Собственно, знак вопроса можно и не ставить по той причине, что при отсутствии каких-либо доказательств путанные показания несовершеннолетней потерпевшей оказывают на следствие такое яркое впечатление, что сами члены следственной бригады, вызванные уже в качестве свидетелей, убежденно повторяют её рассказ. Будто не со слов, будто сами при этом сексуальном домогательстве присутствовали. Суть в том, что 31 октября прошлого года сначала неустановленный, потом установленный мужчина произвёл в отношении девочки-подростка действия интимного характера без совершения самого изнасилования. По словам потерпевшей ранее незнакомый ей мужчина взял её за руку, сказал, что она будет свидетелем в его поиске другой девочки, и она пошли с ним, поскольку доверяет людям.
Решающим свидетелем обвинения выступил начальник отдела криминалистики УВД Турксибского района г.Алматы г-н Аханов, который хотя и не видел происшедшего, но обследовал место преступления, «прочесывал» местность и арестовывал подозреваемого. Таким образом он является ещё и должностным лицом органа дознания, в обязанности которого в соответствии со ст.ст. 65, 200 и др. УПК РК вменяется проведение предварительного следствия, поэтому его показания должны соответствовать и ст. 25 уголовно-процессуального права, требующей внутренние убеждения подтверждать комплексом фактических доказательств. Свидетель Аханов, показывая о наличии преступления со слов малолетней, с ее же слов описал «образ подозреваемого лица». Когда принимается заявление о преступлении при том, что лицо не установлено, как правило составляется фоторобот, особенно, если заявитель, как происходит в нашем случае, хорошо запомнила своего обидчика: мужчина 30-35 лет, русый, худощавый европеец, носит очки, рост 175-180, фирменный комбинезон с курткой тёмного цвета на спинке которой сделана надпись «Казпочта».
Свидетель на месте преступления никаких следов, указывающих на личность насильника, не заметил. Зато начальник криминального отдела вместе с другим сотрудником на одной из улиц, находящихся близ рощи Баума, увидел мужчину, подходящего под приведенное выше описание: сколько мужчин, если надеть их в униформу «Казпочты», будут соответствовать этому словесному портрету! Однако, какая одежда была на человеке, которого тут же задержали, начальник отдела криминальной полиции вспоминает с трудом. Сначала это была будто «домашняя одежда», затем она преобразовалась в «какую-то спецодежду». Есть ли разница между «не помню», домашними шортами или халатом или фирменным комбинезоном с приметной надписью?
Потерпевшая утверждает, что в шесть утра 31 октября прошлого года было темно как на улице, так и в роще. Свидетель, наоборот, считает, что было светло. Потерпевшая во времени путается: то около шести вышла из дому, то около половины седьмого и было ещё темно. Около половины седьмого или в шесть утра она шла по улице, когда неизвестный мужчина взял её за руку и они пошли искать то ли «украденную» (см. протокол главного судебного разбирательства от 28 февраля текущего года, стр.5), то ли «обокраденную» (там же, стр.4) девочку. Ошибка в протоколе или заведомые расхождения в показания как самой потерпевшей, так и ее свидетелей — криминалиста и матери подростка?
В роще есть освещение, показывает г-н Аханов, в роще было темно, утверждает девочка. Как же тогда она разглядела лицо мужчины, значительно выше ещё ростом, тем более, что развратные действия в отношении ее совершались сзади и на четвереньках? Оказывается, заявительница узнала обидчика по цвету волос, шершавости (кожи) рук: -«они были грубые, как у работника СТО», манере говорить и тёмной куртке с надписью «Казпочта».
Допрос законного представителя потерпевшей, её матери, мало что проясняет, наоборот, лишь добавляет вопросов: «Это было около 6.30 утра, я проснулась и увидела, что моя дочь вышла из дома и направляется в школу… » Почему мать не кормит ребёнка завтраком, не садит хотя бы в автобус, идущий к школе — на улице-то темно? Представитель в половине седьмого ещё была в постели, однако она со всеми подробностями, без наводящих вопросов описывает происшедшее над подростком надругательство, по ходу самостоятельно проясняя некоторые детали. Например, девочка не могла ответить в суде, сколько времени длились насильственные действия, мать же чётко определяет — 20 минут, равно как и свидетель-криминалист. Неужели советовались друг с другом, что сказать? Почему временную позицию не определяет врач-эксперт? Девочка после случившегося «пришла домой, умылась, переоделась, поплакала и все рассказала маме». А неработающая мама проснулась около девяти утра. Где была девочка до девяти часов? Сколько времени продолжались сексуальные домогательства и в какое время в действительности они происходили? Если исходить из показаний подростка: — Пошла домой, так как не успевала в школу, то: 1) занятия в школе начинаются в 8.30 утра, 2) к 7 часам произошло то, что произошло. Если оперировать этими цифрами, девочка успевала к 8.30 попасть в школу, но пришла в дом, где проживает и который находится много ближе школы — только через два часа. Гуляла? В таком состоянии? Отсюда второй вопрос: — В какое время происходило случившееся, если подросток пришёл домой около девяти часов утра и не сразу, а только умывшись и организовав небольшую постирушку, рассказал все проснувшейся матери? Здесь важны временные обстоятельства, так как из неудовлетворенного ходатайства адвоката о выемке записи с видеокамеры, установленной напротив дома, где проживает арестованный с семьёй, следует, что работники полиции запись посмотрели, и не найдя в зафиксированное время преступления того, как подозреваемый выходил или входил в подъезд, изымать запись не стали. Почему? Ответ свидетеля и одновременно начальника отдела криминалистики предельно краток: — Это не входит в мои обязанности. Вот так и не иначе! Значит, это должны были сделать те, кто по поручению руководителя следствия ознакомились с вещдоком, не так ли? Из-за внутренней не согласованности действий работников этой службы данное доказательство не было представлено для обозрения в суд и, естественно, оно не значится в материалах, приобщенных к делу. Следствие просто-напросто утаило наличие документального доказательства, которое трактуется в пользу лица, показавшегося свидетелю-криминалисту подозрительным, поскольку, увидев представителей полиции, мужчина «сжал в руке сигарету» и без сопротивления им подчинился, уточнив, что не понимает, о каких следственных действиях идёт речь. Получается, что при любой встрече с работниками полиции надо хамить, затевать драку, пытаться сбежать, и только в этом случае поведение не будет казаться подозрительным, а человек будет являться законопослушным? Довольно странный приём как начальника отдела криминальной полиции Турксибского района, так и руководителя следствия, определять виновность по тому, как человек сжимает в руке сигарету. Может быть окурки с этим «сжимом» были найдены на месте преступления? Тогда почему о них умалчивается, как о косвенных хотя бы доказательствах вины подозрительно-арестованного?
В показаниях со слов подростка, фигурируют комбинезон — лямки которого насильник долго застегивал после завершения сексуальных действий и куртка с надписью «Казпочта». Но проводя обыск, что называется, по «горящим» следам, следователи не обнаружили ни тёмного комбинезона, ни приметной куртки ни дома, ни на его рабочем месте. Униформа у следственно-обвиняемого имелась — но другая, с надписью «Горсвет» и это комплект, подбитый ватином и искусственной цигейкой. Человек в таком наряде в тёплый день явно запомнится окружающим, а подросток с незнакомцем в зимней куртке проходили мимо остановки, где, по словам потерпевшей на суде, люди ожидали автобуса. В такой час — явно местные, их то поискали в качестве свидетелей того, что именно этот мужчина шел с девочкой около семи утра, держал ее за руку и окликал другую девочку, Юлю? Нет, не сочли нужным, не смотря на то, что в таких районах люди живут по многу лет на одном месте, и друг друга, если не по имени, то в лицо, обязательно знают.
Выезд на место происшествия для обозревания его следственной группой, по словам Аханова, состоялся в отсутствии потерпевшей. Как же они отыскали это место в роще? Внутренним зрением или уже привычным — «на глазок»? И ничего не нашли — даже следов обуви? Почва на месте преступления соответствует её образцам на обуви подозреваемого, или его ногтевым фрагментам? В обвинительном заключении ответа не удалось найти.
Потерпевшей во время задержания с группой не было. Но она моментально узнала человека, доставленного для проведения следственных действий. Впрочем, сделать это было не сложно: на опознании он один оказался в шортах. И не по собственной инициативе. Сопровождавшие лица уже в участке настоятельно предложили ему отказаться от брюк: — Не снимешь — сами разденем. Что тут делать? А ведь это прекрасная подсказка для «узнавания» нужного человека, хотя бы потому, что очки, о которых говорил подросток или подростку о них сообщили, решающей роли играть не могут. Во-первых, задержанный их носит не постоянно, а только садясь за руль автомобиля или работая за компьютером. В обычной жизни он без очков. И потом — очки, аксессуар, бросающийся в глаза — какая была оправа: роговая, тёмная или светлая, или тонкая металлическая? Если девочка действительно заметила очки во время имитации полового акта, значит человек их носит постоянно. Таким образом, какие очки и на чьем лице видела девочка?
По словам самого задержанного, занесенным в протокол, потерпевшую ему показали до опознания. Для чего? Чтобы случайно потерпевшая не оказалась знакомой и обвинение бы не рассыпалось в пух и прах?
Брюки-комбинезон, тоже спорная позиция. Не штаны снял, а брюки, утверждает подросток, который прежде и потом определял, что обидчик был в комбинезоне. В каком именно? Разница между этими видами одежды существенная. Пока человек возится с застежками комбинезона — их одной рукой не расстегнешь, девочка могла сбежать. Вряд ли мужик в спущенных штанах помчался бы за ней по кустам. Так что же на обидчике было надето: шорты, брюки, комбинезон или «какая-то спецодежда»? Собственный комплект форменной одежды задержанного был изъят на работе — неужели успел его отвезти и почему на нем нет, впрочем, как и на всей другой одежде, никаких биологических выделений потерпевшей? Согласно выводу судебных экспертов Минюста и Минздрава, «следы спермы, обнаруженные в прямой кишке и на вещах потерпевшей принадлежат неустановленному лицу мужского пола, происхождение их от подсудимого (на которого указывают потерпевшая и ещё свидетели), исключено. Заключения экспертиз приобщены в дело: т.1, л.л. 144-169, т.2, л.л.5-14 и проведены они по единой методике, используемой во всей мировой практике. Основная экспертиза — молекулярно- генетическая, но и она подтверждает выводы предыдущих. На чем же строится обвинение, кроме деклараций самой потерпевшей?
Подозреваемого задержали около 12-ти дня, когда он курил на улице, смотрел в сторону рощи и подозрительно сжимал сигарету. Убедительный повод для обвинения? Другие свидетели — супруга арестованного, сводная сестра супруги и её дочь от первого брака показали, что муж и отец ( девочки называют его отцом) был дома. Их показания не внушили доверия суду и следствия — всё-таки родственники. Соседей не опросили, поскольку делать это хоть по горячим, хоть по холодным следам дело бесполезное: документальный свидетель — видеокамера не запечатлела арестованного, если, конечно, он как джинн, не прошёл сквозь заднюю стену дома.
Потерпевшая слышала от обидчика грубость, мат. Родственники говорят, что такого за ним не наблюдалось, скорее мама выругается, — утверждали девочки, — чем папа. Он спокойный. Соседских показаний на этот счёт тоже нету. Не опрошены и коллеги по работе. Ни во время задержания, ни во время опознания, ни при допросе арестованный не выражался нецензурно. Тогда какую манеру речи узнала потерпевшая? При том, что очной ставки также не было.
Ст.24 УПК РК требует от органов уголовного преследования выявления фактических данных, на основе которых устанавливаются обстоятельства, имеющие значение для правильного разрешения дела. Какими такими фактическими данными подтверждаются показания потерпевшей в той части, что извращенцем был именно этот задержанный, а не кто-то иной? Не оговор ли это арестованного, у которого при обыске не нашлось главной улики, запомнившейся потерпевшей, на которой она настаивает: тёмная куртка с надписью «Казпочта»? Возможно ли законное обвинение в совершении любого преступления, построенное на показаниях только потерпевшей и без единого фактического доказательства, ведь все остальные свидетельства сделаны с ее слов, а арест, обыск и изъятия улик произведенные -без своевременной санкции прокурора основываются на якобы подозрительном поведении обвиняемого, подмеченном наблюдательным начальником отдела криминалистики района Ахановым в ипостаси свидетеля. Таким наблюдательным, что он не помнит, во что был одет арестованный. Но может другие помнят — ведь в задержании участвовало сразу аж 15 человек! И что — при такой многочисленной бригаде нельзя было поискать реальных свидетелей: ведь кто-то что-то обязательно видел. Например, человека в приметной куртке или эту же куртку, где-нибудь брошенную. Почему-то не сняты «пальчики» со школьной сумки потерпевшей, которую мужчина перекладывал, или с аксессуаров на её форме: замки, пуговицы — ведь по утверждении подростка раздевал-то её обидчик? Да и много ещё чего входит в следственные действия, кроме нарочитого требования к задержанному снять брюки и проверки качества визуального зрения потерпевшей. В том числе и характеристики как самих фигурантов дела, так и среды их общения. Откуда подросток знает, какая кожа рук у работника СТО, если последний работает в спецперчатках? Откуда девочка знает, что такое и как исполнять минет, которого от неё потребовал насильник, если по ее утверждению, все это с ней произошло впервые? И откуда такая стоическая выдержка — пришла, умылась и только потом, когда проснулась мама, только после её вопроса:- Почему не в школе?, рассказала, отчего опоздала на занятия. Остались без внимания следствия какие взаимоотношения у девочкой с отцом, в чем выражается самостоятельность подростка, о чем обмолвилась мать, неужели только в том, чтобы в тёмное время ходить без провожатого? Почему женщины из турецкой диаспоры, находившиеся в суде по своим делам, не вдруг, а будто скверную знакомую, в слух и с плевками, проклинали именно потерпевшую, называя ещё по имени.
— Мы так были поражены этой неожиданностью, — рассказывает брат задержанного,- что не знали, что думать и делать. Этот непорядок в холе суда видели и полицейские, но к выяснению обстоятельств мер не приняли. Оценки этому странному происшествию не дано, как и нет оценки данным экспертиз, не принимаемых обвинением за доказательства. Согласно нормативному постановлению Верховного суда РК от 26 ноября 2004г, номер 16 «О судебной экспертизе по уголовным делам» утверждается, что несогласие с заключением эксперта должно быть мотивировано. Но этого не только не сделано, более — складывается впечатление, что прокурор Турксибского района, г-н Атжанов , утверждая обвинительное заключение, не ознакомился с ним. Иначе как можно понять, что резюме обвинения, прямо противоположно экспертизам, которыми утверждается, во-первых, что антиген Н, свойственный обвиненному в сексуальном преступлении, может принадлежать любым лицам, имеющим эту же группу крови. Хотя данный фактор в обвинении и упускается, видимо для вящей убедительности вины, все же присутствует термин предположительности: «не исключается». Согласно закону приговор на предположениях не может быть поставлен. Во-вторых, биологическую экспертизу уточняет молекулярно-генетическая, которая определяет, что биологические наслоения принадлежат неустановленному лицу мужского пола, но не обвиняемому. Таким образом, преступление было, но КТО его совершил? И почему органы дознания и следствия отказывают в достоверности заключению сразу двух министерств, будто это две частные лавочки? И почему на этот счёт не выносится частного мотивированного определения — в правительство РК, которое курирует и Минздрав, и Минюст? И почему, в ответ на обращения родственников, адресованные во все вышестоящие государственные и общественные инстанции, поручения прокурору г.Алматы разобраться в ситуации по существу и принять меры прокурорского реагирования направляются для исполнения, опять-таки, в нарушение закона, тому, на кого на жалуются. Наверное, прокурор города не проходил позапрошлогодней аттестации. А те, на кого жалуются, в частности, прокурор Турксибского района, надзирающий за действиями следствия, отвечает, что с учётом биологической экспертизы, согласно которой, напомним, обвинить можно каждого с данной группой крови, с учётом показаний свидетелей, напомним — начальника отдела криминалистики и матери потерпевшей, не присутствовавший во время сексуального надругательства или присутствовавшими? — как вытекает из приводимого ответа, с учётом показаний потерпевшей, напомним, не подтверждаемыми никакими доказательствами и полностью опровергаемыми молекулярно-генетическими данными, «приговор суда является законным и обоснованным, в связи с чем оснований для внесения актов прокурорского реагирования не имеется». Так имеется или не имеется?- вопрос адресован прокурорам г.Алматы, Генеральной Прокуратуры РК и первому руководителю Агентства по делам госслужбы и противостоянию коррупции: почему не предложено правительству РК принять меры к Минюсту и Минздраву по поводу их заключения, прикрывающего некачественные экспертизы, проведенные подведомственными им учреждениями? Получается, что обеляя преступников, госорганы жирной уткой отмечают в госотчетности бурное имитирование своей деятельности в противовес законным мерам следствия, надзора и суда и умоляют служебные достоинства последних? Однако, и тем и другим приходиться отчитываться. «Галочка» — не птица, а пометка на бумаге, обозначающая, что пункт такой-то выполнен. Но в нашем деле явно где-то вместо галочки вкралась жирная такая «утка», что в переводе с журналистского сленга, обозначает псевдосенсацию, непроверенный слух, несоответствующее обстоятельствам решение… Так в чей рапорт залетела утка?
,
