Когда Казахстан в полной мере заговорит на казахском и заговорит ли он на нём вообще – вопрос отнюдь не праздный. В том числе и в плане сохранения нации и государства, считает главный научный сотрудник Института философии, политологии и религиоведения МОН РК, доктор философских наук Рустем КАДЫРЖАНОВ.
– Рустем Казахбаевич, не кажется ли вам проблема казахского языка несколько преувеличенной?
– Меня не удивляет такой вопрос. Вы говорите как представитель крупного языка, которому исчезновение никогда не угрожало. Но дело в том, что наш мир – это мир наций, или, говоря другими словами, сообществ людей, объединённых двумя родами ценностей – политическими и культурными. Главной политической ценностью является государство, а главной культурной – язык. Впервые мысль о том, что язык – необходимое условие существования нации, была высказана ещё в XVIII веке немецким философом Иоганном Готфридом Гердером, основоположником романтического национализма. Исчезнет язык, исчезнет и нация. Это касается не только казахов – всех. Если под влиянием английского языка когда-нибудь сдаст позиции русский, и от великой русской нации останутся одни «осколки». А не хотелось бы, правда?
Идея, что нация и язык – понятия сопряжённые, проверена временем. Взять такой народ, как евреи. Две тысячи лет назад под натиском римлян они покинули Иудею и рассыпались по всему миру. А когда стали возвращаться на некогда принадлежавшие им земли, уже в наше время, остро стал вопрос языка – исконного, отличающего эту нацию от других, способного объединить людей в культурное сообщество. Таким языком, безусловно, был иврит, сохранившийся в религиозных текстах, но утративший статус разговорного и причисленный к мёртвым языкам. На мощной волне национализма иврит был возрождён. Он стал официальным языком Государства Израиль. Сейчас на нём говорят семь миллионов человек. И любой, кто приезжает в страну на постоянное место жительства, в первую очередь учит иврит.
В своё время практически был потерян финский язык. Население Финляндии, как правило, говорило на шведском. Но наступил момент, когда язык эпоса Калевала был вновь востребован и возвращён в обиход. Теперь, как мы знаем, государственный язык Страны Суоми – финский. Предпринимаются попытки возродить айриш, на котором до британской колонизации говорили ирландцы. На Ближнем Востоке всё чаще ставится вопрос о возрождении арамейского языка, носителем которого, как утверждают, был сам Иисус Христос.
– Но с казахским ситуация несколько иная. Многие коренные жители Казахстана сами сделали выбор в пользу русского языка и не спешат расставаться со статусом русскоговорящих.
– А вы никогда не задавались вопросом: почему так случилось? Казахский язык в советское время находился в очень сложном положении. Государство вроде бы не препятствовало использованию национальных языков, но в разных республиках степень их применения была неодинаковой. В Армении, например, где население почти полностью было моноэтническим (97-98 процентов составляли армяне), национальный язык был вне конкуренции. Русский применялся разве что в Ереване, да и то в официальной среде. А в Казахстане в 60-е годы прошлого века казахи составляли всего 30 процентов населения республики. Большинством были русские, и неудивительно, что русский язык доминировал над всеми остальными. В этих условиях казахский язык всё больше и больше терял свои позиции, становился необязательным для изучения. Дошло до того, что коренные жители Казахстана стали стесняться говорить на нём.
Сыграло свою негативную роль и то, что казахская нация с приходом к власти большевиков в одночасье из кочевой превратилась в оседлую. Этот цивилизационный слом способствовал утере значительной части культуры да и самой казахской идентичности. Особенно это касалось казахов, которые стали проживать в городах. Казахстанские города почти на сто процентов были русскими – с русскими традициями, русским менталитетом. Нельзя сказать, что это навязывалось и казахам. Нет, это просто преобладало и естественным образом одерживало верх. В том числе и над национальным самосознанием.
Поэтому сейчас урбанизированным казахам так трудно перейти на казахский язык. За последние двадцать лет в Алматы, например, всё поменялось в корне: население в основном казахское, большинство школ – казахскоязычные, пресса и телевидение сполна отдают дань государственному языку. Но переворот в сознании у значительного числа городских казахов запаздывает.
– Надо ли из этого делать проблему?
– Я думаю, что нет. Ещё один слом нам ни к чему. Всё решится само собой. Превращение Казахстана в независимое национальное государство уже стало предвестником больших культурных перемен. В том числе языковых. Почему Казахстан покинуло много русских в 90-е годы? Потому что эта часть населения предвидела происходящие сейчас изменения и не хотела, чтобы они её коснулись. Она предпочла примкнуть к своей языковой среде, к своей большой нации. Это так же нормально, как и то, что в Казахстан приезжают оралманы – они тоже хотят стать частью своего культурного сообщества.
Происходит изменение идентичности. К примеру, я, русифицированный казах, говорю по-русски лучше, чем по-казахски, русскую музыку я знаю лучше, чем казахскую, русскую литературу, русскую историю – тоже. Потому что я жил в то время, когда это было естественно. Теперь ситуация меняется: я должен знать казахский язык, казахскую литературу, казахскую историю. И я буду это знать, меня жизнь заставит, если сам не захочу. Потому что процесс казахизации – перехода казахских символов на центральное положение в обществе уже начался.
– Что вы имеете в виду?
– Любое общество имеет центр и периферию. Центр общества составляют те группы, символы которых являются общими для всех. В советское время центральное положение занимали русские символы – язык, флаг, герб, знаки (красная звезда, серп и молот и другие), личности (самая яркая – Ленин), события (революция, коллективизация и т. п.), которые обладали определённым содержанием, понятным для людей этой группы. Теперь пришло время казахских символов.
Например, для вас слово «войлок» означает всего лишь материал из уплотнённой шерсти. Для меня, казаха, это материал, из которого делается юрта. А юрта – нечто очень важное: это кров, родной очаг, неповторимый казахский быт…
Принято считать, что современное общество состоит из разных пространств. Есть экономическое пространство, есть политическое, культурное, социальное и есть, отмечает французский политолог Пьер Бурдье, символическое пространство, которому отводится важнейшая роль. Потому что символы определяют жизнь человека. Это и в древности понимали. Конфуций, например, говорил: «Миром правят знаки и символы». И главный символ любого человеческого сообщества – язык.
– В вашем рассказе в непривычном для бывших граждан СССР – положительном – контексте упоминалось слово «национализм». Давайте уточним отношение учёных к этому явлению.
– Мы привыкли вкладывать в слово «национализм» негативное содержание. Но в научной литературе оно имеет нейтральную окраску. Под национализмом понимается всё, что так или иначе относится к национальной сфере. В то же время различаются два вида национализма – этнический и гражданский. Первый (в Казахстане его ещё называют титульным) стремится поставить в особое положение свою нацию, считая интересы других второстепенными. Приверженцы второго под нацией понимают всё население страны и отстаивают его интересы в целом. В основе гражданского национализма лежит гражданство, в основе этнического – кровное (в широком смысле слова) родство.
В системе международных отношений права общепринятым является гражданский национализм. Вся практика международных организаций построена на том, что современный мир – это мир национальных государств, а основу национальных государств составляют гражданские нации.
– И в то же время этнический национализм позиций не сдаёт…
– Его поддерживают люди (культурные антрепренёры, социальные или этнические предприниматели), которые берут на себя миссию сохранения этноса или его языка. В общем-то это достойно одобрения, если не переходит границ разумного. Часто, к сожалению, переходит, в результате чего наносится ущерб и тому, что этнические националисты пытаются защитить или отстоять.
Государство всегда балансирует между этническим и гражданским национализмом, примиряя их интересы. И большинство стран благодаря этому живёт стабильно, что является главным условием прогресса. В Казахстане пока что нет согласия в вопросе языка. Вроде бы очевидно, что законы должны издаваться на языке большинства, суды должны работать на языке большинства, госорганы должны говорить на языке большинства. В большинстве у нас сегодня казахи. Но по инерции советского периода во всех сферах жизни по-прежнему доминирует русский язык. И это устраивает не всех.
– Как быть? В один прекрасный день перейти на государственный язык и поставить всех русскоязычных перед фактом?
– Декретом, волевым методом ничего изменить нельзя. Отношения двух языков сложились исторически. Русский – мощный, мировой, развитый, современный. Казахский – маленький, локальный, язык определённой этнической группы. В литературе это называется диглоссией – доминированием одного языка над другим. Русский доминирует в силу того, что он более развит. Так доминирует сильный над слабым, взрослый – над ребёнком, учитель – над учеником. По сути, у нас никогда не было двуязычия, хотя в советское время диглоссию в идеологических целях толковали именно так. Казахский был в употреблении, но в основном как язык для семейного общения.
Сегодня ситуация другая. Число людей, говорящих на казахском языке, значительно выросло, употребляется он всё чаще, а это – главное условие для его развития. Но перелома, о котором мечтают те, кто хочет, чтобы казахский язык занял главенствующие позиции, пока не произошло. Потому что это культурный процесс. А культурные процессы обладают большой – иногда на десятки лет – инерцией. Ни одно государство, даже самое тоталитарное, не может их ускорить. Это реальность, с которой не поспоришь. Поэтому давайте учить казахский язык, давайте говорить на нём, но давайте не будем ждать от него слишком многого сегодня и сейчас. Всему своё время.
Пока же я обратил бы внимание вот на что. В Казахстане наблюдается общее снижение грамотности как в русском, так и в ещё большей степени казахском языке. Надо преодолеть сначала эту напасть. Я преподаю в вузе и вижу, как смышлёные, хорошо владеющие казахским разговорным языком студенты не могут адекватно выразить мысль на бумаге. А это значит, что сегодняшние наши достижения в изучении казахского языка преимущественно количественные. Вот когда все казахи овладеют в полной мере казахским письмом, тогда и можно будет сказать, что пройден первый качественный этап освоения госязыка в Казахстане. А перелом, о котором я говорил выше, наступит, если вслед за казахами добровольно и осознанно освоят язык все остальные этносы. Это обязательно будет. Но не сразу.
