[:ru]
«–Вы слышите меня, бандерлоги?
— Мы слышим тебя, Каа…»
// из советского мультфильма «Маугли» (1968).
Итак, когда улеглись все страсти-мордасти, вопли, пыхтение, визги и лжемудрствование «бандерлогов» казнета, можно уже озвучить нормальную, правдивую версию от Мудрого змия Каа («Каа» – это Каа-захская Традиция, Степное Знание-Даналык). Речь идет о сакраментальном вопросе: как и почему русский художник Н. Хлудов (1850-1935) в известной картине «Женщины-казашки бьют шерсть» изобразил среди женщин пару казашек полуголыми, с обнаженной грудью? (при этом на головах у них остаются тюрбаны, каз. «шылауыш»).
Ведь это было по идее неслыханным «уятом» (букв. «стыд», «срамота») и нонсенсом для казахов-мусульман? Народа, как минимум с XIV века для северных регионов, и с X века для Семиречья давно исламизированного, обычных суннитов-ханафитов, со строгим соблюдением всех адабов, этикета и регламентаций в одежде? Тем более Николай Хлудов делал зарисовки из жизни казахов именно Семиречья, аулов в предгорьях Заилийского Алатау, а не Алтая или Сары-Арки, к примеру.
Поэтому можно понять шквал негодования и недоуменных вопросов со стороны казахской молодежи в соцсетях, да и всех современных людей, интересующихся казахской историей, обычаями, ментальностью, традицией. Действительно, что это за «натурщицы Казахской Степи», явленные перед Хлудовым? Кого винить, осуждать? Или спешить очернить русского художника, который якобы сам пририсовал казашкам обнаженные груди? На данный последний вопрос можно ответить «и да, и нет» (как часто отвечали даосы). Дело в том, что Хлудов не ПРИРИСОВАЛ, но скорее… ПОДСМОТРЕЛ В ЩЕЛОЧКУ (а это принципиально важный момент, т.е. женщины не ведали о том, что их кто-то видит и тем более рисует!).
Единственное логичное объяснение данной истории – это то, что художник-путешественник Хлудов именно тайком, украдкой видел сцену валянья кошмы издали, сделав свою знаменитую зарисовку. Мы не можем, конечно, знать детали: смотрел ли он из полуоткрытой дверцы гостевой юрты, где поселяли обычно русских гостей; из-за любого ограждения, типа пристроек для скота, то ли с близлежащего холма или крыши сарая, может и с помощью подзорной трубы (заметим, что казахи Семиречья были полукочевниками). Кстати, сам художник признавался, что ему всегда было трудно уговорить кого-то позировать даже для портрета, что казахи плохо шли на контакт с «урусом»-художником, порой даже убегали от него врассыпную. Сказывался и мусульманский стереотип, запрет на изображение человека. С такими трудностями сталкивались и другие русско-европейские путешественники, краеведы. И шли порой на хитрость и уловки.
Исследователям известно, что Хлудову тоже приходилось искать разные способы, в том числе давать нехитрые подарки, деньги. Как это было обычно во взаимоотношениях европейских путешественников, фотографов с аборигенами в колониальных странах Азии и Африки, они всегда старались наладить контакт, найти общий язык прежде всего с любопытными местными мальчишками, бойкими подростками, также с простолюдинами, от которых получали нужную информацию, взамен вручая им какие-то сувениры, монеты, угощая печеньем и т.п.
Мы можем догадываться и предполагать, что Хлудов сначала услышал от снующих везде озорных аульных мальчишек о том, что изготовление кошмы в условиях натурального хозяйства кочевников – это чрезвычайно тяжелый физический труд для «слабой» половины сообщества, во время которого, т.е. многочасового битья шерсти прутьями, нестерпимой жары бывает такое, что некоторые «тетеньки», самые смелые из участниц, не выдержав духоты и ручьями льющегося пота, сбрасывают с себя верхнюю одежду.
Хотя все это происходит исключительно в кругу женщин. А еще головной убор «кимешек-шылауыш» по своему покрою, т.е. ниспадающий на грудь, по идее все равно должен прикрывать бюст, но, видимо, во время резких движений рук у женщин-работниц все же временами верхняя часть тела оголялась. Художника не могла не заинтриговать такая пикантная подробность, и с помощью своих маленьких «шпионов» он смог в конце концов стать тайным наблюдателем и зарисовщиком адских «сеансов трудотерапии» для несчастных аульных женщин.
Если бы изображенные на картине казахские женщины нач. ХХ века узнали, что их фотографирует или рисует «урус», да и любой мужчина, они бы как истинные азиатки-гульчетайки с визгом разбежались бы врассыпную, на ходу прикрывая свои груди и головы руками или чем только можно. И потому нет тут никакого «языческого культа плодородия» и связей с шаманизмом. Не стоит диванным философам и культурологам фантазировать и приписывать изможденным казахским женщинам колониального общества некую «мифологию» и ритуалы, а также мусульманство или немусульманство. Этим бедным женщинам было вообще не до религии и философии. Хотя при изготовлении кошмы, собираясь всем аулом, казашки и пытались иногда поднимать себе настроение шутками и песнями…
Вместо разных домыслов исследователям необходимо всегда учитывать социальные факторы, изучать быт и историю повседневности, пытаться понять бытовые, экономические, климатические и пр. причины происходящего. К примеру, не так давно, помним, был скандал с полуголыми узбечками из Ургенча, которые варили сумаляк к Наврузу, их наказали за неуважение к традиции, они раскаялись и пр. И что, это тоже назовем «шаманизмом»? Нет, конечно.
Причина как казахского аульного «стриптиза» нач. ХХ в., так и раздевания узбечек в 2021 году одна: во-первых, это чисто женские сборища, и никто не думал, не предполагал, что кто-то расскажет и разнесет по миру. Во-вторых, самое главное, и тем, кто валял когда-то кошмы, и тем, кто варит сегодня блюдо «сумаляк» НЕСТЕРПИМО ЖАРКО и ДИСКОМФОРТНО! Насколько нам известно, сумаляк варят чуть ли не 10 часов в огромном казане при постоянном помешивании. Вот некоторые девушки и молодухи и не выдержали, частично раздевшись,облачившись в купальники (конечно, это все таки ритуальное блюдо, и делать так нельзя).
Картина «Женщины-казашки бьют шерсть» – это всего лишь печальный эпизод безрадостной жизни казахских женщин в нач. ХХ в., в эру заката номадизма и катастрофического обеднения народа. Заметим, что Н.Хлудов нарисовал большинство своих картин о казахах в период 1918-1919 гг., а это было – уже после восстания 1916 г., конфликтов, массовых миграций в Китай, роста налогового бремени, начала гражданской войны – весьма тяжелым временем для казахского населения Семиречья и всей страны. Сама казахская культурная традиция во многом деградировала и распадалась; на деле уже был хаос, обнищание, глубокий социальный кризис.
Для сравнения необходимо отметить, что в лучшие времена своей истории кочевники Казахстана не эксплуатировали своих женщин этим адским кошмовалянием, а покупали у соседей готовые изделия, импортировали в Великую Степь персидские и «текинские» ковры (т.е. из Туркмении). В исторических источниках немало описаний величественных юрт кочевников Золотой Орды и Казахского ханства, украшенных внутри персидскими коврами.
Так что не стоит нам гордиться пресловутым кошмовалянием, этим позорным признаком бедности, рабства, самовыживания и эксплуатации женского труда. Так же, как и серебряными ювелирными украшениями (вместо золотых), упрощенной прической из двух кос «крепостных» казашек (тогда как в доколониальной традиции заплетали от 20-40 косичек), двуструнной домброй-дрындычалкой (вместо 3-8-струнными образцами с шелковыми струнами) и прочими атрибутами деградированной позднекочевнической социальной реальности.
А вот этично ли было со стороны художника Н. Хлудова так поступить, т.е. подсмотреть за несчастными, изнывающими от духоты и зноя, обливающимися седьмым потом наших прабабушек в таком неприглядном виде? По данному вопросу мнения могут расходиться. Все таки думается, что не такое уж это преступление для европейца, для неутомимого путешественника и увлеченного искусством современного художника.
Назира Нуртазина
[:]
