Как и почему на аннексированном Россией полуострове пропадают крымские татары и кто за этим может стоять.
После аннексии Крыма Россией на территории полуострова участились случаи пропажи людей, преимущественно из числа крымских татар. В Следственном комитете Крымаутверждают, что «массовых исчезновений крымских татар на полуострове нет».
Последний пропавший – Эрвин Ибрагимов, член регионального Меджлиса. Мужчина пропал ночью недалеко от своего дома в Бахчисарае. Около полуночи Эрвин позвонил своему отцу, чтобы узнать, где хранятся документы на машину. Через несколько часов, отправившись на поиски, отец обнаружил машину своего сына брошенной недалеко от дома: двери были открыты, ключи вставлены в зажигание. Утром следующего дня Эрвин собирался с коллегами поехать в Судак, где был назначен суд над крымско-татарскими активистами, но он так и не появился на встрече. Ни родители Эрвина, ни его коллеги не знают, где он может находиться.
Сам момент похищения зафиксировали камеры наружного видеонаблюдения, размещенные на одном из близлежащих магазинов. По мнению первого заместителя Меджлиса Наримана Джелялова, на видео зафиксированы люди в форме сотрудников ДПС, которые остановили Эрвина Ибрагимова, забрали его из машины и посадили в другой автомобиль, после чего уехали. «Налицо факт похищения, на наш взгляд. Потому что, если бы было задержание, то по закону Эрвин имел право сообщить ближайшим родственникам и позвонить адвокатам», – рассказывает Джелялов, отдельно отмечая, что крымские татары не в первый раз сталкиваются со случаями, когда люди в форме сотрудников правоохранительных органов, в частности ДПС, участвуют в противозаконной деятельности.
Похищение Эрвина Ибрагимова, видео с камер наблюдения:
Спустя несколько дней жителем Бахчисарая на улице были найдены паспорт, водительские права и трудовая книжка Эрвина Ибрагимова. Официальных сообщений от правоохранительных органов полуострова относительно судьбы активиста нет. Нариман Джелялов полагает, что похищение молодого активиста призвано посеять страх среди остальных:
– На данный момент нет никакой информации о его местонахождении, здоровье, живой он или нет. К сожалению, ничего не известно. Почему именно он? Мы все теряемся в догадках, потому что он только начинал активную политическую деятельность, чем-то особым прославиться не успел, но почему-то выбор пал именно на него. Возможно, похищение такой фигуры должно посеять страх среди остальных.
– Сколько человек пропало с момента аннексии полуострова?
– Называются разные цифры. В Киеве говорят примерно о двух десятках человек, мы склонны говорить о меньшем количестве пропавших. Несколько из пропавших были позже найдены мертвыми – Решат Аметов и Эдем Асанов. Последнему приписывают самоубийство через повешение, но очень многие из нас сомневаются, что правоохранительные органы объективны. Все остальные пропавшие ребята, по нашим подсчетам, это около полутора десятка человек. Некоторые из них пропали два года назад, но до сих пор ни у нас, ни у родственников никаких известий нет.
– Похищают только активистов или есть случаи, когда похищают обычных граждан?
– Пропадают разные люди. В частности, пропал один парень и мы сначала не поняли, что могло побудить кого-то похитить его, пока не обнаружилось, что он состоял в группе футбольных фанатов, которые в феврале 2014 года выступали за территориальную целостность Украины. Мы считаем, что это могло быть как-то связано с его исчезновением. На тот момент ситуация была слабо контролируемая, повсюду находилась крымская «самооборона», а это люди, которые не были проверены ни на психологическое состояние, ни на дисциплину. В «самооборону» набрали кого угодно, и они могли действовать из своих собственных побуждений.
К сожалению, сейчас доказать мы ничего не можем, у нас есть только предположения. «Самооборона» уже не действует так активно, поэтому, если происходят исчезновения, мы считаем, что в этом замешаны силовые структуры – как в случае с Эрвином Ибрагимовым. Таких людей, которых мы считаем именно похищенными, восемь человек, ответственными за это мы считаем силовиков.
Во-первых, их прямая задача – обеспечить безопасность, но подвижек в расследованиях мы пока не наблюдаем, а в некоторых случаях мы полагаем, что причастны они сами. Мы не можем сделать других предположений, кому здесь еще выгодны исчезновения крымских татар. Был опубликован документ заместителя начальника ФСБ по Крыму Ибрагимова, где прямо говорится о том, что нужно всячески воздействовать на активистов крымско-татарского национального движения путем обысков и арестов. Кроме того, во время допросов многих крымско-татарских ребят сотрудники силовых органов прямо грозили им, что если те не согласятся сотрудничать, они могут стать, как сотрудники органов выражаются, «потеряшками». Из этого мы делаем вывод, что силовики планируют подобные операции и сами участвуют в них.
– Скольких полиции удалось найти?
– Вы знаете, из тех, которых ищет Меджлис (это исчезновения или похищения, которые на наш взгляд связанны с политической ситуацией), из них полиция никого не нашла, живым во всяком случае. В мае прошлого года пропали один за другим трое активистов: Леонид Корж, Тимур Шаймарданов, Сейран Зинединов. Все они в то время занимались активной деятельностью, встречались с украинскими военными в частях. Их связывают с такой организацией, как «Украинский дом». У нас есть предположения и определенные факты, говорящие о том, что это были именно похищения. Летом прошлого года в Белогорске пропали двое парней, есть свидетели, видевшие, что их насильно сажают в микроавтобус, который мы потом неоднократно видели то там, то тут в различных ситуациях. У нас есть предположение, что в этом замешаны силовые структуры.
– Крымско-татарское движение имеет богатый опыт гражданского сопротивления. У вас есть рецепт противодействия нынешнему давлению?
– Говорить о каком-то конкретном рецепте мы не можем. Что мы точно знаем и помним – это то, что наши предшественники активно использовали методы ненасильственной борьбы, наша деятельность должна совпадать с тем, что происходит вокруг Крыма. Сегодня максимум внимания мы уделяем информированности людей об опасностях, о том, как необходимо действовать в тех или иных ситуациях и, самое главное, не бояться и отстаивать собственные права. И конечно, быть вместе, информировать друг друга, не ходить по одному, – рассказывает Нариман Джелялов.
В Следственном комитете полуострова полагают, что заявления крымских татар о похищениях людей не соответствуют действительности. «Согласно статистике, из общего числа пропавших без вести крымчан (это порядка 70 человек) доля тех, кто пропал еще при Украине, и тех, кто исчез после присоединения, составляет примерно 50 на 50. Что касается национального признака, то в розыске на данный момент находятся семь крымских татар, из них трое пропали еще до перехода (аннексии Крыма. – РС), четыре – после. Также числятся пропавшими 60 лиц иной национальности», – уточняет руководитель крымского управления Следственного комитета.
С этой позицией не согласны правозащитники международной организации Human Rights Watch. «Эти исчезновения способствуют нагнетанию в Крыму атмосферы страха и враждебности в отношении всех, кто настроен проукраински, включая крымских татар, – говоритЮлия Горбунова, исследователь HRW по Европе и Центральной Азии. – Де-факто власти Крыма должны расследовать все версии этих исчезновений, включая возможность причастности к ним военизированных группировок или российских спецслужб», – сообщается на сайте правозащитной организации.
О том, как расследуются дела об исчезновениях крымских татар в Крыму, рассказывает Ольга Скрипник, координатор Крымской полевой миссии по правам человека:
– В ряде политически мотивированных похищений мы фиксируем, что следствие по надуманным причинам либо тормозит расследование, либо, по сути, его закрывает. Например, в случае сРешатом Аметовым – по сути, это первая жертва событий в Крыму 2014 года. В его случае, например, были четко установлены лица, представители «крымской самообороны», которые его похитили, посадили в машину. С них взяли свидетельские показания, однако им был присвоен статус только свидетелей, а не подозреваемых по статье «Похищение, незаконное лишение свободы». Поэтому в ряде случаев люди, которые по свидетельским показаниям, по видео причастны к исчезновению, в лучшем случае получают только статус свидетелей, но не подозреваемых в самом процессе расследования.
– По вашему мнению, почему правоохранительные органы так неохотно расследуют эти дела?
– Можно понять их мотивацию: с одной стороны, возможно, это связано с тем, что силовые структуры или руководство Крыма покрывает ряд исчезновений, особенно исчезновений 2014 года. Как, например, может быть, и с последним исчезновением Эрвина Ибрагимова. Второе – это то, что в этих исчезновениях могут быть замешаны представители либо полиции, либо других силовых структур, например, ФСБ или еще каких-либо служб. Какие еще могут быть мотивации…
Вообще характеристика некоторых событий в Крыму позволяет говорить об определенной дискриминации. Если мы говорим о преступлениях в отношении отдельных представителей (например, это могут быть представители крымско-татарского народа или различные активисты, как крымско-татарские, так и украинские), то, к сожалению, следствие на сегодняшний день в Крыму весьма предвзято. Потому что в органах следствия и в органах правосудия остались только те люди, которые открыто поддержали действия Российской Федерации, и таким образом они, в принципе, уже ангажированы. Во-вторых, например, как вделе «Хизб ут-Тахрир» (это дело, по сути, против мусульман в Крыму), отмечается опасная тенденция.
Это дело инициировано нынешним начальником крымского ФСБ Виктором Балагиным, который ранее имел несколько лет опыта работы в Башкирии. И он не скрывает, что вместе с ним в Крым перевелся ряд российских сотрудников из Башкирии. Он уже пришел в Крым с определенным стереотипом и ярлыком в отношении мусульман – как террористов и экстремистов. Хотя как раз в Крыму специфика такова, что «Хизб ут-Тахрир» никогда не был здесь агрессивной террористической организацией, они занимались только просветительской и политической деятельностью. Поэтому априори получается, что ряд следственных и силовых структур имеют предвзятое отношение к мусульманам, украинским или крымско-татарским активистам.
– Нариман Джелялов полагает, что к исчезновениям людей причастны силовики. Вы согласны с этим предположением?
– Скажем так, мы не можем исключать этого варианта. Потому что за прошлые два года было несколько исчезновений, к которым были причастны как минимум силы «самообороны», которые, по сути, подконтрольны лично Аксенову (глава Крыма Сергей Аксенов. – РС) и другим силовым структурам Крыма. Более того, если говорить о недавнем исчезновении Эрвина Ибрагимова, то есть факты, позволяющие говорить, что причастны силовые структуры. Мы разграничиваем бытовые исчезновения и исчезновения, связанные с профессиональной или общественной деятельностью людей. И ранее в делах Шаймардинова, Зинединова и других фиксировалась причастность силовых структур к исчезновениям.
– Чего добиваются новые власти от крымско-татарского движения?
– Я точно не могу сказать обо всех целях. Конечно, тут есть политические цели, поскольку крымско-татарский народ и его структуры самоорганизации имеют довольно серьезный политический и общественный вес. Поэтому для власти, которая установилась в Крыму, принципиально важно взять под контроль любые другие органы. Если посмотреть, например, практику последних десяти лет на Кавказе, то были похожие тенденции, когда с использованием антиэкстремистского, антитеррористического законодательства, с помощью ФСБ и других инструментов под контроль брались местные национальные структуры или национальные формы самоорганизации, чтобы установить полный контроль федеральных органов.
Точно так же происходит и в Крыму. Ситуация осложняется тем, что довольно значительное количество людей не согласны с действиями России в Крыму, и как раз одними из них были структуры крымско-татарского народа, в первую очередь Меджлис, который организовал, например, митинг 26 февраля [2014 года] против действий Российской Федерации и против так называемого референдума. Поэтому одна из целей, конечно, взять под контроль любые общественные и национальные формирования, которые имеют довольно серьезные интересы и влияние.
Второе, с чем это может быть связано, – это политика запугивания и установления определенных шаблонов, определенных стереотипов в обществе. Например, что мусульмане – это якобы экстремисты: что крымские татары, что Меджлис. В отношении Меджлиса очень четко сейчас прослеживаются негативные стереотипы, что это экстремистская организация, и это уже дошло до уровня решения суда. В отношении многих украинских активистов, если проанализировать язык вражды, также используется очень много негативных стереотипов: что это хунта, фашисты, бандеровцы и так далее.
Более того, стоит отметить, что очень многие высказывания, которые имеют язык вражды, открыто используются не только на бытовом уровне, их используют Аксенов, Константинов (Владимир Константинов, председатель Госсовета Крыма. – РС), прокурор Наталья Поклонская и многие другие, кто представляет власть в Крыму. И все это опасные тенденции, которые говорят о том, что нынешнее руководство Крыма поддерживает такое предвзятое отношение к уязвимым группам на полуострове, – выражает беспокойство Ольга Скрипник.
http://www.svoboda.org/content/article/27790287.html