким образом, соотношение языка и культуры в процессе общения людей и посвящена эта дипломная работа. Прежде чем перейти непосредственно к рассмотрению этих проблем, необходимо сделать несколько оговорок и разъяснений как методологического, так и методического плана.

Культура речи как дисциплина языкознания сформировалась в рамках так называемого грамматического подхода к языку, сложившегося в условиях культурного процесса к ХIV-ХV вв., традиционно называемого вторым южнославянским влиянием. Суть последнего применительно к данной дисциплине можно, коротко говоря, охарактеризовать как ориентированность на кодифицированную систему правил в процессе языковой деятельности. Не случайно «в большинстве работ о культуре речи центральное место занимает правильность речи». Логика существования данного понятия предполагает наличие как минимум еще двух соотносимых с ним понятий – правила, соответствие которому и составляет суть правильности и неправильности, где указанное соответствие отсутствует. Неизбежным следствием грамматического подхода явилось возникновение круга людей, профессионально занимающихся разработкой грамматических руководств и культивирующих грамматическую искушенность в качестве показателя высшего уровня владения языком.

В заключении приводятся общие выводы по цели исследования и поставленным задачам этой работы.

1. Цель исследования – Проанализировать язык и культуру политической культурной речи.
2. Задачи исследования
3. 1. Проанализировать литературу по исследуемой проблеме.
4. 2. Проанализировать языковую картину мира и политика активного члена социума.
5. Описать роль ораторских способностей формирования имиджа политика (на примере на материале выступления Президента Назарбаева Н.А.).

В работе использован описательный метод и элементы компонентного анализа.

3. Объект исследования – Материалы выступления политиков.
4. Структура работы – Работа состоит из введения, трех разделов, заключения, списка использованной литературы.

В первом разделе «История становления ораторского искусства», состоящем из пяти подразделов дан анализ литературы по исследовуемой проблеме.

 

Во втором разделе «Особенности языка и культуры политической культурной речи», состоящем  из восьми подразделов, описываются особенности языка и культуры политической публичной речи.

 

В третьем разделе «Речь Н. А. Назарбаева» дан анализ материалов выступлений Президента Казахстана Назарбаева Н. А.

 

В Заключении – приводятся общие выводы по работе в целом.

 

РАЗДЕЛ I. ИСТОРИЯ СТАНОВЛЕНИЯ ОРАТОРСКОГО ИСКУССТВА

 

 

I. 1. СИСТЕМА УБЕЖДАЮЩИХ РЕЧЕЙ И СТАНОВЛЕНИЕ РУССКОЙ РИТОРИЧЕСКОЙ ТРАДИЦИИ

 

1. а. Ораторика — то, что Аристотель называл судебным и совещательным красноречием — решает злободневные задачи, черпая свои темы из актуальной действительности. Ведущая стратегия ораторики может быть названа метонимической, так как она основана на смежности явлений и представлений. Ораторика занята отбором представительных фактов и в целом не склонна анализировать жизнь путем домысливания какого-то сложного конструкта, прибегать к «дополнительным построениям» в виде метафор и аналогий. Коротко говоря, в целом она не любит говорить притчами и рассказывать басни. Она оперирует казусами (примерами) и широко пользуется словесными формулами и эмблемами, отражающими мир казусов. Поэтому, в частности, она нередко использует известную нам антономасию, поминая Гобсеков, Наполеонов, Ватерлоо, Великую армаду, елизаветинскую эпоху — т. е. все то из казуального мира, что может обобщать какие-то случаи. При этом ораторика чаще прибегает не к подобию (уподобляя кого-то кому-то), а к простому выбору представительных фактов, отлитых в формулировки-перифразисы.

Ораторика рассчитана на достижение конкретного результата, на убеждение колеблющихся или даже несогласных. Она достаточно напориста, но она же склонна к диалогу и всегда чутко реагирует на возражения оппонентов. Каждое выступление оратора можно понять как реплику в большом диалоге: на ораторику отвечают ораторикой же.

Предвыборные выступления кандидатов, например, — это типичная ораторика. Все они имеют вполне конкретную цель — завоевать голоса на выборах, т. е. повлиять на поведение адресата во вполне конкретном случае. Ставя себя в положение оратора, кандидат, естественно, открывает себя и для критики. В ответ на его речь, на отдельные ее положения последуют возражения оппонентов. Оратор должен быть готов к возражению, к диалогу, к тому, что его аудитория не поддерживает его априорно, во всех случаях. Она неоднородна: есть сочувствующие, есть колеблющиеся, есть равнодушные, есть настороженные, есть враждебные, притом и активно враждебные, готовые обращать его слова против него самого.

Вся обстановка ораторики заставляет оратора оставаться на земле, оперировать узнаваемыми фактами и не уноситься слишком далеко в мир обобщений, уподоблений, моделей, сложных метафор. Даже давая обещания, реальные или несбыточные, оратор все равно остается в мире фактов, хотя бы потому, что фактом является непокорная среда его слушателей, с которой он вынужден считаться. Он не располагает неограниченными ресурсами доверия и времени. Обычно ему недостает и того и другого. Главная стратегия оратора — сделать свою позицию убедительной, лепя мир из узнаваемых фактов, в том числе и из речей и рассуждений своих противников. Стратегия оратора — черпать из гущи жизни, демонстрировать явления, смежностно (причинно-следственно, ситуативно или ассоциативно) связанные между собой. В этом смысле его стратегия и может быть названа метонимической.

 

1. б. Гомилетика в узком смысле слова — это теория церковных проповедей. Однако термин понимают и шире, особенно при противопоставлении ораторике. В широком смысле слова гомилетика — то, что Аристотель называл торжественным красноречием. Подлинное развитие она получила именно в церковной проповеди, когда черты торжественной речи — обращенность к сочувствующей аудитории, расчет не на мгновенный эффект, а на долговременное воздействие — были заострены и усилены тем, что проповедник (гомилетический оратор) вырос в особую общественную фигуру. Эта фигура изначально поставлена выше присутствующих, проповедь произносится с амвона, на проповедь не отвечают проповедями. Проповедник сам и прокурор, и защитник. У него нет соперника. Сама позиция проповедника помогает ему завоевать аудиторию, даже если он неопытен. Но действующий проповедник, религиозный или политический, как правило, уже известен, даже знаменит. Он завоевал себе право на общественную проповедь у какой-то части общества. Именно для этой части он и говорит.

В отличие от ораторики гомилетика не склонна оперировать казусами. Ее излюбленный прием — развернутая метафора, притча. Гомилетика — это всегда истолкование действительности, это обязательно проповедь неких положений или воззрений, которые разворачиваются чаще всего с помощью уподоблений. Гомилетика и ораторика взаимно дополняют друг друга. Как мы увидим ниже, подмена ораторики гомилетикой или гомилетики ораторикои чревата отрицательными последствиями и для говорящего, и для слушающего, и для общественного дискурса в целом.

Торжественная, «тронная» речь признанного политического лидера, моралиста, пользующегося широкой общественной поддержкой, — вот пример политической проповеди. Гомилет имеет дело с сочувствующей аудиторией, и поскольку он не готовит своих слушателей к осуществлению какой-то одноразовой акции, поскольку речь не идет о выборе в конкретной ситуации, он и не заботится о другой части аудитории. Конечно, и он призывает к конкретным действиям, к честному труду, к социальной терпимости или, напротив, нетерпимости. Конечно, и среди его слушателей есть энтузиасты и ленивцы, люди, настроенные фанатически, и люди, настроенные скептически. Но все, так или иначе, разделяют его позицию и признают за ним право на проповедь.

Ясно, что проповедовать можно и перед избирателями, и перед присяжными заседателями, ясно, что всем и всегда можно «прочесть мораль». Но ясно также и то, что проповедь уместна в одних ситуациях и не уместна в других. Типичная для проповеди ситуация — это «своя» аудитория и отсутствие конкретной, «разовой» задачи. И то и другое создает ресурс доверия и времени и позволяет развернуть гомилетическую речевую стратегию. В других случаях эта стратегия может принести говорящему вред. В основе гомилетической стратегии лежит принцип аналогий и уподоблений, дополнительных умственных построений и развернутых метафор. Гомилету положено воспарять мыслью: оттуда открываются ему какие-то новые ракурсы темы. Вот почему эту стратегию мы называем метафорической.

 

I. 2. СИМВОЛИКА И ДИДАКТИКА. ПРОПАГАНДА

 

1. а. Символика — это редкий и особый случай убеждающей речи. Церковная проповедь ссылается на Священное Писание. Государственная гомилетика иллюстрирует положения какого-то важного государственного текста — конституции, декларации, манифеста, хартии. Если даже за политической проповедью не стоит определенный письменный текст, то она опирается на определенный символический ряд. Все эти питающие гомилетику тексты высшего уровня, писанные и реже неписанные, мы и называем символикой.

Ораторика тоже заинтересована в символике, но связана с ней по-другому: она черпает оттуда общие места и словесные формулы. Это хорошо видно по количеству библеизмов, встречающихся в речи христианского оратора даже тогда, когда он участвует в злободневной полемике, а не произносит проповедь. Нечто сходное наблюдается и в политической области. Советские судебные ораторы постоянно ссылались на «советский образ жизни», на «моральный облик советского человека», т.е. на советскую символику, например, на «моральный кодекс строителя коммунизма».

Проповедник берет какое-то положение символики и разворачивает его в проповедь. Его текст соотносится с символикой как с целым. «Я буду говорить о правах человека», «Я буду говорить о войне и мире», «Каждый человек равен от рождения. Поговорим же о равенстве», «Все люди — братья» — так могут начинаться проповеди, но даже если они начинаются не так, они все равно развивают те аксиомы, которые составляют символику и которые чаще всего собраны в некий политический текст. Оратор же берет из символики самые разные положения, подкрепляющие его речь. Его текст опирается на символику как на источник для скрытых и явных ссылок. Он говорит так: «…а поскольку, как известно, все люди — братья…», «…а это есть право на труд», «…но каждый человек равен от рождения» и т.п. Его обращение к символике ситуативно.

Что же представляет собой сама символика как вид убеждающей речи?

Для символических текстов характерна особая смысловая емкость. Это одновременная реализация двух стратегий: метафорической, основанной на уподоблении, и метонимической, основанной на казуальности. Символические тексты сразу и обобщают, и говорят о конкретном. Они принадлежат и горнему, и дольнему мирам. В этом и состоит их специфика. Они выполняют в политике и религии ту же роль, что аксиомы в науке. Аксиома описывает какое-то свойство реального мира, но она не доказывается, не выводится и в этом смысле стоит как бы за скобками теорий. Она и метафорический эталон реальности, и в то же время сама эта реальность. Главная стратегия символической речи отличается и от метонимической стратегии ораторики, и от метафорической стратегии гомилетики. Ее опора — символ. Символ — это знак, обладающий особой смысловой емкостью, которая возникает в результате соединения свойств метафоры и метонимии.

Понять природу символа помогает феномен священной истории. Земная жизнь Христа одновременно и принадлежит истории человечества, занимая определенный исторический отрезок времени, и является метафорой всей земной истории. В политическом мире есть выделенный город — столица, выделенное лицо — первое лицо государства, выделенные учреждения и т.д. Столица, с одной стороны, является одним из городов страны (в этом смысле она часть страны), с другой — символизирует всю страну в целом. Первое лицо государства олицетворяет собой государственную власть. Кремль для России не просто государственное учреждение, но и символ государственного учреждения.

Исследователи символа всегда подчеркивали, что в отличие от метафоры символ можно рисовать, изображать графически.

В самом деле, если мы назовем знакомого «вандалом» (метафора), то нам сложно будет отобразить это в виде картинки. Символы же имеют тенденцию отливаться в символику не только словесную, но и зрительную, пластическую. Символами являются гербы, флаги, гимны, знаки монархической власти — скипетр, держава, корона. Символ вызывает к жизни ритуалы, символические действия, различные церемонии. У таких церемоний есть метафорическая, образная сторона, но в то же время они вписаны в общественную жизнь. Военный парад — это и знак военной мощи, и ее часть.

Можно сказать со всей определенностью, что отсутствие общепризнанной символики самым губительным образом сказывается на всем политическом дискурсе. Но следует отметить и то, что постоянно изъясняться символами нельзя. Символическая речь слишком концентрированна, слишком выделена, слишком самодостаточна, чтобы прибегать к ней в ординарных ситуациях. Поэтому нельзя всю жизнь превратить в ритуал, в церемониальные действия. Нельзя утопить дипломатическую жизнь в протоколе. Нельзя заменить управление представительством.

В отличие от ораторики и гомилетики символика сама по себе не обладает риторическим потенциалом. У нее другая задача. Символика готовит почву для гомилетики и ораторики. Сам по себе конституционный текст не наделен такой убеждающей силой, как, например, пламенная политическая речь. Поэтому символика нуждается в пропаганде. Пропаганда -это тиражирование символики. Применительно к священным текстам существует специальная ритуальная форма пропаганды — литургика, которая напоминает нам о возвещенных в них истинах и, если придать этому слову более высокий смысл, пропагандирует их.

Политическая пропаганда состоит в тиражировании политической символики. Это может быть тиражирование словесных формул и визуально воспринимаемых эмблем. Памятники, бюсты, барельефы, портреты, значки, плакаты, изображения политических деятелей и государственных символов на денежных знаках, открытках, конвертах, марках, печатях, вывесках, на страницах букварей и учебников- все это проявления пропаганды. На словесном уровне — это знаковые имена, цитаты, просто ключевые для заданной картины мира слова.

Советское время широко тиражировало цитаты из Ленина, украшая ими стены кинотеатров («Из всех искусств важнейшим для нас является кино»), почтамтов («Без почты и телеграфа социализм есть пустейшая фраза»), учебных заведений («Учиться, учиться и учиться»). Такие девизы, например, как «Мир. Труд. Май», наглядно показывают устройство пропаганды. Она не связана с самостоятельной аргументацией. Ее суть — повторение. И «мир», и «труд», и даже «май» — ключевые слова, знаки соответствующей картины мира. Такие слова-знаки советской пропаганды, как «Май» и «Октябрь», обнаруживают связь пропаганды с календарем, праздниками, юбилеями. Моделью и прообразом любой пропаганды является обряд, а обряд в силу самой своей повторяемости связан с календарем. Политическая пропаганда имеет свои святцы, свои памятные даты, свои праздники, сопряженные с особыми общественными действиями (достаточно вспомнить первомайские демонстрации и ленинские субботники). Подобными же свойствами обладает и любая другая пропаганда, будь то пропаганда эстетическая или даже научная.

В предвыборных кампаниях к пропаганде относится тот их компонент, который связан с тиражированием. Это неизбежно манипулирование, как и всякий повтор. Отличие этого случая от официальной, централизованной пропаганды заключается в том, что здесь идет борьба за политический «брэнд». В торговой рекламе рычагом для самого простого способа манипулирования — повторения одних и тех же слов или одних и тех же компонентов видеоряда — выступают сам товарный знак и слоган. Это свойство было подмечено еще в «Четвертом позвонке» Марти Ларни: из рупора, размещенного на разъезжающем по улицам города автомобиле, беспрестанно раздается имя рекламируемого врача.

Этот же прием используется и в политической пропаганде. С языковой точки зрения «брэнд» — это способность товара данной фирмы олицетворять весь класс товаров. Например, со словом «ксерокс» у нас ассоциируются не только копировальные аппараты этой фирмы, но всякое устройство, осуществляющее копирование документов. В политической рекламе признаком «брэнда» является формулировка «Этому кандидату альтернатив нет». Тот или иной лидер начинает ассоциироваться со своей партией, со своим городом или со всей страной. Имиджевая составляющая предвыборных кампаний — аналог слогана и товарного знака — и является элементом пропаганды. Ниже, в третьей части книги, мы постараемся глубже понять сходство политической и торговой рекламы, проясняя другую сторону рекламы — «позишенинг». Сейчас отметим лишь то, что реально пропагандировать можно только символику. Подмена аргументированной ораторики пропагандой выглядит претенциозно, если не смешно. Нельзя явочным порядком сделать из фотопортрета функционера икону.

Особым видом убеждающей речи, не всеми исследователями и не всегда относимым к области риторики, является дидактика.

 

1. б. Дидактика — это убеждение в форме обучения. Любое обучение — это утверждение определенной картины мира. Дидактика опирается на символику, как наука на аксиоматику. В основе любой картины мира лежат аксиоматические представления: постулаты Евклида, представления об историческом прогрессе, библейская картина мира, марксистская диалектика, просветительские идеи и т. д. Дидактика не развивает изначальных символов, как это делает проповедь, поучение, но имеет дело со знаниями, полученными на основе символики и упорядочивает их в своих классификациях. Ее главная стратегия -установление родовидовых отношений. Излюбленный прием дидактики -дефиниция.

Школьная дидактика формирует наши представления о жизни. Это особенно хорошо видно по урокам литературы, которые задают нашему сознанию начальные стереотипы поведения.

Ярким примером дидактики в нашем недалеком прошлом были политзанятия. Цель этих занятий состояла в том, чтобы наложить на жизнь определенную идеологизированную координатную сетку. Слушателю объясняли, например, что общество состоит из классов, что есть эксплуататоры и эксплуатируемые, что между ними существуют антагонистические противоречия, что в основе экономической жизни лежат производительные силы и производственные отношения и т. д.

«Политграмота» была задумана как дидактическое закрепление определенной политической идеологии, определенного видения мира. Дидактика консервативна. Если символику можно ниспровергнуть, как можно отказаться от аксиомы, то заменить одну дидактику другой, одни громоздкие умственные построения другими достаточно сложно. Вот почему дидактика становится дисфункциональной, когда меняется аксиоматика, когда ниспровергаются символы.

Ораторика и гомилетика пользуются данными дидактики как научно доказанными и общественно признанными теоретическими положениями.

 

 

I. 3. СТАНОВЛЕНИЕ РУССКОЙ РИТОРИКИ

 

Русская гомилетика возникла одновременно с самой русской словесностью. Торжественное «Слово о законе и благодати» митрополита Иллариона было произнесено уже в 1049 г. Долгое время гомилетика развивалась в отсутствие ораторики. Все жанры и поджанры киевского красноречия целиком вписываются в рамки красноречия торжественного и учительного, т.е. относятся к гомилетике, к проповеди. Это не только проповедь новых христианских ценностей, но и новых политических идей, тесно связанных с этими ценностями. Прежде всего, это идея свободного выбора Русью православия и принадлежности Руси большому христианскому миру, в котором она занимает вполне самостоятельное место. Эта идея опирается на свою символику: на образ Андрея Первозванного, предсказавшего основание Киева, на равноапостольность князя Владимира, добровольно выбравшего истинную веру, на образы собственно русских святых. Другой важнейшей политической идеей времени является идея единства Русской земли -представление о сильной княжеской власти, о подчинении младших старшим, осуждение княжеских междоусобиц. Образы святых Бориса и Глеба дают этой идее высокое нравственное измерение.

Все политические идеи первых веков существования Руси имели общенациональный характер, в них были заинтересованы все, и все их разделяли. Торжественное красноречие решало задачи консолидации общества. Ораторские прения, если и возникали, то оставались за пределами высокой словесности. Их отголоски попадали в торжественное красноречие либо как казусы, как иллюстрации к проповеди, либо как подтекст, не имеющий общенационального значения и быстро теряющий злободневность. Так, слово Кирилла о слепце и хромце, помимо общего смысла притчи о душе и теле, содержало еще и политический намек на князя Андрея Боголюбского.

Элементы ораторики появляются на Руси позже, в шестнадцатом веке. Церковная полемика времен спора иосифлян с нестяжателями и переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским -вот первые примеры подлинно риторического противостояния, когда авторы, опираясь на одну и ту же символику — Библию, спорят между собой, отстаивают разные точки зрения, прибегают к чисто ораторическим приемам. Так, Иосиф Волоцкий в своей «Книге на новгородских еретиков» использует излюбленный прием ораторики — последовательное рассмотрение аргументов противника.

И все же гомилетика остается ведущим жанром русского красноречия. В нем по-прежнему широко используется развернутая метафора, характерная для проповеди и торжественного красноречия. К такой метафоре прибегает, например, самый образованный публицист XVI в. Максим Грек, когда в политическом трактате изображает Россию в виде овдовевшей, лишившейся заступника жены и сетует, что нет у нее своего Самуила, дабы противостоять Саулу. Даже в целом ораторический диалог Ивана Грозного с князем Курбским зачастую превращается в обмен нотациями: увлекаясь, авторы то и дело сбиваются на проповедь, на гомилетику.

Связь ораторики с проповедью прослеживается и в политической борьбе Смутного времени, когда политическая аргументация могла опираться на такой нехарактерный для ораторики жанр, как «видение». Например, «Повесть о видении некому мужу духовну» читалась вслух в соборе. Однако тогда же получает распространение жанр грамоты, т.е. политической листовки. Такую листовку, прежде чем вступить в Москву, пишет Лжедмитрий I. В этой листовке он, в частности, рассуждает о том, что Бог не допустил бы, чтобы столь великим государством мог овладеть самозванец, а не истинный государь. Одновременно с грамотами Лжедмитрия появляются и так называемые подложные грамоты — листовки от имени другого адресанта. Так, в Москве была составлена политическая листовка от имени жителей Смоленска, описывающая ужасы иноземного владычества. Цель листовки — убедить московских людей не сдаваться в плен.

Однако даже в Смутное время в обстановке напряженнейшего политического противостояния в русской риторике верх брало проповедническое начало. В «Плаче о пленении и конечном разорении превысокого и пресветлейшего Московского государства» автор говорит о нравственной причине Смуты: «Сущий в нем живущие цари вместо лествицы к Богу возводящей спасительных словес, еже рождаются от книгородных догматов, прияша богоненавистныя бесовские козни, волшбу и чарование и вместо духовных людей и сынов света возлюбивших чад сатаниных, иже отходят от Бога и от неблазненнаго света во тьму… и вместо непобедимаго жезла богоподражательныя кротости и правды гордость и злобу возлюбиша, ея же ради иже прежде бысть пресветел, яко деница, с превысочайшего небеси спаде и ангельские светлости и славы отпаде».

Сотни лет спустя традиции русской гомилетики громко заявили о себе в русской светской литературе. Не только назидательный восемнадцатый, но и реалистический девятнадцатый век прошел под знаком художественной проповеди. Целые романы превращались у нас в моральные проповеди, темы которых были заявлены даже в их названиях: «Преступление и наказание», «Бесы», «Воскресение». Еще ясней о проповедническом характере реалистических романов говорят эпиграфы из Священного писания. Таковы, например, эпиграфы к «Анне Карениной» («Мне отмщение, и Аз воздам») и к «Бесам», где эпиграфом служит целая притча о бесновавшемся, а весь роман представляет собой проповедь на тему этой притчи. Проповедническое начало русской литературы хорошо осознавалось и самими литераторами, и обществом. Всякое отступление от проповеднических традиций в русской литературе всегда воспринималось, да и до сих пор воспринимается с некоторым подозрением. В этом случае в авторе начинают видеть человека с утраченными нравственными ориентирами.

Влияние гомилетики на ораторику сказалось и в том, что в русской традиции не принята речевая агрессия, ведь речь долгое время была обращена к своим, к единомышленникам. Русская риторика малоагрессивна, деликатна, и это, безусловно, ее сильная сторона, создающая возможность диалогизма. Но эти ее качества имеют и оборотную сторону. Склонность к гомилетике сформировала привычку говорить для сочувствующих, а это означает- не принимать всерьез противника, не разбирать подробно и объективно его аргументов, не стремиться перехватить инициативу, преимущественно слушать. Диалогизм от этого, разумеется, не выигрывает.

В еще худшем положении оказываются у нас те ораторы, которые, игнорируя неаргессивность русского слова, внешне пытаются следовать риторической манере западных ораторов, но при этом не изменяют застарелой отечественной привычке говорить только для своих. Подобные речи производят тяжелое впечатление, и, в конце концов, отталкивают даже своих. Вообще прямолинейное «жесткое» слово, подчеркнуто-настойчиво выдерживание в речи какой-либо одной линии производят на русскую аудиторию удручающее впечатление. Именно с таким речевым поведением связано употребление слова «риторика» в отрицательном смысле.

Положительной опыт гомилетики породил традицию увязывать тему речи с символикой. Именно над этой традицией посмеялись Ильф и Петров, когда остроумно заметили, что любое выступление сбивается у нас на лекцию о международном положении. Вместо того чтобы говорить о новом трамвае, оратор сбивается на политграмоту и разглагольствует о Чемберлене.

Нельзя, однако, утверждать, что стремление к обобщениям свидетельствует об исключительной слабости русской ораторики. Часто это избавляет речь от приземленное™, придает повседневной проблеме высокий моральный смысл.

Из трех видов расположения доводов, рассмотренных нами в главе о композиции, русской риторической традиции наиболее полно отвечает амплифицирующее их расположение.

Долгий и успешный опыт гомилетики укрепил в русском дискурсе особое доверие к тем языковым средствам, которые связаны именно с гомилетикой и с ее основной стратегией -уподоблением. Отсюда особая склонность нашей убеждающей речи к метафоре и притче. Даже Лев Толстой, избегающий в своей художественной практике сложных развернутых метафор, в убеждающих рассуждениях обращается к притче, как, например, в случае со знаменитой «дубиной народной войны». Притча, построенная на развернутой метафоре, обычно благосклонно выслушивается нашей аудиторией. Оппонент, как правило, старается перетолковать притчу по-своему, ни в коей мере не покушаясь на саму притчевую организацию речи.

Интересно, что любовь к притче сочеталась в восточно-христианской гомилетике с подозрительным отношениям к словесным фигурам. Так, еще Василий Великий предлагал избегать «извития словес», т.е. словесных фигур. И в самом деле, обилие таких фигур -яркая черта ораторики. Они идеальное оружие для словесной дуэли. Но эффектные выпады, резкие словесные жесты не всегда сочетаются с поведением человека, вещающего с амвона. Недоверие к фигурам речи, хотя и давно преодоленное, все же осталось в генетической памяти нашей риторики и проявляется в том, что в поисках популярности русский оратор чаще, чем какой-либо другой, готов подчеркнуть свою непричастность к риторике и нежелание прибегать к изощренным риторическим приемам.

Еще Аввакум заявлял, что он «не обык» использовать риторические приемы. Позднее подобное признание стало для нашей риторики общим местом. Хорошим тоном считается безыскусность, незатейливость простота, даже необразованность, во всяком случае гуманитарная, неумение «красно говорить». Речь должна идти «от сердца», а не «от ума». Реально же проявление этой «сердечности», как искренней, так и поддельной, вовсе не означает отсутствия риторических фигур, но предполагает уместное их использование в соответствии с русскими риторическими традициями.

Речь, отвечающая нашим национальным риторическим предпочтениям, произнесенная в соответствии с национальными традициями, будет выглядеть безыскусно и не заставит задуматься над тем, что ее готовили, продумывали, что она, быть может, произнесена не с лучшими намерениями. Напротив, речь, идущая в разрез с этими предпочтениями, даже при наличии у оратора лучших намерений может вызвать предубеждение. Она привлечет нездоровое внимание прежде всего к самой своей форме, к продуманности композиции и выбора языковых средств, посеет недоверие в душе слушателя. Испанская или французская риторика воспринимается нами как внешне блестящая, но лишенная искренности, в то время словно говорит для себя самого или для своих ближайших единомышленников. При этом оба часто взывают к Богу. И все же переписка полемична. Иван IV разбирает доводы Курбского, обильно его цитирует, иронизирует над его словами, пародирует его стиль. Это же, хотя менее искусно и менее страстно, делает и Курбский в отношении Ивана Грозного.

XVII век — новый этап становления русской политической ораторики, подготовленный и политической борьбой Смутного времени, и усвоением традиций западноевропейской ораторики. Изменился и облик самой проповеди — исходного жанра гомилетики. Западноевропейскую проповедь всегда отличало большое количество примеров ( ехеглр1а ), всевозможных жизненных казусов, которыми проповедник иллюстрировал свою мысль. Греческое красноречие прекрасно знало этот прием, называвшийся у греков парадигмой, но в проповеди гораздо охотнее использовало притчу. Любопытно, что в семнадцатом веке на русский язык был переведен сборник примеров «Прилог». По сути это парадигмы, однако по старой памяти их продолжали именовать притчами.

Наверное, первым собственно ораторским политическим произведением на русской почве была созданная в начале сороковых годов XVII в. на Дону «Повесть сиречь история об азовском сидении донских казаков 5000 против турок 300000». «Повесть» была написана с намерением повлиять на решение Земского собора 1642 г. Казаки, самовольно захватившие Азов, хотели склонить собор и царя, опасавшегося открытой ссоры с турецким султаном, к официальному закреплению Азова за Россией. Повесть представляет собой весьма продуманную систему аргументов в пользу присоединения Азова. Здесь и успокоение по поводу турецкой угрозы (казаки выстояли против турок, пытавшихся значительно превосходящими силами отобрать Азов), и рассуждение о стратегической важности крепости, «запирающей» море, и указание на большие потери, которые русские уже понесли и которые в случае возвращения Азова могут оказаться напрасными, и очень умелые argumentum ad hominem, задевающие национальное самолюбие и религиозные чувства царя и собора. «Повесть» уже не производит впечатление проповеди, адресованной единомышленникам. Это типичное произведение совещательного красноречия.

 

I. 4. ПОЛИТИЧЕСКАЯ РИТОРИКА ЭПОХИ

ПЕТРА И ЕКАТЕРИНЫ

 

Становление новой светской политической символики в эпоху Петра и Екатерины. Русский язык как государственный символ. Использование театра, газет и журналов как политической трибуны. Политическая сатира.

В эпоху Петра в России складывается совершенно новый политический дискурс. Обновляется база политической риторики: теперь это театр, газеты, журналы, художественное слово. Обновляется и политическая символика: теперь это символика светского государства. Сам русский язык превращается в важнейший политический символ, становится краеугольным камнем русского патриотизма. Эта сохранившаяся до сегодняшнего дня роль русского языка представляется нам вполне естественной и неизменной. Однако она была совершенно не знакома Древней Руси, где старославянский язык был языком церкви и культуры, а русский язык- языком повседневного общения и деловым языком. Высокий статус церковнославянского языка гармонировал с политическими идеями времени. Первой такой идеей, высказанной митрополитом Илларионом в «Слове о законе и благодати», была идея политического равноправия Киевской Руси в кругу христианских государств Европы. Второй основополагающей политической идеей, изложенной старцем Филофеем в «Послании на звездочетцев», была теория «Москва -третий Рим». Обе идеи немыслимы в контексте светской культуры и светского языка, обе идеи были связаны с православным миром и, прежде всего с Византией. Первая обосновывала политическую независимость русского государства от Византии, вторая утверждала духовную преемственность Руси по отношению к Византии, павшей под ударами турок, — «стояние за правду».

Петр строил светское государство в совершенно новом культурном контексте. Его задачей была рецепция европейской, преимущественно протестантской культуры. Это было второе обращение к европейскому источнику — не к греческому, как во время крещения Руси, а к латинскому. На этот раз усваивалась не духовная, а светская книжность, усваивалась новая европейская наука, в том числе военная. Петр не хотел и не мог опираться ни на церковнославянский язык, ни на православие. Его патриотизм мог быть только «росским», а знаменем должен был стать «росский язык».

Русская власть возлагала большие надежды на литературу и язык, понимая, что успешное усвоение нового может произойти только на этой почве. Отсюда беспрецедентное внимание государства к вопросам языка. Петр Великий вводит новый шрифт, максимально далекий от церковнославянского источника. Ломоносов и Тредиаковский реформируют русское стихосложение, что было не забавой свободных художников, а государственным проектом. Ломоносов разрабатывает знаменитую теорию «трех штилей», направленную на кардинальную реформу русского языка. Образуется Российская академия, специально занимающаяся (в отличие от Академии наук) исключительно языковыми вопросами. Создается «Словарь Академии Российской» — не ординарный труд словесников, но важное государственное начинание.

Новая государственная символика пропагандируется при Петре через новую светскую словесность. Возникают такие институты, как публичный театр и газета.

Придворный театр был создан в России относительно поздно, при Алексее Михайловиче. Петр же задумывает театр публичный. Само театральное здание возводится на Красной площади, а временный театр открывается во дворце Лефорта в Немецкой слободе. Цены на билеты устанавливаются доступные: от 10 до 3 копеек. Петр явно замышлял театр как демократическое учреждение, пропагандирующее новую «росскую» символику.

При Петре появились и первые газеты — ведомости. Правда, слово «газета» по отношению к русским изданиям было применено лишь в 1809 году (само слово возникло в Венеции от названия мелкой монеты — цены на газету). Сначала в России появилась рукописная газета «Куранты», содержащая политические новости и употребляющаяся высшими чиновниками, как сказали бы мы сегодня, «для служебного пользования». В 1702 г. Петр I издает указ о печатании газет. Первая такая газета называлась «Ведомости», а первый дошедший до нас номер относится ко 2 января 1703 г. Общая направленность газеты — пропаганда Петровских реформ. Большой удельный вес занимают в ней сведения, касающиеся военного дела.

Впоследствии на смену «Ведомостям» приходят «Санкт-Петербургские ведомости» (в 1738 г.), издававшиеся Академией Наук. А в 1756 г. появляются «Московские ведомости». Газетный дискурс входит в русский быт.

Во второй половине восемнадцатого века, особенно в век Екатерины, возрождается политическая полемика, т.е. ораторика. Ее ареной становятся литературные журналы.

Первоначально журналы возникли как приложение к «Санкт-Петербургским ведомостям» и находились в ведении Академии. Таковы были «Приложения к ведомостям», носившие характер научно-популярного журнала. Шагом же к созданию периодического литературного издания стал журнал «Ежемесячные сочинения к пользе и увеселению служащие», выходивший с перерывом с 1728 по 1764 г. Первым настоящим литературным журналом была «Трудолюбивая пчела», издававшаяся А.П. Сумароковым, одним из идеологов русского классицизма.

Расцвет журнальной полемики приходится на период с 1769 по 1774 г. На одном ее полюсе находится сатирический журнал «Всякая всячина», созданный по инициативе Екатерины Великой, на другом — сатирические журналы «Трутень» и «Живописец», издаваемые знаменитым просветителем Н.И. Новиковым.

Характерно (и это всегда отмечается историками литературы), что в русском классицизме большой удельный вес принадлежит сатире, жанру с точки зрения самого же классицизма «низкому», «подлому». Утверждающий пафос классицизма вызвал к жизни своеобразную политическую гомилетику в литературно-художественных формах — оду и трагедию. Именно через оду и трагедию утверждались новые государственные идеи — идеи мощного светского государства, гигантской империи. Как и гомилетика, политическая ораторика также проявила себя в новой художественной литературе. Причем вся сила ораторики была направлена на сатиру — исправление недостатков. Иной ораторики, например, отражающей борьбу различных политических сил, в России не сложилось. Там, где нет развитой ораторики ни в форме судебного, ни в форме политического красноречия, она реализует себя именно в сатире. Этот путь наметился еще в посланиях Грозного к Курбскому и в других сочинениях Ивана IV, также носящих обличительный, сатирический характер. «Царская» сатира -чрезвычайно интересное, своеобразное явление русской культуры. Неудивительно, что русский классицизм при всей его государственности, «державности» был по преимуществу сатирическим.

Конечно, сатира Екатерины II не была достаточно острой. В терминах тех лет это была «улыбательная» сатира, призванная вызывать не желчный смех, но добрую улыбку. Просветитель Новиков в своей критике общественных недостатков шел гораздо дальше. Помимо всего прочего, он отстаивал другой, отличный от екатерининского взгляд на саму сатиру. Так, во многом благодаря усилиям Новикова, возникла подлинная полемика, а с ней и подлинная ораторика. Замечательно, что предметом спора в этой ораторике было то, как и над чем можно смеяться.

 

I. 5. СТАНОВЛЕНИЕ РУССКОЙ ОРАТОРИКИ

Черты ораторики в русской политической публицистике XVI в. Новые черты в политической риторике XVII в.

Гомилетические пристрастия русского публичного дискурса не отменили существования ораторики. Предыстория русской ораторики, как уже было сказано, может быть прослежена уже в древнерусской письменности.

Особенно явно связаны с гомилетической традицией первые русские политические ораторы. Иван Пересветов, публицист XVI в., сторонник, как сказали бы сегодня, «сильной власти», в своей «Большой челобитной» изложил план государственных реформ, в том числе создания регулярной армии и упразднения института наместничества. А в «Сказании о Магомет-Салтане» тот же автор нарисовал утопию идеального государства с крепкой военной властью и жестоким подавлением произвола судей и взяточничества.

Оба произведения Пересветова тяготеют к политической проповеди. Пересветов не склонен разбирать аргументы противоположной стороны, но страстно убеждает в правоте своей точки зрения. Такая проповедь рассчитана на долговременное воздействие. В самом деле, отстаиваемая в «Сказании о Магомет-Салтане» идея «царской грозы» становится одним из столбовых политических концептов эпохи Ивана Грозного. Если древнерусская идея сильного князя основывалась на принципе подчинения младших старшему и осуждения междоусобицы, то новая идея сильного царя имела уже более широкий фундамент, косвенно учитывая теорию «Москва — третий Рим» и прямо ссылаясь на отрицательный опыт Византии, павшей из-за своих грехов и слабости государственной власти. Таким образом, Иван Пересветов развивает определенную политическую доктрину, востребованную временем, но, однако, не полемизирует со своими политическими оппонентами. Характерно, что Иван Грозный не только не возвысил Пересветова, но, по имеющимся сведениям, напротив, расправился с ним. При этом царь исходил из той же самой доктрины государственного строительства. Речь, следовательно, не может идти о политической ораторике, об открытой конфронтации двух политических лагерей.

 

ВЫВОДЫ

 

1. Таким образом, в первом разделе мы описали и проанализировали основные типы речи в истории ораторского искусства: ораторика, гомилетика, символика, дидактика.
2. Ораторика рассчитана на достижение конкретного результата,
   склонна к диалогу и всегда чутко реагирует на возражения оппонентов.

Предвыборные выступления кандидатов, например, — это типичная ораторика.

3. Излюбленный прием — гомилетика развернутая метафора,
   притча. Гомилетика — это всегда истолкование действительности, это
   обязательно проповедь неких положений или воззрений, которые
   разворачиваются чаще всего с помощью уподобленный. Гомилетика и
   ораторика взаимно дополняют друг друга. Стратегия гомилетики
   метафорическая.
4. Символика — для символических текстов характерна особая
   смысловая емкость.

Это одновременная реализация двух стратегий: метафорической, основанной на уподоблении и метонимической, основанном на казуальности. Символические тексты сразу и обобщают, и говорят о конкретном.

5. Дидактика — это убеждение в форме обучения. Любое обучение —
   это утверждение определенной картины мира. Дидактика опирается на
   символику, как наука на аксиоматику.
6. Ораторика и гомилетика пользуются данными дидактики как
   научно доказанными и общественно признанными теоретическими
   положениями.
7. Влияние гомилетики на ораторику сказалось и в том, что в
   русском традиции не принята речевая агрессия, ведь речь долгое время была обращена к своим, к единомышленникам.

Русская риторика мало агрессивна, деликатна и это безусловна, ее сильная сторона, создающая возможность диалогизма.

 

 

РАЗДЕЛ II. ОСОБЕННОСТИ ЯЗЫКА

И КУЛЬТУРЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ПУБЛИЧНОЙ РЕЧИ

 

 

II. 1. ПРАВИЛЬНОСТЬ ПОЛИТИЧЕСКОЙ РЕЧИ

 

Как уже было сказано, владение правильностью речи относится к дориторическому уровню речевой культуры. Однако анализ конкретной политической речи наводит на мысль о том, что читателю этой книги было бы интересно узнать об основном круге проблем, охватывающих понятие «правильность речи», о том, какие дисциплины ее изучают и какова учебно-справочная литература, позволяющая работать над речью в этом направлении. Этому и посвящена настоящая глава.

 

 

2. 2. ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЯЗЫК

 

Определение литературного языка. Диалект. Жаргон. Просторечие.

Центральными понятиями этого раздела являются понятия литературного языка и нормы.

Литературный язык — не следует отождествлять его с языком художественной литературы — определяется как «форма исторического существования национального языка, принимаемая его носителями за образцовую; исторически сложившаяся система общеупотребительных языковых элементов, речевых средств, прошедших длительную культурную обработку в текстах (письменных и устных) авторитетных мастеров слова, в устном общении образованных носителей национального языка».

Такое определение дано в энциклопедии «Русский язык». Выделим в нем два момента: во-первых, то, что сами носители считают его образцовым, во-вторых, то, что он сложился как обработанная форма языка. Первое ставит литературный язык в выделенную позицию в отношении нормы. Второе — в выделенную позицию в отношении возможностей передавать сложные смысловые и стилистические нюансы. Именно в этом и состоит обработанность литературного языка.

Приведенное определение вызывает вопрос о других формах национального языка. Итак, что же не входит в литературный язык?

На этот вопрос можно ответить так: диалекты (в широком смысле слова) и просторечие.

Диалект в широком смысле слова — «разновидность языка, являющаяся средством общения коллектива, объединенного территориально или социально, в частности профессионально».

Территориальные диалекты (или диалекты в узком смысле слова) — это говоры определенных мест. Их носителями выступают, прежде всего, жители деревень. До бурного развития средств массовой информации основным фактором, ведущим к сокращению диалектной базы, была служба в армии, вследствие чего диалектные особенности лучше сохранялись в речи женщин. С развитием средств массовой информации, особенно телевидения, диалектная база существенно сократилась. Это не означает автоматически перехода носителей диалектов к литературной форме языка, но это, безусловно, означает сглаживание диалектных различий.

Более низкий в сравнении с литературным языком рейтинг территориальных диалектов вовсе не означает, что они не могут быть использованы в художественных или риторических целях. Художественная литература широко использует диалектизмы (диалектные слова или диалектные формы, диалектное произношение) для создания местного колорита и для речевой характеристики персонажей. Оратор же может использовать местные диалектные особенности для демонстрации «местного патриотизма», в отдельных случаях для того, чтобы его лучше поняли. Следует, однако, помнить, что сами носители диалектов не воспринимают свою речь как образцовую, считают ее «простой», «деревенской». И все же надо иметь в виду рассуждение: «Раз говорит по-нашему, значит, свой».

Социальные диалекты иначе называются жаргонами (в последнее время также сленгом). Это могут быть и диалекты профессиональных групп (горняков, моряков), и молодежный .   жаргон, а также воровской жаргон, развившийся из особого тайного языка.

Жаргоны тоже активно используются в художественных и риторических целях. В художественной литературе жаргон — это средство создания социального колорита и способ дать социальную характеристику персонажа через его речь. В риторике жаргон — это и способ сближения с аудиторией, и способ создания комического эффекта, в частности, в целях снижения образа оппонента.

В последнее время воровской язык и молодежный жаргон широко проникли в публицистику. Многие слова этих жаргонов стремительно утрачивают свою диалектную окраску и находятся на стадии перехода в литературный язык. Таковы слова «беспредел», «разборка», «наезжать» и некоторые другие. Для оратора главное — чувствовать степень литературности слова. Чувствуя эту степень, он может решить стоит или не стоить включать в речь те или иные жаргонизмы. Конечно, это решение может быть ошибочным: он может пересолить, перенасытить свою речь словами нелитературного языка, может, напротив, говорить слишком пресно. Но одно дело — ошибочно оценить ситуацию, а другое — не знать норм литературного языка самому, не чувствовать, где кончается литературный язык, а где начинается жаргон или территориальный диалект.

К просторечию относят также грубую лексику, остающуюся за пределами литературного языка из-за табуированности или нежелательности. В литературном языке таким словам соответствуют эвфемизмы, то есть их смягченные синонимы. В последнее время эта лексика стала часто звучать в публичном пространстве. Ее можно встретить в письменных формах речи. Конечно, употребление такой лексики — яркая речевая характеристика говорящего, характеристика, в громадном большинстве случаев складывающаяся не в его пользу.

Говоря о словах, приведенных в словарях с пометкой «грубое» или «грубо-просторечное», не надо забывать, что реальная грубость просторечия не сводится только к этим бранным словам, а тем более к словам нецензурным, отсутствующим в обычных словарях. Грубость просторечия заключается в том, что оно не способно адекватно передавать нюансы смыслов. В языке всегда существует много вариантов для высказывания одной и той же мысли. В литературном языке в силу его обработанное™ за каждым вариантом стоит оттенок смысла или тонкий стилевой нюанс. «Выпить чай» и «выпить чаю» — разные вещи, и эта их разность зафиксирована в языке и подтверждена многочисленными примерами из художественной литературы. А вот просторечные слова «похрявать» и «потрамзать» различаются в значении только ситуативно, интонационно. Это различие нигде не зафиксировано, и у говорящего не может быть уверенности, что слушатель поймет его именно так, как он хотел.

Грубость нелитературных форм языка, их низкая различающая способность — вот естественное препятствие для проникновение этих форм в риторику. Желание быть демократичным, говорить на одном языке с аудиторией — вот основные стимулы для включения этих форм в риторическую практику. Дополнительный мотив для введения таких форм в речь — создание комического эффекта.

Из всего сказанного здесь следует один вывод: для того, чтобы правильно пользоваться различиями литературных и нелитературных форм, надо хорошо чувствовать, где эти различия проходят.

 

 

3. 3. НОРМА ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА

 

Норма. Варианты. Источники нормы

Принятое в литературном языке употребление языковых средств называется нормой литературного языка.

Наличие нормы предполагает выбор из какого-то числа вариантов. Языковая система, следовательно, шире нормы. Ничто не мешает говорящему по-русски произнести слово «километр» с ударением на «о» по аналогии со словами «спидометр», «барометр» (которые, однако, обозначают не единицу измерения, а прибор). Многие люди так и произносят это слово. Теоретически возможно и ударение на первом слоге, хотя в узусе (реальном употреблении) такое ударение не встречается. А вот вариант с ударением на последнем слоге является нормой. Еще ясней зазор между языковой системой и нормой проявляется в грамматике. Система языка позволяет образовать от слова «курица» родительный падеж множественного числа «курей» (по аналогии с «голубей») и даже «куров» (по аналогии с «буров» от «бур»), но нормой является только форма «кур». За пределами системы русского языка как такового находятся варианты, опирающиеся на нерусские показатели числа, например, английское «-с» как показатель множественного числа. Невозможно «курс» вместо «кур».

Таким образом, есть система, за пределы которой человек, говорящий на русском языке как на родном, никогда не выходит. Но система внутри себя оставляет возможность выбора из двух-трех (иногда и больше) вариантов. Литературный язык отличается от нелитературного тем, что он либо закрепляет один из вариантов как норму, а другие отвергает («кур» можно, а «курей» нельзя), либо закрепляет за каждым из вариантов разный смысл или стилистический оттенок. Можно «выпить все молоко», но можно «выпить немного молока» (выбор между падежами обусловлен смысловым различием), но нельзя «выпить молоку». Это уже за пределами нормы.

В некоторых случаях, когда происходит изменение, обновление нормы, в пределах литературного языка остаются два варианта. Например, в слове «творог» можно сделать ударение и на первом, и на втором слоге. Однако равнозначные варианты обычно не удерживаются в литературном языке, один вариант остается нейтральным, а другой приобретает какой-либо стилевой оттенок, например, оттенок архаичности. Например, «учителя» нейтрально, а «учители» архаично.

Термином «норма» обозначают и сам правильный вариант, и совокупность правил, определяющих выбор варианта. Норма современного русского литературного языка кодифицирована в словарях, справочниках и грамматиках.

Необходимо отметить, что литературный язык имеет не только письменную, но и устную форму. У многих людей языковые нормы ассоциируются только с орфографией, что вполне понятно, ибо на этом делает акцент школа. Акцент этот вполне оправдан, так как именно правописание допускает наибольшее число вариантов. Но норма — это и выбор правильной грамматической формы (что необходимо соблюдать и в устной, и в письменной речи), и выбор правильного ударения (что свойственно именно устной речи). Другая распространенная ошибка — это отождествление литературного языка с книжным. В действительности нормы литературного языка распространяются не только на тех, кто пишет книги, не только на официальное общение. Для развитых обществ характерно утверждение норм литературного языка и в устной форме речи, в том числе и в обстановке неофициального общения, дома, в кругу друзей.

Откуда берется норма? Главным нормозадающим механизмом выступает художественная литература. Национальные писатели, обладая повышенным чувством языка, создают прецеденты красивых словоупотреблений. Возникает желание подражать им. Начинается консолидация нормы. У истоков русского, английского, итальянского, любого другого литературного языка стоят авторы, создавшие на этих языках литературные произведения, вошедшие в историю этих языков.

Современный русский литературный язык начал формироваться в петровскую эпоху, когда обозначились такие проблемы, как преодоление двуязычия (на церковнославянском языке велось богослужение и была обширная литература, на русском говорили в быту и вели дела; существовали тексты, испытавшие влияние обоих этих языков) и освоение большого числа заимствований, связанных с обозначением новых реалий, с развитием языка науки и государственного строительства. Следующий период формирования русского литературного языка называют ломоносовским, отмечая этим заслуги М.В. Ломоносова в решении только что обозначившихся проблем. Затем следует карамзинский этап, названный так по имени Н.М. Карамзина, стремившегося сблизить устный и письменный язык и преодолеть тяжеловесность последнего. Наконец, под пером Пушкина сформировался современный русский литературный язык. Пушкинский период считается завершающим, и современный русский язык определяют как язык «от Пушкина до наших дней». Конечно, со времен Пушкина много воды утекло, многие формы тогдашнего языка воспринимаются как архаичные, многое ушло из нормы литературного языка, многое, естественно, появилось. Но коренных изменений, соизмеримых с процессами, протекающими, скажем, в восемнадцатом веке, не произошло.

Другим норомозадающим механизмом является сословная иерархия общества. Люди стараются говорить как представители высших сословий, тянутся к их языковым нормам, обычно эстетизированным не только в письменных текстах, но и в устных этикетных формах.

Известную роль играет и престиж образования, уважение к книжности, к культурным людям, в последние сто лет — к науке.

Когда норма складывается, лингвисты кодифицируют ее, разбирая спорные случаи. Фиксация в норме живых языковых процессов всегда вызывает научные споры, в которых иногда участвует и общественность.

 

 

4. 4. ОРФОГРАФИЯ

 

Орфографией называется наука о правописании, а также система правил, регулирующих правописание, и сама система исторических форм написания — русская орфография. Главная задача русского языка как школьного предмета — это заложить основы орфографии.

На первый взгляд, совокупность правил русской орфографии выглядит как хаотический набор всевозможных исключений, но на самом деле в основе орфографии лежат определенные принципы, направленные на координацию написания и произнесения слов. Перечислим их, ибо это дает определенный ключ к пониманию орфографии, к пониманию ее духа. Назвав их, нам останется лишь отослать читателя к соответствующим справочникам.

Итак, основной принцип русской орфографии — морфологический. Он состоит в том, что одна и та же морфема (то есть корень, приставка или суффикс) пишется одинаково независимо от того, как она слышится в данном слове или в данной форме слова. Нет смысла писать «галава», если во множественном числе мы ясно слышим «головы». Логично слова с одним корнем (тем более формы одного слова) писать одинаково. Нет смысла и писать «потфарник» вместо «подфарник», потому что в других словах та же самая приставка ясно звучит как «под-» («поджог») и есть предлог «под».

Однако вся орфография к морфологическому принципу не сводится.

Фонетический принцип орфографии диаметрально противоположен морфологическому. Он может быть сформулирован так: «Как слышится, так и пишется». В качестве ведущего он был бы неадекватен, но в отдельных случаях оправдан функционально. Например, в написании разыскивать мы не сохраняем единообразное начертание корня (ср. искать). Всякому говорящему по-русски и так ясно, что слова не начинаются со звука ы, а написание «подыскивать» могло бы лишь неблаготворно повлиять на само произношение.

Есть случаи, когда морфологический принцип невозможно соблюсти из-за того, что ни в одной форме слова морфема не слышится ясно. Мы не можем, например, подобрать проверочное слово для существительного «балда», и у нас столько же причин писать его через «о», сколько и через «а». С другой стороны, чередования звуков могут создать такое положение дел, когда в родственных словах ясно слышатся два различных звука: «зарево» и «зорька». В таких случаях действует традиционный принцип орфографии, состоящий в том, что данное написание узаконено просто на основе традиции.

Иногда с помощью написания достигается различие смысла слов или их грамматических значений. Например, «презреть» (выказать презрение) и «призреть» (приютить) или ходить (инфинитив) и «ходит» (третье лицо). Этот принцип орфографии называется дифференцирующим.

Особый (лексико-синтаксический) принцип используется при определении слитного или раздельного написания (здесь учитывается значение слова, а также его синтаксическая функция).

В заключение стоит сказать, что при наборе текста на компьютере не следует слишком полагаться на текстовый редактор. Он способен отсеять только те буквосочетания, которые невозможны, ни в какой словоформе. Не следует слишком доверять и печатной продукции, особенно современной. Полагаться можно только на словари и справочники.

 

 

5. 5. ПУНКТУАЦИЯ

 

Энциклопедия «Русский язык» дает следующее определение пунктуации:

«1) Система вне алфавитных графических средств, главным образом знаков препинания, образующих — вместе с графикой и орфографией — основные средства письменного (печатного) языка. 2) Нормы и правила употребления знаков препинания, исторически сложившиеся в русской письменности. 3) Раздел языкознания, изучающий закономерности системы пунктуации и функционирования знаков препинания»

Нас будет интересовать второе значение термина. Надо сказать, что нормы и правила, регламентирующие постановку знаков препинания, гораздо прозрачней, чем орфографические нормы. Главная функция, которую они выполняют, — облегчение понимания текста. Известно, что отсутствие знаков препинания или их неправильная расстановка порождают синтаксическую омонимию. Известный пример: в словосочетании «статую золотую чашу несущую» ценность статуи определяется местом запятой: «статую, золотую чашу несущую» или «статую золотую, чашу несущую». С риторической точки зрения, знаки препинания являются своеобразным первичным выдвижением. Отличие от настоящего выдвижения (например, с помощью подчеркивания или курсива) состоит в том, что знаки препинания нормативны, а выдвижение целиком зависит от воли автора.

Функции, выполняемые знаками препинания, немногочисленны: они либо отделяют одну синтаксическую структуру от другой, либо обозначают внешнюю границу синтаксической структуры, либо выделяют одну структуру внутри другой. Примером первого может служить запятая между однородными членами, примером второго — точка в конце предложения, а третьего — обособление причастного оборота. Сложности в постановке знаков препинания возникают из-за неясности грамматической структуры предложения для самого пишущего. Например, вводные слова не являются членами предложения и обособляются с двух сторон, но те же самые лексические единицы могут и являться членами предложения, и тогда они не обособляются. В предложении «Наконец он пришел» слово «наконец» относится к описываемой действительности. Его ждали, и вот он пришел. А в предложении «Наконец, рассмотрим последний вопрос» слово «наконец» относится к порядку изложения мысли. Без запятой смысл состоял бы в том, что мы, испытывая большое облегчение, наконец-то имеем возможность рассмотреть последний вопрос.

Во многих случаях постановка знаков препинания или выбор между знаками оставляет пишущему свободу. Но свобода эта означает лишь то, что в распоряжение пишущего поступило еще одно графическое средство, которое он может употребить для прояснения своей мысли, а вовсе не то, что он может ставить любой знак по собственной прихоти.

 

 

6. 6. ОРФОЭПИЯ

 

Орфоэпию определяют как «совокупность норм литературного языка, связанных со звуковым оформлением значимых единиц: морфем, слов, предложений. Среди таких норм различаются произносительные нормы (состав фонем, их реализация в разных позициях, фонемный состав отдельных морфем) и нормы суперсегментной фонетики (ударение и интонация)»

Поясним это определение. Итак, различают произношение и ударение (об интонации скажем несколько слов в конце параграфа). Вот пример, связанный с произношением. На юге сохраняется диалектное произношение фонемы «г» — «г» фрикативное, похожее на звук, обозначаемый в некоторых европейских языках буквой п. При оглушении этого звука получается «х»: «на ю h е», «юх». Литературное произношение предполагает взрывное произношение «г», которое оглушается в «к»: «снега», «снек». Лишь в немногих словах следует произносить фрикативное «г»: «Бох». Под «реализацией фонем в отдельных позициях» подразумевается, например, произношение «о» в безударном положении. В литературном произношении: «вада», в окающих говорах: «вода». Говоря о реализации отдельных морфем, имеют в виду случаи типа «что» и «што» (норма).

Особые сложности связаны с ударением. В русском языке ударение разноместное и к тому же подвижное (в разных формах одного слова оно может падать на разные слоги). На письме ударение с восемнадцатого века в большинстве текстов не фиксируется. Все это и осложняет ситуацию.

Об ударении можно узнать и в обыкновенном орфографическом словаре, но следует помнить, что словарь дает одну (начальную, или словарную) форму слова и не дает ударения во всех остальных словоформах. О произношении в орфографическом словаре ничего узнать нельзя.

 

II. 7.     КРАСОТА ПОЛИТИЧЕСКОЙ РЕЧИ

 

Красота как качество речи

Красота, ясность и уместность как качества политической речи. Составляющие красоты политической речи. Источники красоты политической речи.

Эффективность речи зиждется на четырех качествах: правильности, ясности, уместности и красоте. Как уже не раз отмечалось, для риторики ключевым качеством является ясность. Именно она непосредственно связана с убедительностью.

Правильность лишь избавляет речь от неприятных черт. Низкая речевая культура, конечно, производит плохое впечатление, в конечном счете, снижает и убедительность речи. Правильность, грамотность политической речи — одно из ее необходимых качеств. Разумеется, этого качества недостаточно для того, чтобы слово убеждало.

Уместность снижает вероятность коммуникативных неудач, избавляет говорящего от смешных положений, подобных объяснению в любви канцелярским языком. Неуместность политической речи — один из ее пороков, но одной уместности мало, чтобы убедить своего собеседника.

Красивая речь тоже сама по себе не убеждает. Скорее она доставляет удовольствие. Но — и это тоже отмечалось в начале нашей книги — красота вполне может рассматриваться как дополнительный, факультативный источник убедительности. К красивой речи прислушиваются, ее запоминают, к ней охотно возвращаются.

Есть и еще одна причина для специального разговора о красоте политической речи. Дело в том, что это качество общественного дискурса до сих пор находится у нас в глубоком дефиците. Это объясняется рядом причин и, прежде всего недостаточной окультуренностью зоны делового языка. Высокие нравственные категории выражались либо на языке церкви, либо на языке художественной литературы. Деловой язык развивался в отрыве от «этосных» формул на базе спорадических заимствований из западноевропейских языков. Единый язык права и морали до сих пор не сформировался. Политическая речь, практикуемая сегодня, изобилует словами и выражениями канцелярского или — что не лучше — научного стиля. В сочетании с высокой пафосностью и аргументацией к этосу, к народным традициям и тот и другой стили выглядят нелепо. Получается что-то вроде «не пощадим живота своего ради малоимущих граждан и бюджетников». Смешение высоких слов с бытовыми издавна было источником комизма. Сегодня комично выглядят политические выступления, в которых необработанная деловая речь сочетается с попыткой говорить торжественно или апеллировать к национальным традициям. Но есть случаи, когда политик просто не может не говорить высоким слогом, не может не апеллировать к народу.

Красота речи складывается не только из правильного выбора слов, но и из эвритмии и эвфонии.

Эвритмия — это достижение гармоничного ритма речи, это хороший синтаксис, уравновешенные, правильно организованные предложения. Основные требование к эвритмии — это соблюдение соразмерности в предложениях, использование так называемого исоколона, когда синтаксическое членение речи (на простые предложения, словосочетания) совпадает с ритмическим членением, так что выделяются ритмически соразмерные части — колоны.

Территориальное развитие. Мы должны сконцентрировать экономическую деятельность в развитых региональных центрах, способных стать «локомотивами» экономической и социальной модернизации, предусмотреть систему законодательных, экономических и административных мер. Нам нужна новая миграционная политика, чтобы использовать потенциал развитых региональных центров для общего сбалансированного регионального развития и возрождения депрессивных регионов.

Однородные члены все наши силы, все наши познания, весь наш опыт ритмически уравновешены. Это триколон — исоколон, состоящий из трех частей. Обычно трехчастные конструкции передают идею замкнутости. Далее, вслед за укрепить… государственный строй снова идет ряд однородных членов, уравновешенных синтаксически, однако последней однородный член упрочить величие и мощь нераздельной России и тем оправдать доверие к нам Государя и страны ритмически выбивается из всего ряда. Такой прием называется синтаксическим уравновешиванием: длинный отрезок уравновешивает предшествующие короткие, избавляя слушателей от утомительной симметрии. Вообще всю эвритмию можно рассматривать как игру в симметрию — асимметрию высказывания. Принцип эвритмии таков: соблюсти достаточно симметрии, чтобы не было ощущения хаоса и достаточно асимметрии, чтобы не было ощущения механистичности.

Эвфония — это благозвучие, достижение приятного звучания речи за счет правильного подбора и сочетания звуков. Первая задача эвфонии — избежать заведомо неблагозвучных звукосочетаний. Это неблагозвучие может быть чисто фонетическим. Например, для русского языка не характерно скопление гласных звуков (так называемое зияние): например, просить разрешения у ООН. Неблагозвучно и избыточное скопление согласных без гласных: с вспомогательными мерами. Неблагозвучие может возникать также по причине нежелательных лексических ассоциаций. Вторая задача эвфонии сложней: надо не только избежать неблагозвучия, но и создать благозвучие. Это достигается звуковыми повторами, введением и сменой звуковых тем. Приятна для слуха та речь, в которой звуки чередуются не хаотично, но располагаются как сменяющие друг друга ряды ненавязчивых повторов. Такая эвфония свойственна высокохудожественным текстам. Для политической речи она существует лишь как идеал.

Для создания красоты политической речи особенно значимы правильный выбор слов и хороший синтаксис.

Можно ли научиться говорить красиво? Известный афоризм Цицерона гласит, что поэтами рождаются, ораторами становятся. Стать поэтом, конечно, нельзя. Но можно указать образцы для подражания. Это будет правильней, чем выстраивать курс поэтики для политических ораторов. Поэтому наша цель — указать читателю на источники красоты русской политической речи. Таких источников по большому счету два: древнерусская литература и русская классика. Причем если первая может служить лишь очень общим стилевым ориентиром, то вторая дает образцы и для прямого подражания, своеобразные прописи.

 

II. 8. ДРЕВНЕРУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА

КАК ИСТОЧНИК КРАСОТЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ РЕЧИ

 

Стиль монументального историзма и эмоционально-экспрессивный стиль древнерусской литературы. Размах, сочетание разномасштабности и ритмическое равновесие как черты монументального стиля.

Древнерусское политическое красноречие существовало в совершенно ином политическом и языковом контексте, чем наше. Оно представляло собой торжественные и учительные «слова», обращенные к единомышленникам, широко опиралось на библейский контекст, не содержало сложных политический идей. Тем не менее, в нем можно увидеть образцы, на которые впоследствии ориентировались многие ораторы.

Древнерусская литература знала два больших стиля. Их называют еще стилями эпохи, или эпохальными стилями, поскольку они были не индивидуальной характеристикой отдельных авторов или даже школ, но принадлежали целой эпохе, определяя в ней и особенности словесности, и особенности архитектуры, и особенности живописи и даже, в известной степени, особенности образа жизни человека соответствующей эпохи. Эти стили подробно описаны в работах Д.С. Лихачева.

Первый стиль получил название стиля монументального историзма. В Западной Европе ему соответствует романский стиль. Этот стиль определял речевую культуру Киевской Руси. Слово «монументальный» подразумевает присущий этому стилю размах, обращение к огромным географическим и временным масштабам. Слово «историзм» имеет в виду опору на исторический контекст и, прежде всего на священную историю. Сутью этого стиля была демонстрация величия Бога и созданного им мира. Человек должен был чувствовать свою малость и вместе с тем сопричастность вечности.

Второй стиль получил название эмоционально-экспрессивного. В Западной Европе ему соответствует готика. Именно проявлением этого стиля был знаменитый стиль «плетения словес». Эмоционально-экспрессивным он назван из-за эмоциональной насыщенности. Авторы, исповедующие этот стиль, пытались передать экстатическое религиозное чувство, выразить невыразимое. В этом стиле повторы и амплификации достигают такой концентрации, что происходит как бы десемантизация слова. Прямое значение слова ослабляется, и слово становится знаком эмоционального напряжения.

В современной ситуации из двух названных стилей образцом может, наверное, послужить первый, да и то образцом не для обычной политической речи, а для речи сугубо торжественной.

Вот фрагмент из описания Русской земли в «Слове о погибели русской земли», выдержанный в стиле монументального историзма:

«Отсюда до угров и до ляхов, до чехов, от чехов до ятвягов, от ятвягов до литовцев, до немцев, от немцев до карелов, от карелов до Устюга, где обитают поганые тоймичи, и за Дышащее море, от моря до болгар, до буртусов, от буртусов до черемисов, от черемисов до мордвы — то все с помощью Божъею покорено было христианскому народу…»

Здесь характерна сама синтаксическая формула «от и до» (ср.: «от тайги до британских морей») и обилие названий всевозможных народов. Подобные перечисления (в риторике их называют энумерациями) создавали особую красоту, многоцветность описания. Уже в семнадцатом веке этим приемом пользуются авторы упомянутой нами «Повести об Азовском осадном сидении донских казаков». Они так же подробно перечисляют ополчившихся на них неприятелей. Некоторую тягу к энумерациям можно заметить в красноречии имперского периода, а также периода советского, особенно в связи с темами союзных республик и вообще этнического и природного богатства СССР.

Одной из ярких примет стиля монументального историзма было сочетание большого и малого, сведение разных по масштабу конфигураций в единый ансамбль. Это проявлялось и в городской застройке, и в способе организации текста. Например, в русском летописании под разными годами стояли неравномерные по значимости и объему тексты. Были «пустые годы», когда ставилась одна только дата, или годы, которым соответствовала краткая запись. И в то же время встречались такие тексты, как знаменитая «речь философа», т.е. рассказ об основах христианской веры. В этом разномасштабном сплетении состояла особая красота стиля монументального историзма, игра на контрастах большого и малого. На синтаксическом уровне это проявлялось в приеме «синтаксического равновесия», когда череда длинных фраз неожиданно замыкалась короткой, а короткие фразы уравновешивались длинными. Это создавало особую ритмичность ораторской прозы. Иногда такую ритмичность называют русским молитвенным стихом. В игру «великое и малое» охотно, хотя и не всегда успешно, играла и советская риторика.

Вот ритмизованный отрывок из «слова» оратора киевской школы Серапиона Владимирского:

«Если кто из вас разбойник — разбоя не бросит, если крадет — воровства не оставит, если кто обижает и грабит — не насытится, если кто ростовщик — не перестанет проценты взимать, ибо, согласно пророку «Суетятся бесцельно, накопляя, не знает, кому собирает».

Для этого отрывка, как и для стиля в целом, не характерна механически воспроизводимая симметрия текста (ср. гораздо более слабое: «Если кто разбойник — разбоя не бросит, если кто крадет — воровства не оставит, если кто обижает — продолжит обижать, если кто грабит -не оставит грабить»). Игра в симметрию — асимметрию не была свойственна советской риторике. Постепенно в нашем дискурсе возобладало именно механическое воспроизводство симметричных конструкций либо полная аморфность.

В выборе слов стиль монументального историзма был относительно аскетичен. Отсутствовали чрезмерно утяжеленные эпитеты, слишком яркие краски. Постоянно ощущался библейский контекст. Это проявилось и в открытом цитировании со ссылками на библейские книги и в цитировании скрытом.

«Прославляет похвальными словами Римская сторона Петра и Павла, которыми приведена она к вере в Иисуса Христа, сына Божия, восхваляют Азия, Эфес и Патамос Иоанна Богослова, Индия — Фому, Египет — Марка. Все страны и города, и люди чтут и славят каждого из своих учителей, которые научили их православной вере. Восславим же и мы по силе нашей своими малыми похвалами великое и дивное совершившие — нашего учителя и наставника, великого князя земли нашей — Владимира, внука старого Игоря, сына же славного Святославля, которые в свое время владычествуя, мужеством и храбростию прославились во многих странах, их победу и сипу вспоминают и поныне и славят».

Это отрывок из «Слова о законе и благодати» митрополита Иллариона. Он открывается знакомой нам зевгмой, сочетающейся с ритмическим равновесием. Монументальный историзм проявляется в постоянном присутствии масштаба.

Думается, что буквально подражать данному стилю не имеет смысла, но он задает некоторую стилистическую парадигму, которая окажется полезной в тех случаях, когда возможна и потребна достаточная высота стиля.

Подведем итог тому, что может быть заимствовано. Это масштабность («от и до»), энумерации, игра на контрастах большого и малого, игра на асимметрии — симметрии, ритмизация ораторской прозы.

 

 

ВЫВОДЫ

 

1. Литературный язык — не следует отожествлять его с языком художественной литературы — определяется как «форма исторического существования национального языка, принимаемое его носителями за образцовую; исторически сложившаяся система общеупотребительных языковых элементов, речевых средств, прошедших длительную культурную обработку в текстах (письменных и устных) авторитетных мастеров слова, в устном общении образованных носителей национального языка.
2. Норма литературного языка отличается от нелитературного тем он либо закрепляет один из вариантов как норму. Норма современного русского литературного языка кодифицирована в словарях, справочниках и грамматиках.
3. Древнерусское политическое красноречие существовало в совершенно ином политическом и языковом контексте, чем наше. Оно представляло собой торжественные и учительные «слова» обращенные к единомышленникам, широко опирались на библейский контекст, не содержало сложных политических идей.

 

 

Раздел III. Формирование языковой картины мира активного члена социума.

II.1. Роль ораторских способностей в формировании имиджа политика

Тема:

III. 2. РЕЧЬ Н.А. НАЗАРБАЕВА

 

Итак, мы уже сообщали, Президент Казахстана в своей речи перед депутатами Парламента обозначил новые задачи перед страной. На наш взгляд, пересказывать суть поставленных целей не имеет смысла, потому как сама речь была предельно конкретной. Поэтому мы предлагаем текст выступления президента полностью, на русском и казахском языках, чтобы наши читатели могли сами судить о том, что предстоит сделать в Казахстане. Тут действительно есть о чем поДУМАТЬ, что анализировать, и что сравнивать.

 

Уважаемые депутаты! Дамы и господа! 4 декабря наш народ проголосовал за свое будущее, формула которого очень проста: от стабильности и модернизации — к процветанию. Добившись уже многого, мы поставили еще одну стратегическую задачу — в ближайшие десять лет вывести Казахстан в число 50-ти наиболее конкурентоспособных стран мира. В основе этой стратегии -использование преимуществ региональной и глобальной экономики для выхода Казахстана на международные рынки за счет повышения конкурентоспособности национальных товаров и услуг. Предлагаемый курс базируется на принципах развития Казахстана до 2030 года, углубляет их с учетом реалий сегодняшнего дня. Приоритеты и задачи для нового Правительства таковы.

 

I приоритет: Модернизация и динамичность экономики Казахстана, которые предполагают решение комплекса взаимоувязанных задач.

 

III. 3.I. Первое. Фискальная политика.

 

Реформирование налоговой и тарифной политики позволит поставить заслон коррупции и стимулировать предпринимательство, развитие бизнеса и международной торговли. Мы должны увеличить собираемость налогов, упростить структуру налогообложения и ограничить число налогов. Надо изучить возможность введения фиксированной ставки подоходного налога для физических лиц и упрощения Налогового кодекса в интересах бизнеса.

Второе. Кредитно-денежная политика. Борьба с инфляцией — главная цель кредитно-денежной политики. Мы должны обеспечить нужную гибкость реального обменного курса в целях минимизации отрицательных последствий роста инфляции за счет управляемой либерализации валютной политики, опираясь на уже апробированные рекомендации и советы наших партнеров за рубежом.

Третье. Организация нового уровня эффективности топливно-энергетического и добывающего секторов экономики. Надо создать условия опережающего развития отраслей с высокой степенью добавленной стоимости, непосредственно связанных с нефтегазовым комплексом. Каждое месторождение должно рассматриваться как потенциальная база развития предпринимательства: от сферы бытовых услуг и до самого современного программного обеспечения. Мы должны не только добывать нефть и газ, а должны превращать страну в нефтесервисный кластер по примеру Норвегии. Государство должно поддержать расширение деятельности наших нефтяных компаний в стране и за рубежом.

Четвертое. Формирование новых направлений обеспечения роста экономики. Государство может и обязано создавать условия, стимулирующие спрос в экономике, но не должно само организовывать или контролировать производство. Это сделает рынок. В отраслях экономики, где есть здоровый частный спрос, государство должно играть лишь регулирующую роль, необходимую для развития конкурентной среды и предотвращения монополизации рынка, а где нет такого спроса, содействовать его созданию.

Пятое. Широкомасштабная государственная поддержка предпринимательства. Предлагая новые, подчиненные рынку, механизмы государственной политики в поддержку развития предпринимательства, расширения и укрепления малого и среднего бизнеса и внутреннего спроса, следует учитывать, что государство должно использовать налоговый режим в лишь качестве одного из многих инструментов индустриальной политики. Развитие конкуренции должно стать приоритетом для развития предпринимательства.

Шестое. Региональные корпорации социального развития и предпринимательства. Государственная политика должна предусматривать создание административных и нормативных предпосылок для сотрудничества малого и среднего бизнеса с крупными диверсифицированными финансово стабильными предприятиями, которые могут выступать в роли заказчика и «локомотива» для малого бизнеса при ясных условиях работы. Можно сформировать несколько крупных региональных холдингов, сочетающих общественные интересы и прибыльную деятельность. Такие частные корпорации с государственным участием -Фонды или Корпорации Социального Развития и Предпринимательства региона — могут управлять активами, инициировать проекты и привлекать дополнительные инвестиции в интересах развития региона. Главное направление их деятельности — создание на прибыльной долгосрочной основе спроса в регионе на товары и услуги малых и средних предприятий. Седьмое. Развитие экономических взаимоотношений на основе рыночных принципов. Важность развития контрактных отношений в обществе и укрепления института частной собственности неоспоримы. Но для их необратимости нужны дополнительные законодательные, административные меры и развитие системы независимого рассмотрения споров и арбитражных процедур. Эффективность государственного участия в экономике мы должны повысить за счет административной реформы, предусматривающей разграничение и оптимизацию полномочий разных уровней государственного управления, снижение контроля государства над экономикой. Восьмое. Реабилитация нерентабельных предприятий и создание Социально-предпринимательских Корпораций. Мы не можем позволить себе «списать» работающие нерентабельные предприятия. Но и финансировать их «ради принципа» — это расточительство. Потенциально перспективные предприятия должны стать основой для развития новых бизнесов. Им необходимы реструктуризация и «раскручивание». Правительство обязано рассмотреть возможность участия в кризисном управлении таких предприятий. И, если нужно, рассмотреть целесообразность выкупа определенных предприятий и их передачи под управление сети Социально-предпринимательских корпораций. На базе этих предприятий должны развиваться новые индустрии и новые технологии, нужные рынку. А региональные корпорации пусть соревнуются в привлечении экспертизы и капитала, освоении новых рынков и реализации новых проектов. Так работает весь мир. Так должны работать и мы.

 

 

III. 3.II.  ПРИОРИТЕТ: ОБЕСПЕЧЕНИЕ ПРОРЫВОВ ДЛЯ УСКОРЕННОГО ЭКОНОМИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ КАЗАХСТАНА.

 

Дальнейший рост экономики Казахстана будет определяться, прежде всего, факторами внешней торговли и конъюнктуры. Очевиден ряд «внешних локомотивов» ускоренного экономического развития страны.

Первое. Прорывные проекты международного значения. Нам нужно определиться с целевыми нишами и «центрами прибыли» сточки зрения региональной и глобальной экономики, всесторонне и тщательно проанализировать соответствующие международные тенденции. У Правительства должна быть целостная система поддержки международной конкурентоспособности казахстанских товаров и услуг. Мы должны приступить к осуществлению целевых среднесрочных и долгосрочных проектов. К первым я бы отнес создание фермерских конгломератов для экспорта мяса; создание с международным участием биотехнологических центров по инновационному производству семян и культур; развитие Казахстана как международной информационной гавани; создание совместных предприятий для производства запчастей, по возможности, конечного продукта в сельскохозяйственной и авиационной промышленностях и многое другое. Долгосрочные проекты — это развитие с международным участием индустриальных конгломератов в области органической химии, телекоммуникационной индустрии; развитие производства тяжелых машин и оборудования: создание центра космической индустрии.

Второе. Развитие альтернативных источников поступлений. Для стимулирования развития отдельных отраслей топливно-энергетического и добывающего секторов требуется нормативная правовая база, обеспечивающая не только их «закрепление» в определенных нишах мирового рынка, но и создание надежной платформы общей международной энергетической безопасности. Необходимо выбрать несколько сырьевых и энергетических отраслей экономики, в которых Казахстан может иметь конкурентные преимущества на мировых рынках, и направить целевую государственную помощь на их развитие с участием частного предпринимательства. Чтобы позволить неэнергетическому сектору экономики развиваться, необходимо разрушить «скрытые» монополии, существующие в металлургии, в банковской сфере, в страховании, в химической промышленности и в других отраслях, создавая привлекательные условия и упрощая административную и нормативную системы для вхождения в эти секторы экономики новых компаний — как отечественных, так и иностранных.

Третье. Развитие конкурентоспособности страны, как полноправного субъекта глобальной экономики. Представляется важным привлечение для разных секторов экономики местных и международных экспертов, ресурсов и технологий. При этом мы будем не только развивать предпринимательскую культуру, но и создавать конкурентную основу для участия частных предпринимателей и капитала в различных сферах экономики. Варианты такого подхода были успешно применены в ряде государств. И нам не грех позаимствовать лучшее из мировой практики. Необходимо постоянно ограничивать «непрофильные» функции бюрократии и сосредоточиться на точечной государственной поддержке предпринимательства.

Четвертое. Казахстан должен стать учредителем и акционером компаний, развивающих новые технологии, и осваивать их уже на стадии разработки. Благодаря разумной макроэкономической политике и устойчивому кредитному рейтингу, Казахстан может позволить себе и должен проявить технологическую инициативу. Наиболее эффективный способ — участие в процессе инновации и технического развития на начальном, учредительском уровне. Необходимо подготовить условия, которые дадут возможность нам сосредоточить ресурсы на приобретении пакетов акций перспективных компаний по всему миру и, тем самым, утвердиться в различных отраслевых нишах. Мы должны последовать примеру Сингапура, США, Франции, Китая и других стран, которые для овладения наиболее передовыми технологическими идеями приобретали пакеты акций только что сформированных высокотехнологичных международных компаний. Приобретение перспективных зарубежных активов до их выставления на открытые торги представляет собой эффективный способ импорта инноваций.

Пятое. Поддержка преимуществ экспортно-импортного сектора. Нужно реализовать на практике различные варианты вовлечения предпринимателей в международные проекты через создание государственного Экспортно-импортного банка, построенного с учетом международного опыта и на базе уже созданных в стране государственных институтов развития. Создание Эксимбанка поможет заключить ряд взаимовыгодных соглашений с подобными агентствами передовых стран. Казахстан сможет в этом случае участвовать и даже лидировать в синдицировании экспортных кредитов для больших международных проектов. Таким образом, наши предприятия и компании могут получить прямой опыт и выгоды от участия в передовых международных проектах.

Шестое. Реализация «инкубационных проектов». «Инкубационные проекты» — это развитие с международным участием научных центров в Казахстане, поддержка процесса освоения новых технологий и диверсификация системы переквалификации кадров. В практическом плане это означает подготовить и осуществить проекты по предоставлению земельных участков для развития международных научных центров и создание корпораций, научных центров в отдельных регионах, которые должны стать источником новых технологий и формирования квалифицированного персонала.

Седьмое. Развитие новых рынков в неэнергетических и недобывающих секторах. В условиях ограниченной численности квалифицированной рабочей силы и удаленности страны от основных потребительских рынков мы не можем просто ждать появления международных компаний, которые начнут инновационную производственную деятельность. Напротив, мы должны изучить имеющиеся рыночные ниши в ключевых секторах экономики и выбрать два или три производственных направления, которые бы позволяли выпускать продукцию с высокой долей добавленной стоимости. Государство должно будет предоставить благоприятные условия для этого, и в некоторых случаях напрямую инвестировать необходимые средства в рамках всего производственного цикла через специализированные государственные корпорации. Необходимо определить рынки и отрасли, в которых казахстанский бизнес сможет сформировать широкую клиентскую базу за рубежом. Потребуется введение инновационных и нестандартных подходов и действий, таких как использование института «почетных консулов» и других методов повышения «чувствительности» наших менеджеров к возрастающим требованиям рынка. Государство должно взять на себя предоставление помощи и поддержки при внедрении международных стандартов качества. Следует также принять меры к снижению инвестиционных рисков, включая программы и схемы государственного страхования рисков в сотрудничестве с Всемирным банком, ЕБРР и другими международными финансовыми институтами. Все это станет источником дополнительных доходов для развития экономики и важным инструментом снижения зависимости страны от конъюнктуры на мировых рынках энергоносителей.

Восьмое. Создание благоприятных условий для производства товаров с защищенной торговой маркой и правами интеллектуальной собственности. Чтобы международное сообщество воспринимало Казахстан как равноправного и ответственного участника глобальной экономики, нам необходимо принципиально изменить отношение к обеспечению защиты прав интеллектуальной собственности и торговых марок, приняв соответствующие законы и нормативные меры. Репутация Казахстана как жесткого гаранта защиты авторских прав и торговых марок позволит нам активнее развивать и диверсифицировать новые сектора экономики у себя в стране, включая электронику, товары для домашнего потребления и многое другое.

Девятое. Создание Государственной Холдинговой Компании для повышения эффективности приоритетных секторов индустрии. Правительство давно уже занимается этой проблемой, поэтому я обозначу лишь важные акценты. Госхолдинг должен быть связующим звеном между Правительством и госкомпаниями, обеспечивающим их ответственную работу. В портфель Госхолдинга должны быть включены стратегические индустрии — энергетика, нефть и газ, транспорт, металлургия, и т.д. Госхолдинг должен иметь соответствующую административную и нормативную платформу, позволяющую ему стать инвестиционным «рычагом» и быть дополнительным инструментом для развития экспорта и производства конкурентных товаров.

Десятое. Развитие Алматы как крупного регионального центра финансовой и деловой активности должно быть направлено на создание условий и возможностей для крупных финансовых организаций Казахстана стать основными «подрядчиками» в сфере предоставления займов, страховых и финансовых услуг для крупных региональных бизнесов и проектов.

Одиннадцатое. Развитие транспортной инфраструктуры и услуг. Правительство должно предоставить возможность развития транспортным и другим инфраструктурным бизнесам, приняв соответствующую программу. Вокруг крупных транспортных инфраструктурных объектов нужно создавать и развивать гибкие, высокотехнологичные и возобновляющиеся объекты инфраструктуры через малые и средние проекты. Так нам удастся организовать внедрение конкурентной транспортной сети в региональный рынок для обеспечения наших лидирующих позиций в Центральной Азии. Для достижения такого прорыва нам нужно также содействовать развитию конкурентной и открытой авиационной индустрии. Для развития транспортной инфраструктуры необходимо создать условия по привлечению частного сектора при определенных гарантиях государства; реализовать совместные проекты с международными кредитными институтами, которые технологически обеспечат развитие транспортной инфраструктуры.

Двенадцатое. Вступление в ВТО, как реальный механизм экономического роста. Не дожидаясь давления со стороны членов ВТО, мы должны сработать на опережение — внести изменения в законодательство в соответствии с условиями ВТО для ускорения темпов, адекватных нуждам и уровню развития Казахстана. Потребуется реформа налоговой и таможенной систем в области энергетики и топлива, и введение прозрачной налоговой системы для внутреннего рынка топлива, переориентация содержания государственной помощи для местных производств. Налогообложение рынка финансовых услуг также должно быть приведено к условиям ВТО, что, в свою очередь, позволит обеспечить прозрачность деятельности финансово-промышленных групп. Мы должны довести до логического конца снятие неоправданных ограничений на уровне учредительного участия иностранных инвесторов в секторах финансовых услуг, страхования и строительства, а также подумать над тем, как уравнять условия для естественных монополий Казахстана и новых «игроков», приходящих на рынки строительного сектора, телекоммуникаций, транспорта и т.д. Нам предстоит приведение законодательной и нормативной базы сельского хозяйства в соответствие с требованиями ВТО для повышения специализации и конкурентоспособности нашей сельхозпродукции. Тринадцатое. Интеграция в глобальную экономику через участие в международных экономических союзах и ассоциациях. Укрепление позиций Казахстана в региональных экономических союзах, таких как в ЕврАзЭС, ЕЭП и другие, безусловно, будет содействовать обеспечению благоприятных условий экспорта товаров на региональном рынке. Равно как и присутствие Казахстана в международных экономических блоках и ассоциациях улучшит доступ к международным рыночным нишам. Здесь необходимо сосредоточиться на проектах, финансируемых Азиатским банком развития, Всемирным банком и Европейским банком реконструкции и развития. Осуществление подобных проектов, как известно, сопровождается передачей самого современного ноу-хау по управлению проектами и существенным увеличением внимания со стороны международных кругов. Причем оба эти обстоятельства вместе являются более ценными, чем сами кредиты. Необходимо начать консультации с Европейским инвестиционным фондом и Европейским инвестиционным банком для развития инфраструктуры Казахстана и последующей ее интеграции в более крупные европейские и евразийские проекты.

 

III. 4. Анализ текстов выступления Президента Казахстана  Нурсултана А. Назарбаева

Тексту политических выступлений Президента РК характерна красота, ясность, уместность, правильность.

Тексту выступлений Президента характерна наличие интернационализмов:

корпорация — объединенный группа, круг лиц, одной профессий.

Либерализация — порядок выезда за границу.

Приоритет — первенства по времени в научном открытии кроме того, для наибольшей выразительности часто используются слова в переносном значении или значения слова.

Расширяться — производство расширялось.

Раскручивание — развиться (о скрученном).

а)  начать быстро крутиться, вертеться.

В тексту выступлений используются полисеманты.

Например: использование таких оборотов как «центр прибыли»

Центр — точка пересечения каких-нибудь линий, направленный (окружности).

Середина, средняя часть чего-нибудь (в центре страны, города).

Место сосредоточения чего-нибудь важных пункт чего-нибудь.

Выше руководящий орган или органы.

Прибыль — сумма на которую доход превышает затраты.

Доход, источником, которого является прибавочная стоимость, созданная трудом рабочих.

Польза, выгода.

Прибавление, увлечение чего-нибудь (населения).

Скрытые — скрою, скроешь.

Кого, что спрятать, чтобы кто-нибудь не обнаружил.

Что и что от кого чего. Утаить, сделать незаметным

Закрепление

Укрепить,

Сделать прочным

Проект

разработанный план сооружение

предварительный текст какого-нибудь документа

замысел, план (в проекте была экскурсия в горы)

Рычаг — приспособление в виде стержня вращающейся вокруг точки опоры.

Средство, в котором можно возбудить деятельность, привести что-нибудь в действие.

Тексту выступлений Президента характерно использование исоколона, когда исоколона, когда синтаксическое членение речи (на простые предложения, словосочетания) совпадает с ритмическим членением, так что выделяются ритмически соразмерные части — колоны.

Девятое. Территориальное развитие. Мы должны сконцентрировать экономическую деятельность в развитых региональных центрах, способных стать «локомотивами» экономической и социальной модернизации, предусмотреть систему законодательных, экономических и административных мер. Нам нужна новая миграционная политика, чтобы использовать потенциал развитых региональных центров для общего сбалансированного регионального развития и возрождения депрессивных регионов.

Однородные члены все наши силы, все наши познания, весь наш опыт ритмически уравновешены. Это триколон — исоколон, состоящий из трех частей. Обычно трехчастные конструкции передают идею замкнутости. Далее, вслед за укрепить… государственный строй снова идет ряд однородных членов, уравновешенных синтаксически, однако последней однородный член упрочить величие и мощь нераздельной России и тем оправдать доверие к нам Государя и страны ритмически выбивается из всего ряда. Такой прием называется синтаксическим уравновешиванием: длинный отрезок уравновешивает предшествующие короткие, избавляя слушателей от утомительной симметрии. Вообще всю эвритмию можно рассматривать как игру в симметрию — асимметрию высказывания. Принцип эвритмии таков: соблюсти достаточно симметрии, чтобы не было ощущения хаоса и достаточно асимметрии, чтобы не было ощущения механистичности. Выступлении Президента РК Н.А. Назарбаева перед депутатами в Государственной думе 4 декабря 2005 года.

 

 

 

ВЫВОДЫ

1. Тексту политических выступлений Президента РК характерна красота, ясность, уместность, правильность.
2. В текте выступлений используются интернационализмы, полисеманты.
3. Тексту выступлений Президента характерно использование исоколона и триколона.

 

 

Заключение

В заключение работы, проанализировав все вышеизложенное можно прийти к выводу, что проблема соотношения языка и культуры — междисциплинарная проблема, решение которой возможно только усилиями нескольких наук — от философии и социологии до этнолингвистики и лингвокультурологии. Поэтому лингвокультурология интердисциплинарная наука.

В работе показано, что культура формирует и организует мысль языковой личности, формирует языковые категории и концепты, позволяет приблизиться к ответу, каким образом осуществляется одна из фундаментальных функций языка — быть орудием создания, развития, хранения и трансляции культуры.

Культура рассматривается в работе применительно к аспектам взаимодействия с языком и языковой личностью.

Язык не просто отражает мир человека и его культуры. Важнейшая функция языка заключается в том, что он хранит культуру и передает ее из поколения в поколение. Именно поэтому язык играет столь значительную роль.

«Каждый язык — это храм, в котором бережно хранятся души говорящих на этом языке», — Оливер Уэндел Халли.

В идиоматике языка, то есть в том слое, который, по определению, национально специфичен, хранится система ценностей, общественная мораль, отношение к миру, к людям, к другим народом.

 

 

Список литературы:

 

1. Тер-Минасова С.Г. «Язык и межкультурная коммуникация». М., 2000 г.
2. Аверинцев С.С. «Античная риторика и судьбы античного рационализма» – М., 1991 г.
3. Кохтев Н.Н. «Основы ораторской речи». М., 1992 г.
4. Рождественский Ю.В. «Теория риторики». М., 1999 г.
5. Салагаев В.Г. «Культура делового общения» – Алматы, 2000 г.
6. Аванесов Р.И. «Русское литературное произношение». М., 1984 г.
7. Акашина А.А. «Русский речевой этикет». М., 1983 г.
8. «Актуальные проблемы культуры речи». М., 1973 г.
9. Головин Б.Н. «Как говорить правильно». М., 1979 г.
10. Воркачев С.Г. «Лингвокультурология, языковая личность, концепт: становление антропоцентрической парадигмы в языкознании» // Филологические науки, № I, 2001 г.
11. Сепир Э., Уорф Б. «Избранные труды по языкознанию». М., 1975 г.
12. Арутюнова Н.Д. «Язык и мир человека». М., 1999 г.
13. Бенвенист Э. «Общая лингвистика». М., 1974 г.
14. Воробьев В.В. «Лингвокультурология» (теория и методы). М., 1994 г.
15. Караулов Ю.Н. «Русский язык и языковая личность». М., 1987 г.
16. Колшанский Г.В. «Объективная картина мира в познании и языке». М., 1990 г.
17. Маслова В.А. «Лингвокультурология». М., 2001 г.
18. Темиргазина З.К. «Современные теории в отечественной и зарубежной лингвистике». Павлодар, 2002 г.
19. М. Р. Львов. Риторика культуры речи. Москва, Academia, 2003.
20. Л. К. Граудина. Культура русской речи. М., 2004.
21. Б. И. Головин. Основы культуры речи. М., 1980.
22. А. К. Михальская. Основы риторики. М., 2001.
23. О. М. Казарцева. Культура речевого общения. М., Флинта, 1999.
24. Н. С. Валгина. Активные процессы в современном русском языке. М., «Логос», 2003.
25. Б. И. Головин. Основы культуры речи. М., 1988.
26. И. Б. Голуб. Русский язык и культура речи. М., «Логос», 2004.
27. М. Р. Львов. Основы теории речи. М., Academia, 2002.
28. Е. Н. Зарецкая. Риторика. М., «Дело», 1999.
29. В. И. Капинос. Развития речи. М., «Просвещение». 1991.
30. В. В. Виноградов. История русских лингвистических учений. М., Высшая школа, 1978.
31. Хайнц Леммерман. Учебник риторики. А. О. «Интерэксперт», М., 1998.
32. Г. Г. Городиловой, Н. Г. Хмары. Практикум по развитию речи.
33. Д. Н. Александров. Риторика. Александров Д. И. 2002.
34. В. И. Аннушкин. История русской риторики. Издательство «Флинта», «Наука», 2002.
35. М. Ю. Сидорова, В. С. Савельев. Русский язык и культура речи. Издательство «Проект», М., 2002.
36. А. И. Васильева. Художественная речь. М., «Русский язык», 1983.
37. Ф. М. Березин. История русского языкознания. М. 1979.
38. В. И. Кодухов. Общее языкознание. М., «Высшая школа», 1974.
39. О. С. Широков. Введение в языкознание. М. 1985.
40. Фердинанд де Соссюр. Труды по языкознанию.