[:ru]
Год назад, 10 июля 2016-го, детский продюсер Дина Тансари выступила в социальных сетях с сенсационным постом, рассказав о том, как 20 лет назад подверглась групповому изнасилованию. Осмелившись пойти на это, она в считанные недели превратилась чуть ли не в национальную героиню. Созданное ею движение против насилия «Не молчи» поддержал Генеральный прокурор, с Диной и защищаемыми ею женщинами вступили в диалог депутаты парламента. Но не прошло и года, как начался обратный процесс: на нее ополчились 25 женских общественных движений Казахстана.
Ищите женщину
— У меня была цель – провести разовую акцию и привлечь внимание общества к женщинам, подвергшимся насилию — рассказывает Дина Смаилова. — Планов открыть фонд, создать движение не было. Но после того поста пошел шквал писем, обращений и комментариев. На меня вышла организация «ООН-женщины», из Грузии приехала известная правозащитница Гала Петри… 25 августа прошлого года я провела первый «круглый стол», где заявила, что нужно менять законодательство в отношении женщин, подвергшихся насилию. В конце концов, пришлось создать движение «Не молчи», зарегистрировать одноименный общественный фонд, поскольку ко мне стали обращаться жертвы. Первой среди них была Жибек Мусинова из Есика. В итоге за год состоялось 15 судебных процессов, в которых я лично принимала участие.
Наше движение работало и работает на благотворительных началах – я не получаю грантов, у меня нет офиса, я вообще новый человек на рынке НПО. Но тем не менее несколько крепко стоящих на ногах общественных организаций, знающих, с кем и как работать, в какие кабинеты заходить, зачем-то объединились против «Не молчи». Фактически нам объявили открытую войну.
Началось это тогда, когда мы решили заступиться за обвиненного в педофилии воспитанника детского дома Серика Асылбекова. После этого лидер общественного фонда «ДОМ» Аружан Саин обратилась с открытым письмом к КНБ, настаивая на проверке движения «Не молчи». Против нас объединился и ряд других общественных организаций, обвинивших «Не молчи» в деструктивности. Например, активистка одной из них заявила, что нельзя давать жертве возможность рассказывать, как ее изнасиловали. Это, мол, лишняя травма для тех, кто тоже пережил это. Или вот на днях один молодой человек написал, что я разрушаю казахстанские семьи. Но какую конкретную семью я разрушила тем, что прошу женщин не молчать, если их насилуют и бьют? Я выступаю за то, чтобы люди, подвергшиеся насилию, лечили свою изломанную в детстве или юности психику. Кстати, за эту неделю мне на почту написали трое мужчин. Один из них был изнасилован в детстве, другого зверски избивала мать. То есть даже мужчины понимают, что детская травма может серьезно аукнуться в их взрослой жизни.
— Чем же закончилось противостояние двух женщин – Дины Тансари и Аружан Саин?
— Тем, что молодой человек, чьи права были нарушены в суде, сейчас отбывает 15-летний срок. Приговор уже вступил в силу. Да, я могу с полной уверенностью сказать, что Серик Асылбеков находится в тюрьме по вине общественниц, которые, пойдя против прав человека, не дали пересмотреть это дело.
— И его адвокат Айман Умарова ничего не смогла сделать?
— Оказавшись между двух огней, Серик отказался от услуг адвоката. Понятно, что люди, которые вводили его в заблуждение, преследовали какие-то свои цели. Мы же, поддерживая парня, хотели только одного – добиться пересмотра дела, в котором грубо нарушены права человека. Но этого не случилось.
Война за гранты
— Чем вообще занимаются общественные организации в Казахстане?
— Я могу сказать только про себя: движение «Не молчи», работая на волонтерских началах, довело до суда 15 дел, связанных с насилием. Помогая конкретным жертвам, мы ездим вместе с ними на следственные мероприятия и суды, приезжаем к ним ночью, когда им плохо, работаем с международными фондами, предлагаем им какие-то проекты, проводим совместные мероприятия. Но они профинансировали нас только гонорарами за лекции, с которыми мы выступали в регионах. То есть движение «Не молчи», варясь в собственном соку, ни у кого вроде бы не отнимало кусок хлеба, но тем не менее была ситуация, когда, назвав меня деструктивной личностью, пытались забрать фонд. Сейчас мы, слава богу, этот вопрос уладили, хотя и не обошлось без потерь.
— Что вы имеете в виду?
— Пришлось расстаться с некоторыми людьми.
— Например, с Жибек Мусиновой?
— Мы с ней остались, скажем так, друзьями. Другие ушли из моей жизни навсегда. Я собиралась построить с ними хорошую команду, но тем, кто пережил насилие и не пролечился от полученных психических травм, сложно взаимодействовать с обществом. К сожалению, ни одна из них не дошла до бесплатного психолога. Жибек Мусинова была только на диагностике, Аида Айсарова не пришла на сеанс ни в первый, ни во второй раз, хотя психолог приезжал ради нее с другого конца города. Я сама шла к этому 20 лет, а потому прекрасно их понимаю: это очень страшно – переживать все заново. Но самое трагичное — кое-кто извне воспользовался таким состоянием жертв. Словом, я могу только констатировать разрыв, но обид ни на кого не держу.
— А кто вообще финансирует общественные организации?
— В Казахстане нет такого, чтобы государство платило деньги общественникам. А я считаю, что должна быть именно такая система финансирования. Гранты – не очень удобная вещь. Я, например, изучала лоты и не нашла ни одной темы, которая бы нам подошла. Выходит, я должна, подстраиваясь под тему, придумать проект? Но зачем мне его придумывать, если у меня есть свой выстраданный «Не молчи»?
Ведь почему пошли нападки на меня? Потому что я белая ворона в сообществе НПОшников, борющихся за гранты. Могу вспомнить такой случай. Как-то я привела в один из кризисных центров Алматы жертву бытового насилия, у которой отняли четверых детей. Сама я не знала, что делать в этой ситуации, движение «Не молчи» только-только начинало свою деятельность. Там ее письмо перенаправили уполномоченному по правам ребенка Загипе Балиевой, а той в месяц приходит до 5 тысяч писем. То есть, шансов быть услышанной мало. Все закончилось тем, что женщина вернулась к нам, и мы, выиграв апелляционный суд, помогли вернуть ей двоих из четверых детей.
Сколько стоит изнасилование
— Почти во всех интервью вы утверждаете, что многие дела, связанные с насилием, «буксуют» на уровне следователей. А в чем их интерес?
— Я не боюсь говорить об этом вслух – речь идет о коррупционной и организованной преступности с участием травматолога, который первым принимает жертву, судмедэксперта и следователя. Возьмем дело Динары Чидериновой, которую систематически избивал муж. Ее привезли в больницу в бессознательном состоянии. Тяжелая черепно-мозговая травма, сломаны кости лица, из-за контузии глаза частично потеряно зрение… Прошло уже несколько месяцев, но у женщины до сих пор рвота, головокружение, слабость, нервные срывы… На последней пресс-конференции Динара потеряла сознание, не дойдя до зала. То есть, нанесен серьезный ущерб здоровью, и сейчас она готовит документы на инвалидность, хотя выступивший в Алматинском военном суде судмедэксперт оценил ее увечья как средней тяжести. Напомню: средняя тяжесть, согласно статье 107, — это около двух лет лишения свободы, а с учетом объявленной в конце прошлого года амнистии наказание и вовсе может быть мягким — один год условно.
Муж Динары, сделавший ее фактически инвалидом, в зале суда вел себя отвратительно. Не испытывая ни угрызений совести, ни раскаяния, он, обращаясь к жене и теще, говорил: «Я же вас предупреждал: у меня кулаки железные». Его мать упрекала невестку: «Я же терпела, и ты тоже могла бы потерпеть ради детей. А раз не терпишь, то какая ты жена и мать?». Судья, слыша эти реплики, молчал. Видимо, сработала мужская солидарность. Да и главный врач городской больницы №7 Алматы, где принимали избитую женщину, тоже мужчина. Там ей диагностировали банальное сотрясение мозга, хотя томография показала совсем другое.
Пока Динара находилась без сознания, под капельницей, к ней приходил участковый. Женщины, находившиеся с ней в одной палате, рассказывали потом, что он просидел четыре часа возле ее кровати, чтобы получить расписку, вернее, подпись под готовый документ об отказе от возбуждения уголовного дела. Измученная женщина, разумеется, пошла на этот шаг — лишь бы оставили в покое. Потом то же самое сделал следователь Турксибского РОВД – он взял такую же расписку. Полицейские очень хорошо знают психологию жертвы: ее, слабую и покорную, легко запугать. Так и говорят ей: «Ты что, хочешь своими руками посадить отца своих детей?».
Взяв расписку, участковый достал и другой документ: соседи якобы засвидетельствовали, что Динара – пьющая, гулящая, пренебрегающая обязанностями супруги и матери женщина. Когда эти характеристики показали ее матери, та потребовала, чтобы соседей вызвали на очную ставку. Никто не пришел, потому что они не давали таких показаний – все это сочинил сам участковый. Вот и получается, что правоохранительные органы вместо того, чтобы защищать жертву, встают на сторону преступника.
Когда 28 октября Динару выписали из больницы после трех операций, она приехала ко мне домой с укутанным лицом, в тапочках и пижаме, а на улице шел снег с дождем. Оказывается, муж и свекровь не пустили ее в квартиру. Сейчас двое малолетних сыновей Динары находятся в Восточном Казахстане с дедушкой, ее отцом. Сама она с матерью пока живет у родственников в Алматы. Женщина нуждается в серьезном лечении. Ее муж все это время продолжал работать в военном институте водителем какого-то высокого военного чина, но числился почему-то командиром подразделения. В этом учреждении все знали, что он находится под следствием по уголовному делу, и тем не менее его почему-то отправили на повышение квалификации. Когда адвокат потребовал взыскать с него компенсацию за ущерб, который он нанес здоровью жены (миллион тенге), муж-тиран запел жалобную песню: мол, на его попечении находится престарелая мать.
Можно вспомнить и другие случаи. Главврач одной крупной медицинской организации после корпоративной вечеринки изнасиловал коллегу – заведующую отделением. Но по окончании 12-часового допроса следователь составил такой протокол, по которому выходило, что жертва добровольно пошла на половой контакт…. Над 21-летней девушкой из Караганды было совершено групповое изнасилование, после чего ее в одной рубашке, обритую наголо выкинули на улицу. Следователь, поняв, что может хорошо заработать на этом деле (один из насильников — сын крупного чиновника), стал оказывать на девушку моральное давление. Два сотрудника правоохранительных органов приехали к ней домой и заявили, что ее жизни грозит опасность. Запуганную девушку увезли в пустую квартиру, где закрыли на две недели. Потом начали намекать: может, заберешь заявление назад? В итоге дело в отношении сына чиновника прекратили, а всю вину на себя взял его подельник. Перед началом судебного процесса сотрудники органов, державшие девушку в пустой квартире, затащили ее в мужской туалет и пригрозили: попробуй только что-то сказать. Девочка перепугана до смерти, но в суде сработало правило – под страхом уголовной ответственности говорить правду и только правду: и она рассказала все, как было. Тем не менее одного из двух насильников так и не посадили, девочка в бегах, а я в социальных сетях разместила пост «Сколько стоит изнасилование?». И сейчас делом этой девочки занимается Генпрокуратура.
— Какие у вас планы на будущее?
— Работать с детьми, которые находятся в детских колониях и реабилитационных центрах. Я вижу, что корень зла идет оттуда, из детства. Я была в тюрьмах, где разговаривала с 16 конкретными насильниками. И каждый из них помнит, что с ними было в детстве: их били или насиловали. Что интересно, только один из них искренне раскаивается в содеянном. Этот человек с не вполне здоровой психикой рассказал, что рос в детдоме города Семей, где воспитателем работал тот самый Соболев, который развратил 17 детей. В этот мир, ничего другого не зная, он смог принести только насилие: изнасиловал двух маленьких девочек – двух и семи лет. Когда мы попросили его высказать свои пожелания молодежи, он вместо этого стал просить прощения у девочек и их родителей.
https://camonitor.kz/27551-protiv-nasiliya-i-sistemy-dvizhenie-ne-molchi-okazalos-v-opale.html
[:]
