[:ru]
Рынок секс-услуг в России в последние годы изменился: если раньше индустрия ассоциировалась со стоящими на трассах девушками с наркозависимостью, то сейчас, по словам экспертов, типичная секс-работница — это женщина чуть за тридцать с ипотекой, детьми и контрактом с местным ЧОПом. Параллельно в разных регионах страны сейчас работают организации, чья задача — по мере сил сделать секс-работу безопасной.
Осенью 2017 года Саша (имя героини изменено по ее просьбе) приехала в квартиру к мужчине. Он встретил ее у подъезда. «С виду был нормальный вполне, хорошо одетый, разве что немножко подвыпивший, — вспоминает девушка. — Мы поднялись к нему, и когда я вышла из душа, он говорит: садись, будем говорить. Я вижу, что он пишет кому-то сообщение «все, она у меня». Я поняла, что начался *** <кошмар>. У нас был секс, не по согласию, разумеется. Отобрал у меня документы и оба телефона. Начал угрожать, что меня убьет, что сюда едут его друзья».
Девушка решила действовать хитростью: «Сказала, что за мной сейчас приедет водитель и тогда ему будет очень плохо. Он говорит: пошли на улицу, посмотрим на твоего водителя. На улице, естественно, никого нет. Я попыталась убежать, он за мной, и час бегал за мной по району с ножом». На помощь Саше, несмотря на ее крики, никто не приходил. Девушка побежала к шоссе. Как она рассказывает, ее выручило, что преследователь в какой-то момент споткнулся и упал. «Я начала его бить, в итоге у меня получилось выхватить у него один свой телефон и паспорт, остановила водителя, кричу ему: блокируй двери и едем».
Друзья убедили Сашу пойти в полицию. «Там меня очень долго морозили, в итоге приняли заявление об изнасиловании и попытке ограбления, выдали талончик. Когда мы с ментами поехали <по адресу>, нам очень повезло, он как раз из квартиры выходил. Я говорю: это он, его скрутили, мы поехали в отдел дружно, его там допрашивали. Потом меня вызвал мент и говорит:
— «Ты ж проститутка? Вы что, по деньгам не поладили? Прости человека, он контуженный» (оказалось, он раньше сидел за разбой).
— «Как, говорю, простить?»
— «Ой, ну ничего не случилось же».
Проектная работа
Секс-работой в России занимаются три миллиона человек, утверждает руководительница незарегистрированной ассоциации секс-работников «Серебряная роза» Ирина Маслова. Точной статистики нет — это расчеты по одной из методик ООН, основанной на общем количестве жителей в стране, уровне благосостояния и соцзащиты и аналогий с другими государствами. МВД России называет цифру более скромную, но тоже внушительную — по их данным, в 2013 году секс-работой в стране занимался миллион человек (более свежих данных найти не удалось).
Большинство из них — обычные люди, которым нужны деньги.
Их никто не удерживает насильно. Для 98% секс-работников это добровольный выбор, рассказывает Маслова. Сотрудник фонда по профилактике ВИЧ «Шаги» Кирилл Барский говорит, что в Москве по собственной воле работают и вовсе 99,9%.
Они не употребляют наркотики. Директор екатеринбургского фонда «Новая жизнь» Вера Коваленко говорит, что очень мало кто сейчас идет в секс-индустрию, чтобы найти деньги на дозу: «В основном все сместилось в сторону экономики: у женщин дети, иждивенцы, кредиты и ипотеки». Ей вторит Ирина Маслова: в Петербурге секс-работниц с зависимостями — около 5%.
Они не стоят на улицах. К 2019 году секс-индустрия практически полностью переехала в апартаменты и интернет. В Петербурге, говорит Маслова, на трассах стоят максимум 10%. А в Екатеринбурге, например, по словам Коваленко, на улицах работает так мало девушек, что «мы их знаем в лицо и по именам и буквально можем пересчитать».
И в целом это взрослые ответственные люди. Например, по словам Масловой, средний возраст секс-работницы в Петербурге сейчас — 32-34 года, и у нее в 90% случаев есть дети (раньше до половины были бездетными и примерно на пять лет моложе). Юрист Алена Механошина — она живет в Екатеринбурге и защищает женщин в полиции и судах — вспоминает: «Когда я начала работать с девушками, я была поражена, что у многих есть образование, высшее в том числе. Но еще есть ипотека, муж и двое детей. И таких большинство. Употребляют наркотики, пьют те, кто стоят на улицах, это самый низ профессии, а девушки, которые работают в фирмах, на выездах, идут туда из-за материального положения. Кто-то вовлекается, кто-то решает свои материальные проблемы и уходит из профессии».
При этом, как объясняет сотрудница фонда «Шаги» Людмила (фамилия не указана из соображений безопасности героини), на трассу часто идут женщины, которые не хотят работать в интернете, чтобы не засветиться. Для многих это по сути проектная работа: «Приехала заработать денег, мне надо срочно кредиты выплатить. Ну нет у меня выхода, на меня банки налегают, у меня коллекторы под окнами стоят, детям угрожают. Да я поеду на месяц, насосу этих денег, отдам — да и все», — пересказывает Людмила типичную мотивацию.
«Индивидуалки» относятся к «девочкам на трассе» с пренебрежением.
— Очень много мифов, девчонки, которые работают через интернет, относятся к девчонкам, которые работают на дороге, как к спидозницам и рассаднику инфекций. Я часто говорю: зря вы так, дорожные девчонки чаще проверяются и ходят к врачам по статистике, — говорит Людмила.
— Так как понимают, что больше рискуют?
— Нет, потому что очень многие приезжают из регионов, чтобы поработать, допустим, месяц и уехать домой. И у многих есть мужья дома! Поэтому перед тем, как ехать домой, она сходит и проверится, чтобы не дай бог ничего не привезти. Конечно, за этот месяц муж может чего-то нагулять, но это уже другая история.
Экономика
Убегавшая осенью 2017 года от клиента Саша приезжает на интервью со своей приятельницей Машей (имя также изменено по просьбе героини). Мы сидим в сетевой кофейне в торговом центре на окраине. Саше 22 года, Маше скоро будет 25, они вместе живут и принимают клиентов в одной квартире.
Маша вспоминает, что изначально даже не думала заниматься секс-работой, но «возникли материальные трудности». Четыре года назад девушка работала продавцом-консультантом в магазине косметики и как-то раз поделилась своими проблемами с постоянной покупательницей. Та предложила встретиться после смены.
Знакомая представила Машу сутенеру, тот поговорил с девушкой и сказал: если все устраивает, рассчитайся на работе, приезжай, сделаем фотосессию, включаем анкету и начинаем работать.
«Я несколько дней думала, потому что в принципе понятия не имела, как это происходит, но потом поняла, что выбора у меня большого нет», — рассказывает девушка. — Я согласилась, на следующий день приехал фотограф, к вечеру позвонил диспетчер, говорит, готовься, придет первый клиент». Маша считает, что ей повезло: «Был адекватный обходительный молодой мужчина. Очень долго просто сидели общались, потому что мне было не по себе, если честно. Трудно описать, что происходило внутри, потому что морально тяжело через себя переступить, но потом постепенно втянулась, поняла, что в принципе ничего страшного нет».
У Маши есть маленький сын — он живет в родном городе с бабушкой и дедушкой, Маша отправляет им деньги. Саша тоже помогает семье: «У родителей долги большие».
Сначала Маша работала в «салоне» еще с тремя девочками. Это означало, что они жили вместе в двухкомнатной квартире и клиенты приезжали к ним домой. Это не тюрьма, подчеркивает Маша: «В магазин выходили, по своим делам, нас никто взаперти не держал. Но по звонку диспетчера — например, он звонит и говорит, что через 20 минут к тебе клиент, — надо успеть собраться. Мы по своим анкетам работали, клиент идет именно на тебя, поэтому ты должна за этот промежуток времени подкраситься, сходить в душ, переодеться, потому что не будешь же постоянно на каблуках и в платье ходить по дому».
Сейчас Маша и Саша работают сами на себя — на сленге это называется «индивидуалки».
Как объясняли корреспонденту Би-би-си и девушки, и активисты, выбор между индивидуальной работой и «салоном» зависит от личных предпочтений: в «салонах» половину заработка приходится отдавать сутенеру, зато чаще всего есть охрана и идет непрерывный поток клиентов, благодаря чему можно рассчитывать на гарантированный доход.
«Индивидуалкам» приходится тратить 10-15 тысяч в месяц на рекламу анкеты, зато они свободно распоряжаются своим временем. «Мы работаем только днем, ненапряжно, потому что любим поспать, — приводит пример Саша. — Ну и какой нормальный человек ночью куда-то попрется? Это либо бухарики, либо наркоманы, с таким контингентом не сильное желание связываться». По словам девушки, в месяц они, «не особенно напрягаясь», зарабатывают 200-250 тысяч рублей.
Расценки зависят от типа услуг, объясняет Саша: «Невысокие — до пяти тысяч за час, а высокие — от десяти за час обычного классического секса и минета в презервативе. Остальное — уже дополнительные услуги». Эротический массаж (то есть массаж с мастурбацией, не предполагающий секса в классическом его понимании) в Москве может оцениваться от 1200 рублей. Дороже всего БДСМ, особенно в подчиненной позиции — слишком высок риск насилия.
Сами девушки сейчас предпочитают работать по невысокому тарифу, так как, объясняет Саша, высокая цена не означает автоматически больший заработок. Например, высокий тариф предполагает хорошие апартаменты: «Чем выше стоимость, тем лучше должна быть квартира. Свежий ремонт, ближе к центру. Одно дело, когда ты 35 тысяч платишь за квартиру, другое — когда 70» (ученые Высшей школы экономики, проанализировав в 2017 году 200 анкет «индивидуалок», посчитали, что удаление на одну станцию метро снижает стоимость визита примерно на 4,9%)».
Вкладываться надо и в уход за собой, белье, антураж.
— Сейчас я вообще не парюсь — есть у меня стандартная программа и все. Могу купить белье за две тысячи, а не за 15. А когда я работала по высокой цене, у меня уходило очень много денег — ногти, волосы, косметолог, дорогое белье. Постоянно не хватало, — вспоминает Саша. — У нас в России мужчины считают, что если ты заплатил, ты должен видеть, за что ты заплатил. Если он пришел к девушке по высокой цене, а она его встретила в белье с AliExpress, то он, особенно если немного на голову пришибленный, потом в отзывах на сайте будет писать, что девушка цене не соответствует, встречает в дешевом белье, квартира не айс.
— Там прям поэмы пишут, — хихикает Маша.
— Да, про «уютный анал». Я вчера только узнала, что анал уютным бывает. Серьезно, все описывают: от формы клитора…
— До того, как он решался именно к тебе ехать, как ты его вела, какое месторасположение, пробки, не пробки, парковка. Описывают то, что в принципе не зависит от девушки.
По словам подруг, большая часть их клиентов — люди, «у которых в принципе все хорошо»:
— Спортивный интерес, для разнообразия, — объясняет Маша. — Или идут ради какой-то одной услуги. Жена не дает заниматься анальным сексом, он целенаправленно идет к девочке, у которой эта услуга есть.
— Это еще в лучшем случае, если анальным сексом. Кто-то на БДСМ приходит, на страпон, — добавляет Саша. — Хотя у нас сейчас таких услуг нет — я раньше работала по БДСМ, но поняла, что не мое.
— Ну да: прожили вместе лет десять, уже достаточно взрослые, у них уже дети, и тут он говорит: «Дорогая, я так подумал, что мне обычный секс неинтересен, не желаешь ли ты поставить меня раком?» — и достает вот такую штучку, — хохочет Маша. — Не каждая адекватно это воспримет.
Сейчас Саша готовится сдавать ЕГЭ в вечерней школе, а летом 2019 года поступать в университет на факультет психологии. «Если бы я планировала работать до сорока и поднимать ценник, я бы пошла и операции делать. Но я не горю желанием, а наоборот, собираюсь переучиваться и из этой сферы уходить».
Еще один аргумент в пользу невысокой цены — вопрос безопасности: «По невысокому ценнику ты можешь в случае чего клиента послать, и у него никаких претензий». В частности, девушки наотрез отказывают, когда клиенты просят о сексе без презерватива.
— Большая часть клиентов — это семейные люди, и я не понимаю: они же в первую очередь должны беспокоиться о своем здоровье, — рассуждает Маша. — Тебе самому каково будет узнать, что ты что-то подцепил и даже не знаешь, от кого?
— Они ж дебилы, — парирует Саша. — Мне один сказал: «По глазам вижу, что ты ничем не болеешь». При этом им по 30-40 лет, у многих жены красивые, разводиться не собираются.
Здоровье
Юрист Алена Механошина в интервью Би-би-си строго напоминает, что на деле фонды и активисты занимаются профилактикой ВИЧ не только среди секс-работников, но и среди потребителей секс-услуг: «Никто не думает о том, что девочки защищают не только свое здоровье, но и здоровье своих клиентов». Это существенно: по словам Евгения Воронина, главного внештатного специалиста по проблемам диагностики и лечения ВИЧ минздрава России, основная группа риска сейчас — взрослые гетеросексуальные мужчины и женщины, уверенные, что их это не коснется. У них ВИЧ выявляется на самых поздних стадиях.
Проституция в России не легализована, государство секс-работниц не защищает совсем, поэтому рассчитывать они могут либо на себя, либо на правозащитников. Помимо «Серебряной розы» в Петербурге, помогающей им с 2003 года, в последние три-четыре года программы по взаимодействию с секс-работниками появились в фондах «Шаги» в Москве, «Новая жизнь» в Екатеринбурге и «Новая жизнь» в Оренбурге. В апреле 2016 года активисты даже собрались на первый и единственный в стране Всероссийский форум секс-работников, где утвердили программу действий — прежде всего, в сфере профилактики ВИЧ.
Одна из популярных форм профилактики называется аутрич — это выезды с раздачей презервативов и экспресс-тестированием на ВИЧ. Выглядит это, например, так: в фургон у одной из отдаленных станций московского метро поздним вечером забираются совершенно обыкновенного вида женщины. На них пуховики и утепленные стеганые штаны, многие приезжают с подружками, у кого-то в руках пакеты с хлебом и кефиром — заскочили по пути в магазин. Все они секс-работницы. Внутри волонтеры раздают пакетики с нарисованным красным зонтом. В каждом — 90 презервативов, два тюбика лубриканта и дезинфицирующие салфетки. Светская беседа о январских морозах перемежается вопросами «презервативы XL класть?» и предложением пройти тест на ВИЧ.
У «Шагов» два фургона (с туалетами и индивидуальными кабинками для тестирования), на пару они совершают шесть выездов в неделю: к станциям метро, куда приезжают женщины, работающие через интернет («индивидуалки»), по квартирам («салонам») и на трассы за МКАД на уличные точки. Точки различаются условиями: где-то девушки ждут клиентов в «Газели», а где-то — на расстеленной на земле картонке. Один из сотрудников «Шагов» рассказывал, что как-то раз ему довелось побывать на точке «глубоко в лесу — они там, как в истории про 12 месяцев, сидят на пенечках и ждут».
Офис «Шагов» располагается в промзоне у третьего кольца: подальше от жилых домов (в одной из прошлых локаций соседи так боялись ВИЧ, что норовили вызвать полицию) и в стратегической близости от московского СПИД-центра — тот в одной остановке по МЦК. Помимо секс-работников любого пола, возраста, гражданства и сексуальной ориентации, фонд с 2004 года в принципе помогает всем людям с ВИЧ. Основатель «Шагов» Игорь Пчелин — он живет с ВИЧ уже 33 года — говорит, что от того, что именно услышит человек в первые часы после постановки диагноза, зависит, выйдет ли он в окно или же пойдет узнавать, как получить терапию.
На трассах приходится заниматься «картированием» — несколько раз в месяц фургоны колесят по ближайшему Подмосковью в поисках «маячков» — девушек на каблуках и в коротких юбках, рядом с которыми иногда стоит «мамочка». Первый контакт всегда непредсказуем: кто-то узнает логотип «Шагов» — красный зонт, кто-то слышал про активистов на предыдущих точках. «Иногда бывает, выходишь, она начинает жаться, мяться, ты ей говоришь: что стоишь, иди зови своих. Она такая опа, раз ушла, привела», — рассказывает сотрудник «Шагов» Кирилл Барский.
Выдача презервативов и тестирование на ВИЧ анонимны (не спрашивают даже имя), но каждому посетителю присваивается собственный код. Сейчас в базе данных «Шагов» пять тысяч уникальных лиц в Москве — это и женщины, и мужчины, и трансгендеры.
При этом сама по себе раздача презервативов — не самоцель. Да, контрацептивы в России дорогие, и есть точки, где волонтеры «действительно гуманитарно спасают девочек ими», говорит Барский. Но в целом презерватив — скорее точка мотивации на контакт и способ формирования привычки. «Моя задача как консультанта — мотивировать человека на сохранение своего здоровья, — рассказывает активист. — Меня не интересует, будет ли она работать дальше или нет, это ее право решать этот вопрос. Мы готовы помогать, если хочет уйти, готовы помогать, если она остается».
Экспресс-тестирование на ВИЧ заодно служит способом профилактики — в процессе теста волонтер рассказывает про пути передачи ВИЧ и прочих заболеваний и грамотную оценку рисков. В качестве мотивации, весело рассуждает Барский, лучше всего работает экономическая составляющая. «Я говорю: смотри, ты согласилась не использовать при минете презерватив. Лечение сифилиса тебе обойдется плюс-минус в 30 тысяч, то есть ты заработала, допустим, лишний косарь, но тридцатку ты потратишь. Подумай с прагматичной точки зрения! Она такая: ну, наверное, да, есть смысл».
При этом, как рассказывает Барский, главное открытие фонда — что зараженность в среде секс-работниц не такая уж и страшная, как активисты предполагали изначально. Из двух тысяч секс-работниц, протестированных «Шагами» в Москве в 2017-2018 годы, ВИЧ-положительными оказались всего 2,9%. В Екатеринбурге, по словам директора фонда «Новая жизнь» Веры Коваленко, из двух с половиной тысяч протестированных ВИЧ был обнаружен у 51 человека. Но цифры различаются от города к городу: так, в Оренбурге из 104 экспресс-тестов на положительным был почти каждый 10-й результат.
Кроме того, практически у всех фондов есть доверенные врачи-гинекологи, готовые учитывать род занятий девушек. «Мы опрашивали девчонок, особенно которые на трассах работают: как давно вообще ходила к гинекологу? — рассказывает Барский. — И понимаешь, что она очень редко ходит — либо нет денег, либо нет доверенного специалиста. А если и ходит, врач, как правило, не знает, что перед ним секс-работник и не учитывает это при назначении лечения, например, может посоветовать не заниматься сексом во время месячных. Потрясающе! Хорошо сказал врач, молодец врач. Она покивает головой, но делать ничего не будет».
Насилие
Поездка Саши осенью 2017 в отделение полиции и допросы напавшего на нее клиента не закончились ничем. «Я много раз туда каталась на непонятные разговоры, а через полгода они сказали, что из СК вернули пустую папку — нет ни его показаний, ни моих, ни записей с камер, все пропало, нужно собирать по-новой. В итоге дело и заглохло», — вспоминает девушка (на момент публикации материала МВД по Москве не ответило на запрос Би-би-си).
Большинство преступлений против секс-работниц остаются безнаказанными. Как объясняет юрист Алена Механошина, стандартный ответ сотрудников полиции при попытке женщины подать заявление звучит так: «Извините, так вы занимаетесь проституцией и пришли жаловаться, что вас кто-то избил?»
Механошина работает юристом восемь лет. Она специализируется на помощи женщинам в кризисных ситуациях — от домашнего насилия и консультаций по трудовому праву до защиты от коллекторов. За последние три года Механошина, по ее оценке, представляла в суде интересы секс-работниц около 30 раз. Кроме того, она помогает писать ходатайства и активно дает устные консультации: «Я всегда девочкам говорю: допустим, вы совершаете административное правонарушение, да? Это не значит, что за деньги, которые вам заплатили, вас могут убить».
Юридическое сопровождение есть в каждой организации, помогающей секс-работникам. Например, в Оренбурге в 2017 году до суда дошли 22 женщины из четырех сотен, которым помогал местный фонд «Новая жизнь».
Если дело о побоях или насилии попало в суд, шансы выиграть его ровно такие же, как и у женщины, не занимающейся секс-работой — род занятий пострадавшей в суде не рассматривается. Механошина как пример выигранного дела вспоминает случай Татьяны Ш. В мае 2017 года мужчина, Евгений П., обратился сначала как клиент за секс-услугой, а позже влез в открытое окно, избил и изнасиловал девушку. Мужчина полностью признал вину и был приговорен к четырем годам условно и штрафу в 150 тысяч рублей (копия приговора имеется в распоряжении Би-би-си). Смягчающим обстоятельством суд признал наличие у подсудимого двух маленьких детей.
Привлекать к ответственности клиентов сложно еще и потому, что многие женщины воспринимают насилие как издержки своей работы. По словам психолога Валентины Лихошвы, сотрудницы организации «Вектор», помогавшей секс-работницам в Мурманске, у многих постепенно пропадает чувствительность к насилию. Расспрашивая женщин, сталкивались ли они с насилием, сотрудникам фондов по сути приходится объяснять, что это такое — например, что речь идет не только о побоях, но и о сексуальных услугах, к которым против воли мог принудить клиент.
Наиболее уязвимы люди, работающие на трассах (и это всегда женщины — по словам сотрудника «Шагов», работающих на улице мужчин он не встречал никогда). Как объясняет Валентина Лихошва, «уровень неприкрытого, жестокого насилия там невозможно охватить и оценить — это дикое поле, где нет помощи и все строится на выживании».
После эпизода, по следам которого пришлось обращаться в полицию, Саша перестала работать по выездам, несмотря на то, что потенциально это приносит больше денег (по данным ученых Высшей школы экономики, средняя стоимость часа с выездом составляет в Москве 7211 рублей против 3818 в апартаментах). «Безопаснее принимать у себя, — говорит девушка. — В случае чего прибью торшером».
Юрист Алена Механошина говорит, что она рекомендует ставить сигнализацию: «На квартирах мы сейчас девочкам говорим использовать тревожную кнопку. Заключается договор с ЧОПом, как в ларечке или магазинах, и группа быстрого реагирования приезжает в течение десяти минут. Особенно индивидуалок многих выручала эта кнопочка — она на батарейке, можно носить в кармане, положить под подушку, на тумбочку».
«У нас клиенты постоянные, — рассуждает Саша, — Не берем кого попало, за деньгами особо не гонимся, не рискуем». Однако подруги тут же оговариваются, что даже постоянные клиенты — не гарантия безопасности, и рассказывают про случай в Москве летом 2016 года, когда мужчина зарезал двух девушек, чьими услугами до этого не раз пользовался. Его признали невменяемым и приговорили к принудительному лечению.
В целом, рассуждают девушки, за последние полтора года уровень агрессии вырос: «В стране уровень жизни понижается, и мужчины достаточно озлобленно относятся к девушкам — мол, вот, «ни за что получают деньги», почему бы не выместить свою злость».
6.11
«Дорогой офицер полиции! Я внимательно прочитала Конституцию РФ, Кодекс «Об административных правонарушениях» и Законы «О полиции» и «Об оперативно-розыскной деятельности», и вот что я узнала». «Я знаю, что такое презумпция невиновности. Это Вы должны доказать, что я в чем-то виновата. А не я должна доказать, что ничего плохого не делала. И пока нет решения суда о моей вине, я считаюсь ни в чем не виновной».
Так начинается брошюра, составленная при поддержке ассоциации секс-работников «Серебряная роза». Как объясняет Алена Механошина, секс-работницы часто не умеют защитить себя из-за правовой безграмотности и внутренней самостигматизации: «Много случаев, когда девочки выходят оттуда <из отделения полиции>, но уже их запугали, они все уже подписали, полы там помыли, деньги заплатили, и потом узнают о своих правах и очень удивляются, что могло бы быть все по-другому», — объясняет юрист.
Занятия проституцией в России — не уголовное преступление. Это административное нарушение, как, например, превышение скорости или переход дороги в неположенном месте. В 2014 году по статье 6.11 КоАП было задержано 10 538 человек, за первую половину 2018 года — около четырех тысяч. Максимальный штраф — две тысячи рублей.
Ирина Маслова считает, что по сути единственное реальное следствие статьи 6.11 — насилие полицейских в отношении секс-работников: вымогательства, угрозы, незаконное задержание и поездки в отделения, оскорбления. Программа-максимум «Серебряной розы» — добиться отмены этой статьи как дискриминационной.
Пока для юридического просвещения женщин используются печатные материалы и тренинги. «Нюансы нашего права девочкам рассказываем: учимся работать с органами прокуратуры, отстаивать свои права, и делаем всегда акцент на том, что даже если человек совершает административное правонарушение, у него остаются все права, закрепленные Конституцией и всеми остальными законами РФ. Этого никто не отнимал», — рассказывает Механошина.
У Маши пять протоколов по 6.11, у Саши — один. Главная забота, по их словам, не сами протоколы, а регион, где рассматривается дело — если о роде занятий девушки не знают ее близкие, она имеет право требовать, чтобы суд был по месту правонарушения, а не по прописке. При этом, по словам подруг, они способны постоять за себя, если полиция пытается их шантажировать: «Приходят с корочкой, говорят сумму, которую им надо отдать, якобы чтобы не поехать в отдел, — объясняет Саша. — У меня такой случай был, так я сказала: «Пошел ты со своей корочкой расследования экономических преступлений, сейчас ментов вызову».
Помимо тренингов по юридической грамотности, во всех фондах консультируют и дают мастер-классы волонтеры-психологи. Если девушка пострадала от насилия, психолог и юрист могут помогать последовательно: «Прежде чем документы составлять, иски подавать, в первую очередь девочку надо успокоить, — объясняет Людмила. — На эмоциях человек не хочет ничего делать, не хочет защищаться, начинает прятаться в раковину. Девчонки, как правило, о насилии хотят забыть».
Сыроватое сообщество
Людмила — сотрудница «Шагов» и секс-работница одновременно. У нее трое взрослых детей. В секс-индустрии она уже почти 15 лет. В «Шаги» ее несколько лет назад привел «шкурный интерес»: подружка посоветовала сходить провериться и заодно «резины бесплатной взять» (в месяц на презервативы уходит минимум четыре тысячи рублей). Вскоре Людмилу позвали сначала волонтером, а потом на тренинги и семинары — учиться социальной работе.
По словам Людмилы, о полноценном сообществе секс-работников в России говорить пока невозможно, «настолько оно сыроватое». Это одна из самых психологически закрытых групп, женщины не доверяют никому. За время активной работы «Шагам» удалось создать лишь минимальную зону безопасности, где можно что-то обсудить, получить помощь и подсказки, где как действовать.
Еще одна глобальная проблема секс-работниц, о которой рассказывает Людмила, — самоизоляция. Девушки редко рассказывают друзьям и близким о своем занятии; постоянное ожидание клиентов привязывает их к дому.
«Индивидуалок тяжело вытащить на тренинги, мероприятия, потому что неохота им выходить из квартиры. Это люди, которые выпадают из общества, перестают быть социально адаптированными — она в четырех стенах живет и работает, годами выходит максимум в спортзал или в салон красоты, — объясняет Людмила. — Многие девчонки говорят: «Я вышла на улицу и я боюсь». — «Чего боишься?» — «Боюсь, что меня кто-то узнает, даже просто в магазин выйти боюсь». Появляется страх перед улицей».
Сейчас одна из амбиций фонда и лично Людмилы «вытащить девчонок из раковин, просто для общения, чтобы они могли спокойно обсуждать разные темы не только на форумах, но и тут вживую». В прошлом году устраивали мастер-классы: «И таро было, и мыло варили». В планах — кулинарная школа и кружок шитья.
Саша и Маша на проблемы с изоляцией не жалуются; единственное, на что повлиял их род занятий — отношения с мужчинами.
— Мы личной жизнью не занимаемся, — объясняет Саша. — Мы поесть любим, поразвлекаться. Невозможно завести нормальные отношения в этой сфере. Нормальный <парень> не оценит, а ненормальный и не нужен. Есть девочки, которые своих мужей, парней содержат. Но нафига?
— Чем больше работаю, тем больше разочаровываюсь и теряю доверие к мужчинам, — рассуждает Маша. — Ты понимаешь, что в принципе приличный солидный человек, женат, у него с работой все хорошо, в семье все хорошо. Жена, скорее всего, и не догадывается. Получается, так уйдешь из этой сферы, муж у тебя задерживается на полчаса, и у тебя сразу в голове прям «наверное, по-любому <с проституткой>». Поэтому нет. В основном время тратишь на саморазвитие.
— Да, в ванне, например, полежать, — хохочет Саша.
В следующем году Людмиле будет сорок. По ее словам, она регулярно думает о том, что женщины, которые не обладают иными навыками и не имеют другой профессии, а в силу возраста уже не востребованы, не могут набрать денег на аренду квартиры, даже работая по самой низкой цене. «В итоге я знаю, что это приведет к тому, что через десять лет появится много женщин-бездомных, которым просто некуда идти. И спиваться будут — а что им делать остается?»
России нужна программа по переподготовке секс-работниц, рассуждает она: «В принципе, женщине за 50 в нашей стране в любом случае тяжело устроиться, но если есть навыки, можно продавать через интернет вещи, которые делаешь своими руками — хоть какая-то копейка будет. Хотелось бы создать центр, чтобы помогать таким женщинам. Они не от хорошей жизни туда пошли, как правило, это мамочки-одиночки, да еще и не с одним ребенком».
По словам активистки, поставить на ноги детей у женщин в итоге получается, а накопить на собственное жилье — далеко не всегда. «А у многих девочек дети в итоге вырастают и не уважают своих матерей, вычеркивают их из жизни», — рассказывает Людмила и добавляет: «Я не могу сказать, что мы занимаемся чем-то хорошим. Это всегда будет осуждаемо. Но просто есть такая категория граждан нашего государства, и она не маленькая».
Иллюстрации Варвары Фоминой.
https://www.bbc.com/russian/features-47164892
[:]
