Бывший ястреб Бжезинский надеется на улучшение российско-американских отношений
Когда Збигнев Бжезинский в середине-конце 1970-х годов работал у Джимми Картера советником по национальной безопасности, у него была репутация ястреба холодной войны. Бжезинский призывал к сопротивлению советскому блоку, а когда Москва в 1980 году вторглась в Афганистан, он начал настаивать на том, чтобы Картер приступил к финансированию моджахеддинов, дабы ослабить советскую мощь.
Когда Збигнев Бжезинский в середине-конце 1970-х годов работал у Джимми Картера советником по национальной безопасности, у него была репутация ястреба холодной войны, и он, как хорошо известно, враждовал с более миролюбивым госсекретарем Сайрусом Вэнсом (Cyrus Vance), позже ушедшим в отставку в знак протеста. Бжезинский призывал к сопротивлению советскому блоку на целом ряде направлений, а когда Москва в 1980 году вторглась в Афганистан, он начал настаивать на том, чтобы Картер приступил к финансированию моджахеддинов, дабы ослабить советскую мощь. Но сегодня, несмотря на новую эскалацию напряженности между США и Россией, Бжезинский с гораздо большим оптимизмом смотрит на отношения между Москвой и Вашингтоном, утверждая, что на самом деле, американские и российские интересы во многом совпадают. На этой неделе он дал интервью редактору журнала Politico Майклу Хиршу.
Майкл Хирш: Что касается российского самолета, сбитого турецкими ВВС, то это первый в истории случай, когда страна НАТО уничтожила российский самолет. Учитывая, что это произошло на фоне общего роста напряженности между Россией и Западом, насколько серьезно вы обеспокоены по этому поводу?
Збигнев Бжезинский: Это серьезная напряженность, но не смертельная. В определенном смысле, если верх возьмет здравый смысл и разум, разногласия могут даже оказаться благотворными, причем не только для решения этой неприятной региональной проблемы, но и в целом для предотвращения еще более губительных последствий, вызванных глобальной системой, которая основана на господстве трех сверхдержав.
— Почему вы считаете, что такое возможно?
— Я думаю, Запад отреагировал на последние новости с Ближнего Востока довольно спокойно и в то же время не поддался на угрозы, зазвучавшие сразу после уничтожения российского бомбардировщика. Более того, сами русские, как говорится, глубоко вздохнув, тоже поняли, что обострение кризиса — это дорога в никуда. Единственным его результатом может стать серьезное противостояние, в котором Россия окажется в изоляции. По сути дела, вполне возможно, что мы находимся сейчас на пороге некоторого прогресса в отношениях между крупными державами — не только в связи с турецко-российским инцидентом, но и в плане общей благотворной активизации сотрудничества по сдерживанию насилия в регионе.
— Не могли бы вы подробнее объяснить, что имеется в виду под словом «благотворная»?
— Вряд ли кто-то думает, что этот спор стоит того, чтобы разжигать потенциально опасный конфликт, который может привести к поистине разрушительным последствиям. В начале октября в своей статье в Financial Times я писал о необходимости усилий по привлечению России к серьезным переговорам на тему будущего ближневосточного региона. Я полагаю, мы сейчас делаем то, что нужно делать (в рамках венских переговоров), учитывая общую угрозу, связанную со сложностью взаимоотношений между ядерными державами.
— Вы считаете возможным какое-то взаимоприемлемое решение по Сирии, хотя русские поддерживают Асада, а американцы призывают к его свержению?
— Сохранение власти Башара аль-Асада в Сирии на неопределенно долгий срок не имеет особой выгоды для России, а его немедленный уход не даст сколько-нибудь значительных преимуществ Соединенным Штатам. Но интересам обеих держав отвечает недопущение серьезного противостояния между США и Россией. Возможно, я наивен, но мне кажется, что это одна из тех ситуаций, в которой ставки не очень велики. В течение нескольких недель прямо противоположное мнение казалось верным относительно конфликта на Украине. Именно поэтому я тогда высказывался за компромисс между нами и русскими и за «финляндизацию» украинской проблемы в вопросах безопасности. Речь идет об отказе Украины от вступления в НАТО при сохранении ее независимости. Сегодня ситуация, как мне представляется, развивается в этом направлении.
— Ваши нынешние высказывания гораздо более позитивны, чем в октябрьской статье, где вы призывали к «стратегической смелости» и говорили, что авторитет Америки на Ближнем Востоке, да и сам этот регион, находятся под угрозой в связи с тем, что Россия наносит удары с воздуха по силам, не связанным с ИГИЛ, чтобы помочь удержаться у власти Башару аль-Асаду. Вы сегодня действительно настроены более оптимистично?
— В тот момент первые появившиеся сообщения свидетельствовали о том, что русские наносят удары по местным группировкам, которые получают поддержку от США. Мы должны были предостеречь их, и по моему мнению, сделали это. Мне кажется, что на этот раз реакция была сдержанной. Путин немного выпустил пар, а потом начал говорить о путях решения этой проблемы. Турки проявили настойчивость и жесткость, но не стали преувеличивать этот инцидент. Таким образом, стороны в этой разворачивающейся драме ведут себя более разумно. Но мне кажется, очень хорошо, что тот самолет над Турцией был сбит не нами, поскольку в этом случае у Путина было бы гораздо меньше возможностей «проглотить» такую пилюлю. Я также очень рад, что этот инцидент не произошел в какой-то из прибалтийских республик, где реакция России могла оказаться значительно более жесткой, а способность Прибалтики дать отпор была бы минимальной. В этом случае необходимость силового вмешательства Соединенных Штатов стала бы очевидной.
— Следует ли нам беспокоиться по поводу сотрудничества России с Китаем, другой великой державой, и по поводу того, что они делают в противовес Соединенным Штатам?
— Я так не думаю. В краткосрочной перспективе геостратегическим интересам Китая отвечает стабильность, а не конфликт. Стабильность позволяет Китаю устойчиво наращивать свое влияние и продвигать проект «Один пояс — один путь», представляющий собой двойную программу по расширению доступа Китая к Индийскому океану, а также по морю и по железным дорогам к Центральной Азии с выходом через эти страны на Запад. Таким образом, предполагается постепенно и осторожно сместить баланс сил в Центральной Азии между Россией и Китаем в пользу последнего. Русские ничего не могут с этим поделать. А страны, участвующие в этом проекте, приветствуют подобную перспективу, за исключением на сей раз Киргизии. Они понимают, что могут лишиться своей независимости, если станут частью продвигаемого Москвой Евразийского союза.
Китайцы очень хорошо умеют сохранять публичный нейтралитет, в то же время тайно оказывая помощь той или другой стороне конфликта. Недавно они проголосовали за принятие Украины в члены Совета Безопасности ООН. Вряд ли такой шаг мог понравиться русским.
— Во времена холодной войны вы пользовались репутацией «ястреба». Похоже, сегодня вы считаете, что интересы Соединенных Штатов и России в гораздо большей степени совпадают.
— Верно. Если ситуация на Ближнем Востоке полностью выйдет из-под контроля, недавно достигнутое соглашение по ядерной программе Ирана может развалиться, и последствия будут весьма опасные. Это, в свою очередь, может привести к серьезным проблемам для Израиля, а как минимум часть израильского руководства склонна к применению в подобном случае военного варианта. Все это может создать взрывоопасную ситуацию в регионе. Кроме того, подобные события могут вызвать более жесткую реакцию за пределами региона. Россия и Запад в данном случае совместно заинтересованы в стабильности. Что касается вопроса о «передаче власти» и об уходе Асада, то здесь предстоят длительные переговоры. Но я не думаю, что жизненно важные интересы какой-либо из сторон зависят от его судьбы…
— Однако некоторые эксперты по России полагают, что целью Путина является возвращение ей статуса великой державы, и что он ни перед чем не остановится для достижения своей цели.
— Возможно, его подход к этим вопросам является иррациональным. Он явно был весьма разозлен последними новостями. Однако, по-моему, он быстро осознал, что эскалация не принесет ему никаких дивидендов, если только он не стремится развязать войну. Однако в этом случае встал бы вопрос о том, с кем вести эту войну, и каковы будут последствия для него самого.
Майкл Хирш (Michael Hirsh)
Politico
27.11.2015
| Источник — inosmi.ru |
