[:ru]
(из книги «История и психология казахов»)
Часто пишут, что казахской культуре был присущ культ Слова. На самом деле у казахов в золотой век их традиции (а это XIV-XVIII вв. – эпоха мусульманской Золотой Орды и Казахского Султаната) существовал культ священного или мудрого слова (не зря было выражение «дуалы ауыз» — «священные уста»). В то время как предками был разработан речевой этикет со множеством табу. Большинство членов общества были весьма ограничены в этом плане, можно сказать даже лишены права голоса (это касается молодежи и женщин). В духе сурового аристократизма и высокой религиозной культуры пресекались любые тенденции пустословия, сплетен, брани, хулы и пр.
Мужественный кочевник-мусульманин был человеком серьезным и немногословным, но в нужной ситуации – умеющим ценить мудрое слово, показать и себя знатоком изящной словесности, нередко – вдохновленным поэтом-импровизатором. В целом, древние батыры были людьми дела, а не слов. Недаром в Степи любили афоризм «Мың үгіттен бір өнеге артық» (Один пример лучше ста назиданий).
Если же случалось говорить, то темы разговоров номадов (исключительно мужского сообщества) были подобающими «золотого века» и примерно следующими. Прежде всего – это высшие истины о Боге, тонкостях духовных переживаний («аруах») и мистических явлений суфизма, Шариғат (закон) и Шежіре (генеалогии), обычаи и кодекс чести предков, героический эпос и лироэпос, устная историология, антропологические и психологические стороны интегрального Степного Знания, распространение информаций касательно военного дела, стратегии и тактики войн, защиты этнической территории, сражений, оружия, коня; наконец, – обмен информацией на тему скотоводства, кочевых маршрутов и пастбищ, тренировки лошадей, охоты, повадок диких животных, приручения беркутов и пр., метеорологических и космологических знаний, секретов ремесел, кузнечного дела, строительства колодцев и мазаров, деревообработки и изготовления юрт, народного целительства, особенностей флоры и фауны и т.д. Как видим, здесь совершенно нет места пустословию или злословию, также мелким «бабским разговорам» (казахи называли это «қатын өсек» и связывали такое именно с женской половиной общества, да и то – с глупыми ее представительницами).
Нормы этикета и воспитания казахов-мусульман были основаны на исламском адабе (отсюда каз. «әдеп» – правила поведения, этикет) и суфийской психологии. Образцовый джигит здорового тюрко-мусульманского социума всегда говорил мало, умел слушать, много размышлять. Как и у всех народов мира, в народной педагогике казахов для воспитания джигитов и девушек использовались формулы «аз сөйлеп, көп тыңдау» (мало говорить, много слушать), «қызға – қырык үйден тыйым, ұлға – отыз үйден тыйым» (дочерям – сорок запретов, сыновьям – тридцать запретов) и пр. Также казахи учили «Аузын баққан би болар» («Кто контролирует и ограничивает уста, будет бием»). Помимо этого казахский народ хорошо знал ту закономерность, что для эффективности нужно не количество слов, а качество (сила, магия), а именно: чтобы говорящий был искренен и его слова исходили от сердца. Хакимы (мудрецы Востока) говорили: «То, что идет от сердца – идет к сердцу, а то, что исходит от языка – остается на уровне ушей (т.е. будет «в одно ухо влетать и в другое вылетать»).
Ситуация коренным образом меняется в колониальную эпоху. Россия, покорив Казахскую Степь к середине XIX в., вскоре полностью разоружила номадов, превратив их в мирных пастухов. Итак, давно кончились древние завоевания, отгремели и стали историей недавние национально-освободительные восстания и войны, кочевников разоружили, территорию, объявленную собственностью империи, охраняли русские войска. Веками кочевник был профессиональным воином, солдатом. Теперь он стал «дембелем». Что делать?!
Нужно понять и представить на микроисторическом срезе эту социально-психологическую картину, подлинную историческую и личную драму жизни мужчины-казаха нового времени, с которой никогда ранее не сталкивались его предки. Образы спящего или дремлющего на боку с чашей кумыса в руках бая, праздно гуляющих и поющих домбристов, устраивающих степные «разборки» («барымта», «жортуыл») шаек бедных безработных молодых конокрадов становятся реальностью нового века. Опасность этого явления для национального будущего указал Абай: «Жұмысы жоқтық, тамағы тоқтық аздырар адам баласын» (От безделья и сытого желудка идет моральное падение человека).
В целом, началась порча народных нравов, загнивание и стихийный распад традиции (незаметный на первый взгляд), эрозия ее морального ядра, кризис ментальности. Став безработными, бесцельными, казахи стали, в частности, все больше проявлять такую нелицеприятную черту коллективной ментальности, как многословие. Их «работой» стало молоть языком (каз.«аузымен орақ орып»), болтовня, «узун кулак», сплетни, слухи, а также пережевывание и пересказывание прошлой истории, бесконечные публичные концерты, айтысы, песни, стихи и т.д. Древняя предрасположенность казаха-кочевника к словесности и ораторскому искусству теперь извращенно проявлялась в виде злоязычия и краснобайства.
Кстати, отрицательная роль колониализма была здесь не только в нежелании властей социализировать казахских «инородцев», в порождении в Степи стихийной безработицы. Есть и другая сторона вопроса: мы уже говорили о классической психологии раба. Казахи в последние столетия своей истории не обладали ни политической властью, ни военной силой, ни экономическими и финансовыми рычагами и т.д., поэтому не могли реально сопротивляться нарастающему бесправию. Но при этом естественно в душе у них всегда присутствовали внутреннее недовольство, «крик души», которые они могли выражать только словесно, да и то – кулуарно, за глазами русских начальников. Бурно и много обсуждая, жалуясь, сетуя, ругая, по-черному проклиная власть, смачно матерясь (мы полагаем, что именно в этот безрадостный период своей истории казахский язык был вынужден вобрать в себя массу неологизмов в форме непристойных выражений, пышно развив свою ненормативную лексику), сочиняя пессимистические, революционные, сатирические стихи, позже – уже полулегально, через газеты и журналы, выступая на трибунах… Вот так феминизированный и психически истощенный народ учился веками «бороться» языком и словом. Даже Абай был вынужден, не имея административного или достаточного финансового ресурса, бороться только словами. Это также порождало многословие, а также обесценивало слово. В эзотерических учениях (тайноведение) Слово – это Женщина, а Мужчина – Дело, Поступок…
Итак, в связи с десакрализацией традиции в эру Колониализма, моральной деградации казахского кочевника серьезно меняется его отношение к Слову: фактически началось одно из больших коллективных прегрешений казахов в своей истории – забвение культа священного Слова и грех языка. Все пророки и святые во всех мировых религиях считали словесный грех одним из самых тяжелых преступлений. Грех языка и слова – это и праздное многословие, пересуды и сплетни, не говоря о клевете, злословии, лжи, хвастовстве, брани, проклятиях и сквернословии…
Автор: Н. Нуртазина,
Из книги «История и психология казахов»
[:]
