Когда в 2014 году на экраны вышел фильм Нуртаса Адамбая «Келинка Сабина», страна смеялась. Смех был громкий, освобождающий, будто невинный. Люди узнавали себя, родню, соседей, деревенские реалии, а сама Сабина — городская модница, превращённая в сельскую невестку — казалась просто капризной героиней комедии нравов.
Но сегодня, спустя десять лет, после истории с Бишимбаевым и Салтанат, после принятия закона, названного в честь погибшей женщины, смеяться уже невозможно.
Тот же фильм вдруг обнажает не шутку, а травму. И в его центре — не комическая невестка, а жертва насилия, захваченная целой системой, где рабство зовётся традицией, а любовь — стокгольмским синдромом.
Смех как защита. Комедия как вытеснение
Психоанализ учит: смех — не всегда радость. Часто это защитная реакция, способ не видеть боль. Когда мы смеёмся над страданием, мы бессознательно говорим себе: «Это не про нас, это безопасно».
В 2014 году массовое веселье вокруг «Келинки Сабины» было коллективным вытеснением. Мы смеялись, чтобы не осознать: за шутками о «невестке» скрыто похищение, подчинение, домашнее рабство.
Комедия стала обезболивающим для общества, которое привыкло жить рядом с насилием, но не называть его своим именем.
Сабина — не героиня, а симптом
Сабину похищают, насильно «встраивают» в чужую семью, лишают свободы и голоса. Её «любовь» к мучителю — не роман, а психологическая адаптация, способ выжить, когда выхода нет. Это и есть классический стокгольмский синдром: жертва начинает идентифицироваться с агрессором, потому что только так сохраняет остатки контроля над ситуацией.
В психоаналитическом смысле Сабина — не субъект, а симптом общества, где женщина должна любить того, кто её порабощает. Её покорность — результат сломанной воли, а не «доброты». Её смирение — не добродетель, а паралич.
Коллектив, как машина насилия
Особенно страшно, что в фильме насилие совершается не одиночкой, а коллективом. Целая семья участвует в похищении, изоляции, «перевоспитании» девушки.
Психоаналитически это отражает архетип «коллективной вины» — когда общество, вместо того чтобы защищать, само становится инструментом подавления.
Роль семьи в фильме — не просто бытовая, а идеологическая: она превращает насилие в норму, а рабство — в форму любви. Вся система «келинства» — это обряд легализации подчинения, где жертва обязана благодарить за страдания.
Романтизация бедности и рабства
Фильм опасен не только потому, что оправдывает насилие, но и потому, что эстетизирует нищету. В его визуальном языке бедность подаётся как комическая, уютная, почти духовная.
Эта идеология глубоко травматична: страдание превращается в добродетель, зависимость — в традицию.
Когда зрителю показывают, что быть униженной — значит быть «правильной женщиной», это уже не кино. Это психическая дрессировка.
Почему сегодня уже не смешно
После истории Салтанат, стало невозможно смотреть на «Келинку Сабину» как на безобидную шутку.
Теперь мы видим: за этим смехом — кровь. За этой комедией — хроника национального невроза.
То, что раньше казалось фольклором, сегодня читается как документ системного насилия, тщательно завернутого в юмор.
И если раньше общество смеялось, чтобы не чувствовать вины, то теперь вина догнала всех нас. В ней — тревога, что слишком долго мы позволяли превращать женское страдание в развлечение.
Келинство как коллективный невроз
Психоанализ говорит о «повторении травмы» — когда общество вновь и вновь проигрывает одну и ту же сцену, пока не осознает её.
Келинство — это не просто социальный институт, это архетип повторения: насилие, прикрытое моралью, передаётся из поколения в поколение.
Мы смеёмся над Сабиной, потому что боимся признать, что каждый участник этой игры — тоже заложник. И мужчины, и женщины воспроизводят насилие, чтобы не чувствовать собственной боли и бессилия.
Пора уничтожить келинство
Уничтожить — не значит вычеркнуть культуру или забыть традиции.
Это значит — очистить их от насилия, от лжи, от рабства.
Пора перестать оправдывать преступления словом «обычай».
Пора перестать смеяться над тем, что калечит жизни.
Пора разрушить коллективное вытеснение и назвать вещи своими именами.
Келинство — не обряд.
Келинство — форма системного насилия, психическая тюрьма, передающаяся по наследству.
И пока мы называем это шуткой, насилие продолжает жить внутри нас.
Эпилог
«Келинка Сабина» — зеркало, в котором Казахстан видит собственную тень.
В 2014-м мы смеялись над этой тенью.
В 2025-м — пора посмотреть ей прямо в глаза.
Пора уничтожить келинство — внутри культуры, внутри семьи, внутри нас самих.
Если этот материал оказался вам близок — буду благодарна за внимание, репост или добрые слова. Я — начинающий блогер, и ваша поддержка помогает мне продолжать работать над важными темами, смотреть на привычное под новым углом и говорить о том, о чём обычно молчат.
Если хотите поддержать меня напрямую — вот мои реквизиты:
Kaspi Gold: 87085816808
Спасибо, что дочитали. 
