[:ru]
Весь свой детский возраст я провел на руках у дедушки с бабушкой. Как самый старший и самый любимый внук, я постоянно помогал дедушке по хозяйству: у нас тогда была пара десятков коров, маленький табун лошадей и не меньше пятидесяти овец, — богатство накопленное трудолюбием аташки. Все ништяки от этого хозяйства доставались мне: у меня даже был свой конь жорға (иноходец), а все свободное время я пас ягнят и телят, попивая свежий айран и қымыз, или купаясь в реке Қаратал. Не жизнь, а сказка. Я был внуком от второго сына дедушки, а у старшего брата отца был сын, всего на пару месяцев младше меня. Он рос городским беленьким мальчиком и даже на лошади ездить не умел. Дедушка все пытался его забрать в аул, чтобы мы росли вместе, но родители его не пускали, да и он сам предпочитал жить в городе, а в редкие свои визиты в аул только бродил по саду и ел яблоки с земли: на дерево залезать ему не разрешала мама, а то не-дай-бог поцарапается. В последний раз дед махнул на него рукой, когда понял, что второй внук порядком обрусел и начал забывать казахский язык: “Әй, хохол болып кеттiң ғой, балам” — сказал ему с досадой дедушка и еще больше полюбил меня, полностью посвятив себя моему воспитанию. Как-то случилось моему двоюродному брату приехать в аул на выходные. Наутро дед накормил нас айраном и выгнал полусонных на улицу оттягивать от вымени телят, чтобы бабушка могла подоить коров. Когда я запирал по привычке одного из телят в загон, ко мне прибежал мой брат с перепуганными глазами. “Бека, Бека, кажется дед сошел с ума!” — вопил он на ломаном казахском. Тогда я по-русски абсолютно не умел разговаривать, поэтому ему было сложно общаться со мной. На мое “что случилось” он сшалаказачил: “Дед айтты синего теленка привести деп”. Что значит слово “синий” я понимал, но мне показалось странным, что в стаде завелся какой-то синий теленок. “Может теленок с синими сережками?” — уточнил я, пытаясь безуспешно вспомнить, есть ли у нас синие сережки у телят. “Не знаю, — брат чуть ли не плакал. — аташка точно с ума сошел!” Вдвоем мы отправились к дедушке, который в это время сидел, растянувшись на скамейке рядом с домом и охранял от кота два ведра свежего молока. Он довольно щурился под утренним теплом солнца и наслаждался запахом теплого пара от белоснежной пенистой жидкости, закованной в цинковые круглые берега ведер. Дедушка совсем не походил на сумасшедшего. Он был как всегда счастлив: обычное состояние человека, у которого есть внуки-помощники. Отвлекшись от мыслей, он вопросительно посмотрел на нас. “Ата, че за синий теленокты сен айттың пригони деп?” — жалобно выдавил из себя брат. Светлые, зелено-голубые глаза аташки засветились от удивления, и он захохотал. “Әй, тыңдасаңшы, — ответил он, давясь от смеха. — мен саған айттым белого пригони деп. Көк! Көк бұзауды пригони. Белый теленокты”. Меня осенило. Дед поручил ему пригнать “көк бұзау”, а мой обрусевший братик дословно перевел это как “синий теленок”. “Көк — это же синий!” — недоумевал он. “Жоқ, көк бұзау — это белый теленок. А синий — это вон, ворота от гаража синие. Көк қақпа — это синие ворота, а көк бұзау — это белый теленок. Понял? — он махнул рукой в сторону синих ворот гаража. Поняв, что смысл он не передал, дед посмотрел на меня. — Ал сен қайда карап журсiң? Айдап келiңдер ана қасқа сиырдың көк бұзауын” (пер. А ты куда глядел? Пригоните белого теленка коровы с пятном на лбу). Мы пожали плечами и направились в сторону злосчастных коров и телят, когда дедушка крикнул вслед. “Әй, Ивандар, менiң көзiмнiң түсi қандай?» (пер. “Иваны, какого цвета мои глаза?») Брат замешкался и несмело ответил: “Көк”. “Дұрыс. — дедушка всегда гордился своими очень светлыми зеленовато-голубыми глазами, что крайне редко встречалось у смуглых казахов. — Ал ана жатқан шөптiң түсi қандай?” (пер. «Какого цвета трава?») Я понял подвох, но не успел опередить брата, как он выкрикнул: “Жасыл!” (зеленая). Дед с досадой сплюнул: “Әй, көк шөп! Көк ол! Иттiң баласы Иван, қазақша үйренбейсiң бе!” Ответ дедушки окончательно сломал мозг моему кузену. С перекошенным от абсолютно нелогичной с его точки зрения информации лицом, он побрел со мной. Мне в те годы тоже была неведома эта манера родных называть некоторые вещи синими, тогда как они были зелёными, белыми, голубыми или действительно синими. Я понимал это различие как и большинство казахов — интуитивно. Бабушка в это время доила одну из коров, а пресловутый “синий» теленок стоял на своих тощих ножках рядом с матерью, с любовью зализывавшей его упрямый белоснежный лоб. Брат долго и напряженно всматривался в белую как снег шерсть животного. Детская любознательность неистово искала ответ на абсолютно алогичный вопрос “почему теленок синий, когда он белый?» “Апа, қай цвет теленокта?” Бабушка с улыбкой ответила: “Көк бұзау”. “Қалай ол көк, если ол ақ (белый)? А трава почему тоже көк? Трава же жасыл (зеленая)”. Бабушка посмотрела на него, потом на меня и поняв, что и я не знаю ответа, сказала нам: «Қазыр айтып беремiн.» Мы с братишкой уселись на сноп свежескошенной «синей» травы. Бабушка была дочерью ұстаза (учителя) и основателя аульской школы, а в молодости работала библиотекарем и знала очень много интересных историй, слушать которые было одно удовольствие. “Аспан — көк, шөп — көк, бұзау — көк. Екеуiңнiң аталарыңның көздерi де тұздай көк, — не спеша говорила она, продолжая доить корову. — Тәңiрден, аспаннан келген жасыл, ақ және көк заттың бәрi де көк деп аталады. Ол Құдайдан, Көктен түскен, адамның қолымен ластанбаған деген мағынаны бiлдiредi. Көк түс қазақтың ежелден келген дiнiнен, тiлiнен қалған мұра.” Апа задумалась и осмотрелась по сторонам, что-то ища взглядом. “Ал ана жерде жатқан зеленый доптарың жасыл, үйткенi ол Тәңiрмен емес, адамның қолымен боялған. Түсiндiңдер ме? Қазақ тiлiн орыс тiлiне аударғанда осыны бiлмеген, немесе мән бермеген. Сол үшiн кейбiреулер шатасады.» Перевод бабушкиных слов такой: “Все синее, белое, голубое и зеленое, созданное Тенгри (богом неба у тюрков) и данное людям свыше называют синим, то есть божественным. Зеленая трава, белый теленок — «синие», а дедушкины голубые «как соль» глаза следует называть “көк» (то есть соль тоже «синяя»), потому что их красил не человек, а Тенгри. Это наследие древней веры и культуры нашего народа. А мяч — зеленый, потому что он рукотворный, сделанный человеком. Когда казахский язык переводили на русский, то об этой особенности либо позабыли, либо не обратили внимания. Поэтому некоторые путаются.» Я спросил, глядя на пенящееся в ведре молоко: «Ал неге онда сүт ақ, көк емес?» (пер. Почему тогда молоко называют белым, а не «синим»?) Бабушка улыбнулась: «Сүт ақ, көк емес, үйткенi ол аналықтың қасиетiн бiлдiредi. Адамның қасиетi — ақ. Құдайдың қасиетi — көк. Сондықтаң әулиелердi ақ әулие деп атаймыз. Ал қандарды ақ киiзбен көтерген, әдiл басшы болсын деп. Адам өлгенде үйiнiн есiгiне ақ байрақ байлап, әйел адамдар ақ орамал басына тағады. Ал Тәңiрiмiздi көк деймiз. Аспан — ол Тәңiр. Таза ақ түс табиғатта өте сирек кездеседi, сондықтан оны қазақ өте кадағалап көк емес ақ деп атайды. Мысалы, аққу, ақ сүт, ақ боз ат, ақ нар, ақ қар, ал адам жайлы ақ көңiл, ақ мiнездi деп айтады». Перевод слов бабушки: «Молоко белое, а не «синее», потому что означает святость материнства. Святость, присущая человеку, обозначается у казахов белым цветом. Мать священна, поэтому «ақ ананың ақ сүтi» (священное молоко священной матери). А святость, идущая от Всевышнего Неба (Тенгри), — “небесно-синим». Поэтому наболее сильных духов предков казахи называли «белыми духами», а когда умирал человек, то рядом с домом вешали белое знамя, а в знак траура женщины носили белые платки. Ханов поднимали на белом ковре, желая им честного и справедливого правления. Еще идеально белый цвет в природе встречается крайне редко, поэтому казахи издревле почитали его, делая в особых случаях исключение от “небесно-синего». Например: белый лебедь (священная птица у казахов), белое молоко, белоснежный конь и белый самец верблюда (символы благосостояния и богатства), белый (чистый) снег, хотя по логике казахов все белое естественного происхождения должно быть “көк — синим». Касательно же человека белый переводится как чистый намерениями, открытый душой». Уже очень много лет как нет в живых моих дедушки и бабушки, но этот случай я вспоминаю каждый раз, когда слышу слова «Көктөбе», «Көкшетау», «Көк байрақ», «Көк түрке (мои предки называли тюрков түрке, а не түрiк или түркi) қағанаты», «Көк Орда», «көк жайлау». Иногда мне кажется, что их неверно переводят на русский язык. Особенно режут слух словосочетания “синий холм” и “синие тюрки». На самом деле должно быть “зеленый холм» и “небесные тюрки Тенгри” соответственно. Вот такой вот интересный диалект остался у жалайыров и других казахов Семиречья от кочевого прошлого: непереводимое слово “көк”, сводящее с ума шалаказахов и неказахов. Спасибо, что не поленились прочитать этот длиннопост о забытом богатстве языка моего народа.»
Бекзат Садықов
[:]
