Тему перехода казахского языка на латиницу впервые предложили обществу для широкого обсуждения еще в 2006 году. В ходе горячей дискуссии совместными усилиями заинтересованных лиц гороху было съедено немало, пока в 2008 году президент не высказался в том духе, что эту проблему пусть решают будущие поколения. Ажиотажная волна на время спала.
<Но затем некоторые обитатели вертикали, депутаты и обычные неомандаченные ревнители смены письменности (впрочем, отдельные не-омандаченные с тех пор успели стать нео-мандаченными), похоже, решили, что они и есть видные представители поколения Next. И погнали волну опять. Несмотря на то что уже и премьер публично заметил: это не самая жизненно важная на сегодня тема. Тем не менее шум очередного прибоя был слышен в мажилисе совсем недавно, в июне.
|
ПРОСТЕНЬКИЙ МОТИВЧИК |
Мотивация реформы алфавита у ее адептов элементарна, как пожарные штаны: упрощенное написание (в латинице 26 букв, в русской азбуке — 33, в нынешней казахской, созданной на основе кириллицы, — 42); интеграция в мировое сетевое пространство, где доминирует римская графика. Да и вообще, это круто смотрится — besparmak! Вот, собственно, и все предъявляемые аргументы.
Тут меня могут спросить: а ты-то чего, неноситель казахского языка, температуришь? Тебе ж никто не мешает дятлом долбить по клавиатуре на кириллице: не русский же хотят на латиницу перевести.
Отвечаю.
Во-первых, в силу жизненного опыта так называемые «простые решения» давно вызывают у меня тревожные подозрения. Риски у нас никто и почти никогда не просчитывает: это расценивается как малодушие и трусость. Поэтому на реализацию «простых решений» выделяются одни суммы, а на расхлебывание их последствий — уже совсем другие, несоизмеримо большие.
Как, например, в случае с приватизацией стратегических объектов — водохранилищ — и вызванной ею кызылагашской трагедией. Когда в пору таяния ледников владельца задушила жаба сбрасывать воду, которую он берег для продажи крестьянам летом, ее уровень превысил критический — и плотину прорвало. Беспечность властей, не умеющих (или не желающих) просчитать свои действия даже на ход вперед, и патологическая жадность одного человека обошлись в 45 жизней, стертый с лица земли поселок и 10 млрд тенге на его восстановление.
Во-вторых, я в теме. Ее вместе с Дмитрием Петровым, российским полиглотом, говорящим на более чем полусотне языков, мы с чувством обкашляли в книге «Магия слова», вышедшей в Москве прошлой осенью и в этом году выдержавшей переиздание. Так что представление о рисках перехода на латиницу имею и готов поделиться знанием с его сторонниками.
В-третьих, по моему скромному разумению, отказ от кириллицы — вопрос не только языка. И даже не столько языка.
|
ЛУКАВАЯ ИНТЕГРАЦИЯ |
Однако прежде рисков надобно рассмотреть железные аргументы уважаемых «латиносов».
Сначала о кажущейся простоте написания казахских слов на латинице. Да, в латинском алфавите на семь букв меньше, чем в русском. Но в казахском есть специфические звуки, которые не передашь одной латинской буквой: «ж», «ш», «ы», хотя русскими буквами они отображаются. Кириллица тоже отображает не все звуки казахского языка, поэтому в его сегодняшнем алфавите 42 буквы, а не 33. Но в латинице письменные аналоги казахских звуков с над- или подстрочными знаками придется изобретать заново. И для того, чтобы компьютер поддерживал программы на языке с новым написанием, потребуется техническое переоснащение в масштабах страны. Что подразумевает гигантские финансовые вложения.
Теперь об интеграции во Всемирную паутину. В Интернете сложилась своя языковая иерархия. Король здесь английский — универсальный язык мира. За ним толпятся испанский, немецкий, французский, португальский, итальянский. Но также — китайский, японский, корейский, хотя представлены не латиницей, а иероглифами. И обязательно по всем рейтингам в первую десятку сетевых языков входит русский. Несмотря на «отстойную» кириллицу. И русский сегмент в Сети растет чудовищными темпами.
Да и, кстати, «нелатинские» члены Евросоюза — Греция, Кипр, Болгария — комфортно себя чувствуют в Интернете. И никому не приходит в голову изменить написание языков, чтобы «поглубже интегрироваться в сетевое пространство».
Пример обратный — Узбекистан. Сильно он куда-то интегрировался с переводом узбекского на латиницу? Больше скажу: там сейчас идет тихий возврат к кириллице. Напечатаны новые сумы с русскими буквами, и они ходят в обращении наряду с «латинскими» купюрами.
Аналогичная ситуация и в Туркменистане. После 15-летнего неудачного эксперимента с латиницей при Сапармурате Ниязове новый президент Гурбангулы Бердымухамедов вместе с цирком и балетом вернул туркменам и русский алфавит.
А вот еще аргумент «латиносов»: в 20-х Кемаль Ататюрк перевел на латиницу турецкий язык. И теперь это передовая страна, а мы наслаждаемся all inclusive ее курортов. Да, но! В то время в Турции царила тотальная неграмотность, и внедрять ликбез было поровну чем — хоть кириллицей, хоть арабской вязью. В Казахстане же, как нас уверяют, грамотность стопроцентная.
Схожая с Турцией ситуация — в Малайзии и Индонезии, где для родственных малайского и индонезийского языков тоже выбрали латиницу. Но почувствуйте разницу! Первая страна встала на путь либеральных реформ и сегодня является одним из азиатских экономических «тигров». Вторая же была поражена костоедой коррупции при режимах Сухарто и Сукарно, от которой полностью не излечилась до сих пор, и 240-миллионное островное государство только выкарабкивается из нищеты.
А в Сингапуре языковые и межэтнические распри малайской, китайской и индийской общин первый премьер, отец экономического чуда Ли Куан Ю решил кардинально: заставил всех учить английский, который сейчас является официальным языком наряду с малайским, путунхуа (диалект китайского) и тамильским, но доминирует в общении, литературе и официальной сфере. И видели бы вы сегодня этот Сингапур — сказка!
Между тем тайский король Рама IX Пумипон Адульядет и камбоджийский принц Сианук в свое время сохранили старокхмерские алфавиты. Что не помешало тайскому королевству подняться на туризме и самоцветах, а Камбодже очухаться от полпотовского кошмара и в последние несколько лет давать 100% ежегодного экономического роста.
Так что попытки напрямую увязать перевод языка на латиницу с информационно-техническим прогрессом представляются либо незнанием предмета, либо сознательным лукавством.
А если еще вспомнить наши перманентные попытки перегородить неводом информационный водопад: зарегулировать интернет-сферу, блокировать сайты, привлекать их владельцев к суду за виртуальные комментарии, подчинить закону «О СМИ» даже блоги — то в сочетании с жаждой сетевой интеграции это выглядит такой, знаете, милой непоследовательностью.
|
ВСЕНАРОДНОЕ НАСТУПЛЕНИЕ НА ГРАБЛИ |
Теперь о рисках. Вот что думает на этот счет Дмитрий Петров. Кстати, Казахстан и наши языковые проблемы для него не чужие: уже восемь лет он регулярно приезжает к нам из Москвы, чтобы вести курсы ускоренного — за четыре вечера — обучения базовому уровню иностранных языков по собственной психолингвистической методике; недавно он адаптировал ее и к казахскому.
— Для меня достоинства перехода на иную графику абсолютно неочевидны. А сложности — уже налицо.
Первая сложность — административно-техническая: гигантский пласт информации надо будет переводить на латиницу.
Вторая — в связи с проблемами транскрипции в течение долгого времени пришлось бы волей-неволей снисходительно относиться к безграмотному написанию. Не слишком давняя история с новыми купюрами тенге, на которых была допущена одна маленькая орфографическая ошибка, наделала много шуму. А, допустим, создадут новую письменность, сколько будет таких ошибок? Сколько раз придется переделывать государственные документы?
В-третьих, если говорить о социальных последствиях, то может произойти разрыв в поколениях казахскоязычных людей. В городах на казахском говорит в основном либо старшее поколение, впитавшее язык с молоком матери, либо молодое, которое стало его изучать недавно. И хотя мы видим общее оживление интереса к казахскому и желание его освоить, людям, которые только-только начали овладевать им, не важно, казахи они или русские, — фактически пришлось бы переучиваться заново. Чтобы эффективно перейти на латиницу, потребуется по крайней мере поколение, а это 20-25 лет. Но подобного резерва времени может просто не быть. Технологическая революция не позволяет такой роскоши, как отставание хотя бы на один день. Не говоря уже про годы. И огромное количество людей, читающих по-казахски, столкнувшись с непривычным написанием, просто предпочтут читать и писать только на русском или английском.
Кстати, потеря исторического темпа становится нашей национальной «фишкой». Уже 20 лет паству окормляют сначала настойчивыми просьбами, затем требованиями и, наконец, прямыми директивами массово овладевать казахским. Постоянно называются все новые сроки — сколько процентов населения к какому году должно освоить госязык.
Но вот с его обучением как-то не сложилось. Русскоязычная молодежь в большинстве покидает стены школ и вузов со знанием казахского на уровне «ни в зуб ногой».
Зато в чем преуспели — так это в словотворчестве. Вот и недавно объявили о скором выходе в свет 30-томного издания словаря казахских терминов. Повторяю: тридцати! томного! собрания слов, рожденных не в живой языковой среде, а в умозрительной тиши научных кабинетов. Я бы дорого дал, чтобы посмотреть на человека, вызубрившего содержание хотя бы одного тома.
Между тем примеры перевода всего и вся на национальный язык в истории уже были.
Ирландцы столетиями боролись против британского владычества и, когда обрели независимость в 1949-м, естественно, восстановили свой язык в качестве государственного. Но совершили роковую ошибку, поскольку стали на основе старокельтских корней создавать новую терминологию. Пытались насильственно внедрять ирландский в несвойственные ему сферы употребления. А новым поколениям нужно было овладевать новыми специальностями, познавать мир, и в течение двух-трех десятков лет они полностью перешли на английский. И сейчас на ирландском говорит от силы один процент населения страны.
Но мы же чужой истории не знаем. И знать не хотим. А потому всенародное наступление на грабли продолжается.
А тем временем весь мир — и не англоязычный, и даже отсталый — овладевает английским, как оголодавший насильник. В Египте, Турции, Афганистане, Камбодже, Индонезии я общался на English с таксистами, полицейскими, продавцами — проблем не было нигде: с ошибками, скудным лексическим запасом, без артиклей, но балакают, объясниться можно. А в Казахстане часто ли встретит иностранец водилу или полицейского, способных связать два слова на шекспировской мове?
— Не вижу ни одного разумного аргумента в пользу перехода казахского на латиницу, — резюмирует Дмитрий Петров. — Может быть, они и есть. Буду рад, если мне раскроют глаза на тайную мудрость, заключенную в смене графики.
|
ТУДА-СЮДА-ОБРАТНО — ТЕБЕ И МНЕ ПРИЯТНО |
А тайная мудрость, Дмитрий Юрьевич, является из скрытых чертогов, когда находишь ответ на вопрос «Cui prodest?»- «Кому выгодно?». Иначе говоря, чтобы разгадать замысел того или иного государственного решения — достаточно взглянуть на него с точки зрения денег: кто будет направлять бюджетные финансовые потоки и куда они потекут. И пазл сложится сам собой.
Представьте, что повлечет за собой введение новой письменности государственного языка. В одну голову это вряд ли поместится, но попытаемся.
Придется переводить на латиницу и переиздавать Конституцию, законы, подзаконные акты, указы, международные договоры, стенограммы заседаний парламента и правительства, другие государственные документы — от Ак Орды до сельских акиматов. Всю периодику, включая сетевую, на казахском. Учебники для школ и вузов. Словари, в том числе упомянутый 30-томник. Географические карты. Литературную классику. Полный пакет документации всех организаций и хозяйствующих субъектов (бланки, печати, деловую переписку, уставы, имиджевую продукцию — это еще означает их тотальную перерегистрацию): от школ, больниц и ТОО до нацкомпаний, а таковых десятки тысяч. Вывески, таблички и билборды — в каждом городе и ауле, на каждой улице, на каждом доме. Новую национальную валюту.
Наконец, предстоит очередной повальный обмен документов населения. А это ведь не только паспорта и удостоверения личности, но и медицинские карты, РНН, СИКи, пенсионные и банковские договоры и т. д. и т. п.
Реформа любой из названных позиций способна вызвать жестокий стресс в масштабах республики, опустошение казны и кошельков граждан. Но кто с этим когда считался? Давайте лучше прикинем, кто от этого выиграет.
В первую очередь, конечно, те, кто будет управлять процессом распределения госзаказов. Это — реальные кандидаты в список Forbes, а то наших там что-то маловато.
Затем — переводчики, нотариусы, ЦОНы, регистрирующие органы. Сколько народу при деле! Безусловно — типографии и издательства. Заказов для них, а значит, и денег ожидается непочатый край. Не исключаю, что издательский бизнес станет вровень с нефтяным.
Сколько ж на эту кутерьму понадобится казенных средств? Уверен, что лоббисты перехода на латиницу ее и не просчитывали. Но с учетом громадного фронта работ, думаю, она будет сопоставима с ВВП страны, а это более $100 млрд. Или по крайней мере с годовым бюджетом Казахстана, то есть свыше $20 млрд.
Но если лет через пять выяснится, что денег завести такую махину банально не хватает? Ничего страшного, включим заднюю. Первый раз, что ли? Главное — предыдущее финансирование уже будет безвозвратно и безнадежно освоено. А заодно успешно освоят и средства, которые выделят на ретирацию к исходным позициям — от латиницы назад к кириллице. Понимаете, смысл-то не в результате, а в процессе. Туда-сюда-обратно — тебе и мне приятно.
Я еще ни разу не произнес слово «коррупция». Но она тут по умолчанию. Куда ж без нее, родимой, при таких-то прибылях! Подозреваю, нынешние ее размеры покажутся детским баловством в сравнении с ожидаемыми.
А что же в итоге станет с казахским языком? Когда в 2006-м я впервые рассказал Петрову об идее смены письменности, вброшенной в общество, он ответил коротко:
— Если хотят окончательно угробить язык — эффективнее способа не найти.
Ну а кого волнует язык, когда на кону будут фантастические, нереальные, непредставимые, просто сумасшедшие деньги!
