СОДЕРЖАНИЕ
ВВЕДЕНИЕ …………………………………………………..……………….…….
1 ЖАНРОВОЕ СВОЕОБРАЗИЕ СОВРЕМЕННОГО ИСТОРИЧЕСКОГО РОМАНА И ТВОРЧЕСТВО Н.П. ЗАДОРНОВА .……………………………..…
2 ЖАНРОВЫЕ АСПЕКТЫ ИСТОРИЧЕСКОГО ЦИКЛА «АРГОНАВТЫ»
Н.П. ЗАДОРНОВА ………………………………………………………………………………………
ЗАКЛЮЧЕНИЕ ……………………………………………………………………
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ …………………………………………………….……
ВВЕДЕНИЕ
Темой дипломной работы является «Жанровая проблематика исторического цикла Н.П. Задорнова «Аргонавты».
В русской исторической прозе последней трети ХХ века происходят значительные культурно-эстетические сдвиги. Начиная с 70-х годов и вплоть до последнего времени, исторический жанр претерпевает трансформации, связанные с изменениями в социально-политической жизни России [1; 3], что получило отражение, как в русской, так и в других национальных литературах, включая литературы Казахстана и Средней Азии. Отсюда возникает потребность общества в знании отечественной истории. В анализе нуждается тенденция к переосмыслению проблем «человек и история», «личность и государство», «человек и власть», наметившаяся ещё в 1960-е – 1980-е гг. в произведениях Д. Балашова, В. Пикуля, В. Бахревского, С. Бородина, Н. Задорнова, Э. Зорина, В. Лебедева, Ю. Давыдова, П. Кадырова, А.Якубова, Д. Досжанова и других.
Б.Толмачев в книге «Человек и история» отмечает: «Жанр исторического романа среди других жанров многонациональной романистики в последние годы получил особое развитие, что признают ныне и сами писатели, и критики, и литературоведы. Расцвет исторического романа в последние годы связан, как представляется, с изменениями, происходящими в нашей жизни, обусловлен подъемом исторического сознания на новую ступень.
В объяснении причин бурного развития современной исторической романистики в литературоведении и критике высказывались различные ситуации, порой спорные и взаимоисключающие друг друга, но бесспорно одно – выдвижение на первый план среди других романных жанров жанра исторического романа во многом обуславливается своеобразием современного мирового литературного процесса в целом и многих национальных литератур». Историческая проза в жанрово-стилевом аспекте в разные годы исследовалась Л. Александровой, Ф. Капицей, А. Коваленко, Т. Колядич, Е. Мелетинским, А. Пауткиным, А. Петровым, С. Петровым, Н. Щедриной. Жанр исторического романа в его эволюции (начиная с 20-х гг. XIX века) изучают В. Линьков, О. Октябрьская, А. Сорочан, О. Христолюбова, Н. Щедрина. В данной дипломной работе используются статьи, очерки, эссе Е. Ермолина, М. Жанузакова, Э. Лассан, А. Немзера, А. Пауткина, С. Рассадина. Концептуальными являются идеи литературоведа Н. Щедриной о стилевых тенденциях в современной исторической прозе, а также о трансформации жанра исторического романа в литературе последней трети ХХ века [2; 5]. Несмотря на интерес современного литературоведения к исторической теме, представление о состоянии, проблемах и тенденциях развития исторической прозы остается неполным.
По наблюдению литературоведа С. Петрова, библиография «в области развития русского исторического романа XIX века насчитывает очень небольшое количество работ, причем редко выходящих за рамки исторического романа 30-х годов» [3;8]. Малоизученными остаются и исторические романы второй половины ХХ века. Так, до сих пор недостаточно исследована историческая проза Н. П. Задорнова.
Писательская судьба Н.П. Задорнова весьма своеобразна. Его имя не на слуху, не в центре шумных дискуссий, хотя он автор более двадцати романов, повестей, десятков рассказов и репортажей, Лауреат Государственной премии СССР. Во второй половине прошлого века его произведения издавались огромными тиражами.
Н. П. Задорнов — писатель, который всю свою жизнь посвятил родной земле, родной стране. Каждое его произведение — будь то очерк или роман — воспевает красоту родной земли, силу и мощь русского народа, его миролюбивый характер, призывает помнить и чтить родную историю. Без его творчества представление о русской советской прозе будет неполным, а его исторические романы, основанные на богатом фактическом материале, вызывают восхищение не только читателей или литераторов, но и ученых-историков.
Особое место в творчестве писателя занимает цикл исторических романов о русско-японских отношениях в ХIХ веке. Не секрет, что до сих пор между Японией и Россией имеется ряд острых территориально-политических разногласий, которые, обычно, как политики, так и общественные деятели, писатели, дипломатично обходят стороной. Мало кто на самом деле знает историю установления первых русско-японских отношений. С этой точки зрения большой интерес для современного читателя представляет история освоения русскими Дальнего Востока, описанная в цикле «Аргонавты». Писатель, используя богатый фактографический материал, раскрывает особенности истории взаимоотношений Японии и России, которые умалчиваются в западной исторической литературе. Причем делает это автор в таком жанре художественной литературы, как роман, проявляя себя мастером эпического полотна. Н.П. Задорнов не просто дает хронику, «летопись» фактов, связанных с дипломатической миссией русской экспедиции, но и стремится раскрыть идейно-нравственные человеческие аспекты политики мира и дружбы, отмечая, что дело, начатое Путятиным, «многообразно и в официальных, и в человеческих отношениях, требующих развития». Именно аспект «человеческих отношений» между Россией и Японией интересует автора в первую очередь, через них писатель и стремится выявить «характерные признаки времени», важные и сегодня.
Всем вышесказанным и определяется актуальность темы исследования настоящей выпускной работы.
Объект исследования: исторический цикл «Аргонавты» Н.П. Задорнова. Предмет исследования: жанровая проблематика исторического цикла «Аргонавты» Н.П. Задорнова.
Материалом исследования послужили романы Н.П. Задорнова из цикла «Аргонавты»: «Цунами», «Симода», «Хэда», «Гонконг».
Целью работы является исследование жанровой проблематики исторического цикла Н.П. Задорнова «Аргонавты»
Задачи работы определены следующим образом:
- Изучить специфику жанра и жанровых традиций исторического романа.
- Исследовать творчество Н.П. Задорнова в аспекте развития традиций русского исторического романа.
- Определить научно-эстетическую концепцию Н.П. Задорнова как автора исторических романов о Дальнем Востоке.
- Проанализировать особенности циклизации произведений в системе исторических романов Н.П. Задорнова.
- Определить проблематику исторического цикла «Аргонавты».
- На материале произведений Н.П. Задорнова о русско-японских отношениях проанализировать особенности художественного воплощения исторической темы в жанре исторического романа.
Теоретическая значимость работы состоит в том, что исследование творчества Н.П. Задорнова вносит определенный вклад в изучение современного исторического романа.
Практическая ценность исследования определяется возможностью использовать материалы дипломной работы при чтении лекций по русской литературе советского периода, спецкурса по русскому историческому роману, в работе проблемных групп в вузе и литературных кружков в школе.
Дипломная работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы.
В первой главе – «Жанровое своеобразие современного исторического романа и творчество Н.П. Задорнова» — рассматривается спорный в истории и теории литературы вопрос об определении исторического романа как жанра, его типология и классификация, выявляются тенденции развития жанра; освещается теория и история развития жанра исторического романа, и также на примере изучения биографии и творчества писателя, рассмотренного с разных точек обзора, дается представление о жанровых особенностях его произведений.
Вторая глава называется «Жанровые аспекты исторического цикла «Аргонавты». В этой главе исследуется такой вид исторического повествования, как циклизованный роман; анализируется жанровое своеобразие исторических романов «Цунами», «Симода», «Хэда», «Гонконг» Н.П. Задорнова. В этой главе также определяются особенности художественного воплощения исторической темы в цикле о русских аргонавтах.
В заключении подводятся общие итоги исследования.
1 ЖАНРОВОЕ СВОЕОБРАЗИЕ СОВРЕМЕННОГО ИСТОРИЧЕСКОГО РОМАНА И ТВОРЧЕСТВО Н.П. ЗАДОРНОВА
Исторический роман — особый литературный жанр. В таком романе целью является не просто передача фактов, но и увлекательное их изложение. «Историческая проза допускает некоторую вольность в обращении с фактами, свободный их отбор, а также введение – для поддержания интереса к повествованию – вымышленных персонажей». Основная задача исторической прозы – изобразить цепь реальных событий со всем возможным драматизмом (т. е. вычленив в последовательности событий завязку, кульминацию и развязку), объединив их при этом некой исторической концепцией. Произведение исторической прозы может быть посвящено одному событию, какому-либо периоду в истории, а также представлять собой тематический обзор [4; 115].
Исторический роман, возникая на стыке научного и эстетического мышления, требует сочетания в авторском лице художественного дарования и пытливости ученого, его способности погружаться в архивную пыль, производить анализ и отбор документальных свидетельств, создавать свою научно-эстетическую концепцию эпохи и героев, учитывая существующие в науке точки зрения, а порой критически их переосмысляя. Вся масса отобранного, изученного и переработанного материала воплощается в художественную ткань романа, полностью трансформируясь по законам образа творчества. Закрепляя в тексте созданную модель прошлого, автор обычно скрывается за объективным образным слоем повествования, не пытаясь обнаружить свое присутствие. Такая форма рассказа была доминирующей вплоть до 60-х годов. В дальнейшем «единовластие объективного стиля расшатывается в силу широкого распространения произведений, синтезирующих объективно-образную и субъективно-публицистическую формы изложения» [5; 94].
Признанный мастер исторического романа А.Н. Толстой, говоря о специфике работы над жанром, считал обязательным условием «вхождение в историю через современность» [6; 203], то есть выявление в прошлом проблем и ситуаций, злободневных в свете текущей жизни. Причем, автор «Петра Первого» понимал этот ставший хрестоматийным тезис в духе господствовавшего тогда объективного стиля, в котором была возможна только «потаенная» перекличка времен. Суть толстовского призыва не утратила значения и в наши дни. Однако, в связи со значительными изменениями в исторической романистике, современные художники помимо традиционных применяют и новые, необычные формы актуализации истории.
Вопрос об отношении писателя к прошлому и о его взаимоотношениях с исторической наукой постоянно присутствует в работах ученых-литературоведов (труды Ю.А. Андреева, Г.М. Ленобля, М.Н. Нестерова, В. Д. Оскоцкого, С.М. Петрова, А.И. Пауткина). Причем часто это сводится к выяснению проблемы, что должно превалировать в историческом романе: историческая достоверность или художественный вымысел писателя. Одни выдвигают тезис важности документальности, другие – художественности. Отвечая по-разному на эти вопросы, исследователи едины во мнении, что главным критерием исторического романа является историческая правда. Исходя из положений, содержащихся в статьях и монографиях этих ученных, можно заключить, что существует специфическая в жанровом отношении литература, которую называют «исторической прозой» и что отличительными особенностями ее являются:
- Изображение реальных исторических лиц и событий.
- Наличие временной дистанции между автором и объектом художественного изображения.
- Документальность художественной основы.
Что касается собственно исторического романа, то необходимо учесть следующее положение: «Исторический роман как жанр, совпадая в основных чертах с романом о современности, характеризуется в то же время и специфическими особенностями: прежде всего это повествование о прошлом, причем об отошедшем прошлом, по сравнению с которым современная эпоха представляется как исторически иной период. Кроме того, обязательным качеством исторического романа является большая степень документальности событий и лиц, изображаемых писателем» [7; 289 ].
Вопрос об определении исторического романа как жанра относится к числу спорных в истории и теории литературы [8;19]. Отмечая отличительные качества исторического романа, некоторые ученые не выделяют его как особый жанр, а рассматривают как жанровую разновидность большой эпической формы, т.е. романа [9;28].
В монографических трудах 1970-х — 1980-х гг.: С.М. Петрова, И.Т. Изотова, А.И. Пауткина, Г.В. Макаровской, Л.П. Александровой, И.П. Варфоломеева, Л.М. Чмыхова и др. — исторический роман советского периода исследуется как самостоятельная жанровая структура (в частности, прослеживаются этапы становления теории исторического романа, обобщаются и систематизируются жанрообразующие признаки), а также изучаются отдельные аспекты поэтики исторического романа, рассматриваются вопросы его типологии и классификации, выявляются тенденции развития жанра.
Как справедливо считает Л. Чмыхов, большинство исследователей в определении специфики жанра исходят из специфики объекта познания, часть учитывает отношение автора к материалу и лишь немногие рассматривают его своеобразие, как это и необходимо, «в системе воспроизводящих элементов, в принципах моделирования и типизации, в семиотической системе, в поэтике романа». Можно согласиться с Чмыховым, что главным признаком исторического романа является «особое решение проблемы времени в романе и признак временной отдаленности объекта изображения». [10; с.6,12] Подобное суждение во многом основывается на классическом определении жанра исторического романа. [11; 15]
Дополняя определение Л.Чмыхова, В. Оскоцкий пишет о том, что исторический роман – это повествование, «в котором история, понимаемая как непрерывное движение, как сложный диалектический процесс, становится главным и непосредственным объектом исследования». [12; 178]
В исторических романах усиливается исследовательское начало: авторы, переосмысливая историческое прошлое, стремятся показать свое видение истории. Писатели пытаются осознать связь времен, познать историческую судьбу своего народа, оценить роль личности в истории.
Заметный подъем общественного интереса к историческому наследию народа, государства, вызванный “хрущевской оттепелью”, наблюдается уже с 60-70-х годов прошлого столетия. Именно тогда, по словам А. Пауткина, происходит “оживление” исторического жанра. “В отечественной литературе значительно раздвигаются тематические горизонты жанра. Исторический роман охватывает действительность самых разных хронологических ступеней от античной древности до первых десятилетий нынешнего XX столетия” [5; 344].
Историческая проза характеризуется множеством жанровых модификаций, что ведет к многочисленным попыткам выявить их критерии. Одним из первых исследователей в этом плане жанра исторической романистики является О. Немировская. Начиная с 30-х годов 20 века, было сделано еще несколько попыток создания классификаций жанров исторической романистики. Появились работы: А. Кашинцева, который идет к решению проблем через типологию стилей; А. Цырлина, положившего в основу дифференциации субъективный творческий мир художника; А.Алпатова, который разделяет исторические жанры по их идейной направленности и художественным достоинствам конкретных произведений; М.Серебрянского, следующего в своих определениях из идейно-тематического принципа изображения прошлого. Обозначенные им жанры исторической романистики -«историко-биографический», «историко-бытовой», «социально-исторический романы» — нашли признание сегодня в современной критике. Ю.Андреев подразделяет исторический роман по объекту изображения на «собственно-исторический роман», «историко-биографический роман», «военно-исторический роман». Работа С.Петрова в классификации жанров исторической прозы является исключением, так как он разделяет этот тип жанра на три самостоятельные группы: дидактическую, романическую, реалистическую [3;120]. В исследованиях Л.Александровой прослеживается иная тенденция, она делит прозу о прошлом на «собственно-исторический роман» и «историко-художественный роман». К первому относит произведения, в основу которых легли события прошлого, периоды, сыгравшие важную роль в истории народа. Ко второму — произведения, содержание которых раскрывается через судьбы вымышленных героев[1;130].
Сегодня теоретики исторической романистики подходят к проблеме типологии жанров этого рода с разных позиций.
В современном литературоведении нет единой точки зрения по поводу того, какие произведения должны быть отнесены к жанру исторического романа. Классификация исторической романистики нужна хотя бы потому, что четкое решение этой проблемы снимает с повестки дня ряд спорных вопросов. Например, отпадет нужда вести извечные споры о том, может ли быть в историческом романе главный герой вымышленным лицом или обязательно в центре повествования должна быть выдающаяся историческая личность; имеют ли право на жизнь в сюжете исторического романа вымышленные факты, или роман (повесть) должен основываться только на реальных событиях прошлого; нужно ли свободное вторжение вымысла в историю при создании художественного произведения об историческом прошлом или писатель обязан строго следовать за фактами истории. Традиционное осмысление жанровой природы исторической романистики этих особенностей не раскрывает, что и мешает устранить противоречия. Подобного рода споры можно разрешить путем жанровой типологии и четкой классификации вида.
В монографии «История русского советского романа» дается следующее определение жанра. «Обязательным качеством исторического романа является большая степень документальности событий и лиц, изображаемых писателем» [3; 69]. С этой точкой зрения можно поспорить, поскольку сложно определить, когда степень документальности достаточна, и к какому жанру относить романы об эпохах и событиях, о которых не сохранилось большого количества документальных источников.
Ю. Андреев выделяет три признака жанра исторического романа: историзм, повествование о прошлом и документальность [13; 72].
М. Кузнецов, говоря о жанре исторического романа, выделяет как определяющее качество несовпадение времени героя и автора произведения. Это означает, что автор должен находиться на определенном историческом расстоянии от тех событий, о которых говорится в произведении [14; 39].
Из всего вышесказанного следует, что ни один из перечисленных признаков не является определяющим для жанра «исторический роман», хотя каждый из них в той или иной степени присутствует в историческом романе. Чтобы все же найти такой определяющий признак, следует обратиться к понятию «литературный жанр».
М. Бахтин так определяет данное понятие: «Литературный жанр по самой своей природе отражает наиболее устойчивые, «вековечные» тенденции развития литературы. В жанре всегда сохраняются неумирающие элементы архаики. Правда, эта архаика сохраняется в нем только благодаря постоянному ее обновлению, так сказать осовремениваю… Жанр – представитель творческой памяти в процессе литературного развития. Именно поэтому жанр и способен обеспечить единство и непрерывность этого развития» [15; 143].
Опираясь на это определение, можно сказать, что жанр представляет собой сложную изменяющую систему, на основе которой формируется целостность литературного произведения. Поэтому все разграничения литературного жанра следует основывать на их постоянных признаках.
Говоря о специфике исторического романа, необходимо отметить его типовые особенности. Объективную и весьма интересную концепцию типологии исторического романа предлагает Б. Толмачев в книге «Человек и история». В эту концепцию стройно укладывается все многообразие исторической художественной прозы. Она позволяет не только с высокой степенью точности классифицировать то или иное произведение, но и осмыслить его содержание.
Данный подход не страдает прямолинейностью и односторонностью, что присуще почти любой классификации. Напротив, он дает возможность отразить полноту и неоднозначность исторического романа в любой из трех категорий, включая произведения различные как по мировоззренческим, так и по эстетическим критериям.
Обосновывая свой подход, автор пишет: «Различие в способах и приемах художественного освоения действительности былого в современной исторической романистике, прежде всего, основывается на своеобразии реализации авторской позиции в повествовании, поскольку жанр романа всегда дифференцировался в зависимости от того, чему больше внимания уделяет автор: изображению личности или воссозданию общественной среды» [16; 144].
Опираясь на этот вывод, автор концепции предлагает классифицировать исторический роман следующим образом:
- Событийный роман – отражает ход истории во всех ее сложных взаимосвязях и проникновениях. В таком произведении авторы чаще всего стремятся показать, как объективный исторический процесс влияет на конкретные человеческие судьбы, как он формирует, а часто и ломает их. Но это не означает, что человек в таком романе играет второстепенную роль. Хорошо известно, что любое социально-историческое событие, независимо от масштабов, может быть оценено через конкретные судьбы и действия. Нет человека – нет события, и для истории это аксиома. Поэтому, какую бы позицию не занимал автор романа, человек всегда остается центральной фигурой повествования. Другое дело, что в событийном романе человек – звено в цепи истории, но звено ключевое.
- Социально-психологический роман – отражает больше то, как исторический процесс проходит через души людей, отражается в их сознании и формирует духовный мир и систему ценностей личности. Здесь главное место занимает не только интерес к причинам, следствиям и закономерностям исторического процесса, отражающимся в судьбах личности и народа, сколько то, как этот процесс преломляется в глубинах сознания личности, как формируется в истории человеческая сущность личности, ее духовные «нравственные и идейные качества».
- Философский роман – включает героя в мировоззренческий контекст. Прежде всего, автор такого романа ставит своей задачей высветить философские категории, такие как добро и зло, нравственная ответственность перед потомками, деяние и возмездие и т.д. Герой такого романа чаще всего служит для того, чтобы автор мог доказать на примере его личности и судьбы свою концепцию [16; 145].
Обращение литературы к истории, вторжение истории в литературу, свидетельствует об обогащении современного реализма содержательным качеством историзма. Создавая философию истории, литература извлекает из прошлого актуальные нравственные уроки, преломляет в своих идеях и образах множество общественных и эстетических проблем современности.
Литература не просто обогащает современников историческим знанием, но и развивает в них историческое чувство.
Литературный процесс в историческом аспекте неделим, так же как прошлое и настоящее: нельзя рассматривать творчество того или иного писателя в отрыве от его времени, от исторической судьбы народа, от веками складывающихся тенденций в развитии национальной литературы. Поэтому, говоря о творчестве Н.П. Задорнова, нельзя не сделать небольшой экскурс в историю зарождения и развития русского исторического романа.
У истоков русской исторической литературы стоял А.С. Пушкин, завещавший всем идущим за ним познание и отражение народной души как главный предмет устремлений и помыслов литературы. И в тоже время каждое новое поколение несет в себе свое мироощущение, свою психологию, свои конфликты и противоречия, свой нравственный идеал.
Без учета преемственности демократических традиций русской классической литературы нельзя понять суть и современного литературного процесса, в том числе и русской романистики [17, 268].
Исторический роман отчетливо заявил о себе уже в первом десятилетии после Октябрьской революции, что было обусловлено разбуженной социальной активностью масс и необходимостью осмыслить пройденный народом исторический путь. Главной темой исторической прозы в первом десятилетии советской власти становится освободительная борьба народов за счастливое будущее.
Один из первых значимых исторических романов — «Разин Степан» А. Чапыгина. Несмотря на отдельные недостатки, проявившиеся в основном в излишней модернизации образа Степана Разина, этот роман является как бы прямым предшественником «Петра Первого» А. Толстого и «Емельяна Пугачева» В. Шишкова.
Вслед за романом Чапыгина свое законное место в ряду советской исторической романистики обрели такие произведения советских писателей, как «Салават Юлаев» С.Злобина, «Одеты камнем» О. Форш, «Кюхля» Ю.Тынянова.
Первые советские исторические романисты овладели историзмом художественного мышления, искусством лепки характеров сложных, противоречивых, сформированных законами социально-классовой борьбы. Роман выходит на принципиально новую дорогу в осмысливании роли народных масс в ходе истории.
По мере ухода в прошлое эпохи первых лет революции, наступала пора более объективного, более глубокого осмысления важнейших исторических событий, роли в них личности и народных масс.
Тридцатые годы явились порой больших свершений в развитии именно эпического жанра в советской литературе. «Тихий Дон», «Жизнь Клима Самгина», «Хождение по мукам», «Последний из Удэге»… Крупные социальные движения народных масс, становление русской государственности продолжают оставаться в центре внимания и советской исторической романистики.
В подлинно классических традициях развиваются судьбы главных героев трилогии А.Толстого «Хождение по мукам» — многоплановой эпопеи о судьбах русской интеллигенции в революции, о потерянной и обретенной Родине. Главными открытиями А. Толстого как исторического писателя было освещение прихода русской интеллигенции к осознанию своей нераздельной слитности с народом, а также утверждение несокрушимости основ русского национального характера [18; 35].
Новаторство романа А.Фадеева «Последний из Удэге» (к сожалению, незавершенного) заключается в том, что впервые в советской литературе судьбы малых народностей ставятся в прямую связь с революционными преобразованиями в России.
Советские исторические писатели все увереннее овладевали эпической формой как наиболее отвечающей задаче глубокого осмысления исторического прошлого. Продолжая развивать тенденции, уже намеченные советской исторической прозой в двадцатые годы, в отличие от классического русского исторического романа, в котором, как правило, сюжет организовывался вокруг вымышленного персонажа, романисты тридцатых годов (например, В. Шишков в «Емельяне Пугачеве») ставят в центр повествования подлинную историческую личность. У Шишкова народ широко представлен казачеством, раскольниками, крестьянством, а также образами татар, башкир, киргизов и т.д.
Живописуя более близкие события русско-японской войны 1904-1905гг., А.Новиков-Прибой в своем романе «Цусима» показывает нарастание революционной активности масс, изображает загнивание правящей верхушки, приведшее к трагедии русского флота. В то же время и «Цусима» А.Новикова-Прибоя, и «Севастопольская страда С. Сергеева-Ценского, и «Порт-Артур» А.Степанова являются не историческими хрониками, а полнокровными художественными произведениями, созданными по законам художественной типизации.
Необходимо отметить заслугу А.Н.Толстого («Петр Первый»), чрезвычайно талантливо, всеми художественными средствами показавшего, что деятельность Петра явилась общенациональным делом, активно поддержанным творческим гением русского народа.
Дальнейшее развитие в исторической прозе тридцатых годов получает и жанр биографического романа, несмотря на разность художественного почерка и масштабов дарований несущий, как правило, большую познавательную информацию. В этом ряду безукоризненным знанием эпохи, достоверностью исторических характеристик, богатством языка выделяется незавершенный роман Ю. Тынянова «Пушкин».
Значительным событием пятидесятых годов явился роман С.Злобина «Степан Разин». Если у Чапыгина Разин с самого первого своего появления — личность выдающаяся, исключительная, то у Злобина Разин развивается в гуще народа, как его типичный представитель; характер этот сформирован и обусловлен требованиями и противоречиями эпохи.
С сожалением отмечают исследователи, что осталась незаконченной историческая трилогия Сергея Бородина «Звезды над Самаркандом» о хромом завоевателе Тимуре, охватывающая широкую панораму жизни народов Средней Азии и Закавказья на рубеже ХIV- ХV веков.
Новый, не только количественный, но и качественный подъем русской исторической прозы был начат многолетним исследованием Вал. Иванова эпохи докиевской Руси, на заре складывания русской государственности («Повести древних лет», «Хроники IХ века», «Русь изначальная», «Русь Великая»). Он был успешно продолжен талантливыми романами Дм. Балашова о Северной Руси с самобытным прочтением малоизвестных страниц русской истории (повесть «Господин Великий Новгород», роман «Марфа-Посадница», «Великий стол», «Младший сын», «Бремя власти»).
Об эпохе царствования Чингисхана, о продвижении его войск до самых стен Киева пишет Исая Калашников, а роман-эссе В.Л.Чивилихина «Память» рассказывает о второй волне монгольского нашествия на Русь. Особенно интересна попытка Чивилихина выявить ранее неизвестные исторические факты путем тщательного сравнительного анализа разных исторических концепций, желание очистить истину от многих ошибочных наслоений. Оба эти произведения, разные по художественным задачам, отличает потребность осмыслить настоящее через прошлое.
В русской исторической прозе последней трети ХХ века происходят значительные культурно-эстетические трансформации, связанные с социально-политическими преобразованиями в стране. Усиливается интерес общества к отечественной истории, переосмысляются такие проблемы, как «человек и история», «личность и государство», «человек и власть». В литературоведении назревает необходимость исследовать жанрово-стилевую динамику современной исторической прозы и, таким образом, воссоздать целостную картину ее развития.
Интенсивно развиваясь, исторический роман наследовал лучшие традиции мировой и русской классики, осмыслил художественный историзм и реалистические подходы к событиям прошлого, обеспечив тем самым возможность их правдивого, жизненно достоверного воссоздания. Особенностью историко-повествовательной литературы является взаимодействие ее основных функций: познавательной, эстетической и воспитательной. Исторический роман обязан быть точкой, в которой художественная и историческая истина должны пересекаться, ведь историческое повествование есть не что иное, как постижение прошлого в художественных картинах и образах.
Творчество Н.П. Задорнова органически вплетается в широкое русло современной исторической романистики. Единство таких крупных художников, как Вс. Н.Иванов («Черные люди») и Н.П. Задорнов, во взгляде на движение русского народа на Восток как на движение стихийное, массовое и мирное представляется весьма ценным свидетельством для современников и для будущих поколений.
Однако, вбирая опыт классического наследия, современных достижений, писатель шел своим непроторенным путем. У Н.П. Задорнова ясно прорисовывается ряд основополагающих, только ему свойственных особенностей, делающих его творчество самобытным, глубоко национальным, всей своей направленностью обращенным в будущее.
Творчество любого писателя невозможно исследовать без изучения его жизни и деятельности. Многое из того, что впоследствии составляет литературные пристрастия, особенности языка и стиля писателя, тематику его произведений имеет глубокие корни, прорастающие из детских, юношеских впечатлений, жизненного опыта человека.
Н.П.Задорнов родился в Пензе 5 декабря 1909 г. Отец его — ветеринарный врач, в девяностые годы был стипендиатом Казанского университета. Мать закончила гимназию, затем — курсы в Петербурге, где изучала немецкий язык. Впоследствии, когда они поженились, семья переехала в г. Верный, так назывался тогда Алматы.
Позднее семья переехала в Сибирь. Рос и учился будущий писатель в Чите. Отец много колесил по Сибири и, возвращаясь из поездок, часто рассказывал о встречах в тайге с потомками первых переселенцев. Мать также любила поговорить с сыном о разных людях. «Я приучился смотреть на них, о ком писал, — признается Задорнов, — не сверху вниз, а снизу вверх» [19; 10].
Атмосфера Читы, ее история неразрывно связана с декабристами, что, несомненно, наложило отпечаток на увлечение юноши.
В школе он был организатором агитационного театра. В первые годы Советской власти это считалось революционным и очень современным. В школьном театре ставили отрывки из «Бориса Годунова» Пушкина, «Женитьбы» Гоголя и спектакли революционного содержания. После окончания 8 класса Задорнов был отправлен отцом на родину, в Пензу. Не покидая школы, в последний учебный год Николай начал работать в профессиональном театре, где ему давали небольшие выходные роли.
Любовь к театру привили юноше отец с матерью, кумиром которых был в Пензе Всеволод Эмильевич Мейерхольд, позднее знаменитый советский режиссер. Не случайно после завершения школы Задорнов начинает работать в профессиональных театрах разных городов Сибири и Дальнего Востока. Особенно успешной была его работа во Владивостоке.
1937 год стал для Николая Павловича знаменательным. В печати появляется его первая повесть «Могусюмка и Гурьяныч». А позже он переезжает в Комсомольск-на-Амуре, город первостроителей, с которым у Задорнова будет связано девять лет жизни.
С первой встречи Дальний Восток поразил будущего писателя. «Тайга казалась нетронутой, словно людьми бралась какая-то малая часть ее богатства. Дальневосточные речки чисты и прозрачны. Опала листва, и всюду видны прутья краснотала — на косогорах на фоне синего неба. Солнце заходило в эту красную чащу. Мы видели следы зверей», — писал он. В городе Юности он начал работать заведующим литературной частью театра и параллельно сотрудничал в местной городской газете и на радио [20; 12].
В Комсомольском театре игрались пьесы о дальневосточной границе. Их тогда ставили в лучших столичных театрах и по всей стране. В 1939 г. за исполнение роли японца в пьесе Н. Погодина «Падь серебряная» Задорнов получил благодарность и грамоту от командования корпусом военно-строительных частей, а в 1940 г. был премирован и получил благодарность дирекции за работу по подготовке пьесы «Человек с ружьем».
Николай Павлович руководил красноармейским литературным кружком. Военная газета печатала произведения кружковцев.
Город Комсомольск строился на месте старого русского села Пермское. Рядом с новыми домами стояли бревенчатые, совсем маленькие, почерневшие от времени избы. В них жили русские крестьяне, потомки первых переселенцев.
У писателя зреет дерзкий замысел — художественно воссоздать прошлое края, рассказать о людях, пришедших в эти места на плотах с семьями за семьдесят лет до прибытия комсомольцев. Они «запахали здесь землю и своим трудом превращали этот край в Россию». Задорнову хотелось открыть малоизвестные картины истории нашего народа, показать, что и в былые годы в Сибири, в условиях борьбы с природой, русский человек проявил силу воли, ум, редкую энергию. «Меня вдохновляли, — писал он, — слова Герцена: «Горсть казаков и несколько сот обездоленных мужиков перешли на свой страх и риск океаны льда и снега, и везде, где оседали усталые кучки, в мерзлых степях, забытых природой, закипала жизнь, поля покрывались нивами и стадами, и это от Перми до Тихого океана» [19, 13].
Н.П. Задорнов понимал, что прошлое уходит, что скоро все переменится и никто уже не увидит стрельбы из лука или охоты с копьем. Никто не расскажет, как сеялся первый хлеб. Пешком, на лодках, на катерах, сам по себе и по заданию редакции городской газеты, для которой он писал очерки, писатель путешествовал по краю, собирал материал для будущей книги.
«В русских селах я нашел не только потомков первопроходцев, но еще застал и самих участников переселения», — вспоминал позднее писатель.
Молодой журналист расспрашивал старожилов, как их предки шли сюда через всю Сибирь в поисках воли и лучшей доли. Он познакомился с потомком своего будущего главного героя романа Егора Кузнецова, который поступил на работу строителем, выкопал на крутом берегу Амура землянку, сложил в ней печь и жил с семьей, так же как и его предок, пришедший на это место в середине прошлого столетия.
Н.П. Задорнов интересовался жизнью нанайцев, их сегодняшним днем и прошлым. «Зимой я ходил пешком из Комсомольска в стойбище Бельго. Я уезжал на автобусе до старой площадки и там оставалось дойти примерно восемь километров… В Бельго я познакомился с двумя старыми нанайцами. Старшего звали Удога, а младшего Яхоута. Они были очень стары и рассказывали мне о тех временах, когда впервые по реке Амур на байдарках и плотах сюда пришли русские», — писал он [21; 13].
Весной 1940 г. Н. П. Задорнов завершил роман «Амур-батюшка». В Хабаровске, куда автор увез свое произведение, роман успели напечатать во втором и третьем номерах журнала «На рубеже» в 1941 г., до начала Великой Отечественной войны.
Спустя более чем полвека, в 1997 г., дальневосточный писатель Всеволод Петрович Сысоев в одном из своих выступлений по поводу сооружения в Хабаровске памятника Н.П. Задорнову сказал так: «Редко кому удается написать вечную книгу, которая переиздается во всем мире. Николай Павлович такую книгу написал, это «Амур-батюшка» — лучшая книга об Амуре».
За время войны, оставаясь жить в Комсомольске-на-Амуре, Задорнов стал автором 200 очерков о героях трудового фронта для краевого радиокомитета.
В 1944 г. Н. П. Задорнова приняли в члены Союза писателей России. За год-два до этого события писатель задумал роман о Невельском. В поисках героев для своих очерков о тружениках Охотского моря писатель немало попутешествовал по Дальнему Востоку по местам, где совершали свои открытия русские моряки. Писателя все больше интересовала личность адмирала. «Некоторым жизнь Невельского и его дела представлялись очень ограниченными, — подчеркивал он. — Обычно считалось, что адмирал открыл устье Амура и все. Ну и составил его описание, думал и делал записи о будущем края, о Сибири. На самом деле все сложнее и шире, и значение открытий Невельского велико и имеет значение для наших дней».
Н.П. Задорнов видел в русском адмирале передового человека, патриота и мыслителя, который отчетливо представлял будущее своей родины как страны, находящейся в теснейшей связи со всеми великими странами, лежавшими в бассейне Тихого океана. «К таким ученым, как Невельской, — считал он, — не было должного уважения. Их ненавидели явные и тайные враги России, а также реакционеры, не представлявшие завтрашнего дня своего Отечества, никогда не бывавшие за Уралом. Свои открытия на Дальнем Востоке адмирал Невельской делал вопреки приказу, на свой страх и риск» [22; 31].
Осенью 1945 г. начался освободительный поход Советской армии против японских милитаристов. Вместе с писателями А. Гаем, Д. Нагишкиным, Н. Рогалем, Ю. Шестаковой Н.П. Задорнов попросился на фронт. Всех дальневосточных писателей не стали зачислять в армию, а оформили как корреспондентов Хабаровского краевого отделения ТАСС и перебросили в Китай. Н.П. Задорнов много колесил по Маньчжурии, разговаривал с пленными японскими полковниками и генералами. Увиденное и пережитое во время войны позднее нашло отражение в исторических романах об экспедиции адмирала Путятина в Японию.
В 1948 г. Н. П. Задорнов переехал в Латвию. Не прекращалась его работа над будущей книгой о Невельском. Он бывал в Риге, Ленинграде, Тарту, Таллине, изучал архивные документы, касающиеся той исторической эпохи, когда началось движение русских к берегам Тихого океана.
Перед ним раскрывалась сложная, полная интриг и коварства дипломатическая борьба — запутанный узел дальневосточных проблем.
Вместе с Ленинградским мореходным училищем писатель плавал на парусном корабле, ходил на эсминце ночью встречать на границе шведских территориальных вод шведскую эскадру, шедшую в нашу страну с визитом. Совершал рейсы на корабле из Лондона в Ленинград, из Одессы в Александрию и обратно, из Владивостока на Камчатку.
Собранный материал, личные впечатления дали возможность Н.П. Задорнову написать впоследствии три романа об экспедиции Невельского: «Первое открытие», «Капитан Невельской», «Война за океан», а позднее — роман «Далекий край» — не что иное как начало всей тетралогии.
Поставив в центре произведения судьбу одного человека, автор дал читателям картину общества, передал дыхание века, приблизил нас к эпохе, в которой жил и трудился Невельской.
Рижский период жизни Н.П. Задорнова был самым длительным и плодотворным. По его инициативе в Союзе писателей Латвии была создана секция русских писателей, которую он возглавил. Он собирал и привлекал талантливую молодежь, читал лекции о литературе, был первым редактором литературно-публицистического журнала «Парус», в котором публиковали произведения латвийских авторов на русском языке.
Занимался переводами своих романов на латышский язык. Перевел латышский роман «Просвет в тучах» А. Упита. Блестящий отзыв о переводе романа дал А. Фадеев. А. Твардовский предложил перевести для журнала «Новый мир» «что-нибудь в этом роде». Но Задорнов, по его личному признанию, «не собирался служить литературе переводчиком» [19, 16].
В конце шестидесятых — в семидесятые годы Н.П. Задорнов написал тетралогию — «Цунами», «Симода», «Хэда и «Гонконг», которые можно отнести к событийно-эпическому принципу изображения действительности. Такой принцип свойственен многим произведениям национальной исторической прозе и творчеству русских писателей. Действие этих исторических романов происходит в середине прошлого века. Крымская война. Юг России в огне. А в это время адмирал Путятин идет к берегам Японии, чтобы установить с ней торговые, экономические, дипломатические отношения. Участники экспедиции попадают в драматическую ситуацию: сокрушительные удары цунами разрушают русское судно «Диана». Русские моряки остаются в Японии, начинают строить новый корабль, чтобы вернуться на Родину…
К японским архивным документам Н.П. Задорнов допущен не был. Но интересные сведения об исторических лицах, интересовавших писателя, ему сообщил господин Кавада — молодой ученый архива императорского двора. Тетралогия «Цунами», «Симода», «Хэда», «Гонконг» объединенная позднее под общим названием «Аргонавты», была принята с огромным интересом не только российскими читателями, но и мастерами японской литературы как явление совершенно оригинальное. В Токио книги вышли в издательстве «Асахи».
Н.П. Задорнов еще раз показал себя как писатель-путешественник, писатель-исследователь, писатель-открыватель. Он был тружеником литературы, всегда поглощенным новыми замыслами и темами.
В последние годы жизни Н.П. Задорнов задумал цикл романов о Владивостоке. Были написаны и изданы романы «Гонконг», «Владычица морей», «Ветер плодородия», шла работа над романом «Богатая грива». В последнем завершенном романе «Ветер плодородия» писатель поднял историческую тему взаимоотношений России и Китая. С глубоким знанием он раскрыл дипломатические, торговые, бытовые, культурные, экономические связи народов.
Многие критики, исследователи и биографы Н.П. Задорнова отмечали его взыскательность по отношению к самому себе. «Николай Павлович никогда не удовлетворялся первой редакцией. Он правил, дописывал, вычеркивал, исправлял, появлялись новые эпизоды, шлифовались диалоги… Работа начиналась снова» [20; 13].
Интересно, и даже странно, что не все принимали произведения Н.П. Задорнова как явление в отечественной литературе положительное и уникальное. Ортодоксальные критики-марксисты часто выступали с резкими оценками в адрес романов, считали их аполитичными, лишенными партийного взгляда на литературу. Действительно, творчество писателя не вмещается в «прокрустово ложе» социалистического реализма — основополагающего метода литературы советского периода. Надо было обладать мужеством, духовной силой и, главное, верить в себя, в свое призвание, в то, что избранный путь творчества, каким бы тернистым он ни был, является единственно правильным. Велика была и работоспособность Н. П. Задорнова. Журналист Вячеслав Сухнев, лично знавший писателя, утверждал: «…трудно поставить рядом с ним кого-то из писателей более старшего поколения. Дело, наверное, в жесточайшей дисциплине труда, в спасительной привычке к порядку» [23; 6].
Другом и соратником Н.П. Задорнова была его жена Елена Мельхиоровна. Во многом благодаря ей он имел возможность работать над своими рукописями. Она была его первым читателем, знала замыслы его книг, почти все многотомные сочинения прошли через ее руки (она печатала на машинке).
Н.П.Задорнов скончался в 1992 г. на 83-м году жизни. До последнего дня он продолжал работать над дальневосточной темой. Сын писателя, Михаил Задорнов, писал об отце: «Многие, кто знал отца или видел его за полгода до кончины, спрашивали меня: «Как это произошло?.. Отчего он умер?» От одиночества. От разочарования. От унижения. В течение года у него было несколько стрессов. Унизительное положение русских в Прибалтике. Дом творчества писателей в Дубулты отобрали и национализировали. Казалось бы, мелочь. Нет. Отец любил на ночь закрывать в квартире ставни и чувствовать себя как в неприступной крепости. Объявился хозяин дома, в котором мы жили почти 50 лет. Предупредили о выселении. Неприступная крепость рухнула. Один за другим ушли из жизни его друзья. На похоронах латышского писателя старались не говорить о его прошлом: он служил в Красной армии. Отец был гордым. Он не мог жить в этой реальности… он всегда оставался верен себе и своей работе» [19; 9].
Японская критика неоднократно отмечала русского писателя Задорнова как «неповторимого художника истории, природы и человека».
В американской литературной энциклопедии написано, что Н.П. Задорнов «поднял пласты истории народов, не известных до сир пор цивилизации. Он красочно изобразил их быт, с глубоким знанием рассказал о нравах, привычках, семейных спорах, любви, несчастьях, житейских неурядицах, о тяге к русскому языку, русским обрядам и образу жизни» [25;16]. В напряженное действие его книг включены сотни исторических лиц. Рядом с Невельским и Муравьевым — губернатор Камчатки Завойко, английский адмирал Прайс, адмирал Путятин, писатель Гончаров, канцлер Нессельроде, император Николай I, известный мореплаватель Воин Андреевич Римский-Корсаков, японский дипломат Кавадзи и другие. В его произведениях — ожившая история.
Для Н.П. Задорнова как исторического писателя главное — не событийная сторона времени, как бы увлекательна она ни была, не бытовая фактура эпохи, какой бы она ни казалась колоритной, а духовный созидательный опыт данного времени в его уникальности.
Без исторических романов Н.П. Задорнова сегодня нельзя иметь полного представления о развитии исторической темы в отечественной литературе.
2 ЖАНРОВЫЕ АСПЕКТЫ ИСТОРИЧЕСКОГО ЦИКЛА «АРГОНАВТЫ» Н.П.ЗАДОРНОВА
Исторический роман, возникая на стыке научного и эстетического мышления, требует сочетания в авторском лице художественного дарования и пытливости ученого, его способности погружаться в глубь веков, производить анализ и отбор документальных свидетельств, создавать свою научно-эстетическую концепцию эпохи и героев, учитывая существующие в науке точки зрения, а порой критически их переосмысляя. Закрепляя в тексте созданную модель прошлого, автор обычно скрывается за объективным образным слоем повествования, не пытаясь обнаружить свое присутствие.
Особой постановки в связи с нашим исследованием требует вопрос о соотношении прошлого и настоящего в историческом романе, когда писатель оперирует двумя действительностями. Настоящее раскрывается через прошлое, прошлое «прорастает» в настоящем, при этом авторское видение играет первостепенную роль. Оно-то и служит своеобразным камертоном в выработке жанрового содержания, образующего концепцию произведения. Существенно для определения жанра исторического романа, что сам писатель изображаемую им действительность понимает как ставшую историей. Предметом исторического романа обычно является прошлое, понимаемое как завершившаяся в своем развитии определенная эпоха [8; 34].
Создавая философию истории, литература извлекает из прошлого актуальные нравственные уроки, преломляет в своих идеях и образах множество общественных и эстетических проблем современности.
Общепризнанный мастер жанра исторического романа А.Н. Толстой считал, что писатель-историк должен выявлять в прошлом проблемы и ситуации, злободневные в свете текущей жизни. Суть толстовского призыва не утратила значения и в последующие годы. Обращение литературы к истории, вторжение истории в литературу, свидетельствует об обогащении современного реализма содержательным качеством историзма.
В исторических романах второй половины ХХ века усиливается исследовательское начало: авторы, переосмысливая историческое прошлое, стремятся показать свое видение истории, пытаясь осознать связь времен, познать историческую судьбу своего народа, оценить роль личности в истории.
Противостояние Запада и Востока (в лице Советского Союза) отражалось на выборе тем и ракурсов их подачи в творчестве писателей, как западных, так и советских. Н.П. Задорнову, даже чисто полемически, важно было хотя бы приоткрыть малоизвестные героические страницы истории русского народа; художественно, в реальных образах и картинах показать, что и в былые годы в Сибири и на Дальнем Востоке, в условиях борьбы с природой и оторванности от цивилизации, русский человек проявлял силу воли, ум, редкую энергию и способность к творчеству и самоуправлению. История освоения новых земель исполнена токого глубокого драматизма, пафоса, богата колоритными, яркими и сильными характерами, что она превосходит всякий вымысел и дает писателю материал для художественного проникновения в историю народа.
Объективный метод отражения исторических событий — характерная черта творчества Н.П.Задорнова. Еще в 1956 году в статье “Путь к книге”, опубликованной во втором номере журнала “Молодая гвардия”, он писал: “Дореволюционная литература много писала о несчастной доле переселенцев. Мне же случалось встречать многих бывших переселенцев, сумевших, несмотря на действительно тяжелые условия, выжить на новых местах. Сибирь и Дальний Восток воспитали в этих людях особенную энергию, умение осваиваться с природой, волю и многие другие качества. Я подумал: зачем обеднять нашу прошлую жизнь, видеть русский народ лишь в нищете? Я думал, что эти люди — первые переселенцы — вообще должны были прожить интересную жизнь. Они представлялись мне героями.
Меня привлекал исторический роман такого рода о русских крестьянах, которые сделали свое дело в истории. Мне представлялось, что в наше время, когда лучшие романы о современности изображают жизнь глубочайших народных масс, исторический роман также должен показывать нам прошлую жизнь простого народа и его роль в истории страны» [21; 215].
Творческая биография Н.П. Задорнова сложна и «калейдоскопична», она изобилует неоднократными возвращениями на круги своя, к ранним, как будто бы забытым замыслам и неожиданными, подчас парадоксальными перебросами в будущее, зигзагами и отступлениями, периодами накопления сил перед новым трудным рывком. Какие бы задачи ни ложились в основу тех или иных замыслов, какие бы причины и обстоятельства ни мешали осуществлению этих замыслов, цикл романов в целом давал движение народного характера через эпос.
Дальний Восток, его история, природа, народ всегда был излюбленной темой Н.П. Задорнова. Писателю, привыкшему к широкому эпическому дыханию, к характерам крупным, к живому языку народа, возвращение на круги своя — снова в историю, снова на Дальний Восток, снова в широкий народный поток, предопределяющий будущие судьбы страны — было естественно и закономерно.
Н.П. Задорнов все сильнее чувствует потребность в новом, эпическом «марафоне», каким и явился цикл романов об открытии русскими Японии и судьбе экипажа «Дианы». Нужно иметь право говорить от имени истории, от имени героического прошлого своего народа — без подобной раскованности было бы невозможно проникновение в болевые точки ушедшей эпохи, продолжающие активно влиять на формирование самых актуальных и важных вопросов современности, — все романные циклы Задорнова основываются на таких проникновениях.
Одним из признаков исторического романа является наличие временной дистанции. Между временем написания японского цикла Н.П. Задорнова и временем установления первых русско-японских отношений прошел не один год, но, создавая особый мир, сконструированный из элементов прошлой эпохи, Н.П. Задорнов всегда смотрит в него из современной действительности.
Писатель, приступая к написанию истории о приключениях русских «аргонавтах», понимает, что для полноты и ясности исторической перспективы, для цельности картины необходимо художественно убедительно обозначить исходную мысль, главную идею всего будущего замысла. Сквозь толщу собранного материала начинает все отчетливее проступать идея приоритета русских на Дальнем Востоке.
Конечно, зрелость исторического видения пришла к писателю не сразу. Но в цикле об адмирале Путятине, т.е. об установлении русско-японских отношений, мы ясно видим зрелость исторического мышления автора, видение им исторической перспективы. Для писателя важнее не стиль, не сама эпоха, а идея и верная направленность мышления: когда верна идея, легче наращиваются внешние атрибуты, легче преодолеваются временные барьеры.
Быстрота написания японского цикла Н.П. Задорновым — не за счет качества и плотности художественной ткани (претензии к обзорности, информационности могут быть предъявлены только к первому роману — «Цунами»), а за счет огромных накоплений всей предыдущей работы писателя, за счет осмысления им всей дальневосточной проблемы целиком, во всей ее масштабности и многоплановости.
Впервые в художественной литературе был освещен приход в Японию русских и американцев, показано их разное понимание взаимоотношений с Японией.
Русские стремятся к установлению добрососедских отношений, к обмену информацией, к честной взаимовыгодной торговле: на протяжении двухгодичного пребывания экипажа «Дианы» в Японии не было ни одного инцидента с местным населением и администрацией. Американцы, напротив, видят в Японии не суверенную страну, с которой необходимо на равных строить дипломатические отношения, а место стоянки своих кораблей, место сбыта продукции, далеко не высшего качества, место отдыха своих матросов, а в будущем свою колонию. В «американских» главах Н.П. Задорнов как бы проецирует политику США на много десятилетий вперед — краеугольным камнем американской политики и дипломатии уже тогда была «позиция силы», через сто с лишним лет зловеще распространившаяся на подавляющее большинство стран и континентов [17; 215].
И в противовес американской экспансии, фактами, взятыми из официальных источников, Н.П. Задорнов подтверждает чрезвычайную добросовестность русских в выполнении пунктов предварительного соглашения и самого русско-японского трактата, разработанного совместно с Путятиным и главой японской делегации Кавадзи; подчеркивает уважение к обычаям и нравам чужой страны со стороны русских; такт и дружелюбие их даже в тех случаях, когда японцы досаждали им своим навязчивым подглядыванием, насильственной мелочной опекой, придирками.
В этом смысле «японские» романы Н.П. Задорнова являются существенным вкладом в новое тематическое направление советской исторической романистики — освещение мирных усилий отечественной дипломатии по сохранению мира и установлению добрососедских отношений с пограничными государствами, на дипломатическом поприще. Актуальнейшая проблема современности — борьба за мир — нашла своеобразное отражение в «японских» романах писателя.
Повествуя о далеком прошлом, Н.П. Задорнов как бы все время проецирует его в настоящее, и одной из заслуг автора (тем более что современная международная обстановка, складывающаяся сейчас на Дальнем Востоке, требует при изложении исторических истин о Дальнем Востоке совершенной объективности) является то, что он художественно отображает миролюбивую политику России в отношении своего восточного соседа — Японии с первых шагов установления дипломатических отношений.
Цикл об отважных моряках экспедиции адмирала Путятина имеет самостоятельное художественное значение, и в то же время японский цикл является частью общего замысла писателя — создания художественной летописи освоения русскими Дальнего Востока, выхода России на берега Тихого океана и установления добрососедских отношений с пограничными государствами.
Известно, что произведение исторической прозы может быть посвящено одному событию, какому-либо периоду в истории, а также представлять собой тематический обзор. Русско-японская тема представлена в едином цикле, объединяющем четыре романа Н.П.Задорнова: «Цунами», «Симода», «Хэда», «Гонконг».
«Цунами» — роман о втором этапе русско-японских переговоров в 1854 году вплоть до урагана невиданной силы, снесшего с лица земли японский город Симоду, о гибели русского фрегата «Диана» и высадке его экипажа на Японский берег. В романе повествуется о том, как налаживались первые контакты между народами, как вера в дружбу и полезность мирных отношений с северным соседом постепенно, с трудом укореняясь в сознании японцев, идя на смену в веках сложившимся обычаям национальной замкнутости.
«Симода» — роман о строительстве русскими в японской гавани Хэда шхуны для обратного возвращения на родину, о продолжении русско-японских переговоров и заключении трактата о дружбе и торговле.
«Хэда» — о завершении строительства русской шхуны «Хэда» объединенными силами русских и японцев и возвращении русских моряков во главе с Путятиным на родину.
«Гонконг» — завершает цикл романов писателя об исторической миссии адмирала Путятина, отправившегося в середине XIX века в Японию, чтобы установить дипломатические отношения. Моряки построили в Японии новый корабль для обратного плавания. Однако не все они сразу смогли вернуться домой. Значительная часть команды отплывает позднее и, возвращаясь, попадает в плен к англичанам. Русские моряки живут в Гонконге до окончания Крымской войны. Писатель показывает сложные отношения стран, интересы которых столкнулись на Дальнем Востоке. Высокомерию и презрению к местному населению со стороны английских властей, американских бизнесменов и дипломатов автор противопоставляет уважение к культуре, истории и обычаям азиатских народов, проявленное русскими дипломатами и моряками.
Быстрота написания цикла не сказалась ни на его объеме, ни на его качестве. Вся многолетняя предыдущая работа писателя, зрелость размышлений, глубокое осмысление им всей дальневосточной проблемы целиком, во всей ее масштабности и многоплановости, привели в итоге к созданию цикла исторических романов о зарождении русско-японских отношений.
Роман «Война за океан» — это не только последняя книга предыдущего цикла про адмирала Невельского, но и пролог к задуманной серии романов об адмирале Путятине, своеобразный мост к японскому циклу.
В этом цикле роман «Цунами», на первых страницах которого описана встреча двух адмиралов, являет собой как бы завязку ко всем последующим романам цикла, который отличает динамичность, напряженность действия, композиционная соразмерность частей и завершенность целого. Это одна из особенностей художественного метода Н.П. Задорнова: автор больших полотен, больших многоступенчатых конструкций, он умеет так организовать действие внутри каждого романа, что каждый из них являет собой законченное самостоятельное целое. Все три романа в целом дают движение народного характера через эпос.
Весь японский цикл логически вытекает из предыдущего цикла романов об адмирале Невельском. С одной стороны, дорого обошедшаяся России затея Муравьева — перенос главного порта России на Востоке в Петропавловск-на-Камчатке — потерпела крах, с другой — преждевременной, не поддержанной технически сильным паровым флотом оказалась экспедиция адмирала Путятина в Японию. Более того, если бы русские не успели закрепиться в устье Амура и не оказались нежданно-негаданно ближайшими соседями Японии, миссия Путятина прошла бы совсем иначе. Оказавшись в результате катастрофы без корабля и средств возвращения на родину, русские из уважаемых гостей превратились бы в пленников. Заключительной точкой предыдущего романного цикла явилось закрепление Амура, а следовательно, и Дальнего Востока за Россией; отправной точкой японского цикла тоже является Амур. Построив после катастрофы у берегов Японии корабль, русские во главе с Путятиным смогли вернуться на родину опять же потому, что на Востоке Россия начиналась теперь с Амура, — небольшая шхуна благополучно достигла его берегов, на большое расстояние она не была рассчитана и просто не дошла бы.
Во всей дальневосточной эпопее Н.П. Задорнова есть особый герой, властно заявляющий о себе; мы постоянно ощущаем его присутствие, и этот герой — сам Амур. Он как некая организующая сила переходит из романа в роман, вечно живой, вечно меняющийся; с ним связаны устремления и надежды множества задорновских героев, от амурских аборигенов, от Невельского и его матросов до высших сословий Англии, Франции, Китая и Японии. Амур — единственно реальный и жизненный постулат русских на Востоке, Амур поит и кормит местные племена, Амур связывает необозримую территорию, Амур дает выход к океану. В романах Задорнова образ Амура вырастает в символ вечного движения, символ надежд, устремлений многих поколений русских людей. Через деяния Невельского Амур трансформируется в образ будущего всего этого огромного края. Здесь уместно вспомнить мысль самого Задорнова о том, что «пейзаж без названия — безымянный пейзаж, но и пейзаж без истории — это тоже безымянный пейзаж». Эти слова касаются не только географических пространств, они поясняют авторский взгляд на предназначение человека, на его отношение к своему Отечеству, где, хочет он того или нет, всегда присутствуют три ипостаси — прошлое, настоящее и будущее.
Путятинская экспедиция буквально взорвала изнутри конструкцию финальных глав «Войны за океан» (роман, завершающий предыдущий цикл Задорнова об адмирале Невельском). В ущерб архитектонике уже законченного, сложившегося художественного произведения с определившимся миром взаимоотношений, постоянным, тоже устоявшимся кругом действующих лиц, страницы об экспедиции адмирала Путятина заполнили эти главы новой проблематикой, новыми героями. Это были герои нового, совсем другого романа, и даже не одного, а целого цикла романов о начале и развитии русско-японских отношений в последней четверти ХIХ века. Именно потому, что Путятин не разделял точку зрения Невельского на проблему Амура, он и заинтересовал Задорнова. Писателя интересовало все, что было так или иначе связано с адмиралом Невельским. Впоследствии именно Путятин становится центральной фигурой японского цикла.
Итак, первый роман японского цикла «Цунами» начинается Амуром, прощанием двух адмиралов — молодого, только что произведенного, Невельского, и — Путятина, завершающего свой жизненный путь, перед вторым его походом в Японию. Невельской, уже адмирал, несет на своих плечах не только золото адмиральских эполет, но и всю тяжесть ответственности за раз и навсегда избранный путь. Таково начало первого романа японского цикла. Возвращением Путятина на Амур из своей многострадальной одиссеи в Японию заканчивается третий роман цикла — «Хэда». Задорновым ничего не выдумано в композиции цикла; просто в описываемой им исторической ситуации он отсек все лишнее, и рамка, обрамляющая действие, оказалась готова.
Основной сюжетной линией, связывающей все романы цикла «Аргонавты» в единое целое, является изображение хода экспедиции – от крушения русского корабля у берегов Японии в «Цунами», строительства нового судна в «Симоде», до его возвращения в Россию в «Хэде» и описания последующей судьбы и самого судна и членов экспедиции в «Гонконге». От произведения к произведению расширяются пространственные и временные координаты повествования – если в романе «Цунами» основной интерес автора был сосредоточен на описании жизни небольшой колонии русских матросов в деревне Хэда; в «Симоде» границы повествования раздвигаются до описания политических событий уже в целом в «стране восходящего солнца» в их влиянии на судьбу экспедиции адмирала Путятина; в «Хэда» рассматриваются события, связанные с отношениями трех государств: России, Японии, Соединенных Штатов Америки, то в романе «Гонконг» объектом пристального внимания автора становится целый мир: сложные отношения сложившиеся к середине 19 столетия между Англией, Америкой, Россией, Японией и Китаем, борьба «сильных» держав за господство в Азии, военные действия между Великобританией и Россией, расширение ее дипломатических связей с другими странами. Даже названия отдельных глав романа «Гонконг» свидетельствуют о панорамности повествования («Над омраченным Петроградом», «Гонконг», «Таинственный полуостров» и т.д.).
Особенности содержания и формы романа «циклизованного типа» «Аргонавты» во многом обуславливается тем, что его автор тяготе к «событийности», используя «летописные» принципы повествования.
В отличие от иных исторических писателей и создателей хроник, Задорнов никогда не теряет чувства перспективы как в отдельно взятом образе, так и во всей эпопее в целом. Он создает реальный, живой, самостоятельно существующий мир подлинных человеческих страстей, объединенных одной общей исторической мыслью, исторической концепцией.
Для Н.П. Задорнова одним из важнейших принципов является документальность художественной основы исторического романа.
Главным критерием исторического романа, по признанию исследователей, является историческая правда: «Исторический роман как жанр, совпадая в основных чертах с романом о современности, характеризуется в то же время и специфическими особенностями: прежде всего это повествование о прошлом, причем об отошедшем прошлом, по сравнению с которым современная эпоха представляется как исторически иной период. Кроме того, обязательным качеством исторического романа является большая степень документальности событий и лиц, изображаемых писателем» [7; 289 ].
Осенью 1945 года Н.П. Задорнов, будучи корреспондентом Хабаровского краевого отделения ТАСС, исколесил всю Маньчжурию, разговаривал с пленными японскими полковниками и генералами. Увиденное и пережитое во время войны позднее нашло отражение в исторических романах об экспедиции адмирала Путятина в Японию.
При написании исторических романов о зарождении русско-японских отношений Н.П. Задорнов привлекает обширный документальный материал; официальные источники, как русские, так и японские, заговорили у Задорнова языком современного романа.
Н.П. Задорнову суждено было стать художественным летописцем первых шагов России и Японии навстречу друг другу. Трудности возникали перед писателем на каждом шагу. Ушедшие события, к сожалению, почти не оставили следа в отечественных официальных источниках. Ведь цели и назначение путятинской экспедиции в свое время были строго засекречены; многие архивы во время недолгого существования буферной республики на Дальнем востоке (ДВР) были безвозвратно утрачены. Может быть, трудная доступность официальных источников, а иногда и полное их отсутствие отпугивала исследователей, может, тема казалась невыигрышной, исторические фигуры — мелковатыми, но период этот в отечественной историографии долгое время оставался «белым пятном».
«Народ славен своей историей, но прежде, чем гордиться, следует знать», — таков метод работы писателя: опираясь на живые впечатления народной жизни, дополнять их нужными сведениями из архивов, из книжных публикаций, из периодики.
Годами изучал Н.П. Задорнов историю русско-японских отношений в архивах, читальных залах, собирал по крупицам материал. «Конечно, здесь помогли и колоссальный опыт работы с источниками, и чутье историка, и, безусловно, работа в архивах — советских и японских. Поразителен уже сам по себе факт допуска в святая святых — Национальный архив японского императора и двора, факт безусловного доверия к личности писателя. Для иностранцев этот архив закрыт, да и далеко не для всех японцев есть туда доступ» [26; 226].
Именно стремлением к документальной точности можно объяснить излишнюю информационность, перегруженность историческими деталями, фактами первого романа цикла — Цунами.
За десятилетия работы у писателя выросла обширная картотека биографий героев, на полках выстроились ряды папок с копиями документов. Очень много усилий и средств было затрачено на пересъемку документов в архивах, отечественных и зарубежных, активную переписку, встречи с потомками очевидцев событий, сбор старинных изданий, иллюстраций, атласов, карт. Именно в результате работы в архиве романы цикла разрастаются в объеме, обрастают множеством дополнительных фактов, подробностей. Ведь именно подробность, конкретность придает особый неповторимый колорит в каждом отдельном случае.
Много времени проводит Н.П. Задорнов в Ленинградском архиве флота, где сосредоточены огромные материалы по истории русского мореплавания.
Нет в истории сколько-нибудь значительного события, не оставившего бы для потомков хоть какого-нибудь упоминания или документа. Этим принципом всегда руководствовался Задорнов, изучая архивы исторических деятелей той эпохи: баронов Врангелей (адмирал Фердинанд Врангель — председатель правления Русско-Американской компании); Василия Степановича Завойко — организатора Петропавловской обороны, первого губернатора Камчатки; адмирала Литке; бумаги Географического общества и др.
В поисках материала для своего произведения Николай Павлович дважды побывал в Японии, жил в деревне Хэда, на рыбацком корабле ходил по морю к подножию горы Фудзияма, где погиб адмирал Путятин, плавал на корабле в Гонконг.
Основополагающая идея будущего произведения определяла и все его дальнейшие действия, поиск материалов, необходимых людей, сохранявших в памяти крупицы прошлого.
Полные исторической правды, исторические романы Н.П. Задорнова раскрывают авторский взгляд на предназначение человека, на его отношение к своему Отечеству, где, хочет он того или нет, всегда присутствуют три ипостаси — прошлое, настоящее и будущее.
Согласно мнению современных исследователей, несомненным объективным признаком исторического романа является, наличие в нем образов реальных исторических лиц и изображения исторических событий, сыгравших определенную роль в данную эпоху и, как отражение этого обстоятельства, — в развитии сюжета романа [27; 54 ].
Обращение литературы к истории, вторжение истории в литературу, свидетельствует об обогащении современного реализма содержательным качеством историзма. Создавая философию истории, литература извлекает в прошлом актуальные нравственные уроки, преломляет в своих идеях и образах множество общественных и эстетических проблем современности.
Литература не просто обогащает современников историческим знанием, но и развивает в них историческое чувство. Романы Н.П. Задорнова правдиво описывают зарождение русско-японских отношений. Их художественность и историзм пробуждают интерес к малоизвестным страницам истории русского государства, а их опубликование за рубежом проливает свет на истинное положение вещей в историко-политическом аспекте. Утверждения буржуазных историков, отрицающих закономерный характер продвижения России на Восток и историческое значение выхода ее в ХVII веке к Тихому океану, по мнению Н.П. Задорнова, совершенно несостоятельны, и романы писателя-историка, являясь непредвзятым отражением событий своего времени, несут в мир правду и о русском народе, и об истинных нуждах народов России. Многократно изданные за рубежом, они служат делу объективного знакомства читателя с русской историей, с лучшими чертами русского народного характера; приобщают все новые и новые поколения людей к героическим подвигам предков, воспитывают патриотизм и свойственные подлинному патриотизму гуманизм и интернационализм. Художник, несущий в мир объединяющие идеи, работает на будущее, во имя прогресса всего человечества.
Для подлинного художника история — зеркало, безошибочно отражающее состояние народной души. Дар исследовать мир через историю — особый, редкий дар; художник, взявший в основу своего творчества саму историю и через саму историю пытающийся влиять на современность, обязан ориентироваться на выверенные временем ценности, уметь отличать умело замаскированные под подлинность всякого рода подделки и фальсификации. Сиюминутные страсти оцениваются историческим писателем, как правило, прежде всего, с ведущих тенденций общественного развития, проявляющихся и в народных движениях, и в индивидуальных характерах людей.
Особую специфику вымысел обретает в произведениях исторического характера. «Запечатление в произведении литературы или живописи исторического лица является не простым воспроизведением, а сотворением его аналога, наделенного семиотической значимостью и концептуальным смыслом. Если мы имеем дело с эстетической деятельностью, а не с ремесленной имитацией облика или фактов биографии, то под именем реального исторического деятеля обнаруживается вымышленная автором человеческая личность — ценностная кажимость (образ) его исторического прообраза. Личность героя оказывается субституцией (замещением) первичной реальности исторического человека» [8; 32 ].
Соотнося нынешнее и минувшее, Н.П. Задорнов наглядно убеждает нас в том, что замыслы его вырастают не из одного зерна, не из одного времени. «Знание писателя-историка полнее и точнее, чем знание очевидца, который не все запомнил, не все записал. Исторический писатель знает, как быстро забываются частные уроки истории; для него движение и смена времен — процесс, который невозможен без ломки и передержек, но который никогда не определяется только ими. Его интересует весь опыт, накопленный человечеством, весь многоярусный свод знаний и представлений о жизни. Исторический писатель всегда стремится создать обобщенный образ времени, который приподнимает повествование над историческими фактами» [10; 54 ].
Не существует двух одинаковых мнений, что нужнее писать и что легче: современную или историческую прозу. Писать хорошо — одинаково трудно и необходимо.
Усилия исторических писателей, как правило, концентрируются в основном вокруг трагических, крупнейших событий в жизни народа, еще чаще — вокруг выдающихся личностей. Классическим образцом исторического романа является «Петр Первый» А.Н.Толстого. Но остаются огромные пробелы, пока не освоенные исторической прозой, связанные с менее известными историческими личностями, событиями, а потому и менее привлекающие к себе внимание как писателей, так и читателей. Может быть, и в этом тоже причина, что не так хорошо известен широкому читателю такой писатель, как Н.П. Задорнов.
Последняя четверть XIX века была насыщена крупнейшими политическими событиями, обострялась борьба европейских стран за восточные рынки, усиливался нажим Запада на Китай и Японию.
Япония до середины XIX века была закрытой для европейцев, да и для всех чужеродных влияний страной, сохранившей свою самобытную средневековую культуру и свою средневековую отсталость именно в силу своей замкнутости.
Наступление на Японию шло сразу с трех сторон: со стороны России, Англии и США, молодой, быстро развивающейся капиталистической страны, остро нуждавшейся в гаванях, стоянках для своих судов (США бурно строили паровой флот), и в силу своей оторванности от старого света не имевшей пока еще рынков сбыта за рубежом. Япония лежала как раз на пути США к портам континентальной Азии и являла собой все необходимое, в чем нуждались США: удобные стоянки с питьевой водой и продовольствием, рынки сбыта, рабочую силу. Япония упорно противодействовала всем странам в попытках установить с ней торговые и дипломатические сношения и разрешить мореплавание у своих берегов.
В центре исторического цикла Н.П. Задорнова о русских аргонавтах реальные события и реальные исторические лица: русский адмирал Путятин, американский адмирал Пери, японские политические деятели.
На первом этапе русско-японских переговоров в 1852 году русские опередили и американцев, и англичан: японцы заключили с русским адмиралом Путятиным первое в истории Японии соглашение о подписании договора в ближайшем будущем. Подписание самого договора в тот момент не состоялось из-за смерти сиеогуна — военного представителя, фактического правителя государства, светского государя, власть которого передавалась по наследству.
А Пери, адмирал американской эскадры, на первом этапе американо-японских переговоров ушел ни с чем! Пери неистовствовал, — проклятые русские, не применяя военной силы, опять добились успеха. Задорнов набрасывает образ вспыльчивого адмирала в несколько ироничном ключе, точно расставляет акценты, указывая на взятый с самого начала агрессивный курс США по отношению к Японии.
Но вот грянула война России с Турцией. Русская эскадра вернулась к своим берегам. Руки Пери теперь были развязаны. Турция — ловушка для России, расставленная Англией, злорадствовал воспрявший духом Пери. Именно с этого момента начинается в романе диалектическое развитие образа Путятина, через который мы, по сути дела, будем приобщены к тайнам политической борьбы крупнейших тихоокеанских держав и которым будут объединены все три романа.
Прежде чем углубиться в анализ романов японского цикла, необходимо напомнить, что Н.П. Задорнов уже в финальных главах «Войны за океан» привел в движение стратегические силы противников, обозначил причины их устремлений на Дальний Восток, в Японию и Китай, в то же время четко указав на различие этих устремлений и их противоречия. Н.П. Задорнов нигде и никогда не теряет чувства объективности, его взгляд как историка во многом помогает и обогащает его как художника. Разрастание замысла потребовало вовлечения самого неожиданного фактологического материала; на наших глазах писательская мысль высвечивает в созидании целого самые неожиданные закоулки истории.
Необходимо отметить, что Н.П. Задорнов, строя сюжеты, как правило, привлекает в свои «японские» романы самый разнообразный материал, работающий на основную идею, что, например, наглядно продемонстрировано на описании состояния флотов противостоящих друг другу стран.
Из трех домогающихся сближения с Японией государств Россия имела, в силу своей крепостнической отсталости, наиболее слабый, устаревший флот (что и доказали итоги Крымской войны) и самую низкую техническую оснащенность (на фоне внушительной техники своих соперников), чего не могли не заметить японцы. В результате катастрофы посол России лишился последнего своего корабля и практически оказывался во власти хозяев страны. Как мы видим, драматургию не надо было придумывать; самая смелая фантазия не смогла бы предложить ничего более остросюжетного и драматичного, чем предложила жизнь, — «японские» романы читаются с захватывающим интересом.
Н.П. Задорнов не довольствуется только своей фантазией; для него стало непременным условием бывать в тех местах, где жил герой или где происходили те или иные необходимые для развития романа события. Результат такого принципа нельзя не ощутить в цикле об экспедиции адмирала Путятина: ткань повествования как бы насыщена живой плотью, многоголосием реального бытия. Произведения Н.П. Задорнова интересно читать, потому что реальные исторические личности живут на страницах его романов реальной полнокровной жизнью, становятся ближе и понятнее современному читателю.
Большой вес в цикле об аргонавтах приобретает образ адмирала Путятина, являющегося эпицентром, главной пружиной действия. С ним связаны основные коллизии романа. Образ Путятина, в интерпретации Задорнова, пример того, как историческая ситуация создает героя, как под мощным напором обстоятельств трансформируется масштаб личности.
В художественном осмыслении и воссоздании взаимоотношений Путятина с экипажем эскадры эта тема претерпела целый ряд драматических коллизий от почти полного непонимания и неприятия экипажем эскадры своего адмирала в период первого похода в Японию в 1852 году и пребывания на Амуре, когда многие участники путятинской экспедиции стыдились бездеятельности, нерешительности, политической близорукости своего командира — до разительной, почти до неузнаваемости, перемены в адмирале в трудный час разразившегося цунами, гибели «Дианы» у берегов Японии и почти двухгодичного пребывания экипажа «Дианы» в Стране Восходящего Солнца. Путятин мыслит и действует совершенно в границах своей личности и обстоятельств. Н.П. Задорнов, уже начинавший «обживать» этот сложный, противоречивый характер, нащупывает верный ключ к его раскрытию. Путятин не только по-своему прав, но и не мог действовать иначе; он отражение и силы, и слабости огромной Российской империи, ее крепостнической отсталости.
После цунами «адмирал разговаривает с ними [матросами] запросто и серьезно, как бы не делая разницы между нижними чинами и офицерами. Путятин сам переменился, в нем не было и тени английского воспитания» [28; 186].
Реальным лицом в романах цикла является лейтенант Александр Можайский, мечтающий о полетах на летательных аппаратах. Именно благодаря конструкторским способностям Александра Можайского русским удается построить в Японии шхуну, взамен погибшей «Дианы».
Главы о пребывании в Японии американской экспедиции во главе с Пери написаны с внутренней экспрессией, с большой степенью достоверности, особенно образ Бруина (Старого медведя) — прозвище самого адмирала Перри: «Пери, человек военный, всю жизнь проведший в тяжелых экспедициях, знал, во что обходятся цивилизации ее благородные намерения. Он с флотом в сто кораблей штурмовал и бомбардировал во время недавней войны с Мексикой город и крепость Вера-Круц. После этого Америка получила Сан-Франциско. Командору приходилось вздергивать людей на мачтах, характер его был закален не только морскими штормами»[28; 96].
В трактовке Н.П. Задорнова — это старый морской волк и циник, всю жизнь проведший в тяжелых захватнических экспедициях. Он видит будущее Японии только как колонии Америки, он твердо верил в одну истину — «Тихий океан должен стать внутренним американским морем».
Существенно отличается стиль изложения, лексические особенности и фактическое наполнение глав, посвященных англичанам. Главной тайной задачей эскадры адмирала Джеймса было соединение с эскадрой Прайса, которая должна была к тому времени уже осуществить разгром Петропавловской крепости на Камчатке и двинуться на юг, к берегам Японии. Задача Стирлинга -занять порт в Японии на ее северном острове, поближе к России. Япония нужна Англии как источник продовольствия.
Проблема достоверности встает всякий раз перед каждым историческим писателем. Но достоверность исторической прозы отнюдь не равна буквальному воспроизведению материала, и здесь от исторического писателя требуется исключительная точность в отборе фактов и конкретности их осмысления. Иногда одна короткая сцена, один эпизод, рожденный художественной фантазией писателя и удачно вписавшийся в повествование, способен собрать в целое, сплавить воедино, казалось бы, разрозненную цепь случайных нагроможденных фактов. В этой связи бесспорно умение Задорнова сфокусировать внимание читателя на нужном ему моменте, добиться нужного ему эмоционального настроя.
Еще Аристотель говорил: «Человек по природе своей — существо политическое» [29; 7]. Особенность письма Задорнова — умение вводить нас в одну из сложнейших сфер жизни — в сферу политики, которую естественно олицетворяют живые люди со всеми их достоинствами, пороками, заблуждениями.
Имея предметом исследования исторический роман, никогда не следует поддаваться субъективным эмоциям, необходимо всегда помнить, что писатель в воссоздании известных исторических лиц обязан исходить прежде всего из реальных фактов, не позволять себе произвольно вмешиваться в давно свершенное жизнью.
Сам Н.П. Задорнов считал, что не характеры движут поступками, а из поступков, фактов, сведений, почерпнутых из разных источников, писатель искусственно, как мозаику, составляет историческое лицо, добиваясь его органического вхождения в художественную ткань повествования. В этом и есть сложность создания художественного полотна, населенного конкретными историческими, притом известными лицами. Соответственно на первый план выступает проблема взаимоотношения писателя и материала, писателя и героя. Причем характер отношений между вымышленным персонажем и его создателем принципиально отличается от характера отношений между писателем и реально существовавшим лицом. Если в обычном романе образ рождается из замысла, как из зародыша, из зерна художественной мысли, целиком подвластный перу и воображению современного романиста, то в историческом романе материал довлеет над писателем, заставляя его втискивать некоторых своих героев в прокрустово ложе приобретенных сведений. Но это тайна должна оставаться в мастерской писателя. Читатель не должен чувствовать никакой натуги писателя, его герои должны быть естественны, читатель не должен заподозрить никакого схематизма и скованности.
В том и заключается мастерство Н.П. Задорного как исторического писателя, что мы перестаем ощущать присутствие автора, его волю в организации действия — героям предоставляется полная свобода борьбы, полная раскрепощенность мысли и чувств. Наивысшая творческая зрелость характеризуется прежде всего приходом авторского понимания о недопустимости насильственного вмешательства в непреложные законы развития образа, автор как бы самоустраняется из действия, теперь тенденция уже будет вытекать из самого образа, без того, чтобы на нее указывать. И читатель теперь, как правило, забывает или почти совсем забывает об авторе.
В историческом произведении передача исторических фактов преподносится в увлекательном художественном изложении. Писатель излагает не все документальные факты, а делает их тщательный отбор, вводя в ткань художественного повествования не только исторических деятелей, но и вымышленных героев. В историческом романе посредством определенной исторической концепции реальные события объединяются в единый художественный сюжет с завязкой, кульминацией и развязкой.
Самым непостижимым в творчестве, безусловно остается «тайна рождения озарений, именуемых вдохновением; способствуют ли им внешние события, возмущения окружающей художника среды, или это сугубо тайные процессы, известные только самому художнику, когда накапливаемый в запасниках души художника материал как бы разрывает его изнутри, переходя в иное качественное состояние… Писатель живет в двух измерениях»[30; 38].
Исторический роман, возникая на стыке реального и вымышленного, требует сочетания в авторском лице художественного дарования и пытливости ученого, его способности погружаться в историческое прошлое, производить анализ и отбор фактографических данных. Вся масса отобранного, изученного и переработанного материала воплощается в художественную ткань романа, полностью трансформируясь по законам творчества. Закрепляя в тексте созданную модель прошлого, автор обычно скрывается за объективным образным слоем повествования, не пытаясь обнаружить свое присутствие [31; 45].
Все это находит отражение в широкой панораме воссоздаваемой писателем эпохи. Такую задачу ставит перед собой каждый серьезный исторический писатель, но делается это с разной степенью подготовленности и таланта. Н.П. Задорнов подходит к этой задаче с профессиональной целеустремленностью, во всеоружии знания.
«История России для литератора по-прежнему во многом еще таит в себе великие загадки и открытия, богатейшие возможности именно для художественного освоения становления народной души с начала и до самых приближенных к нам во времени событий» [27; 85].
Одним из главных героев исторического романа у Н.П. Задорнова является народ. Сам он писал: “Мне случалось встречать многих бывших переселенцев, сумевших, несмотря на действительно тяжелые условия, выжить на новых местах. Сибирь и Дальний Восток воспитали в этих людях особенную энергию, умение осваиваться с природой, волю и многие другие качества…Мне представлялось, что в наше время, когда лучшие романы о современности изображают жизнь глубочайших народных масс, исторический роман также должен показывать нам прошлую жизнь простого народа и его роль в истории страны». [32; 215].
Чувствуется, что писатель сам находился под обаянием материала, авторская идея нигде не довлеет над материалом, с каждой главой ощутимо возрастает смысловая значимость детали. Сочность, обстоятельность и густота в обрисовке быта, знание морского дела, детализация как средство, как преобладающий способ характеристики героев, помогающий воссоздать жизнь в ее естественном течении, оказываются наиболее отвечающими замыслу автора.
Глазами офицера Сибирцева писатель описывает отвагу, сплоченность экипажа, основную часть которого составляют матросы: «Какой тупой народ и глупый!» — бывало думал про матросов Алексей Николаевич. Но сегодня он потрясен до глубины души и забыть не может, как люди всей массой, не дожидаясь команд капитана и Путятина, кидались делать все возможное, повсюду натягивали леера, так что при любом положении судна можно было передвигаться в любом направлении, чтобы спасти корабль. Никто не выказал страха или слабости, из шестисот человек никто не упал за борт, все старались помогать японцам, и многие при этом рисковали жизнью» [28; 186].
Н.П. Задорнов утверждает возможность выявления лучших сторон и качеств человеческой души, утверждает начало героического в обыкновенном.
Достоверности изображаемых событий веришь, как реальной жизни. Именно благодаря своему знанию фольклора, охотничьих приемов, морского дела, нравов и обычаев жителей дальневосточного края Задорнов достигает эффекта присутствия, как бы непосредственного участия в происходящих событиях. Его проза несет большой познавательный материал.
Если в первых произведениях Н.П. Задорнова превалирует хроникальность, то в цикле «Аргонавты» — перед нами зрелый мастер. «С усложнением художественной задачи зреет и мужает талант писателя, укрепляются основы его мировоззрения. Н.П. Задорнов заявляет о своей способности мыслить глубоко, самостоятельно, системой созданных им образов ниспровергать существующие до него теории и авторитеты» [17; 230].
Общеизвестно, что именно художественная литература через полнокровные характеры людей глубже всего закрепляет во времени те или иные события. Цикл романов Н.П. Задорнова об адмирале Путятине дает широкую панораму жизни России середины ХIХ века, расстановку политических сил, состав экипажа «Дианы», характеры участников экспедиции, природные условия; взаимоотношения с японским населением; характеристику японских гаваней и городов, очерк жизни его обитателей в той мере, в какой это было необходимо для освещения и раскрытия поставленной писателем задачи, знакомство с устройством русских парусных кораблей, службой на русском флоте [20; 36]
Не касаясь этой стороны человеческой деятельности, невозможно нарисовать не только полнокровный образ того или иного конкретного исторического лица, стоящего у кормила власти, но не возможно создать и полнокровное художественное произведение, если оно задумано как эпопея.
Всеми годами предыдущей работы писатель был подготовлен к такому броску, созрела и окончательно оформилась идея японского цикла, направленность мышления основного героя. Ведь для Н.П. Задорнова, по его собственному свидетельству, все более важными становятся не сами по себе стиль и атрибуты, внешние приметы эпохи, а общая идея, верная направленность мышления, определяющая непреложную логику поведения героя. Когда верна идея, легко воссоздавать фон и внешние приметы реально существовавших исторических личностей и вымышленных персонажей.
Этот метод уберег Н.П. Задорнова от излишнего академизма и сухости, которыми иногда страдают исторические произведения, от назидательности, нередко свойственной историческим жанрам. Выросший среди вольной природы, автор переносит масштабы виденного в свои произведения, всегда густо насыщенные солнцем, простором, стихиями, вольнолюбивым духом гордых сильных людей.
Писатель по-прежнему не отступает от психологизма; поведение каждого, пусть даже эпизодически выверенного лица вытекает из характера, присущего данному историческому лицу. Задорнов считает себя обязанным знать всю подноготную о каждом персонаже, на то он и автор исторического романа, не исторической хроники, не повествования, а именно романа со всеми присущими ему компонентами. Поэтому и изображение характеров у писателя идет в соответствии с законами художественности. Даже в эпизодических зарисовках Задорнову удается точно, детально верно изобразить характер, языковые и психологические особенности того или иного народа. Задорнов без всяких преувеличений показывает беззастенчивую развязность янки, их бесцеремонность, отсутствие всякого интереса к духовной жизни страны, намеченной для сотрудничества, а вернее, для порабощения.
Образы японцев — чиновников и простых рыбаков — удивительное и точное постижение писателем души иного народа, это большая удача Задорнова.
Как и прежде, несмотря на все соблазны, Задорнова не захватывает экзотика, она нигде не становиться самоцелью. Верный своему методу психологического анализа, Н.П. Задорнов раскрывает особый, присущий только данному народу психический склад именно через особенности его нравственных, религиозных представлений, культовых обрядов.
Во внутренних монологах героев-японцев присутствует поэтика японской речи, ее образность, ритмический строй, символика. Характерны для японской речи и мгновенные вспышки глубоко скрываемой страсти и темперамента, столь неожиданного в чрезвычайно сдержанном японском характере. Эти особенности верно подметил и сумел передать Задорнов с соответствующей взрывной силой. В романах японского цикла меняется не только характер, стиль повествования, меняется сам образ мышления героев в той части, которая касается Японии и японцев. Ритмический строй фразы — тяжелый, медлительный, отражает созерцательность, свойственную образу мышления японцев, чаще всего как бы обращенного внутрь себя. Такие предложения, столь непривычные для русского уха, заимствованные Задорновым из японской речи, заняли прочное место в авторском изложении: «Мы также знаем, какие чрезвычайные трудности причинило это землетрясение вам. Поэтому мы выражаем вам, достопочтенные господа, наше приветствие, окрашенное в печальные тона в связи с землетрясением…» [28; 234].
Существенно отличается стиль изложения, лексические особенности и фактическое наполнение глав, посвященных англичанам, в свою очередь домогавшихся в бухте Нагасаки открытия Японии для Англии и заключения с нею договора. Н.П. Задорнов подчеркивает мощную оснащенность и английской эскадры, пришедшей в японские воды с той же целью, что и американская эскадра адмирала Пери, но преследующей свои, чисто английские интересы.
За густой политической информацией, явно перегрузившей первые главы «Цунами», начинают прорисовываться черты героев противоборствующих сил.
Н.П. Задорнов пользуется приемом внутреннего монолога — от имени то японцев, то русских, то американцев, то англичан — он вводит нас в курс политических событий. Хотя сам прием внутренних монологов оправдан художественно, первая треть «Цунами» прописана слабо, чрезмерно перегружена разного рода информацией, действие замедлено и совершенно лишено динамики [17; 214]. Только с описания цунами, обрушившегося на город Симода, действие по-настоящему организуется, обретает упругость, все больше подчиняя себе обширный неоднородный материал. Возрастает смысловая значимость каждой детали. По-прежнему в палитре Н.П. Задорнова значительное место отводится природе, а в изображении самого цунами как бы воскрешается хаос библейского потопа.
Трагично, когда в считанные минуты слепой стихией уничтожаются годы человеческого труда. Короткими, но емкими фразами (горы качаются и рушатся; море ушло; суша затоплена), с большим количеством глаголов, усиливающих впечатление стремительности происходящего (понеслась, двигались, вырываясь, мчится, проносятся), нагнетанием аллитерации (корма по огромному кругу…). Н.П. Задорнов передает сокрушающую силу цунами, катастрофические разрушения, которые он принес: «…Корма по огромному кругу понеслась как бешенная. Вокруг, как в панораме, все быстрей двигались горы с ходившими на них огнями, столбы дыма курились по скалистым гребням, вырываясь с пламенем из трещин в горах. Солнце в дыму. Горы качаются и рушатся. Море ушло, суша затоплена. С хребтов сыплются камни потоками. Солнце все мчится, и опять мимо проносятся море, и лодки, и утопленники»[28; 181]
Интересен метод перекрестного восприятия, применяемый здесь Задорновым: одно и тоже явление видится то глазами японцев, то русских, что создает эффект объемности изображения. Вот та же картина цунами японского ученого Кога Кинидзиро с высоты храма на священной горе: «Внизу, среди бухты, черный корабль эбису крутился вокруг себя как черный дракон… В середине порта, где масса лодок, где река, взятая в камень, впадает в бухту, мачты стали ударяться о мачты, потом поднялся столб сплошной пены, как кипящая вода в трехногой посуде тэй…» [28; 193].
Совсем другой стиль поведения у американцев: бесцеремонность, грубость, высокомерие, пренебрежительное отношение к японцам как к низшей расе; то и дело нарушается элементарная дипломатическая этика. Не с самой лучшей стороны показаны американцы и по отношению к русским, терпящим бедствие у берегов чужой страны и могущим рассчитывать на помощь американцев даже по международному праву.
Роман «Симода» продолжает сюжетно-композиционную основу первого романа. Эта часть цикла примечательна и интересна тем, что адмирал Путятин заключает впервые в истории трактат о дружбе и торговле с Японией. Этот договор имел огромное политическое значение, и он усиливается тем, что между Россией и ведущими европейскими государствами – Францией, Англией шла кровопролитная Восточная война, которую называли в истории «Крымской». Роман захватывает живостью сцен, достоверностью бытовой обстановки, выверенностью жизненных деталей, зримостью образов. Это касается не только описания быта русских матросов. Жизнь японцев изображена писателем не менее впечатляюще – автор знакомит читателя с обычаями, взглядами, бытом самых разных социальных кругов этой древней страны. [33]
Для первого и самого важного знакомства двух народов он отбирает эпизод, передающий глубину народного характера — японских рыбаков и русских матросов, в общем-то продолжающих оставаться в душе теми же крестьянами, тоскующими по плугу, косе и топору. Трудовой человек оказывается богаче и естественнее сердцем, чем любой государственный чиновник, несмотря на всю изысканную маску внешней респектабельности. Простые люди, будь это японский рыбак или русский матрос, сразу находят между собой общий язык: «Отошла пена, и стало видно множество барахтающихся людей. Это и рыбаки, и эбису, все вместе барахтаются, словно дерутся в воде; оказывается, они хватаются за черную лодку эбису. Толпа на берегу держалась за канат, не давая унести людей с лодкой в море. Подбежали теперь и старики, и женщины, и дети, и полицейский, все держались за крепкий канат, упирались и тянули его сюда к берегу…Волна на откате еще раз ударила в толпу и заплескалась. Ударила здорово, как всегда на мели, некоторые перевернулись и многие упали, но их тянули остальные за привязанные крепкие веревки. И всех тянули крестьяне, те, кто всегда является главной трудовой силой» [28; 264 ].
Н.П. Задорнов сумел почувствовать своеобразие и колорит новой для себя страны и передать его не только в своем авторском восприятии, но и через восприятие русских, впервые попавших в Японию, сумел увидеть Японию глазами людей Путятина. Морякам Путятина во время их пребывания в Японии не раз приходила в голову мысль, почему, имея такую природную жемчужину на Камчатке, как Авача, русские не поэтизируют красоту и богатство своих природных заповедных мест?! Отчего это? От нашего небрежения или от чрезмерного богатства? Образами японских святынь писатель как бы призывает нас бережнее относится к собственным святыням.
В романах часто «слышится» голос самого Путятина, повествование иногда как бы ведется и от его лица. Но это не открытые монологи. Такой прием проникновения во внутренний мир героев Н.Задорнов использует для изображения той описываемой эпохи. Пониманием действий русской экспедиции, как важных и нужных именно для будущего завершается второй по счету роман японского цикла.
Роман «Хэда» хронологически и историко-тематически продолжает историю о русских аргонавтах. В центре повествовательной структуры данного романа находиться образ японского народа. Соединение исторически характерной детализации и выявленных социально-психологической мыслью автора глубинных закономерностей народной жизни и национальной судьбы – задача творчески из самых сложных. Политические страсти, сложившиеся между Россией, Японией и Америкой, не отодвигают на периферию сюжетного действия жизнь простого народа, его отдельных героев. [34]
Одним из равноправных композиционных центров становиться маленькая японская деревушка Хэда, вместе с которой в романе появляется тема крестьянского бытия. По своему методу психологического анализа, писатель раскрывает присущий только данному народу психологический склад через особенности его нравственных, религиозных представлений, культовых обрядов.
Конкретизируя образы простых тружеников – японцев, писатель пытается создать общий портрет японского народа, выделяя в них преданность идее величия нации при скромности, незаметности, добросовестности и исполнительности каждого в отдельности.
В третьем романе, сцены строительства шхуны написаны с большим знанием предмета, писатель попытался передать те волнующие чувства, которые охватили и японцев, и русских в акте труда. Именно труд является основным фактором сближения двух наций.
Автор, проявивший абсолютное знание парусного кораблестроения, последовательно проводит читателя через все этапы строительства двухмачтовой парусной шхуны.
Художественную ценность романа составляют великолепно описанные образы японских женщин, носящие романтический характер, исполненные поэтичности описания природы, обычаев. С большим мастерством писатель знакомит читателя с обычаями и обрядами, неизвестной для европейцев страны.
Четвертый, заключительный роман Н.Задорнова «Гонконг» начинается с эпизода возвращения адмирала Путятина в Петербург. В романе глубоко и тщательно анализируются автором сложные отношения сторон – Китая, Англии, России и Америки, интересы которых столкнулись на Дальнем Востоке. [35]
Следует отметить, что от романа к роману развиваются горизонты повествования, усложняется проблематика, что свидетельствует об эволюции прозы Н.П. Задорнова.
С уважением Н.П. Задорнов показывает законных хозяев Гонконга – китайских людей. И вполне закономерен сюжетный комплекс романа, стержневой основой которого является уважение к культуре, истории, обычаям, религии азиатских народов, которое в противовес высокомерию к местному населению со стороны английских колонизаторов и американских дельцов проявляют русские моряки и дипломаты.
Таким образом, в романе «Гонконг» рассматриваются события, когда экспедиция адмирала Путятина возвращается к берегам России.
Наивно было бы полагать, что можно с полной объективностью — один к одному — воспроизвести какой-либо отрезок прошлого во всех его аспектах. Главное для исторического писателя Н.П. Задорнова — не событийная сторона времени, как бы увлекательна она ни была, и не бытовая фактура эпохи, какой бы она ни казалась колоритной, а духовный опыт народа в его уникальности, нравственный опыт конкретной исторической личности, ее мировосприятие, психический склад. Достоверность достигается воспроизведением не только материальной фактуры эпохи, но и сознания человека, принадлежащего этой эпохе; любая фальшь и камуфляж под историческую действительность разрушают эту столь трудно достигаемую иллюзию реальности. Точность этого воспроизведения зависит от уровня знаний писателя и, главное, от его таланта. [39; 67]
Но здесь писателя может подстерегать серьезная опасность, которую не всегда удается избежать даже литераторам самого высокого уровня. Эта опасность заключается в нарушении соотношения элементов прошлого и настоящего, в насильственном вторжении в мировосприятие героя сознания самого автора. В подмене героя автором. И ущерб тут происходит не только смысловой, но и чисто художественный. Писателю, к счастью, удается избежать этого сдвига исторической реальности. Позиция Н.П. Задорнова — это позиция вдумчивого художника, не падкого на дешевые сенсации.
В целом же творческие поиски Н.Задорнова в жанре исторической романистики обогатили русскую литературу новыми открытиями, опытом, плодотворно используемым ныне многонациональным искусством слова.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Социально-политические преобразования в обществе, произошедшие в конце ХХ столетия и пробудившие интерес к истории государства и проблемам «человек и история», «личность и государство», привлекли внимание к малоизвестным историческим произведениям; возродили интерес литературоведов к жанрово-стилевому аспекту исторической прозы.
Исторический роман «Цунами» об адмирале Путятине, его сподвижниках, которые участвовали в дальневосточной эпопее, и о сложности становления русско-японских отношениях, занял заметное место в исторической литературе. Это первый и, несомненно, наиболее значимый из романов японского цикла. Впоследствии Н.П. Задорнов создал еще ряд романов относящихся к этой теме. В создании цикла романов несомненно проявились тенденции к эпизации романа. Циклизация, к которой обратился Н.П. Задорнов, продиктована замыслом эпического изображения действительности.
Развитие исторического повествования циклизованного типа говорит об эволюции и обогащении многонациональной литературы. Исторический роман циклизованного типа – это жанровое образование, состоящее из нескольких автономных произведений, которые связаны между собой проблемно-тематической и сюжетно-композиционной основой, идейно-эмоциональной направленностью, наличием общих действующих лиц, «близостью» художественно-исторического пространства и времени, нравственно-эстетической преемственностью произведения.
В исторических романах циклизованного типа важна не столько подчиненность целому, сколько сама связь частей.
Несомненно, романы о русско-японских отношениях, составившие цикл «Аргонавты» (так называемая «Сага о русских аргонавтах»), являются историческим циклизованным произведением. Исследование показало наличие всех признаков, которые современные критики считают основополагающими для жанра исторического романа: документальность, изображение реальных исторических лиц и событий, временная дистанция между событием и временем написания произведения.
Фундамент романов Н.П. Задорнова составляет документальная основа: многочисленные отчеты морских экспедиций, данные архивов, тексты исторических межгосударственных договоров и т.п.
Основные его герои — реальные исторические лица. Центральной фигурой, главным «аргонавтом» является русский адмирал Евфимий Васильевич Путятин, руководитель русской морской экспедиции, уполномоченный заключить первый в истории русско-японский договор о мире и сотрудничестве.
Н.П. Задорнов считал, что многие русские ученые и путешественники, сделавшие в истории величайшие открытия, несправедливо забыты. И ему хотелось своими романами привлечь внимание к тем событиям в российской истории, о которых не любят упоминать на Западе, где историки считают, что все значительные события в мире должны осуществляться по сценариям, написанным или утвержденным Западом. Впервые в художественной литературе был освещен приход в Японию русских и американцев (в меньшей степени — англичан).
В соответствии с жанром исторического романа кроме реальных исторических лиц автор вводит и большое количество вымышленных персонажей: русские матросы, японские крестьяне, рыбаки, полицейские, чиновники. Н.П. Задорнову удается мастерски выполнить основную задачу исторической прозы: изобразить цепь реальных событий со всем возможным драматизмом. В последовательности описываемых писателем событий можно выделить завязку (начало экспедиции адмирала Путятина к берегам далекой Японии), кульминацию (крушение единственного корабля русской экспедиции «Дианы» во время цунами) и развязку (возвращение домой на построенной в Японии шхуне после подписания договора).
Повествуя о далеком прошлом, Н.П. Задорнов как бы все время проецирует его в настоящее, и одной из заслуг автора является то, что он художественно отображает миролюбивую политику России в отношении своего восточного соседа — Японии с первых шагов установления дипломатических отношений. В историческом цикле о русских аргонавтах четко прослеживается историко-политическая и художественно-эстетическая концепция Задорнова как писателя-историка: приоритет русских на Дальнем Востоке; народ — движущая сила истории; страна должна помнить своих героев.
Художественная эпопея об экспедиции адмирала Путятина соответствует принципу исторической правды, которого должен придерживаться автор исторического произведения. Четыре книги писателя: «Цунами», «Хэда», «Симода» и «Гонконг» — были изданы в Японии, что свидетельствует о правдивости рассказанной в этих книгах истории жизни русских моряков в еще закрытой и опасной для иностранцев Японии. Писателю удалось преодолеть многовековой барьер непонимания между двумя странами [40; 24].
Таким образом, основа целостности исторических романов Н.П. Задорнова – поэтапность историко-логического развития общей мысли – освоение и открытие новой страны Японии, общность персонажей и сюжетных линий, нравственно-эстетическая преемственность романов.
В целом анализ всего цикла «Аргонавты» позволяет прийти к выводу о появлении в русской литературе новой жанровой разновидности исторического романа с психологической и философской ориентацией, характеризующегося развернутой пространственно-временной экспозицией, панорамностью и документализмом, интересом к важнейшим моментам отечественной истории, а также внимании к внутреннему миру человека, к постановке и решению многих общечеловеческих проблем.
Н.П. Задорнову удалось реалистично показать дух времени, прорисовать черты истинного патриотизма, рассказать читателям обо всей неоднозначности русско-японских отношений (пусть и на коротком временном отрезке), таких сложных и интересных. Цикл романов о русских аргонавтах, охватывая малоисследованный художественно период отечественной истории, наряду с романами В.Шишкова, К.Седых, Г.Маркова, Вс. Иванова, становится в ряд наиболее значительных советских исторических романов, внося существенный вклад в исследование национального русского характера, истоков его героизма.
Исторический цикл «Аргонавты» явился существенным вкладом в новое тематическое направление советской исторической романистики — освещение мирных усилий русской дипломатии по сохранению мира и установлению добрососедских отношений с пограничными государствами.
Историческая проза Н.П. Задорнова гуманистична. Писатель пишет о мужестве русских путешественников и землепроходцев, пишет об истории малых народов, населявших территорию Сибири и Дальнего Востока, красочно изображая их быт, нравы, привычки, семейные споры и житейские неурядицы; описывает дальневосточные экспедиции отважных русских моряков. Через творчество писателя можно максимально приблизиться к истории, ощутить ее красоту и энергетику.
Романы Н.П.Задорнова сохраняют свою актуальность, потому что в них раскрывается преемственность поколений людей, боровшихся за лучшую жизнь, в них писатель обращается к нашему времени, к людям, воплощающим в жизнь вековую мечту тружеников Дальнего Востока и всей страны. Творчество Н.Задорнова воспитывает любовь к Родине и её природе, истории и традициям.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
- Сидоров А. Историческая проза Ю. Давыдова 1960-х – 2000-х гг.: проблематика и поэтика. Автореф. дис. канд. филол. наук. — Магнитогорск, 2009. — с. 19.
- Щедрина H. Исторический роман в русской литературе последней трети XX века. Автореф. дис. д-ра филол. наук. — М., 2001. — с. 20.
- Петров С. Русский советский исторический роман. — М., 1980. — с. 437.
- Современная иллюстрированная энциклопедия. Литература и язык. — М., 2006. — с. 490.
- Пауткин А. Советский исторический роман. — М., 1958. — с. 230.
- Толстой А. О литературе. — М., 1956. — с. 270.
- Пауткин А. Исторический роман 60 -70 гг. — М., 1980. — с. 324.
- Никольский Е. В. Романы Всеволода Соловьева: осмысление истории, поэтика жанра : дис. канд. филол. наук. — М., 2008. — с. 151.
- Крившенко С. Дальневосточная тема в русской литературе конца XIX века. — Владивосток, 1989. — с. 123.
- Чмыхов Л. Писатель и история: О советском историческом романе 60 – 70-х годов. — Ставрополь. 1982. — с. 340.
- Толмачев Б. Связь времен. – Алматы, 1998. — с. 210.
- Оскоцкий В. Роман и история. М., 1980. — с. 376.
- Андреев Ю. Исторический роман. – М., 2007. — с. 293
- Кузнецов М. Советский исторический роман. – М. — 1956. — с. 305.
- Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики. – М. – 1965 — с. 301.
- Толмачев Б. Человек и история. – Алматы, 2006. — с. 389.
- Гвоздева А. Колокола истории. — М., 1984. — с. 495.
- Ромадановская Е. Русская литература на пороге нового времени. — Новосибирск, 1994. — с. 298.
- Гузенко Г. Н.П. Задорнов и его роман «Амур-батюшка»: Пособие для учащихся, студентов педагогических вузов и учителей литературы. — Хабаровск, 2000 г. — с.180.
- Еселев Н. Творчество Н.Задорнова. — М., 1959. — с. 320.
- Задорнов Н. Путь к книге // Молодая гвардия. 1956. — с. 19.
- Задорнов Н. Капитан Невельской. — М., 2004. — с. 415.
- Сухнев В. История всегда современна. Беседа с писателем//Лит. Россия. — 1988 г. — с. 31.
- Сарсекеева Н. Современный исторический роман. Проблемы изучения. – Караганда, 1995 г. — с. 360.
- Швецова Л. Творчество Николая Задорнова//3адорнов Н. Собрание сочинений. — М., 1977. — с. 198.
- Зорин М. Дороги истории: О творчестве Н.П.Задорнова. — М., 1960. — с.205
- Варфоломеев И. Советская историческая романистика: проблемы типологии и поэтики. — Ташкент., 1984. — с. 448.
- Задорнов Н. Цунами. — М., 2001. — с. 383.
- Аристотель. Поэтика. — М., 1990. — с. 270.
- Воробьева Н. Принципы историзма в изображении характера. — М., 1978.
- Иванов В. Соотношение истории и современности как методологическая проблема. — М., 1973. — с. 430.
- Задорнов Н. Избранные сочинения. — М., 1990. — с.402.
- Задорнов Н. Симода. – М. – 2009 — с. 360.
- Задорнов Н. Хэда. – М. – 2009 — с. 400.
- Задорнов Н. Гонконг. – М. – 2009 — с. 340.
- Вишневский Вс. //Дальний Восток., 1973. — с. 52.
- Сиповский А. Из истории русского романа. – М., 1991. — с. 190.
- Рахманина А.Х Воскрешение народной памяти в исторической романистике. – М., 1994. — с. 415.
- Гуйсенов Ч. Этот живой феномен. – Владивосток, 1999. — с. 174.
- Фидарова Р. Герои. Характеры. Жизнь. — М., 1990. — с. 207.
- Дарвин М. Циклизация в лирике//Исторические пути и художественные формы – Кемерово, 1987. — с. 70.