По мнению Юлии Иоффе, в отношении россиян к пережившим теракты французам много сострадания, но мало сочувствия
Театральным зрителям понадобилось несколько мгновений, чтобы понять: вооруженные боевики, стреляющие в воздух на сцене, — не часть спектакля. Некоторые пытались убежать, но было поздно: боевики захватили театр и уже начали минировать колонны в зрительном зале. На сцене они повесили исламистский флаг и объявили заложникам, что это возмездие за войну, которую их страна развязала против них и их мусульманских собратьев.
Но они говорили не о Сирии, а о Чечне, и это было не в «Батаклане» в Париже, а в театре на Дубровке в Москве. Не 13 ноября 2015 года, а 23 октября 2002. Публика пришла не на выступление группы Eagles of Death Metal, а на мюзикл «Норд-Ост». И чеченские боевики удерживали театр не два часа, а больше трех дней, все это время не позволяя 900 заложникам пользоваться туалетами и заставляя их использовать вместо них оркестровую яму.
Как и Парижу, Москве тоже знаком террор, внезапно врывающийся в космополитичную ночную жизнь города. Для московских корреспондентов западных изданий трудно было, наблюдая за террористическими атаками в Париже, не подумать о параллелях с тем, что случилось тринадцать лет назад в театре на Дубровке, отчасти еще и потому, что оба нападения — и в «Батаклане», и на Дубровке— привели к многочисленным жертвам.
И в пятницу, когда на Париж обрушился террор, москвичи могли представить себе, что чувствовали парижане. В субботу утром у посольства Франции в Москве образовалась транспортная пробка. К посольству несли цветы, на мостовой появился гигантский погребальный костер из стеблей и лепестков. Люди стояли в длинной очереди, чтобы оставить запись в книге соболезнований. Многие плакали, даже те, кто говорил, что у них нет близких людей в Париже. Просто они знали, что чувствовали те, кто там был. «Мы одна семья», — сказала одна женщина телеканалу «Дождь».
Но не все, кто сопереживал парижанам, сочувствовали им. Многие россияне не упустили случай упрекнуть наивных французов в том, что они сами навлекли на себя террористическую опасность. «Бойня в концертном зале «Батаклан» вообще один к одному напоминает «Норд-Ост»… Так что мы в России как никто понимаем, что сейчас происходит с французами, — написал колумнист Егор Холмогоров в прокремлевской газете «Комсомольская правда» и тут же обвинил в террористической атаке французскую «оргию толерантности». Как и некоторые другие в России, Холмогоров утверждает, что вина лежит также на французской интервенции на Ближнем востоке — этот «грех» не меньше, чем толерантность.
Зрители убегают из захваченного концертного зала «Батаклан». Фото: Daniel Psenny / Le Monde / AFP
Алексей Пушков, председатель комитета Госдумы по иностранным делам, в телевизионном выступлении возложил ответственность за атаки в Париже на возглавляемую США коалицию, сражающуюся против «Исламского государства».
«Франция платит за свое активное участие в дестабилизации Ближнего Востока, а также излишне гостеприимную политику в вопросе миграции», — написал колумнист «Известий» (Павел Святенков. — Открытая Россия), еще одной прокремлевской газеты, которая наутро после терактов злорадно пророчила обвал евро и французского туризма. А одна либеральная российская обозревательница (Карина Орлова. — Открытая Россия) обвинила в атаках на Париж французскую социальную систему, которая привлекает «этих чудесных людей, не терпящих европейскую цивилизацию во всех ее проявлениях» и платит им за то, что они там живут.
Даже один из спецназовцев, штурмовавших театр на Дубровке, присоединился к осуждению Франции, критикуя французские силы безопасности за то, что они позволили случиться терактам.
Многие россияне говорят о боли, которую чувствуют из-за того, что по всему миру не было такой реакции, когда две недели назад российский авиалайнер разбился над Синайским полуостровом. Безусловно, сочувствие к Франции — это прекрасно, но где были перекрашенные в цвета российского флага аватары пользователей Фейсбука после той катастрофы, — спрашивают они. На некоторых российских светских знаменитостей накинулись в соцсетях, когда они написали, что их сердца с народом Франции: «где были их сердца 31 октября, когда самолет, полный российских пассажиров, взорвался в небе Египта?»
Кое-кто, все еще лелея свой гнев по поводу карикатуры в Charlie Hebdo, где сравнили авиакатастрофу с порнографией, начал субботу с саркастических пассажей на тему «будет ли французский сатирический журнал высмеивать теракты в Париже». К полудню тон таких комментариев стал торжествующим: журнал объявил, что карикатур на эту нему не будет. Егор Холмогоров написал, что никаких извинений из Елисейского дворца за Charlie Hebdo не было, и продолжил: «Поэтому все выражения сочувствия, увы, приходится начинать с оговорки: «несмотря на ваши издевательства над терактом против нас, мы вам очень сочувствуем»». Стоит добавить, что Кремль официально так и не назвал причину катастрофы, очень похожей на теракт.
Другие россияне предложили французам множество советов и аналитических рассуждений. Они вспомнили масштабные политические перемены, которыми сопровождались теракты в России, включая отмену губернаторских выборов и общий зажим свободы слова и прочих политических свобод. «Французский мейнстрим будет смещаться вправо, здесь нет никаких сомнений, — сказал Федор Лукьянов, главный редактор журнала «Россия в глобальной политике». — Неважно, как партии будут называться, но все они будут действовать в другой парадигме».
Другие высказываются в командном тоне. Один российский журналист написал в твиттере: «Если у французов еще осталась гордость, следующим президентом Франции станет Марин Ле Пен». В своей обычной клоунской манере Владимир Жириновский даже предложил эвакуировать граждан Франции в Россию. «Франция в перспективе станет новым Арабистаном. Мы должны будем постепенно прощаться с Францией, так как она все равно будет вынуждена принимать беженцев», — сказал он.
Более проницательные политики нащупали геополитическую возможность и попытались что-то из нее выдоить. Если французы, пострадав от террора, оказались в оной лодке с россиянами, зачем им ссориться из-за деталей вроде Крыма? Почему не объединиться в борьбе против общего врага? «Запад должен перейти от фиктивной войны с ИГИЛ к реальным военным действиям в Ираке и в Сирии, — написал в твиттере Пушков. — Нужна военная и политическая координация с Россией». Он же пишет: «Россия воюет в Сирии с теми, кто взорвал Париж и объявил войну Европе. Пора Западу перестать критиковать Москву и создать общую коалицию».
Неистовый депутат Ирина Яровая, возглавляющая думский комитет по безопасности, выразила похожее мнение. «Терроризм является самой главной глобальной угрозой для всех стран, поэтому необходимы незамедлительные решения и скоординированные действия в борьбе с терроризмом», — сказала она.
Это уже не первая попытка России использовать масштабную террористическую атаку против Запада, чтобы как-то прикрыть ее политические отличия от США и Европы. Президент России Владимир Путин первым из мировых лидеров позвонил президенту США Джорджу Бушу 11 сентября 2001 года. С этого началось десятилетнее сотрудничество между США и Россией в области борьбы с терроризмом, и оно, похоже, даже пережило западные санкции против Москвы.
Но есть несомненный оттенок злорадства в тоне умудренного опытом старшего брата, в котором россияне говорят о парижских терактах, и есть ощущение, что они воспринимаются как наказание — за то, что принимают беженцев, за то, что не закрыли Charlie Hebdo, за «оргию толерантности». Но если терроризм — это наказание, заметила Маша Липман, московский политический аналитик, «не похоже, что эти люди думают о том, за какую политику наказана Россия».
Во время акции памяти, посвященной 13-й годовщине захвата театрального центра на Дубровке. Фото: Сергей Савостьянов / ТАСС
Если опыт Москвы о чем-то говорит, то Париж ожидает волна гнева, жажда мести и крови. Но такие параллели допустимы лишь до определенной степени. Есть фундаментальная разница между парижанами и москвичами, возможно, из-за фундаментального различия в отношении Елисейского дворца и Кремля к народам, которые они представляют.
Если посетители концерта в «Батаклане» были убиты террористами «Исламского государства», то большинство жертв на Дубровке погибли от рук своих спасателей. Перед рассветом 26 октября 2002 года, после трех дней промедления, российские спецназовцы из подразделений ФСБ «Альфа» и «Вымпел» приступили к операции. Но перед началом штурма театра они пустили туда газ — анестетик на основе фентанила, — который усыпил и террористов, и заложников. Нейтрализовав террористов, спецназовцы вынесли бесчувственных заложников наружу, положили их на мостовую, некоторых из них свалили друг на друга. Машины скорой помощи не приезжали больше часа, а когда приехали, их оказалось недостаточно, и людей, сложенных, как дрова, просто перетащили в автобусы, где многие задохнулись, проглотив свои языки, или захлебнулись рвотой. Так умерли сто тридцать российских заложников, и все это закончилось лишь неохватными извинениями Путина — человека, отдавшего приказ об операции.
Разница между Парижем и Москвой — это разница между штурмом «Батаклана» за пару часов и еще живыми жертвами на Дубровке, сложенными, как дрова. Это разница между трезвыми публичными отчетами о провалах служб безопасности и дежурными извинениями Путина перед семьями, потерявшими любимых людей, отсутствием ответов на вопросы о примененном при штурме газе. Нет мест, которые больше заслужили бы террор, чем другие, более достойных сочувствия, чем другие, но то, как по-разному Москва и Париж ответили на два пугающе похожих теракта, может сказать многое о том, что значит жить в каждом из этих городов.
Оригинал статьи: Юлия Иоффе, «Из России со злорадством», Foreign Policy, 15 ноября
