[:ru]
Иронично, что споры вокруг мнимой русофобии иностранных произведений, так или иначе работающих с темой России и русских, в этот раз упёрлись в сериал «Великая» о престольных играх Екатерины Второй. Иронично, потому что именно эта правительница в далёком 1770-м впервые вступила в открытую полемику с западными учёными умами, пытаясь отстоять честь своей державы и изменить представление о России как о стране варварской и дикой.
Тогда, в 1768 году, вышло большое сочинение «Путешествие в Сибирь» французского аббата д’Отероша. Там он в деталях описал свою поездку по России, но почему-то забыл упомянуть о её европейской части, представив всё государство одной большой глубинкой со всеми сопутствующими расхожими стереотипами. Разозлённая клеветой Екатерина через пару лет выпустила «Антидот» — огромную (и на тот момент анонимную) двухтомную книгу, где разнесла аргументы д’Отероша в пух и прах, руководствуясь лишь логикой и фактами. Вместо демонстрации неприглядной крепостной реальности она вывела образ России как страны победившего Просвещения и акцептора христианских ценностей, утративших былую силу в Европе.
Но как бы ни зачитывалась европейская интеллигенция тех лет «Антидотом» и с каким бы придыханием ни цитировал книгу Вольтер, в конечном итоге полностью переломить западное представление о России никому не удалось. Слишком долго она была в позиции «догоняющего», слишком долго пробыла в своеобразной культурной консервации (к которой позже, переродившись, и вернётся). Миф о России как большой Сибири — с её хмурыми крестьянами, водкой, балалайкой и медведями — успел укрепиться до того, как его попытались развенчать.
Постколониальное мышление европейцев отрицает возможность по-настоящему понять «другого». Россия для западной культуры, как и Восток для романтиков- ориенталистов, не более чем семантическое поле из тропов и стереотипов, условность, опять же миф. Это не хорошо и не плохо само по себе: вопрос в том, как к этому относиться.
А мы в последние, кажется, лет 5 (может, чуть дольше) почему-то начали сильно обижаться. Ещё десятилетие назад все безобидно посмеивались над «злыми русскими» в кинобоевиках и каком-нибудь Call of Duty, а теперь вдруг фильмы и видеоигры начали запрещать, если отечественная армия или советская власть в них показаны идеологически некорректно. Слово «клюква» из каждого второго обзора бесит гораздо больше, чем клюква в самих произведениях. Причём, что смешно, громче всех кричат разного рода славянофилы — люди, чаще всех педалирующие идею «инаковости» русского народа, не понимая, что эта «инаковость» и привела к стереотипизации образа в западной культуре.
В эпоху постмодерна или, чёрт с ним, метамодерна люди вроде как свыклись с мыслью, что задачей и признаком искусства вовсе не обязан быть мимесис, подражание действительности. Но почему-то, как только дело касается России, внезапно нужна реальность, нужна безошибочная копия «жизни» во всех её деталях (или копия «истории», но об этом в другой раз). Любое отхождение от генерального мифа — который, конечно, именно миф, а никакая не реальность — это теперь «русофобия».
И ладно бы «русофобами» кликали авторов, кто действительно явно высказывается против «русского», против народа и его культуры в самом широком смысле. Но этим словом у нас обзывают создателей «Чернобыля» и, скажем, «Смерти Сталина» — произведений, обличающих исключительно номенклатуру, произведений талантливых и, очевидно, не имеющих ничего против русских. Чего там, историческая истерия достигает таких масштабов, что даже беспомощная и безобидная «Матильда» объявляется вдруг фильмом чуть ли не бунтарски ревизионистским.
Такой тип мышления — и не только у некоторых зрителей, но и у режиссёров — как раз причина, почему российский кинематограф, особенно массовый и мейнстримный, так скучно обращается с историей. Вся имперская Россия у нас уложена в надоевший ещё лет двадцать назад лакированный шаблон со всеми этими невыносимо красивыми дворцами, утончёнными манерами и прочей литературщиной. С советской Россией дела лишь чуть получше.
Поэтому у нас не снимают свой «Чернобыль» и свою «Великую», поэтому так часто в последнее время слышны возгласы, мол, почему «они» делают интереснее про нас, чем «мы». Для «них» российский сеттинг — это не историческое и этическое обязательство. Как говорил режиссёр Панос Косматос, сейчас, в XXI веке, выбор времени действия — то же, что выбор цвета. Продолжая его мысль, тем же является и выбор места действия: Россия XVIII века для сценариста МакНамары принципиальна не потому, что ему так хочется обидеть русских и выставить их в негативном свете, а потому, что для его идеи нужен ассоциирующийся именно с этим сеттингом аудиовизуальный код и проблематическое пространство: исконно патриархальное общество, традиционализм вперемешку с рвением к чему-то «иному», парадоксальное сосуществование ортодоксальности и декаданса. Тем, кого это почему-то обижает, можно посоветовать только одно: относиться к жизни попроще.
Это, блин, всего лишь фильм.
https://www.film.ru/articles/serial-velikaya-rusofobskiy
[:]
