[:ru]
Случайно привелось посмотреть по интернету видеозапись беседы известного казахского бизнес-тренера А. Нурсила и филолога, абаеведа О. Жалела, снятое ровно год назад. Ахметбек Нурсила пригласил на свой YouTube-канал Омара Жалела и задавал ему разные вопросы о себе и о казахских проблемах. О. Жалел часто цитировал Абая, Шакарима, Машхур-Жусупа. В ответ на это А. Нурсила (надо признать — весьма начитанный, неординарный человек, не только бизнесмен, но и знаток наследия Алаш-Орды) заметил следующее: нельзя идеализировать Абая, других классиков, ибо они тоже грешные, смертные. Но величие Абая в том, что он открыто признал свои недостатки и тяжкие грехи, каялся, доказательством чего служит одно его стихотворение.
И тут блогер процитировал строки из одного стихотворения классика. При этом Омар Жалел, как бы виновато соглашаясь, закивал головой, давая понять, что звучащие строки ему тоже хорошо известны. Как мы поняли, речь идет о стихотворении, начинающемся словами «Ойға түстім, толғандым» (заметьте: без названия и с неизвестным годом написания). В нем звучит монолог, вернее исповедь кающегося грешника; поэт говорит от первого лица единственного числа (по-казахски передается формой глагола прошедшего времени первого лица с окончанием «ым»/«ім», н-р: қызықтым, тізіппін и т.п.).
В стихотворении Абая содержится хлесткая самокритика, покаяние некоей индивидуальной души, горькое признание в грехах: в том, что человек не знал ни стыда, ни совести, попирал справедливость, человечность, предавался хвастовству и пр. В частности, есть строки, что эта душа (якобы сам Абай!) «жалмауыздай жалаңдап, ар-ұяттан күсіппін (т.е. будучи ненасытным, потерял всякий стыд), «қулық пенен сұмдыққа құладындай ұшыппын» (как ястреб налетал на любую хитрость и коварство) и пр.
Между тем Ахметбек Нурсила невозмутимо и даже, как нам показалось, с легким чувством удовлетворения (оттого, что ему удалось таким образом стащить великого Абая с пьедестала почета, сравняв его с современными серыми, грешными казахами) принялся далее снисходительно, с «патриотической» грустью комментировать «бедного грешника» Абая. Самое главное, нас поразило отсутствие хоть одного миллиграмма сомнения. Ничего вопросительного, ни тени сомнения, зато все высказывания хладнокровно-утвердительные и даже гипно-суггестивные. Так, как будто человек уверен, что находится в состоянии божественного сознания и изрекает истины от Бога.
А еще оказалось, что тема греховности Абая, поиск грязи под ногтями национального гения идет среди отечественных казаховедов уже давно. Ахметбек-мырза упомянул пару публикаций, каких-то писателей и публицистов, писавших в этом духе. Да, мы замечаем, что за последние годы у нас действительно стало модным предлагать «альтернативные» взгляды на великих казахов прошлого, искать «темные места» в их биографии, обнародовать «сенсационные» факты, что называется, «копаясь в грязном белье» и «заглядывая в замочную скважину» – для того, чтобы ловить хайп на этих разных, весьма и весьма сомнительных, фактах.
Казахи того времени
Нет, мы вовсе не против святой правды – порой горькой, но необходимой и часто полезной народу! И даже с точки зрения традиционно-казахского взгляда на вещи, с точки зрения Корана не следует из великих личностей, даже из Пророка, делать икону, идолов. Нельзя возносить до небес ханов, поэтов, равно как и идеализировать и героизировать нашу историю, казахский народ. И все же…Знаю одно изречение мудрецов Востока, которое когда-то давно услышала из уст своего покойного отца (был филологом, педагогом, казаховедом) – о том, что плохой человек похож на зеленую муху-падальницу, которая сразу находит на человеческом теле ранку или гнойную язвочку.
Тем более надо быть осторожным в оценке великих предков, исторических личностей. Прежде всего здесь надо учитывать то, что мы, как здравомыслящая и адекватная нация (слава Всевышнему), внимательно читая наследие, тексты и произведения, изучая научно реконструированную биографию, генеалогию (например, того же Абая), вполне способны дать коллективную объективную оценку той или иной великой исторической личности. Характера, мировоззрения и деяний предка, отличить черное от белого, установить, был ли персонаж из прошлого благороден и гениален или же в нем преобладал темный аспект обыденной личности.
В конфуцианстве выделяются тип благородного человека (цзюнь-цзы) и «маленького», ничтожного, «сяо-жэнь». Казахи отличали «ұлы адам, тұлға» от «пенде» (простой смертный, обыватель). Конечно, какой-то процент «пендешілік» (слабости, недостатки, ошибки) будет у всех, даже великих личностей. В том числе даже у святых и пророков. В этой связи можно говорить об иерархии или большом диапазоне различий духовных качеств гениальных людей прошлого.
И мы хотим сказать, что нацией уже давно дана объективная оценка великому Абаю, были и есть мэтры абаеведения, настоящие знатоки нашей культуры, философии; в течение почти столетия проведены тщательные исследования, представлены фундаментальные труды, диссертации. И нельзя все это перечеркивать неким абаеведам-«ревизорам». Не говоря о почивших классиках, М. Ауэзове и др., даже современные ученые, как Турсын Журтбай, Мекемтас Мырзахмет, Гарифолла Есим являются достаточными авторитетами в абаеведении. И все они признают, что Абай был великим, благородным, мудрым, чистым. Что у него слова не расходились с делами (а это один из главных признаков благородного человека, приближающегося к духовному идеалу «камил адам»).
В отношении личностей такого калибра и уровня, как Хаким Абай, можно допускать наличие и вероятность слабостей и ошибок, наподобие небольшой гордыни («менсінбеушем наданды»/«презирал я всегда невежд»), нетерпимости к идейным противникам, словоохотливости (все-таки аргыны-тобыктинцы все были языкастые, а со стороны «нагашы», т.е. родичей матери Улжан, аргын-каракесек, наверняка ощущалось генетическое влияние известных на всю Сары-Арку острословов и сатириков). Но не более.
Казахи того времени
Совершенно нелогично, возмутительно и кощунственно думать и говорить, что Абай мог примитивно лгать, хитрить, попирать справедливость, совершать всякие бесстыжие поступки (пусть даже в молодости). Это невозможно и логически, и даже биологически, генетически! И в силу воспитания в семье Кунанбая-хаджи, фактора «Зере-Улжан». А еще по причине величайшего поэтического дара, которым одарил его Аллах. От природы грубый и испорченный человек не может стать поэтом, тонким лириком, национальным гением и духовным учителем.
Лейтмотивом всех произведений Абая, как стихов, так и прозы, выступает лишь одна, главная ценность – ар-ұят, ар-ұждан (совесть, честь). Абай был озабочен именно моралью, глубоко страдал, когда видел вокруг бессовестных казахов. Это была судьба всех просветителей и реформаторов. Про своего безвременно ушедшего из жизни сына Абдрахмана, на которого возлагал большие надежды, Абай с гордостью и печалью говорит: «тұла-бойың ұят, ар едің» (всем существом ты являл совесть и честь).
Кстати, краткую и объективную оценку Абаю дал Шакарим. Уж кто-кто, но Шакарим, основатель учения «ар ілімі» (учение о совести) не умел кривить душой. Так вот, Шакарим-хаджи назвал Ибрахима-мырза своим главным учителем, заметив, что несмотря на великий талант и прекрасные духовные качества, его учитель Абай умер непризнанным гением и терпел унижения от казахов. Между прочим, непризнанность и гонимость – как раз наиболее надежные признаки, «лакмусовая бумажка», по которой определяется великий человек, пророк, святой (хотя изредка бывают и исключения из правила).
Абай не просто призывал к добру и человечности, но и сам показывал примеры. Великий Абай умел прощать. Мы знаем, что он простил бандитов Оразбая, поднявших на него руку, несмотря на желание биев наказать весь провинившийся род. Что касается того, что в свое время он способствовал наказанию клана «жігітек» (о чем как о «грехе» не преминул отметить в ходе беседы Ахметбек Нурсила), то необходимо учитывать всю тяжесть совершенных этой группировкой преступлений, конокрадства, трайбализма, всевозможных грязных интриг, чтобы понять суровость правосудия Абая и его сторонников. Вообще, мы не знаем всей глубины нравственного падения казахского общества того времени (в котором была объективная вина политики царизма, разрушившего традицию, но не давшего ей взамен нормальной социально-политической системы). Но можно догадываться, пытаться понять.
Один из его представителей этого клана, некий Базаралы, в отместку за то, что отец Абая, Кунанбай Справедливый, в бытность ага-султаном сослал его, негодяя, в Сибирь на каторгу, затеял чудовищный план мести. В отсутствие Кунанбая, уехавшего в священный хадж, подонок начал открыто ухаживать за третьей, младшей женой Кунанбая Нурганым. Нагрянув в ее аул, он гостил там три дня, потом дал сигнал «жигитекам» распространять сплетню-клевету об их любовной связи. Каким надо быть безбожником, чтобы за спиной отправившегося в хадж (!) родича, уважаемого аксакала приставать к его супруге?!
И здесь мы позволим себе сомнение: поскольку М. Ауэзов – тоже не Бог, он тоже мог ошибаться, допуская, что Нурганым, родом из ходжей, религиозного клана (кстати, родственница самого писателя), действительно могла пойти на встречный шаг, на грязный поступок, пусть даже в отместку за то, что была юной выдана замуж за старика, против своей воли. Ведь не всем, даже правдоподобно сложенным устным рассказам тобыктинцев можно было верить. Также мы знаем, что М. Ауэзову не раз приходилось прибегать к вымыслу или интригующим фактам, чтобы продвигать в советских условиях свое художественное произведение.
Только Аллаху ведома правда об этом, как и других подобных фактах из жизни предков. Есть еще такая истина: каждый судит о других в меру своей богобоязненности или степени безбожия. Если даже допустить факт супружеской измены молодой «токал» Нурганым, то такой факт еще более возвышает именно Абая: с ужасом понимаешь, в каком окружении, в атмосфере каких грехов и грязи ему приходилось жить и творить! Есть многозначительный образ в духовных учениях: цветок священного лотоса вырастает из грязного болота.
То есть не зря вырос такой гений и мудрец-хаким – вопреки Тьме, наперекор всем вредным привычкам и нравам казахов. В темном царстве рода Тобыкты был «луч света» – горсточка глубоко порядочных, честных и умных людей под названием «семья и потомки Кунанбай-хаджи». И жизнь их прошла в борьбе и страданиях….
На самом деле, есть что-то мистическое и божественно-закономерное в самом историческом явлении Абая – Хакима Ибрахима казахскому народу и нашей культуре (см. подробнее мое эссе «Абай – «ангел-хранитель» Казахской земли» // https://www.altyn-orda.kz/abaj-angel-hranitel-kazahskoj-zemli/). Хотелось бы напомнить и такую народную мудрость: в древности считалось, что если имя какого-то человека знают и произносят хотя бы тысяча людей, то это уже означает, что этот человек – не простой («тегін адам емес»).
В отношении Абая не перестаешь удивляешься, как это имя стало в итоге визитной карточкой целой нации, символом казахского народа и мудрости наших предков в глазах всего человечества?! И уже больше века звучит и прославляется его великое имя, тогда как все жившие вместе с ним миллионы ничтожных казахов давно бесславно позабыты. Разве это случайно?! Уже в этой вечной памяти и славе есть некий знак свыше, это может служить индикатором того, что Абай был ведомый Богом, Аллахом, что это великий аруах и гений казахов!
И вот, наконец, злополучное стихотворение «Ойға түстім, толғандым, Өз мінімді қолға алдым». Хотя я далеко не филолог, тем более не абаевед, и даже владею казахским языком хуже, чем русским; также мне не свойственно зубрить наизусть стихи Абая и других поэтов, но у меня изначально и никогда не было сомнения в том, что в данном стихотворении Абай, несмотря на форму изложения в первом лице единственного числа (т.е. местоимение «я»), на самом деле создал обобщенный портрет грешного казаха своего времени. Это ведь поэзия, художественное творчество, где часто автор/поэт может сливаться со своим персонажем (положительным или отрицательным), а вовсе не текст автобиографии с личной подписью и печатью!
Поэт или писатель могут использовать местоимение «я», отождествляясь с разными людьми, плохими или хорошими, даже мифологическими существами. Яркий пример – сатирическое стихотворение самого Абая «Болыс болдым, мінеки» (Вот, стал я волостным). Неужто и этот стих Абая иные казахи понимают буквально, как исповедь самого поэта?!!! (стыд и позор). В стихотворении «Болыс болдым, мінеки» Абай тоже говорит «я», но рисует портрет карьериста-волостного в казахском обществе. Поэт говорит от имени своего отрицательного персонажа.
К сожаленью, стихотворение «Ойға түстім, толғандым, Өз мінімді қолға алдым» не имеет заголовка, по крайней мере до нас дошла такая рукопись. Возможно, заголовок прояснил бы, о чем, вернее, о ком идет речь, кому посвящено. Вообще, Абай часто сочинял стихи для кого-то, от имени других, мы знаем это. Например, известны жоктау (траурные стихи) от имени жены Абдрахмана. Абай сочинил их для того, чтобы «жоктау» исполнила на поминках вдова умершего Абдрахмана Магрипа (Магыш).
Итак, несомненно, «Ойға түстім, толғандым, Өз мінімді қолға алдым» – это созданный Абаем эталон или образец раскаяния для казаха того времени, для многих падших, погрязших в грехах и преступлениях членов казахского дореволюционного общества (конечно, не всех, ведь положительных людей было тоже немало). Это стихотворение написано в духе «Слов назиданий» и продолжает линию критики казахской ментальности того времени.
Также необходимо вспомнить, что в религиозной традиции народов тоже бывало, когда духовным учителем, пастором создаются емкие и эмоциональные образцы покаяния, покаянной молитвы (в христианстве, в исламе – свободные «дуа»). Их создатели в текстах горюют не о своих собственных грехах, а о человеческих грехах вообще; плачут, но не от своего имени, а вымышленного субъекта (вернее, предполагаемого читателя, члена общины).
Вообще, в мировой поэзии много примеров, когда поэт отождествляется со своим персонажем, прибегает к «я» для художественного изображения и описания душевного мира героя. Так, А.С. Пушкин в стихотворении «Пророк» говорит от своего имени, используя и часто склоняя местоимение «я»: «Духовной жаждою томим, В пустыне мрачной я влачился, И шестикрылый серафим. На перепутье мне явился. Перстами легкими как сон. Моих зениц коснулся он….».
А если бы, предположим, стихотворение Пушкина дошло бы до наших дней без названия, ясного заголовка (как в случае с «Ойға түстім, толғандым»)? Тогда Ахметбек Нурсила и Омар Жалел наверное подумали бы, что Пушкин описывает свое собственное «пророчество» и является «пайгамбаром»?! В литературоведении доказано, что Пушкин взял за образец пророка Мухаммеда, т.к. в эти годы он был впечатлен переводами Корана.
Вывод такой: как Пушкин не был Пророком, хотя и говорил от имени своего духовного героя, так и наш Абай не был великим грешником, хотя использовал метод идентификации с героем-грешником! Тем более Абай, как мы отметили, скорее хотел создать образец покаяния в поэтической форме; чтобы при его чтении и слушании каждый современник представлял именно себя, думал бы о собственной душе (отсюда местоимение «я» в том злополучном стихотворении).
И Миржакуб Дулатов не был «казахским языком», хотя в своей публицистике, в эссе «Қазақ тілінің мұңы» (1926 г.) он вдруг отождествляется не с кем-то, а …. с бедным казахским языком и начинает жаловаться: «Мен заманымда қандай едім? .. Енды қандаймын?» и пр. (т.е. «Кем я был в древние времена? …А сейчас я каков?).
И уж тем более не был великим грешником Святой Хазрет Ходжа Ахмед Йассауи. Хотя в «Диван-и Хикмет» от своего имени, от своего «я» он изобразил кающегося и горько плачущего мусульманина («Ділім қатты, тілім ащы, өзім залым… Алпыс үшке жасым жетті, өттім ғапыл, Хақ әмірін бекем тұтпай болдым жаһил…). Поэт-мистик использует гиперболизацию, причудливые и странные образы и эпитеты. В самобичевании и самопрезрении Йассауи доходит до того, что призывает людей: «Жаназамның артынан тас атыңдар, Аяғымнан сүйрелеп көрге атыңдар!» («Бросайте камни в меня во время моей панихиды, тащите меня за ноги в могилу» и пр.).
В случае с Хикметами наверняка следует еще принимать во внимание особенности суфийского мистико-аскетического сознания и духовной практики, когда маленький грех по меркам обычного человека суфиям мог казаться огромным и убийственным. В целом, великие души (в Индии «махатмы»), тем более в состоянии мистического транса или поэтического вдохновения (ильхам) могли терять границы своего индивидуального «я», отождествляясь с коллективным «я», с сознанием всего падшего общества или человечества. Похожий опыт мог быть знаком Абаю, также Шакариму, многим другим боговдохновленным личностям в истории нашей культуры.
В заключение хочется заметить, что сама беседа бизнес-тренера А. Нурсила и филолога О. Жалела в целом была интересной, и каждый найдет в ней много пользы. Кроме возмутительного утверждения о греховности Абая. Нельзя распространять подобное некорректное и аморальное заключение об Абае среди нашей наивной и легковерной казахской молодежи. Тем более в год 175-летия национального гения и любимого поэта.
P.S. При всем уважении к А. Нурсила (мне известно, что этот человек делает очень многое для приобщения простых казахов к бизнесу, их трудового и нравственного воспитания) все же заметно, что он скептически относится к религии и переоценивает роль современной науки, техники, власти денег, европейских ценностей, часто апеллируя к алаш-ордынцам. Такое мировоззрение называется европеизмом и технократизмом, также позитивизмом.
Но нам нельзя буквально повторять лозунги европеизма, которые выдвинули А. Букейханов и Ататюрк 100 лет назад. Если бы сейчас чудом воскрес Алихан Букейханов, он бы, увидев современный мир, предложил нам более традиционалистскую модель развития Казахстана. И вовсе не идеализировал бы Европу и Америку – с их гей-культурой, однополыми браками, моральным вырождением, культом собак и других животных, поп-идолами и т.д. Всего этого ведь не было при его жизни (капитализм в молодые годы, как образно сказал В. Маяковский «был ничего, деловой парнишка»).
Абай и Букейханов не могли предугадать, что постхристианский мир позже изобретет атомную бомбу, развяжет на планете две мировые войны, и будет готовить третью… Есть такое понятие как «приращение знаний» и «исторический опыт», т.е. казахская нация обязана помудреть, занимаясь невиданным ранее синтезом информации, а не брать весьма наивные лозунги джадидизма 19-ого века, равно как и методики средневекового суфизма.
Нам кажется, А.Нурсила-мырза не хватает духовных знаний и глубины веры (хотя нельзя от одного человека ждать многогранности и всезнания). Он считает, что «отсталые и бедные» мусульмане, которые не рождают лауреатов Нобелевской премии и миллиардеров, достойны презрения, а сердцу его милей успешные в бизнесе и технических науках, но безбожные европейцы, китайцы и японцы. Впрочем, мы не знаем новое мнение Ахметбека Нурсилы – после «нашествия коронавируса», когда на наших глазах быстро терпят крах все ценности материалистической цивилизации… «Соңғы табыс тақуалардікі» (Аъраф сүресі, 128 аят).
© Назира Нуртазина,
доктор исторических наук,
профессор КазНУ им. аль-Фараби
[:]
