Бороться за права женщин – дело не только сложное, но и долгое. По словам президента феминистской лиги Евгении Козыревой, на один законопроект уходит 10, а то и 20 лет ежедневной работы.
Но насколько сами женщины готовы к тому, чтобы эти законы были приняты в нашей стране, и почему так важно бороться за эти права, а также какие препоны встречаются на пути защитницы женских прав?
На эти вопросы Евгения Козырева ответила в интервью корреспонденту портала NUR.KZ.
Насколько сложно «протолкнуть» законопроект, воплотить в жизнь, довести его до принятия?
На каждый законопроект или закон – а было принято всего два закона — которые мы продвигаем, уходит 10 лет неустанной работы. Есть еще всякие разные дополнительные «прелести». Например, в 90-х годах у нас были отменены абсолютно все пособия. И в принципе считалось, что это нормально, что мы пришли в эру специфичной экономики и каждый должен думать за себя. Но очень долгое лоббирование возврата каких-то пособий дало результаты, и женщины, рождающие детей сейчас, стали их получать. Ведь раньше и этого не было. Считалось, что это личное дело граждан – хотите заводите детей, хотите нет.
Еще одна большая победа – мы уравняли возможности мужчин и женщин при выходе на пенсию. Главным препятствием для равновесия были годы, которые женщина проводит в декрете. Пока она сидела в декрете, у нее не было соцотчислений. И при выходе на пенсию у нее ничего не скапливалось (С этого года государство возмещает пенсионные отчисления женщинам, которые уходят в декрет — прим. ред.).
Это такая невидимая работа.
Какие права женщин чаще всего у нас нарушаются?
Те, которые даже не прописаны. Мы будем над этим работать. Например, сексуальное домогательство, дискриминация. Это то, чего у нас даже в законе нет. Дискриминация — у нас нет даже такого определения в законе, как и определения «сексуальное домогательство». На самом деле, это две больших и серьезных проблемы, часть женщин вообще не понимают, о чем идет речь. Особенно взрослые, те, которые в советское время учились или начинали работать, — они говорят, дискриминации не было. Они не ощущают, потому что действительно существовало определенное количество законов, которые не давали развиться дискриминации. У нас сейчас это есть, и мы можем видеть при приеме на работу, или в учебе. Когда девочке говорят – «тебе математика не пригодится» – это уже дискриминация.
А сексуальное домогательство — это вообще страшное дело, потому что жаловаться некому, закона нет, а препятствием для работы это является. В студенческой среде это существует, и в огромном количестве
А сексуальное домогательство — это вообще страшное дело, потому что жаловаться некому, закона нет, а препятствием для работы это является. В студенческой среде это существует, и в огромном количестве. Жаловаться некому, и мне по ночам девочки пишут и жалуются, я их успокаиваю.
Другого варианта нет, закона такого нет. И когда мы пытались поднять этот вопрос, говоря о равенстве прав между мужчиной и женщиной, мне отвечали – «вы что, это только плохих женщин домогаются, а наши женщины скромные, на них сексуальные домогательства не распространяются». На самом деле это далеко не так, это проявляется в разных формах – и оценки плохие ставят, и — если это работа — могут понизить в должности или уволят. Бывают сексуальные домогательства через родственников или мужей, к нам обращалась женщина – начальник мужа требовал привести жену под страхом увольнения мужа.
Пока работаем над тем, чтобы наше правительство вникло в то, что это действительно серьезная, важная проблема для женщины и для семьи, потому что работа — это важный для нее ресурс.
Есть ли уверенность, что такой закон будет работать?
Закон о равных правах для женщин и мужчин принят. Мы сделали четырнадцать вариантов законопроекта, но приняли пятнадцатый, который никого ни к чему не обязывает, тем не менее хорошо, что хоть что-то есть. У нас любые законы плохо выполняются, это другой вопрос.
Нет, я сейчас не о том, как они выполняются, а насколько будут готовы сами женщины жаловаться?
Судя по закону о противодействии домашнему насилию, много было всяких переговоров с правительством, вообще пятнадцать или двадцать лет ушло на это, и тоже говорили, что женщины забирают свои заявления, но тем не менее, принят закон в 2009 году. Люди обращаются, и заявлений стало больше, правда, не такое уж суровое наказание за это предусмотрено, но хоть какое-то есть. Это нормально, что не суровое наказание, но оно должно быть. Потому что жизнь есть жизнь.
Над чем сейчас работаете?
В 1998 году наша страна подписала Конвенцию по ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин и обязана каждые 4 годы отчитываться по ней. Как и по другим конвенциям, которые касаются прав человека. Работаем над тем, что нам нужно улучшить в нашей жизни. Основные вопросы – распространение информации, определение дискриминации, доступ к правосудию… Это важный момент, потому что не все могут воспользоваться теми услугами, которые существуют. И если могут, то с трудом.
Мы мониторим одну ситуацию, где женщина не может добиться своих прав пять лет. У нее всего-навсего радел наследства между нею и братом. За эти пять лет было немереное количество судов. Брату 50 с чем-то лет, и ей около того. Но судьи решили — вдруг у него будет когда-нибудь семья и ему понадобится квартира. У нас суды негласно работают по внутреннему убеждению судьи. Чаще всего встают на защиту мужских интересов. Вроде как все равно по закону – хоть так вынеси решение, хоть так.
Затем — временные специальные меры. Это квоты. У нас нет квотирования для женщин. Почему бы нам 30% женщин не пропустить в парламент? Комитет считает, что мы должны ввести какие-то квоты, либо партийные, чтобы в партиях было какое-то количество женщин на руководящих постах и тогда они будут автоматически проходить по партийным спискам в парламент. Либо парламент нам нужно поменять, потому что те 24% женщин, которые у нас сейчас есть, пришли туда исключительно путем усиленной работы Национальной комиссии (по делам женщин — прим.ред.). Эти квоты будут приняты временно, до тех пор, пока это не станет происходить естественным путем, на автомате.
Почему так важно, чтобы в парламенте были женщины?
Потому что это такой механизм, который заведует нашей жизнью. И какой бюджет они примут на следующий год, так мы и будем жить. Женщины по-другому видят, по-другому строят бюджет, по-другому считают. И еще это очень важно,когда принимаются законы. Это делается посредством голосования и если принимается закон о правах женщин, то у нас даже если 25% женщин проголосуют «за», 75% все равно перевесят. Должно быть какое-то равновесие.
Я всегда привожу пример, когда в конце 98-го года приняли новый Уголовный кодекс, а котором отменили право женщины обращаться в полицию в случае изнасилования. Это стало квалифицироваться не как общественно-значимый случай, а как частный случай. Женщина должна была сама схватить насильника, сделать биологическую экспертизу, собрать все его документы, свидетелей, принести в суд, и тогда насильника накажут, или, во всяком случае, привлекут. Нам понадобилось полтора года, чтобы вернуть все на круги своя. Мы спросили у членов парламента, которые голосовали: «Ну вы же проголосовали, что вы думали?» Мне ответили: «Ну вы странная, мы думали о том, что девчонки такие пакостницы, вечером она согласна, а утром она пишет заявление». Они думали о себе, любимых. А о дочерях, о женах – они не попадают в такие ситуации. Получается, что закон, который выгоден мужчинам – они всегда за него проголосуют и пропустят. Тот закон, который выгоден женщинам – это всегда большие сложности.
Например, у нас было девять вопросов к кандидатам в президенты, тоже в 98-м году. И один из них был – открытие кредитной линии для малого женского бизнеса под маленький процент, и один из банков готов был дать кредит под 4%. Все рады и счастливы, кроме дяденек, которые сидят в парламенте. Господин Макалкин сказал: «Я поднимаю вопрос – это что за дискриминация мужчин? Женщинам под 4%, а нам — под 16?» И эту программу закрыли, не открыв. Когда они видят, что их интересы не задействованы, сколько им не объясняй, что это женский бизнес, те же дети, мужья могут в этом бизнесе работать, и это хорошо.
На самом деле, женщины работают на этих запрещенных должностях, по всему вредному списку, но неофициально. Там должны быть надбавки за вредность, так далее, а они этого всего не получают
Вот сейчас готовят закон, по которому будет уменьшено количество запрещенных для женщин видов производств. У нас 320 профессий, запрещенных для женщин – с некомфортными условиями труда. Это называется позитивная дискриминация.
На самом деле, женщины работают на этих запрещенных должностях, по всему вредному списку, но неофициально. Там должны быть надбавки за вредность, так далее, а они этого всего не получают, более того, получают половину зарплаты, потому что работодатель считает, что раз он нарушает закон, то должен с этого что –то иметь. Вот сейчас готовят проект закона, по которому количество будет уменьшено – на 50, например, а еще 270 останутся. Почему нужно допустить женщин, мы считаем? Потому что если женщина имеет возможность работать, она точно знает, что хочет и точно знает, куда она идет. И запрещать не надо. Если она считает, что в данный момент жизни она может отдать какой-то клочок здоровья, чтобы поднять детей — она должна иметь на это право. Но и должна иметь право отказаться, а запрещать нельзя, она может вообще не заглянуть в этот список.
Не выйдет ли так, что потом женщина станет сама же винить государство?
У нас ведь принято во всем винить власть. Они штурмом берут – залезают на краны, вместо того что решать проблемы планомерно. Истерично – обратите внимание на меня, решите мои проблемы. Даже кризисные центры, консультационные, не работают с женщинами, которые не готовы сами себе помочь. Они проконсультируют, расскажут, покажут, куда нужно идти, но не будут ходить вместо нее, потому что это бесполезно. Потому что пока она не пройдет сама этот путь, это бесполезно. Она придет еще и еще.
Равные права предполагают еще и равные обязанности. У нас обязанности больше, они не равные, у нас двойная нагрузка – на работе и дома, а еще если есть общественная работа – нагрузка тройная. Раз у нас обязанностей больше, то и прав должно быть больше. У нас все равно их меньше.
Несмотря на то, что организация феминистская, вас поддерживают и мужчины, например, ваш муж…
Он главный теоретик феминизма, я пришла к феминизму позже, чем он. Потому что считала, что это просто теория, потому казалось, что это не так важно, но оказалось, что важно.
Нужно уметь защитить не то, что те права, которые суфражистки отстаивали – право голосовать, его, слава богу, дали и никто не отнимает. Право на рабочее место, вообще право на труд. Оказывается, нужно, и много чего не хватает, чтобы все были равны. Не хватает, потому что, когда разделились республики, пришлось принимать заново те законы, которые в СССР были приняты, и когда принимали, вновь утверждали все законы, те пункты, что не нравились, аккуратненько вырезали. Например, не нравилось многоженство, ранние браки. Теперь это все нужно возвращать. Так ведь многоженство и сейчас не разрешено, но и не запрещено. Оно не карается. По статистике, говоря о многоженстве, заявляют о том, что много женщин и мало мужчин. Это действительно так, но в репродуктивном возрасте – приблизительно равное количество женщин и мужчин. А вот старше 64 лет – женщин больше, пенсионерки живут дольше. Поэтому, если кто-то хочет токал иметь старше 64, то бог в помощь, а молодые – найдут себе ровесника.
Вы боретесь и за репродуктивные права, предлагая заменить аборты таблетками. Почему это не имело большого развития?
Медики объяснили, что это революционный способ – таблетки вместо аборта. Женщины могут контролировать свою жизнь без вмешательства медицины. Я не видела в Казахстане, чтобы пропагандировали этот безопасный способ аборта (медикаментозный). Кто-то купил китайские таблетки, не так принял, девочка умерла. Страшный шум поднялся. А на самом деле аборт стоит денег, это целая производственная база, и, конечно, не будут допускать до такого простого средства каждую женщину. Действительно, существуют китайские таблетки и наши. Но китайские стоят семь долларов, а наши 75 долларов и продаются по рецепту врача. И вот сколько ни убеждай Минздрав, что нужно продавать, во-первых, дешевле, во-вторых, без рецепта, это не приносит результата.
В образовании есть гендерное неравенство?
Сейчас платное образование, не все могут поступить на грант, и если 10 лет назад я говорила, что девочек будут реже отправлять в университеты, в вузы, то надо мной смеялись. А сейчас да, такая практика, что если в семье три ребенка и одна из них — девочка, то есть много шансов, что она не получит образование, если семья ограничена в ресурсах. Девочка может быть чьей-то женой, сидеть дома, а мальчик традиционно кормилец.
Как вы относитесь к акциям Femen?
Femen – не первые. В Юго-Восточной Азии — на Филиппинах, в Таиланде — они еще раньше начали такие акции делать, но разница в том, что в юго-восточной Азии мужчина и женщина мало чем отличаются по структуре, и когда женщины пытались бороться, писали на груди всякие лозунги, это не имело эротической окраски. То, что делают украинские девушки — это явный заказ, но эффективность, надо признать, большая. Какую бы глупость они ни защищали, ни пропагандировали, всегда есть журналисты, которые сфотографируют и обязательно напишут. А остальное — на их совести. Нашим девушкам не стоит этого перенимать. Наши девушки, если выходят бороться, то это касается их лично – за свои права: либо это право на жилье, либо на деньги, на декретные. Это реальные проблемы, которые требуют решения. У нас вообще акций мало проходит, потому что в нашей стране значительно эффективнее работать пером и бумагой. Например, хотим мы закон о равенстве прав и возможностей. Хотеть не вредно. Этот закон нужно написать, кто-то должен это сделать, кто-то должен провести анализ этого закона, кто-то — международные экспертизы, кто-то должен провести внутренние экспертизы. Когда это постепенно делаешь, то получается результат, это более эффективно, чем стоять и требовать.
Проще сделать,чем кого-то заставить. Потому что усилие — это не тот путь, в Казахстане он не работает, а агрессию вызывает. Приезжает полиция, кого-то хватает, увозит, но ситуация не меняется. Переговоры – это всегда более эффективно в нашей стране.
Вы за то чтобы страной правила женщина?
Я за то… мы за то, чтобы страной правил человек, который учитывает интересы женщин, а будет это мужчина или женщина, неважно. Наш президент учитывает. Это самый главный феминист нашей страны. Потому что у него есть право голоса в любом вопросе, и когда речь заходит о наших правах, если подготовлен вопрос – всегда «за» него. Если не подготовлен – подождите немножко. Подготовьте. Пока у нас проблем нет. Но к сожалению, у нас один такой.
Источник: NUR.KZ
