«Рос-си-я! Рос-си-я!» – скандирует площадь перед крымским парламентом. Единственный украинский флаг висит на здании Верховного совета – в толпе одни только российские и крымские знамена. На первый взгляд они близнецы-братья, только у крымского сначала идет красная полоса, затем широкая белая, а сверху – синяя. Собственно, внешнее сходство и было главным критерием при создании флага в начале 90-х, поэтому легко перепутать. Хотя знак равенства между ними ставят только те, кто Крым не знает. И, как показывают последние события, за пределами полуострова таких людей довольно много.
Майдан в Крыму – всё в дыму
Крым и Севастополь – это две разные административные единицы. «Город русской славы» подчиняется напрямую Киеву, здесь есть свой назначаемый из центра глава администрации, который наряду с Севастополем курирует еще Инкерман, Балаклаву и полтора десятка населенных пунктов. Пару дней назад во время массового митинга горожан «назначенец», мэр Севастополя Владимир Яцуба подал в отставку. Прямо там же на площади люди выбрали себе нового главу – бизнесмена Сергея Чалого. Чуть позже горсовет утвердил его в должности. Нарушение процедуры? Возможно. Но это сейчас своего рода мейнстрим на Украине, если вы не заметили.
В то же время в Симферополе – столице Автономной Республики Крым – пока что никаких кадровых кульбитов. Здесь тоже собрался митинг, люди требуют от депутатов вернуть Конституцию 1992 года – по ней полуостров получает де-факто государственную самостоятельность. Депутаты колеблются – они зажаты между сциллой уличного протеста и харибдой действующих законов, по которым Основной закон Крыма надо согласовывать с Киевом. Раз за разом решение вопроса переносят.
Севастополь и Симферополь не были такими уже двадцать лет. У нас в Крыму последний раз улица требовала субъектности только в начале 90-х, когда полуостров обретал и лишался своей широкой автономии. Большинство русскокультурных жителей полуострова сейчас точка бифуркации. Они искренне надеются на то, что замерший маятник прямо сейчас можно качнуть в любую сторону. Ничего удивительного, это все тот же Майдан. Только теперь уже в Крыму.
Чего хочет Крым
Крым, как и остальная Украина, тоже хочет перемен. Главное отличие лишь в том, что это желание сфокусировано не на будущем, а на прошлом. После Союза весь советский миф полуострова разбился вдребезги. А новый так и не появился.
«Прошлое» в крымском коллективном бессознательном – это советский потерянный рай. Многомиллионные армии курортников, забитые до отказа санатории, переполненные пляжи – словом, все то, что давало Крыму право считаться «жемчужиной Союза». Апологеты «прошлого» искренне верят в формулу Пабло Неруды: «Крым – орден на груди планеты Земля». Формула очень удобная: если он от природы «орден», то зачем еще что-то делать? Не важно, что популярность полуострова среди туристов обеспечивал железный занавес и система государственных разнарядок. В матрице крымского благоденствия нет места пониманию простого факта, что по климатическим условиям Крым не может тягаться даже с Южным Причерноморьем. И нет ничего удивительного, что Крым остается самым просоветским регионом бывшего СССР: ностальгия по Союзу для многих крымчан – форма эскапизма. Бегства от настоящего в мифологию недавнего прошлого.
Но курортами дело не заканчивается. Начиная со времен Екатерины II три последних столетия Крым был военной крепостью. Сначала была мечта о проливах, потом логика «непотопляемого авианосца», затем добавилась роль опорного пункта космических войск. Распад Союза поставил точку и в этой истории – военный плацдарм был Украине не нужен, а портовые, транзитные и торговые функции разобрали соседи, включая Одессу и Новороссийск. Старая парадигма исчерпалась, новая не появилась.
В итоге Крым погрузился в сон о собственном прошлом. В мироощущении большинства жителей полуострова напрочь отсутствует такая категория, как «сегодня». Существует лишь «вчера» и «завтра». Одни считают, что для наступления золотого века нужно вернуть Россию и убрать Украину, другие – наоборот. Для обеих категорий «настоящее» – лишь временное недоразумение, единственный смысл существования которого – быть полем битвы за «эпоху процветания».
К тому же у крымчан, вне зависимости от национальности, появился и другой ментальный наркотик – обида. Он очень многое упрощает: нет претензий к самому себе, нет ответственности, легко оправдывается действие и бездействие. Все, что лежит за пределами коллективного «мы», попадает в категорию «враждебного» и «несправедливого».
Крымская автономия
В новейшей истории Крым несколько раз менял свой статус. В 1921 году на полуострове появилась Крымская Автономная Советская Социалистическая республика в составе РСФСР. В 1945 году Крымская АССР была «разжалована» в Крымскую область. Автономию полуостров опять обретет лишь в 1991 году – после соответствующего референдума.
Мотивы для возрождения автономии были продиктованы моментом. Первый звучал так: если Украина выйдет из состава СССР, то Крым, как субъект Союзного договора, останется в составе Советского Союза. Вторая идея была в том, чтобы перехватить идею автономии у возвращавшихся из депортации крымских татар, которые мечтали о национальном самоопределении. Сегодня обе позиции потеряли актуальность. Крым устал от половинчатости: по степени своих полномочий республика мало отличается от других областей. Главу крымского Совмина хоть и утверждает парламент полуострова, но предлагает украинский президент. Местные решения должны идти в фарватере общеукраинских. Возможно, проблема в том, что Киев видит в Крыму Атоса, а сам полуостров наблюдает в зеркале графа де ла Фера.
Это ощущение несубъектности вырождается в оборонный дискурс. Будущее полуострова жители видят лишь в контексте отношений Москвы и Киева. А в рамках Черноморского региона полуостров себя никак не рассматривает. Любые события, происходящие в двух столицах (удаленных от Крыма на 1500 км и 900 км соответственно), воспринимаются более значимыми, чем то, что происходит в Болгарии или Турции (300–500 км). Хотя именно в регионе сосредоточены все крымские конкуренты – что в вопросах торговых магистралей, что в вопросах курортно-санаторного дела.
Крымские украинцы
Когда после победы Майдана в Киеве отменили закон о региональных языках, это стало сигналом для полуострова. В местных соцсетях осталось всего две темы: готовящееся вторжение России и скорый визит бандеровцев с автоматами наперевес. Каждый боится чего-то своего. И тех и других объединяет дефицит информации: никто не знает наверняка, что происходит в стране, и готов бороться против «всего опасного».
При этом если быть честным, то «украинского» в Крыму практически нет. Самое украинское здесь – это крымские татары, которых примерно 13% от численности населения. Они сплочены, солидарны, и в этом разрозненные русские видят для себя угрозу. Хотя за все последние двадцать лет ни одного крупного конфликта с кровопролитием в Крыму не произошло. На фоне Карабаха, Приднестровья или Косово – прекрасный образец.
Многие в Киеве связывают опасность крымского сепаратизма с тем, что полуостров – единственный регион Украины, где русские количественно преобладают. В ситуации мира этого недостаточно для мобилизации – поверх этнической сетки накладываются другие разломы, которые дробят единство и смешивают интересы. Как быть с собственностью на землю? Военная крепость или туристический кластер? Патернализм или либерализм? Но нынешний всплеск протеста связан лишь с тем, что для крымских русских Майдан – это в первую очередь явление национальное. Как только они разглядят в столичных событиях социальное, то заработают куда более сложные маркеры идентичностей. И единство начнет дробиться.
Русский с татарином – братья навек
Впрочем, коллективный миф у крымчан есть – тема Великой Отечественной. Поэтому в эхе лозунга «Слава Украине – героям слава» русским крымчанам слышится Степан Бандера, а в сотнях «Самообороны Майдана» – бойцы из ОУН-УПА. На полуострове продолжают считать, что «украинец» – это этническое, а не политическое. А между тем для крымских русских и крымских татар именно тема войны может служить цементом отношений.
Русская мифология войны не отводит коллаборационистам места среди наследников Великой Отечественной. Их не чествуют на государственном уровне, не признают ветеранами, им не готовы сочувствовать как жертвам обстоятельств. Это отличает их от Западной Украины, в историческом мифе которой СССР и Третий рейх стоят на одной и той же морально-этической ступени. А вот в крымско-татарской среде аналогичных исторических концептов создано не было – военные награды стариков здесь отнюдь не считаются чем-то постыдно-недостойным.
Каждый год девятого мая меджлис – неофициальный крымско-татарский парламент – возлагает цветы к мемориалам мусульман, сражавшихся на стороне Красной армии. Даже старательно блокируемая крымским парламентом инициатива по переименованию главного аэропорта полуострова – это лишь дискуссия о том, присваивать или нет воздушным воротам автономии имя дважды Героя СССР летчика-истребителя Амет-хана Султана.
Когда отдельные горячие головы начинают рассуждать о том, что крымские татары – это народ-коллаборационист, а депортация оправданна, то получается удар по коллективной табуретке. Отказ в праве на Победу спровоцирует лишь поиск иной – отличной от русской – концепции войны. Со всеми вытекающими последствиями. Миф не разрушается фактами, они лишь провоцируют создание альтернативного Мифа.
Крым и Россия
Проблема России в том, что здесь считают полуостров пророссийским, а на самом деле он просоветский. Это естественная судьба любого изолированного анклава – он замирает в той точке истории, в которой произошел перелом. Для Крыма это был 1991 год.
Полуостров сегодня – это нечто вроде Русской эскадры в Бизерте году эдак в 1930-м. Уже прошло шесть лет с признания советского правительства, но еще не наступил 1936-й, когда пустят на металлолом последний корабль – линкор «Генерал Алексеев». Военная выправка еще выдает швейцаров в гостиницах, но таперы со сложными славянскими именами уже учат новые песни. Так и с полуостровом – он сегодня мечтает о той России, которой уже нет.
Крыму неведомы проблемы миграции и история Бирюлева. Здесь советские ответы на вопросы о том, что такое хорошо и что такое плохо, остались в своей девственной чистоте. Любого приезжего проверяют темой Великой Отечественной. Прямо по Гоголю: «В 9 Мая веруешь? А в Покрышкина с Кожедубом? Ну раз веруешь, то ступай сам знаешь в какой курень».
Пока в России боролись с геями, Крым выводил пикеты против учений НАТО. Пока в Москве обсуждали трудовую миграцию, полуостров разоблачал «план Даллеса». Здесь не читают «Спутник и погром», недоумевающе смотрят на «Русские марши» в Москве. По инерции верят в интернационализм и советскую общность. Тут так и не появилось «бритоголовых» русских, здесь до сих пор могут набить морду за кинутую зигу.
И в то же самое время Крым продолжал впитывать в себя Украину – сам того не замечая. Мой коллега Петр Олещук описал это лучше других. Представьте себе российский город, где граждане собираются на митинг без санкции властей. На митинге они отправляют в отставку руководство области и не слушают призывы прокурора подчиниться. Выбирают себе мэра на площади и заставляют депутатов его утвердить. Меняют флаги на административных зданиях, решают вопросы внутренней и внешней политики, требуют и добиваются перемен.
Такое возможно в принципе в России? Станут россияне так себя вести? Единственные, кто так делает, – украинцы. В политическом смысле. Пускай даже севастопольцы, скорее всего, этого пока еще и не осознали.