Прошло почти 4 года после начала войны в Украине. Россия остается не только военной, но и ментальной империей — даже в среде тех, кто позиционирует себя как её противников. Среди оппозиционеров, изгнанных из страны, многие выступают против авторитаризма Кремля, но не против самой идеи «единой великой России». Для них распад государства остаётся страшнее, чем само насилие, которое творит Россия в отношении Украины, отмечает Altyn-orda.kz ссылаясь на информацию exclusive.kz
Постимперский парадокс
Александра Гармажапова, основательница фонда «Свободная Бурятия», давно живёт за пределами России и открыто критикует войну. Её организация помогает бурятам и другим мобилизованным уйти с фронта. Однако даже она не поддерживает идею независимости Бурятии. «Если регионы захотят самоопределиться — пусть решают сами, — говорит она. — Но пока там царит диктатура, людям страшно даже думать об этом».
Это высказывание отражает внутренний разлом российской оппозиции. Большинство её представителей видит решение не в распаде, а в реформировании — в создании «настоящей федерации», где регионы будут распоряжаться своими ресурсами. Но эта позиция, по сути, продолжает имперскую логику: сохранение целостности страны как высшей ценности, даже ценой отказа от подлинного самоопределения.
Империя как привычка мышления
Многие российские демократы продолжают мыслить категориями центра и периферии. Они могут осуждать Путина, но по-прежнему уверены, что Россия должна «оставаться великой» и говорить от имени других народов. В этом смысле, как отмечает Гармажапова, «имперскость» не сводится к геополитическим амбициям — это форма самовосприятия.
Даже сторонники демократических реформ часто исходят из того, что Россия — уникальная цивилизация, а соседние государства вроде Казахстана или Украины должны «учиться у русских». Такая риторика, едва прикрытая европейскими лозунгами, воспроизводит старую иерархию: Москва как центр, остальное — культурная периферия.
Финляндский контраст
Гармажапова вспоминает, как ещё в юности поражалась разнице между Петербургом и Финляндией — страной, некогда защищавшейся от России и построившей успешную демократию. Политическая культура там строится на близости власти и граждан: премьер-министр, раздающий листовки на улице, — не редкость. В России же депутат регионального парламента ощущает себя монархом.
Этот контраст — не только анекдот. Он иллюстрирует институциональную пропасть между странами, освободившимися от имперской модели, и теми, кто в ней застрял. Российская оппозиция часто призывает к «европейским стандартам», но не готова принять главный из них — подотчётность власти и децентрализацию.
Казахстан как зеркало
Показательно, что наблюдатели, живущие в Казахстане, видят здесь иной вектор развития. После начала войны в обществе усилилось чувство гражданской солидарности, не зависящее от этнических различий. «Казахстанцы разных национальностей объединяются против насаждаемого имперского нарратива», — отмечает Гармажапова.
Многие этнические русские в стране подчёркивают, что они не из России — признак появления постколониального самосознания. Казахстанское гражданское общество, пусть и сдерживаемое бюрократией, становится примером постепенного освобождения от культурного доминирования северного соседа.
Империя без границ
На Западе растёт интерес к идее «деколонизации России» — передаче голоса коренным народам, политическим и культурным регионам. Но даже в либеральных кругах тема воспринимается как угроза. На переговорах в ПАСЕ Гармажапова говорила об опасности имперского мышления — и видела, как многие россияне реагировали на это с раздражением. Для них федерализм — максимум возможного, независимость — табу.
Между тем история показывает, что успешные постимперии — от Великобритании до Японии — выжили не благодаря централизации, а благодаря отказу от неё. Россия же, даже после падения авторитарного режима, рискует повторить свой собственный цикл: революция, реставрация, новое царство.
Путь к зрелости
Россия не сможет стать демократией, пока не перестанет бояться собственного распада. Только осознав, что величие не измеряется территорией, она сможет избавиться от имперского наследия. И, возможно, именно в соседних странах — таких как Казахстан, где гражданская идентичность постепенно преодолевает этнические границы, — ей стоит искать пример будущего.
