[:ru]
Вокруг Золотой Орды существует немало мифов и идеологически ангажированных подходов. Мы хотим пролить свет на причины рождения в советской историографии научно некорректного взгляда на Золотую Орду как на монгольский феномен. То, что это государство основал этнический монгол и внук Чингис-хана Бату (Батый) совершенно не дает основания для идентификации Орды (самоназвания: «Кыпчак», «Улуг улус») как монгольского государства. В пору расцвета и международного признания в Золотой Орде не осталось ничего монгольского, а все пришельцы во главе с правителями были давно тюркизированы (кипчакизированы) и исламизированы.
Всем известны хрестоматийные факты типа того, что уже в армии Бату соотношение монголов и тюрков-кыпчаков было 30:300. Или же знаменитая, даже набившая оскомину цитата из аль-Омари (ал-Умари), 14-й век, где автор свидетельствует о полной культурной и антропологической ассимиляции завоевателей: монголы «смешались и породнились с кыпчаками, и земля одержала верх над природными и расовыми качествами их, и все они стали точно кыпчаки».
В зрелый период Золотой Орды господствующий кочевой этнос империи назывался т.н. 92-племенным союзом «народ Узбека». Это была новая этноконфессиональная общность, которая состояла из коренных тюркских и тюркизированных бывших монгольских родов, придерживавшихся мусульманства. Русские летописи отзываются о ханах и жителях Орды с 14-ого века как исключительно «бусурманах» и подчеркивают данный религиозный фактор. Кстати, классики дореволюционной русской историографии, как Н.Карамзин, В.Соловьев и др. всегда объективно констатировали то, что монгольские завоеватели в Орде были вконец «отуречены» и «обусурманены» (в летописях встречалось выражение «обесерменились»).
Даже самые скептически настроенные историки признают, что монгольская часть истории Орды окончательно завершается с ханом Тохта (1270-1312), после чего начинается тюрко-исламский период. Притом никто не оспаривает (хотя и не подчеркивает) то обстоятельство, что пик могущества и расцвета Золотой орды приходится на мусульманский период, время 30-летнего правления Узбек-хана, т.е. Гийас ад дина Султан Мухаммед хана (1312-1342), когда ислам был объявлен государственной религией империи. Император Золотой Орды Узбек Мухаммед хан был строгим суннитом и поклонником суфийских шейхов. С точки зрения этнокультурной идентичности он был тюрок, говорил по-тюркски (по-кыпчакски), данное ему с рождения имя Узбек также является тюркским антропонимом.
Интересно, что средневековые иностранные источники отмечают наряду со многими другими достоинствами Узбек-хана его яркую внешность и красоту («молодой человек красивой наружности», «отличался умом, красивой внешностью и фигурой», «храбрый герой, красавец наружностью» и т.п.) — разумеется, не в монгольском вкусе, а в соответствии с эталонами европейцев и арабов. И надо думать, что чингизиды, не говоря о коренных обитателях Дешт-и Кыпчака к 14-ому веку в плане внешности иллюстрировали «евразийскую» картину смешения рас и этносов. Матерями чингизидов в течение уже несколько поколений были представительницы влиятельных кыпчакских родов; также в гаремах ханов было полно красавиц-наложниц из Кавказа, из славян, литовцев и пр.
Что касается кыпчаков-половцев, то опять-таки вопреки расхожему мнению еще в домонгольское время тюрки Казахстана антропологически были неоднородны, утратив классические признаки монголоидной расы и вобрав в свой генотип признаки х южных европеоидов, как иранцы, славяне, кавказские племена (почему и современные казахи по научной классификации не являются чистыми монголоидами, обычно народ условно выделяют в особый туранский или южносибирский тип).
От великого Чингис-хана и монголов Узбек-хан мог унаследовать разве что темперамент, воинские и лидерские качества, искусство политического управления, хотя сегодня в академических изданиях «Истории Казахстана» уже содержится важная оговорка о том, что привнесенные Чингис-ханом традиции централизованной власти, кочевой империи, также военное искусство были скорее общим наследием тюрко-монгольских номадов Евразии, и в более ранние эпохи сами монголы находились под сильным влиянием Великого Тюркского каганата.
И вот, казалось бы, мы говорим о широко известном уникальном факте растворения капли монголов-завоевателей в тюркском океане, среди тюрков-кыпчаков и тюрков-булгар Дешт-и Кыпчака, Кавказа и Крыма, Поволжья и Урала. Однако для определенной части ученых и особенно дилетантов, увлеченных данной эпохой, и прежде всего в современном Казахстане (с его слабо оформленным национальным историческим сознанием, привычкой смотреть на многое сквозь чужие очки), исторического факта кыпчакизации монголов, а также их судьбоносного обращения в суннитский ислам как будто никогда и не было.
При слове «Золотая Орда» у них автоматически рождается ассоциация с монголами, перед глазами всплывают образы язычников-«тенгрианцев» (хотя среди пришельцев было немало обращенных в христианство и буддизм, а также манихеев) — якобы истинных кочевников и воинов. Как будто нет понятия мусульманского воинства, и тюрок-мусульманин не может быть кочевником, хорошим наездником, героем (вспомнили бы хотя бы Османскую империю!)
Между делом стоит заметить, что сегодня нельзя еще и отатаривать (татаризировать) наследие Золотой Орды — в смысле того, чтобы историческими наследниками этого государства и цивилизации считать только современных волжских татар. Известно, что военно-политическое могущество Золотой Орды держалось исключительно на кочевом тюрко-монгольском элементе Кыпчакского Дешта. Ханы и аристократия были выходцами из Степи. С географической точки зрения большую часть территории Золотой Орды составляли кыпчакские степи, вплоть до Иртыша и Алтая (восточный Казахстан).
К сожаленью, многие не читают казахские источники и не знакомы с казахским фольклором. Для традиционного казахского сознания Золотая Орда — это не просто часть национальной истории, но именно «осевое время», пик могущества и славы общих тюркских предков. В поздней казахской поэзии эпоха Золотой Орды (называется эпоха «кыпчак-ногайлы») оплакивается как потерянный рай, времена благодати, счастья, богатства, а Едиль (Ак Едил), т.е. Волга, на берегах которой были привольные пастбища и красовалась сама столица империи Сарай, неизменно воспринимается как нечто утраченное и дорогое.
До наших дней дошли отрывки из стихов средневековых казахских поэтов-импровизаторов на популярную тему «прощание с Едилем» («Едилмен коштасу»). Также по казахским шежире, т.е. традиционным генеалогиям, золотоордынский хан Узбек считается тем, кому обитатели Казахской Степи обязаны своей завершенной мусульманской идентичностью (см. «шежире» аргынов в передаче Шакарима).
…Итак, в умах сегодняшних историософствующих казахов-дилетантов при слове «Алтын Орда» моментально возникает, конечно, их любимый «джинн» Чингис-хан, выпущенный после 70-летнего заточения из «бутылки» евразийской исторической школы Л.Гумилева, Хара-Давана и др. Отсюда и все вытекающие страстные чувства, бурные эмоции, соответствующие оценки, выводы и умозаключения, слоганы типа «ура-ура, Чингис хан, Бату!» и, конечно же — «долой Русь!».
После распада СССР подсознательно истосковавшись по яркой личности традиционного вождя типа Потрясателя Вселенной (т.е. мирового масштаба) часть казахов, долго не раздумывая, судорожно ухватились за идеологему чингизханизма. Поверхностно познав историю, не вникая в тонкости историографии, не различая науку и мифотворчество, монгольское и тюркское, они до сих пор не понимают, как одновременно трагично и комично выглядит в глазах мирового сообщества этот казахский культ национального героя буддийско-ламаистской Монголии.
Если же смотреть в корень и попытаться восстановить «историю болезни», то прежде всего этим, шарахающим из одной крайности в другую горе-историкам и пенсионерам-дилетантам со школьной скамьи (советской) в духе марксистско-ленинского тезиса об «иссушающем монголо-татарском иге» для Руси внушили искусственное представление о Золотой Орде как детище Чингис-хана и монголов (но тогда, повторяем, этому факту придавалось негативное значение). С детства слышали и читали они эмоциональные рассказы из учебников истории и хрестоматий, суть которых сводится к тому, что в Сарае было сосредоточено скопище примитивных диких монголов, а Мамай, как и Бату — это лютый, озверевший завоеватель и монгол.
Если бы в советских исторических трудах было возможным правдиво обсуждать исламизацию Золотой Орды, ее связи с Египтом, культурную роль Хорезма как одного из важных центров империи, роль коренных булгар-мусульман и другие факты, то вся историческая картина и модель Золотой Орды усложнились бы в невыгодную для русоцентристкой идеологии сторону. Пришлось бы косвенно признать наличие цивилизации-соперника.
Поэтому легче было в духе «Краткого курса ВКП(б)» нарисовать черно-белую схему борьбы света и тьмы, цивилизации и варварства, притом, что немаловажно, «борьбы предков всех народов СССР против иностранных интервентов». И вот тут именно, на наш взгляд, зарыта собака, то есть кроется основная причина раздувания монгольского контента в истории Золотой Орды в советской историографии: официальная историография хотела сделать акцент на чуждости Орды не только русским, но и другим этносам многонациональной страны в русле популярной тогда идеи о совместной борьбе исторических предков народов СССР против внешнего врага (а это могли быть арабы, монголы, французы Наполеона и немцы-фашисты).
С этой позиции и начали замалчивать тюркскую и мусульманскую составляющую в истории Золотой Орды, изображать ее правящую верхушку чужаками, вечными монголами и дикарями. Благо, Монголия не входила в число 15 республик СССР. Ход мыслей и опасения советских идеологов можно понять. Было действительно неудобно представлять русских и предков тюркских мусульманских народов СССР (татар, башкир, казахов, узбеков и др.) по ту сторону баррикад в прошлом. Для той политической системы пожертвовать исторической правдой ради социальных манипуляций и успешного моделирования Homo sovieticus считалось нормальным. При этом козлом отпущения сделали монголов, которые в пределах СССР не проживали.
В целом, хорошо известно стойкое недоверчивое и враждебное отношение советской коммунистической идеологии к тюркологии, исламу. Тюркофобия и исламофобия были в каком-то смысле небезосновательны для Российской империи на протяжении всей ее истории, т.к. 20-миллионная мусульманская община, состоявшая на 90% из тюркоговорящих этносов всегда была головной болью для ревнителей русской великодержавности, тогда как удельный вес среди нерусской части населения монгологоворящих буддистов (калмыки и буряты) или ираноязычных таджиков всегда был ничтожным.
Искусственная монголизация образа Золотой Орды дополнялась постоянным принижением мусульманского и тюркского содержания в истории и культуре Евразии вообще, тиражированием идеи о вечной «недоисламизированности» кыпчаков, «плохом» исламе в Казахской Степи. То есть это были системные усилия, имеющие целью затушевать тюрко-мусульманскую идентификацию Золотой Орды и стереть память об общем «золотом веке» в самосознании ее исторических наследников.
Немаловажным было и то, что тенденция монголизации и деисламизации в исторических исследованиях полностью соответствовала атеистическому, безрелигиозному характеру советской идеологии и культуры. Приходилось замалчивать и принижать православный фактор в российской истории, и тем более надлежало делать это по отношению к «фанатичному» исламу.
Мы видим, как в советской историографии, несмотря на изучение археологии, городов, экономики и торговли Золотой Орды (Б.Греков и др.), отнюдь не приветствовалось исследование этнических, культурно-религиозных аспектов этого государства, а также биографий ханов. В особенности, конечно, досталось от советских историков Узбек-хану. Если имя этого, поистине степного Сулеймана Великолепного, подлинного архитектора и творца цивилизации Золотой Орды и упоминалось изредка в работах советского периода, то обязательно в негативном контексте, в зловещем образе дикого узурпатора и насильника, насаждавшего ислам в Степи.
На самом деле история восхождения на престол Узбек-хана по историческим источникам реконструируется не столь уж страшной; скорее она банальная и даже легитимная с точки зрения монгольского обычного права и чингисхановской традиции престолонаследия, по которым физическое устранение соперников (даже родных братьев и родителей) в ходе борьбы за трон не считалось преступлением.
Узбек-хан, выдвинутый происламскими силами империи, действительно вначале выступил как обычный чингизид, принимая правила игры своих жестоких и вероломных противников. Когда в результате организованного уйгурами-буддистами покушения на его жизнь, он чудом спасся, Узбек-хан ответил на это весьма жестоко, приказав истребить всех ламаистов и шаманистов. Но так поступил бы на его месте любой другой средневековый монарх. Князь Владимир, например, и вовсе огнем и мечом крестил Русь.
Но что интересно, как показал дальнейший ход истории, оказалось, что Узбек Мухаммед-хан, будучи непреклонным в выборе ислама как государственной религии и прибегнув к своему праву на лимитированное насилие, бессознательно и объективно выразил борьбу восходящей цивилизации против антисистемных сил хаоса и тьмы. Так же и в отношении Святого Владимира: его политика в 10-ом веке открыла врата для новой цивилизации и расцвета Руси. Факты говорят сами за себя, «по плодам судите» (Библия).
(окончание следует)
Назира Нуртазина,
историк
[:]
