[:ru]
Очень жаль, что наши государственные чиновники за годы Независимости не занимались проблемами казахской психологии. Вместо этого они откармливали разжиревшую «царицу»-археологию и различных певцов-«цыганизаторов», чтобы с их помощью делать в мире дутый имидж «великой казахской культуры». А между тем, надо бы серьезно финансировать исследования этнической психологии и психопатологии. В качестве ведущих экспертов можно быль бы пригласить хороших зарубежных специалистов (медиков, психологов) из школы С. Грофа (Калифорния, США).
Много говорят у нас о демократии, политических реформах. Но готовы ли мы к ней ментально? Западные люди – американцы, британцы, немцы, которые обычно судят о людях постстоветского пространства по себе, может быть, искренне хотят видеть нас демократичными, когда сердобольно заботятся в том плане, чтобы у нас была политическая оппозиция, различные партии, митинги, кипела борьба. Но они не понимают специфику нашей национальной ментальности – во всей ее глубине, противоречивости и трагичности.
Дело в том, что казахи, как показывают даже мои собственные интердисциплинарные исследования истории, духовного наследия и коллективного сознания нашего народа (причем соединением подхода «внешнего» эксперта и наблюдателя с позицией инсайдера) – это общность с отягощенной ментальностью и расшатанной коллективной психикой, в своем подсознании накопивший много ментальных отклонений, неврозов, говоря проще, морально и культурно одичавший за последние столетия.
Виной тому – тяжелая история, обострение аграрного вопроса в Степи, постоянные восстания, миграции, конфликты, противоречивые меры метрополии по социальному и культурному моделированию этноса с 1867-1991 гг. Изначально номады, конечно, не были такими. В периоды, когда во главе их стояли сильные политические и духовные элиты, проводилась целенаправленная политика воспитания, это было вполне нормальное, адекватное сообщество индивидов, одаренных от природы, добродушных, умеющих контролировать себя и даже концентрироваться на высшие цели.
Нам, конечно, незачем ворошить тяжелое прошлое, надо бы его вообще забыть и, как говорят в духовных практиках, «сжечь карму». Но история нам пока нужна для того, чтобы поставить правильно диагноз коллективному сознанию. В то же время нужны многоплановые прикладные исследования, которые бы предполагали и беспристрастный анализ социологических данных. Отринув всякий ложный этнический стыд, надо бы признать на их основе что, например, казахи болезненно первенствуют в стране среди сотни других этносов в плане уголовной преступности, проституции (только ли бедность причина? здесь прослеживается и другие факторы).
На самом деле у народа нарушены нормы пищевого и сексуального поведения; есть неконтролируемая склонность большинства к краснобайству и злоязычию, сквернословию (все это признается сейчас как психопатология), завышенной самооценке («понты»), также ненужная в век капитализма тяга к вокалу и музыке (а корни привычки – в начавшейся с XIX века массовой «безработице» воинов-номадов, превращенных в праздно шатающихся по степи меломанов)….
Серьезная деформация ментальности и порча нравов стала проявляться в Степи с конца XIX века, с эпохи Абая. В данном случае хотелось бы обратить внимание на такую, доказываемую всей поздней историей (XIX-XX вв.) и также современностью, черту этнопсихологии казахов, как неумение культурно дискутировать и незнание меры (потеря самоконтроля) в борьбе со своими оппонентами.
Вообще, изначально номады были по психологии как дети, они так же быстро отходили, как и эмоционально заводились и, как говорится, зла в душе не держали. В трудах ориенталистов отмечается, что как раз номады в древности не были злопамятны и жестоки, несмотря на внешнюю дикость и суровость. Им не были свойственны садизм, коварство, предательство; также они, за редким исключением, не практиковали жестокие виды казни и пытки. В целом, в лучшие времена кочевник-тюрок был великодушным рыцарем и благородным человеком. При этом исключительно позитивное влияние на нравы и характер народа оказал суфизм, в целом, исламская этика.
Но в то же время номадизм – это не идеально ровная линия, растянувшаяся в историческом пространстве, а скорее ломаная, с довольно резкими углами и поворотами. И в древности случалось, что то или иное сообщество номадов (тюрков или монголов) портилось: злоупотребляли вином, тунеядствовали, особенно проявлялась часто склонность к анархии и разбою. Распад и потеря государственности, приход к власти порочных людей, деисламизация нравов и многие факторы прямо влияли на мировоззрение и привычки кочевников.
В условиях политической зависимости от России казахи нажили целый «букет» вредных ментальных привычек и стереотипов социального поведения. Например, они научились дружно подхалимажу и лицемерию (подстраиваясь к новым порядкам, угождая губернаторам и пр.), хотя это прямо противоречит психологии воина-кочевника. В целом, сами русские знатоки края и этнографы признали, что казахи «обабились», т.е. произошла печально-уникальная трансформация ментальности, феминизация.
И вот, как сказано в духовных учениях, Слово – женщина, а мужчина – это Поступок. Если в древности предки были очень мужественными и немногословными людьми дела, у которых работала рука, вооруженная мечом, а также и мозг, концентрировавший на решение задач имперского обустройства, охраны границ, дипломатии, кодификации права и т.д., то поздний кочевник (времен Абая) – это лакей, болтун и краснобай, которого и разоблачал великий мыслитель и поэт казахов.
Причем всегда надо помнить, что у номадов был большой запас природной энергии, т.к. это были в общем молодые и здоровые, а отнюдь не болезненные и одряхлевшие народы. Поэтому эта энергия должна была сублимироваться в военное искусство, походы и путешествия в дальние страны, долгие войны и поединки. Но поскольку границы были закрыты, номады разоружены и укрощены (кончилась эпоха джунгарской оккупации, отгремели антироссийские восстания), то эта наследственная жажда конфликтов была переведена на иную плоскость и приняла болезненные формы.
Во-первых, началась война языков, вербальная, информационная война. Это – и пересуды, и клевета, и доносы, жалобы, осуждение и охаивание русских, злые проклятья в адрес колониальной администрации – из-за неспособности на деле дать им отпор и взять реванш. Самое смешное, что об этом, т.е. содержании антиправительственных стихов, сатире, традиционных стихотворных «проклятьях» (каргыс), чаще распространяемых в устной форме через «узун-кулак», на состязаниях акынов «айтыс» или зафиксированных на клочках бумаги на арабской графике, русское начальство, конечно, не могло ничего знать и слышать. И это был, таким образом, чистый «гайбат» (сплетни и ругань за спиной).
Во-вторых, поскольку у кочевника в подсознании был «образ врага», противника, и ему всегда требовалась кипучая деятельность против конкретного оппозиционера для достижения победы, то помимо непродуктивных вербальных «битв» с Россией, появился новый вид соперничества и битвы – это внутриэтническая конкуренция. Главным противником для казаха стал теперь свой же казах – конкурент на должность главы рода, волостного правителя и т.д.
Конечно, в древности батыры и ханы тоже состязались между собой, стараясь превзойти друг друга в поединках с вражескими богатырями, в ведении успешной разведки, в ловкости, быстроте, силе. Но тогда это была здоровая конкуренция, которая шла на пользу самим людям и обществу. И самое главное, в силу господства религиозного мусульманского мировидения, традиционного этикета и кодекса чести кочевника, этот дух состязания, рыцарских турниров никто не абсолютизировал, понимая условность и иллюзорность всякого обладания, скоротечность победы и поражения. Поэтому на ментальной глубине в душах предков всегда царил дух единства, кровнородственного и религиозного братства (и даже не исключалось дружбы с человеком иной крови и веры: слово «дост» – переводится «друг»). Людям той эпохи были знакомы неподдельные чувства мужской дружбы, доброты, рыцарской щедрости и самопожертвования.
Итак, природная, еще не исчерпавшая себя агрессия кочевника ввиду изменившейся социально-политической реальности как бы уходит вовнутрь социума, когда врагом казаха становится ….казах. Отголоски этой страшной ментальной привычки и деморализации были заметны в событиях 1937-38 гг., когда не все, но многие представители казахской интеллигенции сводили счеты друг с другом путем доносов в НКВД.
Поскольку народ утратил веру в Бога, духовные основы традиционного мироотношения и поведения, то конфликты казахов становились злобными, грязными, затяжными и непреодолимыми. Когда, что принципиально важно, критикуют не саму работу, общественное дело или научный вопрос, а (под его предлогом) именно личности, людей – как выразителей и носителей тех или иных идей и идеологий, втаптывая в грязь их честь и достоинство и даже физически уничтожая. Такой критикой и «дискуссией» (политической, научной) движут на самом деле амбиции низменных человеческих «эго», а не дух науки и поиск истины, не цели и потребности развития того или иного социума, народа и государства.
Далее, поскольку казахи не прошли даже за советский период нормальный путь модернизации, рационализации и демократизации мышления, т.е. путь современной цивилизации, также для преодоления их коллективной нервозности (после Голодомора, Репрессий) не была проведена национальная программа психологической реабилитации, то в их ментальном багаже остался груз темных, иррациональных «бесов», т.е. неизжитые привычки к агрессии, ненависти, деспотическому поведению.
Одна из таких порочных, исторически приобретенных привычек казахов заключается в том, что вместо желания благородного рыцаря просто победить, прогнать и торжествовать (вкупе с умением прощать – как признаком великих душ) в коллективном сознании доминирует неистовое желание дикарей именно добивать и тотально уничтожать соперников, терроризировать и унижать, гноить потомков и т.д. (н-р, это была привычка и военная тактика древних монголов).
Вообще, агрессивность, незнание меры и отсутствие психологического самоконтроля – признак культурно недоразвитых народов, либо сообществ, история которых изобилует психологическими и физическими травмами, многовековым рабством и унижениями, войнами, лишениями, нищетой. В характере их потомков сохраняется эмоциональная неуравновешенность, чрезмерная агрессия, склонность к ненависти, злоба. Вот, обычно говорят, что знаменитые строки поэта «Коль любить, так без рассудку, Коль грозить, так не на шутку, Коль ругнуть, так сгоряча, Коль рубнуть, так уже сплеча, Коли спорить, так уж смело, Коль карать, так уж за дело!….» – это прославление широты русской души.
Но можно видеть здесь и склонность к крайностям, «юношеский максимализм», даже безрассудство, которые вряд ли можно назвать нормами цивилизованного поведения и диалога. Не зря Н. Бердяев сильно переживал по поводу «вечно бабьего» в русской душе, этой постоянной буре в душе, несобранности, полагая, что возможно, корни явления в том, что Россия, в отличие от Европы, не знала в своей истории рыцарства. В этом психологическом максимализме опять проявляется сходство казахской и русской ментальности. В то же время казахская психология еще более ущербна, в силу более низкого уровня культурного развития, угнетенного положения в течение длительного исторического периода.
Итак, сегодня мы замечаем, что как и ранее, казахи до сих пор не умеют цивилизованно и честно дискутировать, вести современную политическую борьбу. Если для европейцев дебаты, многопартийность, политическая оппозиция – это просто методы и орудия борьбы за лучшие модели, конкурентоспособные проекты и идеи, а сами спорящие стороны, лидеры остаются не только на людях, но и в жизни вполне доброжелательными коллегами и даже друзьями, то у нас несмотря на внешнюю европеизированность и интеллектуальные знания оппонентов, у них нет внутренней культуры и порой элементарной порядочности для ведения дискуссии. Здесь приходит на память слово «азиатчина», которую в сердцах употребил однажды Чокан Валиханов в отношении порочных нравов тогдашнего казахского социума. Можно жить в Париже, Лондоне, даже не говорить по-казахски, но в душе, в подсознании можно оставаться воплощением «азиатчины», ориентального плутовства и коварства.
При нашей ментальности борьба власти и оппозиции вряд ли будет честной борьбой за идеалы и модели, за народные интересы, а скорее всего будет борьбой различных, притом не самых лучших, человеческих «эго». Вместо цивилизованной борьбы наши стороны всегда будут готовы загрызть друг друга и выпить кровь (возможно, и съесть печень врага, как делали это дикари). Это надо понимать тем, кто любит бездумно и безрассудно толкать страну к либерализации, подстегивая всякие митинги, конфликты, борьбу партий и движений. Возможно, даже прав В. Познер, сказавший, что Центральная Азия не готова к современной западной демократии. Возможно, нам сначала нужна духовно-ментальная революция, «Рухани Жангыру» («Духовное Возрождение»), которая бы очистила авгиевы конюшни казахского самосознания, чтобы на основе этого уже совершенствовать нашу политическую систему.
Назира Даутбек-кызы
[:]
