В этом может скрываться какая-то ирония, однако нет ничего неожиданного в том, что видеозапись на YouTube, похожая на плохо сделанный фильм-сатиру на пророка Мухаммеда, и совпавшая по времени с гибелью посла США в Ливии Кристофера Стивенса, появилась в ту же самую неделю сентября, когда писатель Салман Рушди опубликовал свое произведение «Joseph Anton» (Джозеф Антон). Это мемуары, повествующие о жизни Рушди как «знаменитой жертвы» после того, как верховный лидер Ирана аятолла Хомейни выпустил фетву со смертным приговором писателю за оскорбление ислама в «Сатанинских стихах». Не желая уступать аятолле, пакистанский министр железных дорог Гулям Ахмад Билур (Ghulam Ahmad Bilour) недавно лично предложил награду в 100000 долларов тому, кто убьет продюсера грубого и непродуманного фильма «Невинность мусульман».
Похоже, что в качестве жертвы пакистанского министра должен выступить американский христианин египетского происхождения Накула Басили Накула (Nakoula Basseley Nakoula), воспользовавшийся во время съемок псевдонимом Сэм Бэйсил (Sam Bacile). В записи на YouTube показан молодой длинноволосый Мухаммед, занимающийся оральным сексом с бедуинкой в ее палатке. Когда Накула начал получать многочисленные угрозы, газеты и телевидение показали, как его под мощной полицейской охраной с закрытым лицом заталкивают в машину после ареста в Лос-Анджелесе за нарушение правил условного освобождения. Накула был обвинен в банковском мошенничестве в 2010 году. Здесь налицо совершенно жуткие параллели с исчезновением Рушди из поля зрения общественности после обнародования печально известной фетвы Хомейни в День святого Валентина в 1989 году.
Когда Рушди предложили посочувствовать попавшему в затруднительное положение Накуле, он провел важное различие между двумя случаями. «Я думаю, он сделал нечто злонамеренное, а это во многом отличается от написания серьезного романа, — сказал он в программе CNN Today. — Он явно хотел осуществить провокацию, и совершенно очевидно, что своими действиями он вызвал более сильную реакцию, чем та, на которую надеялся… Он решил вызвать реакцию, и теперь гребет ее лопатой».
Однако очевидно, что реакция на книгу Рушди и на фильм Накулы вызвана отчасти одним и тем же обстоятельством: господствующей сейчас среди исламистов и даже в рядах аполитичных мусульман верой в то (вопреки многочисленным прецедентам в художественной истории ислама), что изображать пророка категорически запрещено, и что таких изображений, не говоря уже о сатирических карикатурах, не должно быть никогда. Многие помнят, какая резкая реакция возникла на опубликованные в датской газете карикатуры на Мухаммеда. Они до сих пор служат причиной для нападений экстремистов, хотя со времени их опубликования минули годы. Когда в сентябре разразились дебаты из-за нового антимусульманского фильма, французский сатирический еженедельник Charlie Hebdo подлил масла в огонь напряженности, опубликовав новую серию карикатур, на одной из которых пророк показан с обнаженным задом.
По поводу мотивов съемок этого фильма Рушди несомненно прав. Исследователи уже узнали о тесных связях между воинствующим коптским сепаратистом Накулой и махровыми исламофобами, такими как Памела Геллер (Pamela Geller) и Роберт Спенсер (Robert Spencer). (Когда люди на Ближнем Востоке в конце сентября устраивали массовые беспорядки, протестуя против фильма, Геллер проводила в нью-йоркском метро скандальную рекламную кампанию антимусульманского содержания, что в США вызвало целый ряд вопросов о выступлениях на почве ненависти.) Консультанта этой картины и страхового агента из Хемета, штат Калифорния, Стива Клейна (Steve Klein) связали с крайним «антиджихадистским» и «антимусульманским» течением, которое вдохновляло и даже поддерживало контакты с правым экстремистом Андерсом Брейвиком, отбывающим в настоящее время пожизненный срок за массовый расстрел людей на норвежском острове Утойя в июле 2011 года.
Политолог Мэтью Фельдман (Matthew Feldman) использует термин «христианизм», когда говорит об ультраправых и антимусульманских полемистах, таких как Геллер и сжегший Коран пастор Терри Джонс (Terry Jones), который поддержал этот фильм. Тем самым, Фельдман стремится показать сходство этих деятелей с их исламистскими недругами. И те, и другие играют на религиозных чувствах людей для мобилизации широких масс, пользуясь уважительным отношением к религии в тех культурах, к которым они принадлежат.
Есть определенное утешение в мысли о том, что экстремисты обеих мастей, как исламисты, так и христиане, довольно немногочисленны. В Египте служба безопасности происламистского правительства «Братьев-мусульман» задержала молодых в основном бунтовщиков, пошедших на штурм американского посольства в Каире, в ходе которого погиб всего один человек. В Ливии убийцы посла Стивенса из группировки боевиков под названием «Ансар аль-Шария» (помощники шариата) были хорошо вооружены, но малочисленны, и впоследствии их изгнали из Бенгази на волне народного недовольства, а некоторых убили. (Не исключено, что «Ансар аль-Шария» действовала независимо от тех, кто протестовал против фильма.) И несмотря на одобрение правительства, протесты в Пакистане под названием «День любви к пророку Мухаммеду» собрали толпу численностью от пяти до десяти тысяч человек — «меньше, чем обычно приходит на стандартный политический митинг или даже на похороны известного человека», написал Деклан Уолш (Declan Walsh) из New York Times. (Но в этот день погибли 19 человек.)
Однако в сегодняшнем мире, где миллионам людей мгновенно становятся доступны самые разные кадры на YouTube, все труднее сохранять описанное Рушди различие между «серьезным романом» (которым читатель может наслаждаться в уединении) и «злонамеренным видео». Ведь и «Сатанинские стихи» тоже были преднамеренно провокационными. Подробные карикатурные изображения сексуальности Мухаммеда, в конце концов, обращены, пусть и не столь грубо, к тем же самым вопросам, что и показанный на YouTube трейлер, который вызвал столь мощное возмущение. Заголовок произведения Рушди это ссылка на эпизод из жизни пророка, записанный одним из летописцев. Там дьявол вставил некоторые стихи в Коран, который правоверные мусульмане считают непосредственным словом Всевышнего. Эти «сатанинские» стихи, восхваляющие трех женщин-богинь, которым поклонялись язычники Мекки, были позднее изъяты из Корана. Однако данным случаем можно было воспользоваться для того, чтобы подвергнуть сомнению божественное происхождение Корана (хотя наиболее ранние его толкователи не испытывали с этим никаких проблем).
Эта вызывающая споры часть жизни пророка является лишь маленьким отрывком из исключительно сложного романа, где исследуется психологическое воздействие миграции и конфликтующие силы разных культур, под воздействием которых оказывались мигранты. В романе высмеиваются составляющие элементы индо-британской мусульманской идентичности. Смешивая факты с вымыслом, а историю с мифом, автор высмеивает хрупкие, но полные раздражения традиционные предубеждения, окружающие мусульманскую веру и принадлежность к ней. Он ведет речь не только о целостности Корана, но и, что гораздо опаснее, о сексуальности Мухаммеда и чести его жен. В снах Джибрила, который является одним из главных героев романа, самый главный ритуал мусульман хадж или паломничество в Мекку, а также пророк Мухаммед становятся предметом безжалостной сатиры.
В серии сцен, напоминающих знаменитую пьесу Жана Жене (Jean Gene) «Балкон», где завсегдатаи борделя играют роли епископа, судьи и генерала, Рушди показывает проституток у занавеса (образ хиджаба, или вуали), которые называют себя именами жен пророка. Самая популярная среди них — 15-летняя Аиша (имя самой юной жены Мухаммеда). Клиенты ходят кругами вокруг Фонтана любви «подобно паломникам, по иным причинам наматывающим круги вокруг древнего черного камня» в Мекке. Здесь налицо явная насмешка над отношением к женщинам, которое было узаконено многочисленными браками Мухаммеда. Поэт Баал председательствует в этом борделе как некий анти-пророк. Символизирует или нет Баал своего создателя, ему в романе отведена роль провидца.
Работа поэта заключается в том, чтобы назвать неназываемое, чтобы указать на обман и мошенничество, чтобы встать на ту или иную сторону, начать спор, выставив свои аргументы, сформировать мир и не дать ему заснуть. А если из тех порезов, которые причиняют его стихи, потекут реки крови, они будут питать поэта.
В ходе волнений, порожденных публикацией «Сатанинских стихов», в 1988-1989 году погибли как минимум шестьдесят человек. Они гибли в Индии и Пакистане, двое погибли в Бельгии, а тридцать семь в Турции, когда исламисты подожгли отель, где проходила встреча турецкого переводчика книги романиста Азиза Несина (Aziz Nesin) с другими писателями. В своем язвительном отзыве на мемуары Рушди Панкадж Мишра (Pankaj Mishra) из Guardian делает предположение о том, что взгляды, изложенные Рушди в «Сатанинских стихах», относятся к более ранней и менее сложной эпохе, чем та, в которой мы живем сегодня. Четкое противопоставление, которое Рушди проводит между светским и религиозным, между светом и тьмой, между рациональной литературной элитой и иррациональными массами, не разъясняет великий беспорядок современного мира. Эти стихи принадлежат к более простой в интеллектуальном плане эпохе, где о политически малозначимом и малоизвестном не западном обществе можно было судить исключительно по его успехам и неудачам в следовании великим примерам светского и гуманного Запада. А если ты писал литературные произведения из разряда беллетристики, этого было достаточно, чтобы почувствовать себя «стоящим на правильной стороне некой глобальной нравственно-политической баталии», как написал Тим Паркс (Tim Parks) в отзыве на роман Рушди «The Ground Beneath Her Feet» (Земля под ее ногами).
Мишра находит определенный парадокс в том, что на «блестящем раннем этапе» своего творчества автор «Детей полуночи» и «Стыда» храбро нападал на такое «самодовольство имперской интеллектуальной культуры». Он очевидно разочарован тем, что считает неудачей в книге Рушди «Джозеф Антон» — его неспособностью «отказаться от тщеславной мысли, что личное является геополитическим, которая полезна для художественной литературы, но вводит в заблуждение за ее пределами».
Как я выяснил в результате собственных исследований дела Рушди в 1989 году, суть проблемы состоит в том, что сатира на пророка, особенно в связи с сексуальными вопросами, вызывает сомнения в мусульманской идентичности, которые выходят далеко за пределы религиозных убеждений.
Если исходить из представлений нейробиолога Сьюзан Гринфилд (Susan Greenfield) о групповом самосознании, можно предположить, что после многовекового «программирования» посредством ритуалов, благочестия и молитвы, культурный миф о пророке, подобно мифам о других религиозных кумирах, настолько глубоко проникает в сознание мусульманской группы, что нападки на пророка воспринимаются как атака на всех мусульман.
На самом деле, стоит задуматься над тем, что явления, которые люди светские склонны считать религиозным фанатизмом и нетерпимостью, зачастую меньше связаны с религиозными разногласиями, чем с проявлениями обычаев и социальных привычек, являющимися результатом веры. Теологические разногласия — о Боге, о деве Марии, об истинном присутствии, о священной миссии Мухаммеда, о христианском учении докетизма (согласно которому Христа не распяли), о потомках Али ибн Абу Талиба, о мученичестве имама Хусейна — не являются истинными причинами, по которым люди начинают убивать соседей и «близких врагов».
Религиозные конфликты между католиками и протестантами, между суннитами и шиитами, между индусами и мусульманами зачастую можно лучше всего понять, если рассматривать их в качестве «войн за сферы влияния» из-за не очень осязаемого, но и не теологического вопроса человеческого «уважения». Угрозы в адрес Рушди и датского карикатуриста Курта Вестергаарда (Kurt Westergaarde), изобразившего Мухаммеда в тюрбане в форме бомбы, звучат не из-за того, что они «неверные», а потому что эти люди оскорбили мусульман, нарушив запрет на изображение Мухаммеда.
Воинствующие боевики, такие как убийцы американского посла в Ливии, салафиты в Каире, активисты Хезболлы в Ливане и сторонники талибов в Кабуле — все они воспользовались фильмом на YouTube, чтобы заручиться поддержкой в борьбе с властями, которые считаются прозападными или проамериканскими. Но факт остается фактом: существует популистский опыт в защите образа Мухаммеда, который получил статус чего-то такого, что нельзя изображать и порочить вот уже четырнадцать с лишним веков. И это можно распространить на более серьезное и критическое обсуждение самого ислама. Так, в 1995 году египетский ученый Наср Абу Зейд (Nasr Abu Zayd) был, по сути дела, вынужден уехать в эмиграцию после того, как его объявили вероотступником, что привело к отмене его брака по исламским законам. Абу Зейд вызвал ярость у фундаменталистов, потому что применил современные критические методы к тексту Корана. Это дело создало юридический прецедент, не сулящий ничего хорошего науке при нынешнем египетском режиме, в котором господствующие позиции занимают «Братья-мусульмане».
Существует важное различие между публичной насмешкой над образом Мухаммеда, что сделал датский карикатурист и автор фильма на YouTube, и деконструкцией этого образа при помощи современных научных инструментов. Недавно вышедший документальный фильм историка Тома Холланда (Tom Holland) «Islam the Untold Story» (Ислам, нерассказанная история), который основан на его книге «In the Shadow of the Sword: The Birth of Islam and the Rise of the Global Arab Empire» (В тени меча: рождение ислама и усиление всемирной арабской империи), ставящей под сомнение историчность арабского пророка, вызвал протесты со стороны некоторых исследователей ислама, а британский четвертый канал отменил показ и публичное обсуждение картины после того, как на Холланда посыпались оскорбления и угрозы из Твиттера. Тем не менее, программа все равно вышла, как и планировалось, и ее можно было посмотреть в онлайне. И она не вызвала бунты от Бенгази до Кабула.
Столь резкая разница в реакции говорит о возможности двояко подходить к вопросам свободы слова, возникающим в связи с изображениями пророка. «Оскорбление» Мухаммеда с намерением вызвать ненависть можно назвать некой формой ненавистнического выступления, сравнимой с антисемитизмом, расизмом, осквернением флага или отрицанием Холокоста, что запрещено законом во многих странах (но не в США, где предложенная поправка в защиту американского флага не прошла в 2006 году из-за одного-единственного голоса в Сенате). Причина в том, что священный образ пророка стал фундаментальной частью самоотождествления мусульманских обществ. На практике трудно провести грань между «оскорблением» и «критикой», если различие в намерении.
Например, в Британии попытка правительства после дела Рушди расширить действие закона о межрасовых отношениях в ответ на протесты мусульман стала настоящим правовым минным полем. Сейчас считается правонарушением (в соответствии с законом от 2006 года о расовой и религиозной ненависти) изображать, писать или иным визуальным способом представлять материал «угрожающего и оскорбительного содержании» с намерением вызвать «преследования, тревогу или причинить страдание». Но как это ни парадоксально, закон защищает право «оскорблять и порочить» при условии, что в таких действиях нет ничего, что «можно истолковать таким образом, что это будет воспрещать либо ограничивать обсуждение, критику или выражение антипатии, неприязни, высмеивания, оскорбления или порицания определенной религии, веры или обычаев ее последователей». Безусловно, ключом здесь является намерение. Если бы Рушди понадобилось защищать свою книгу в соответствии с законом от 2006 года, он вместе со своими адвокатами обязательно заявил бы, что вызванные ее публикацией споры и скандалы являются непреднамеренным последствием неверного прочтения (в основном политически мотивированными сторонами) этого «серьезного» романа.
Критический анализ Корана, бросающий вызов мифам вокруг первоначальных фигур ислама, это совсем другая история. Этим ученые, изучающие религии, занимаются со времен Просвещения. С 19-го века исламские ученые, такие как Саид Ахмад-хан (Sayyed Ahmad Khan) и Чираг Али (Chirag Ali), ставят под сомнение подлинность многих хадисов (передававшиеся изустно изречения), на которых основывались многие ранние летописцы, создавая хроники жизни пророка, рассказывая о его достойном подражания поведении и миссии. С точки зрения закона совершенно неправильно проводить различия в пользу (а по сути дела, против) мусульман, отстраняя их от этого процесса, потому что критическое взаимодействие — в науке, религии и политике — это необходимое предварительное условие для процветания и благополучия разных общин в нашем космополитичном и все более глобализованном мире.
Оригинал публикации: Can Islam Be Criticized?
11/10/2012
(«The New York Review of Books», США)
Мализ Рутвен (Malise Ruthven)
Источник — inosmi.ru
