Речь первая
Я вновь хотела бы поговорить об исправлении. В очередной раз убеждаюсь в том, что если и возможно в России подлинное образование, то это всегда самообразование. Сам себя не научишь — никто не научит. А если и научат, то невесть чему.
Да, с этой властью у меня много, чрезвычайно много стилистических разногласий. Их так много, что количество становится критический.
Чему нас могут научить гос. органы? Как меня может воспитать колония, а вас — канал, скажем, Россия-1?
Бродский (нобелевская лекция): «Чем богаче эстетический опыт индивидуума, чем тверже его вкус, тем четче его нравственный выбор, тем он свободнее — хотя, возможно, и не счастливее».
Мы вновь в России оказались в таких обстоятельствах, что сопротивление, и не в последнюю очередь сопротивление эстетическое, оказывается нашим единственно нравственным выбором и гражданским долгом.
Эстетика путинского режима — эстетика охранительная, и она неслучайно, но последовательно, настырно цитирует и воссоздает эстетики двух режимов, исторически предшествующих, — эстетику царско-имперскую и дурно понятую эстетику соцреализма с его рабочими условного Уралвагонзавода. Воссоздание это производится настолько топорно и нерефлексивно, что идеологические аппараты текущего политрежима не заслуживают никаких похвал. Даже пустое место соблазнительнее и привлекательнее — своей минималистичностью, и любое государственное учреждение в России, тем более — столь важная часть репрессивной машины государства, как колонии — эту никчемную эстетику подобострастно воспроизводят.
Так, если вы женщина, тем более — молодая и хоть немного привлекательная, то вы просто обязаны участвовать в конкурсах красоты. Если участвовать не будете — не дадут УДО, сославшись на игнорирование вами мероприятия «Мисс Очарование». Не участвуете — значит, по заключению колонии и вторящего ей суда, не имеете активной жизненной позиции. А я утверждаю, что моя принципиальная и тщательно продуманная жизненная позиция — феминистская, антипатриархальная, эстетически нонконформная — и проявляется в бойкоте «Мисс Очарования». Моя позиция — и только моя, а не охранительская позиция лагерного начальства, — в изучении моих книг и журналов, время чтения которых я с силой отбираю у колонистского отупляющего распорядка дня.
Нас везде — в школах, в тюрьмах, в университетах, на избирательных участках и перед экранами телевизоров — учат подчиняться, врать, недоговаривать; произносить «да», когда хочется сказать «нет!». И наша большая, цивилизационная задача — воспитать в себе, в своих детях и друзьях, противоядие этому подчинению, съедающему человека.
Я требую назвать вещи своими именами: да, я не прошла колонистский тест на лояльность охранительской системе ценностей и эстетике в частности, но в активной жизненной позиции мне отказывать просто смешно.
Не менее смешны вменяемые мне так называемые «нарушения». Да, я выносила из камеры СИЗО свои записи, фиксирующие тот ад и те нечеловеческие условия, которыми меня встретил московский следственный изолятор. Естественно, оперативники СИЗО невероятно на меня разозлились, вменили нарушение, а также совершенно противозаконно запретили делать даже у себя в камере какие-либо записи, касающиеся изолятора, и шмон за шмоном последовательно <отнимали> из моей камеры все подобные тексты. Да, я, будучи госпитализирована с сильными головными болями в колонистскую больницу, не отвесила земной поклон одному из местных оперов. Он был обижен. Да, я была в клубе ИК-14. И что? Ведь в Зубово-Полянском суде, рассматривавшем мое УДО, от меня требовали именно участия в клубной жизни колонии.
Моей подруге Маше Алёхиной отказывают в УДО из-за того, что она — о ужас! — находилась на рабочем месте без белого платочка. Интересно, когда суд выносит подобные постановления, он сам понимает, что делает?
Я знаю, что в России, которая ходит под Путиным, мне никогда не получить досрочного освобождения. Но я пришла сюда, в этот суд, чтобы ещё раз высветить абсурдность нефтегазового сырьевого правосудия, обрекающего людей на бессмысленное лагерное прозябание, ссылаясь на записи и платочки.
***
Не тот ли это случай: в чужом глазу соломинку не видишь… ?
Корректно ли, применяя к осужденным гулаговские стандарты соблюдения прав человека, говорить об исправлении осужденного? Не компрометируется ли тем самым самом понятие исправления? Быть может, это слово уже стоит сегодня в ряду тех слов-перевертышей, что характерны для тоталитарной идеологии? И если свобода — это рабство, то исправление, надо думать, это встраивание в рабский порядок, нерефлексивное подчинение нормам и правилам большинства, следующего за сильным, имеющим власть и монополию на легитимное насилие, сколь нравственно сомнительным ни был этот сильный.
Что важно понимать тому, кто обладает силой и властью подавлять сегодня — никто и ничто не может гарантировать, что то же будет у него завтра. Власть конечна, и это знание более неизбежно, чем 2×2=4. И то понимая, любая власть должна саму себя ограничивать. Во имя собственной же будущей безопасности.
Воспитание конформного большинства, исправление — исправление! — личности в послушную массу, несомненно, сыграет когда-то злую шутку с власть имущими. Потом что власть, которая держится на лояльности и готовности к подчинению, а не на продуманных принципах и убеждениях граждан — это слабая власть. Если ваша власть держится на индифферентности или даже страхе людей, то это очень плохая новость для вас. Не ожидайте верности от них — завтра тот, кто из конформности отдавал голос Путину, встанет на сторону другого/другой, в ком почувствует новую власть.
Раньше я расстраивалась, когда слышала аргумент «Если не Путин, то кто?». Сегодня он меня радует, всё больше радует. Поскольку этот аргумент означает не верность Путину, а, напротив, его подспудное неприятие.
Альтернативы же растут. Растут, в том числе и из-за неумелых, панических, репрессивных действий власти. То, как непоследовательно, смешно, буквально переобуваясь в воздухе ведёт себя власть по отношению к Алексею Навальному, который, напротив, проявляет принципиальность, смелость и верность своим убеждениям, наращивает политический капитал не власти, но Навального.
Я горжусь всеми, кто готов, жертвуя собой, отстаивать свои принципы. Лишь так происходят большие политические, ценностные, эстетические перемены.
Я горжусь теми, кто пожертвовал своим комфортом и летним вечером, кто 18 июля вышел на улицы, чтобы утвердить свои права и защитить свое человеческое достоинство.
Я знаю, это наша символическая власть, растущая из убежденности и смелости, год от года крепнущая, конвертируется в нечто большее, и тогда у Путина и его хлебников больше не станет власти государственной.
http://echo.msk.ru/blog/tolokno_25/1123268-echo/
