От идеализации титульного преимущества «государственной нации» — к построению гражданской «политической нации»
Важнейшим геополитическим фактом современной истории Казахстана является то, что он достиг государственной независимости мирным путем. Этот новый геополитический проект был повсеместно признан, а какие-либо “вызовы отрицания” не проявлялись. И весь окружающий мир казался благостным.
В поисках берега
“Мирные” времена геополитики обеспечивали возможность для плавного и более-менее “естественного” перехода от постсоветского прошлого к построению нового государственнического проекта. Этнополитические предусловия для этого имелись. Намечалось постепенное оздоровление национального сознания, изживание постколониального синдрома и переход от психологии “титульной нации” к созданию проекта “нации-государства”. Этот переходный период не “обещал” никаких катастрофических рывков. И его идеализации (кстати, одна из функций национальной идеи) являлись мечтами о мирном будущем.
Однако оказалось, что мировая геополитика создавала обманчивое впечатление “мирного времени” лишь до тех пор, пока она была занята переделом “постсоветского” наследства. Потому-то внешние угрозы для Казахстана и всего Третьего мира не актуализировались. Но ситуация резко изменилась.
Геополитика основана на геоэкономике, а вот с ней-то начались самые что ни на есть глобальные проблемы. В финансовых катаклизмах “упали” некоторые международные монстры-банки (то есть отпали даже “экономические кровопийцы”). Их падение можно было бы объяснить ошибками банкиров. Однако количество и масштаб крушений не объясняются только плохим менеджментом. Ведь не только банки рухнули – неизвестно куда “поплыли” и все рынки.
Но самое главное – вздрогнули элиты “золотого миллиарда”. Многие обыватели знают о том, что американская и часть других элит вдруг, ни с того ни с сего, начала передавать свои состояния на благотворительность. Объяснений может быть два. Первое: богачей неожиданно посетило “деятельное раскаяние” и они вдруг решили подумать о своем народе, а не о своих детях. Это объяснение кажется фантастикой, но факт состоялся, причем массово. Второе объяснение связано с осознанием финансовой элитой своего отчаянного положения. Видимо, ей стало известно нечто такое, что уничтожит их состояния. Речь может идти о грядущих по-настоящему тектонических изменениях мирового пространства. Изменения будут выплескиваться ураганно, поскольку начался новый передел мира и его ресурсов. Историческое время сжалось, и теперь решения должны приниматься быстро и стратегически.
Под угрозой оказались многие государства третьего мира, и здесь нельзя себя обманывать: мы, Казахстан и всё СНГ, находимся в этом слабом, постколониальном третьем мире. Для того, чтобы выжить в эпоху грядущих перемен, Казахстану нужны союзники. Они нужны как “берег”. Таким берегом является Россия. Она тоже ослабла, и ей тоже нужны союзники. И эта заинтересованность в союзниках взаимна, что бы там ни говорили российские “неоимперцы”. Они медитируют с неоисторическими “ремиксами” имперского величия, впрочем, как и некоторые казахские “национал-патриоты” – со своим “запоздавшим реваншем”.
Если разразится мировая буря, то Казахстан как государство окажется под угрозой. Потому-то ему и нужны военно-политические союзники. Но и у России есть геостратегический интерес к союзному Казахстану. Она может быть разорвана пополам, если через Казахстан на линию Волги и Урала выйдут какие-нибудь “миротворческие” танки или ракеты. Поэтому у постсоветских евразийцев имеется главный интерес, способный объединить любые государства. Это цель совместного выживания двух геополитических проектов. Этого интереса достаточно для межгосударственного союзничества (но не унитаристского объединения, то есть не утраты Казахстаном суверенитета и не “приобретения” для себя “внешнего управляющего”).
Народ и элита
В проблематике постимперского межгосударственного союзничества имеются некоторые отрицательные оттенки. В первую очередь это угроза потери суверенитета “младшим братом”. Однако “в одну реку невозможно войти дважды”, тем более со стороны постимперии. Да и суверенитет невозможно утратить по какой-то “внешней причине”. Настоящая причина всех геополитических катастроф – внутренняя, и все суверенитеты в истории были потеряны по вине “отечественных” элит.
Всякая конкретная элита отражает запрос своего конкретно-исторического времени. Но ей нельзя “застревать во времени”, тем более что историческое время всегда меняется. А сейчас оно меняется катастрофически быстро, и потому для соответствия геополитике глобальных “перемен” должна быть сформирована новая элита. Ее качество должно соответствовать жесточайшим геополитическим играм нового времени. Она должна быть не инерционной, а мобильной и адекватной мировым переменам. Для этого она должна непрерывно модернизироваться и обновляться.
Речь идет не о титулярной административной бюрократии, а о новой государственнической элите, способной мыслить и действовать геостратегически, выходя за рамки региональных или клановых интересов. Она не должна “закупоривать” общественные коммуникации трайбализмом или политиканством кланов. Напротив, она должна черпать кадры из своего государственнического сословия, то есть из управленцев низшего и опорного среднего звена, невзирая на их родовое и этническое происхождение.
Но самое главное – она должна быть связана со своим народом непосредственной связью. Для этого необходим патриотический “маркер” того, что она, как говорится у казахов, готова испытать всё вместе со своим народом. Поэтому все ее дома и капиталы должны находиться на родной земле.
Кстати, частью современной элиты являются национал-патриоты. Они отражают мнение значительной части общества. Тем более что они актуализировали действительно судьбоносную тематику казахского языка. И ведь во многом они по-настоящему правы. Без языка ни один народ не имеет культурной перспективы, без языка он “исчезает” из мировой цивилизации как этнокультурная общность. Поэтому за язык нужно бороться, но тут нужно “выбирать средства”.
Языковые требования действительно обоснованны в качестве идеологии постсоветского освобождения. Однако некоторые из национал-патриотов надолго застряли в совковом прошлом и теперь борются с тем, чего уже нет. Их имперский “оппонент” уже отсутствует в реальности, вследствие чего эта борьба представляет собой попытку “запоздалого реванша”.
Следует отметить, что угрозы внутреннего раскола общества исключительно по языковому принципу не существует, хотя последний в некоторой степени камуфлирует политизацию части интеллектуальной элиты. Действительно, к сожалению, у части национал-патриотов образовался некий политиканствующий “минус”. Но, повторимся, даже самые радикальные языковые требования не столь угрожающи для государственности.
Главнейшей же угрозой для нее является фактический саботаж со стороны бюрократической элиты, а то и заурядное расхищение народного богатства. И раз уж возник такой термин, как национал-патриоты, то ему должен соответствовать антиподный термин, наподобие “национал-предателей”, уничтожающих казахское единство изнутри. Самыми опасными из них (особенно во время разворачивающегося кризиса геоэкономики и геополитики) являются те, кто занимается разворовыванием бюджета. Они уничтожают национальную идею – мечту мирного времени о том, что “мы – самый богатый народ в мире”. А ведь это представление о богатстве страны соответствует действительности. Наш ресурсный потенциал дает нам все основания для социально-экономического благополучия и для того “ресурсного национализма” на государственном уровне, который может успокоить всех “отъезжающих”. И у нас не может быть никакого внутреннего кризиса, достаточно только сохранять бюджет от воровства. Расхищение его в обиходе называется “крысятничество”, ведь это кража из общего бюджетного кармана.
На фоне таких людей национал-патриоты при всей своей радикальности выглядят благородно. Более того, их искренность играет важную роль в сбережении казахской этнокультуры и цивилизации туранского сознания.
“Новые казахи”
Вопрос о языке фундаментален, но, к счастью, оснований для того, чтобы бояться исчезновения казахского языка все меньше и меньше. Сейчас нужно “бояться” того, чтобы под ударом не оказался геополитический проект Казахской государственности, ведь именно она выступает этнополитическим защитником казахской этнокультуры. А духовная этнокультура и есть сам казахский народ. Она наполняет жизнь народа смыслами.
И потому, помимо борьбы за языковую самостийность, необходимы культурно-цивилизационная идентификация казахского народа, поддержание его этнокультурного и особенно этического традиционализма. Ведь если они исчезают у народа, то меняются культурно-цивилизационные коды народнического сознания и стереотипы поведения его элиты.
Новое время формулирует новый запрос не только по отношению к элите, но и по отношению к народной массе Казахстана. В ее внутренней среде должно быть сформировано новое народничество, сплачивающее казахов, тюркские и славянские этносы республики. Внешнеполитической аналогией этому союзничеству позиционируется вся постсоветская Евразия, если только она хочет выжить.
В ее историческом прошлом, помимо взаимных обид и запоздалых претензий, имеется и много такого, что способно сблизить позиции. Например, живы воспоминания о совместном подвиге, когда именно казахи и казахстанцы удержали Москву в пиковый “момент истины”. Там легли в землю воины Панфиловской и Акмолинской дивизий. Это были две из трех последних советских дивизий, оказавшихся на рубеже решающего удара вермахта. И там казахи и казахстанцы ценой своих жизней защитили, в конечном итоге, и свою “республиканскую” Родину – Казахстан. И разве имеем мы право разъединять их после смерти? Ведь нельзя выкапывать воинов из братских могил. Подобно этому иногда и сейчас остаются навечно в одном забое шахтеры. И если эта шахта на земле Казахстана, то их души упокоены здесь, а сами они теперь навечно – часть казахской земли. Теперь они – казахи, покой и посмертное уважение к которым поддерживаются казахской этнокультурой. Она есть продолжение туранской цивилизации кочевничества, никогда не осквернявшего чужих могил.
И все же, когда речь идет о Казахском государстве, в первую очередь следует говорить о казахах. Они являются, не будем этого скрывать, основной этнополитической и цементирующей силой государственнического сообщества. И что обнадеживает, так это то, что на данном этапе казахи уже “переболели” “болезнями роста” и преодолевают синдром постколониализма. Они переходят от идеализации титульного преимущества “государственной нации” к практике построения гражданской “политической нации”. Для этого перехода должны быть выработаны новые этические кодексы и через них воспитаны новые люди – “новые казахи”. Они должны быть “новыми казахами” не по толщине бумажника и не по родословию, а новыми – по идеологии государственничества.
Для появления “новых людей” требуется идеология “нации-государства” и психологическая модернизация сознания государственнического сословия. Проект нации-государства и особенно ее идеологию нельзя отождествлять исключительно только с международно-правовыми атрибутами независимости. Все эти атрибуты суверенитета унифицированы в международно-правовых терминах, тогда как каждая нация-государство уникально своеобразна своей государственнической идеологией.
Национальная идеология должна соответствовать этнокультурному традиционализму, ведь сама нация существует в сознании людей. А поскольку геополитический проект государства возглавляется бюрократией, то национальная идеология должна выражаться через этику и поведение государственнического сословия. Идеология элиты хотя бы для соответствия своему народничеству должна выражаться в средствах господствующей этнокультуры, а вот она-то и закладывает традиционалистскую этику. И если этический традиционализм воспроизводит требования этнокультурного кодекса чести для всего народа, то элита должна придерживаться его правил. А уж благоразумная элита должна в первую очередь соблюдать табу. И только за такой элитой последует народничество.
Для иллюстрации тезиса об этнополитической роли казахов в проекте нации-государства имеется еще одна немаловажная деталь. Идея государственной нации и идея нации-государства однородны, так как обе они являются этнополитическими, а не бюрократическими доктринами. Идеология нации не есть государственно-административная иерархия. Ее идея во всех успешных проектах современного типа – это государственническая этика. И можно сказать, что если государственность стандартизирована в международном пространстве по форме, то ее государственничество отличается особым идеологическим содержанием. Оно основано на этнокультурной этике, то есть оно всегда традиционно и национально. И действительно, в мире не существует безнациональных государств. Все успешные государства основаны на национально-этической этнокультуре. Примерами особого успеха являются геополитические проекты наций-государств Японии и Китая. Их сила не только материальна. Она выступает как цивилизационная величина, выражающая этнокультуру. И их государственническая мощь основана не на каких-то особенных административных механизмах государственной машины, а на традиционалистских институтах этнокультуры и национальных кодексах чести.
Более подробно размышления автора на эту тему можно прочитать в книге
“Алтайская звезда. Национальная идея Турана”
Кодекс чести
Национальный кодекс чести имеется и у казахских традиционалистов. Это кодекс родовой чести, которую нельзя пятнать неблаговидными поступками, иначе фамильное имя лишится не только благословения, но и признания со стороны сородичей… А общественное мнение в Степи (до тех пор, пока жырау не были испуганными) играло роль цивилизующего этнокультурного института, дополняемого практическим механизмом остракизма – изгнанием из рода…
Кстати, в лице жырау у общества существовала обратная связь с властью. Более того, их “словами, сказанными прямо”, общество защищалось. Но жырау сейчас осталось мало, в отличие от самозванной “соли народа”. Впрочем, времена изменились. И теперь роль жырау, защищающих народ от произвола чиновников, исполняют судьи (заметьте, не суды, а – судьи).
Судьи-бии были оплотом традиционалистского общества. Их исторические заветы могут быть модернизированы, но вначале должна быть изменена практическая роль судей. В первую очередь сами судьи должны стать защитниками гражданского общества, а не инструментами государственной машины – Левиафана. Существует несколько способов реформирования судебной системы. Одним из них является отказ от расплывчатой коллегиальности решений (и соответственно – размытой ответственности) и упразднение должностей председателей судов. Никак не может быть должности главного или старшего судьи, потому что все судьи лично ответственны перед Всевышним, а “выше бия – только Бог”. И никто не может довлеть над судьей, принимающим на себя личную ответственность за свое решение. И тем более не может быть никакой бюрократической “надстройки” над судьей. В нашем случае с судьи начинается гражданское общество, поэтому судья должен иметь право и честь сказать жесткие слова тому, кто “подсказывает” ему решение. Ведь если он прав, то за ним и Бог, и общество.
Говоря об этнополитической роли казахской этнокультуры, следует сказать, что она является цивилизационным столпом казахского традиционализма, который существует как национальная культура родовых имен. Они не разъединяют нас на жузы, никогда не существовавшие в реальности чингизидских улусов. Напротив, родовые имена объединяют казахов кровнородственными связями. А самое главное – они наделяют каждого казаха родовой честью и братством родов и людей. Это подтверждается этнокультурным феноменом казахов Жеты-Ата, создавшим новый народ из разных родов и племен. И во всех нас растворена кровь разных племен. И это – благо, дарованное нам еще до открытий генетики о вреде кровосмешения. Это – заповедь, переданная нам предками, и – это откровение Бога, открытое тюркам.
Нас могут разлагать домыслами о вреде родоплеменного трайбализма, привносимыми в нашу среду со стороны (но это – их проблемы, а свои проблемы мы должны решать сами). Трайбализм не есть казахская этнокультура. Он на ней паразитирует. Он есть политиканство и спекуляция на традиции родовых имен со стороны манипуляторов, присваивающих себе право говорить от имени рода, на что их никто не уполномочивал.
Само наличие воспоминаний о родоплеменном прошлом свидетельствует о том, что мы – молодая нация, расцвет которой еще впереди. И потому мы не должны забывать имена предков. Из магии родовых имен складывается народный дух всей нации. Осознание непрерывности этих имен есть осевая величина феномена казахской этнокультуры, ее национальная идеология. Все они произошли из Дома Турана. Согласно его этической традиции нам многое – нельзя. Но главное, что нам запрещено, так это то, что нам нельзя порочить свои родовые имена своими поступками. Нельзя затрагивать честь Аруаха (коллективного сознания ушедших, живущих “и еще не родившихся” поколений). Это этическое правило обязательно для всех, благодаря этому мы – один народ!
У нас – одно имя и одна судьба… И пусть все мы преходящи, но мы будем живы, если сохраним национальную и фамильную честь перед нашими же потомками. Об этом должны задуматься все живые. Ведь именно об этом наследстве размышляют люди перед вратами Великого барьера. Все-таки недаром народная мудрость гласит, что “нет богатства, доставшегося от деда”, а вот “доброе имя отца помогает его сыну сорок лет”. И ведь действительно, нет другого непреходящего богатства для потомков, нежели доброе имя семьи и рода. И потому нам многое – нельзя. И, во-первых, нельзя предавать. Это – этическая максима. Предавший однажды предаст еще раз. На этой простой заповеди был основан весь наш исторический и культурно-цивилизационный проект Турана. И ведь нет ничего хуже, чем предательство брата. А мы все – братья. И потому у нас нет права покинуть брата в беде. И если мы хотим оставаться одним народом и в радости и в печали, то наши родовые имена и наши горести не должны быть безразличными друг для друга. И это должно быть так, если мы считаем себя казахами… и если у нас есть национальная идея совместного будущего.
z-marlen@bk.ru
МАРЛЕН ЗИМАНОВ | www.camonitor.com
