Московский корреспондент газеты The Washington Post Карун Демирджян оценивает опасность роста радикальных настроений среди жителей Таджикистана, лишающихся рабочих мест в России
Несколько недель назад, когда полковник таджикского спецназа Гулмурод Халимов, прошедший подготовку под руководством американских инструкторов, перешел на сторону Исламского государства, он призвал сотни тысяч своих соотечественников, работающих в России, последовать его примеру.
«Хватит служить неверным», — сказал он в видеообращении, из-за которого таджикские власти на несколько дней заблокировали доступ в Facebook, YouTube и другие социальные сети.
Однако многие в Таджикистане считают, что если Исламское государство вербует сторонников в этой стране, это связано не столько с идеологией, сколько с экономикой.
С начала текущего года новый российский закон требует, чтобы трудовые мигранты из стран, не входящих в таможенный союз ЕАЭС, сдавали экзамены по русском языку и истории, получали дорогостоящие разрешения и платили чрезмерно высокие ежемесячные пошлины за сохранение той работы, которую они уже выполняют годами. Особенно сильно новый закон сказался на Таджикистане, где денежные переводы от трудовых мигрантов составляют почти половину национального дохода. Эксперты Всемирного банка ожидают, что в этом году они сократятся на 23%.
Тем временем вербовщики Исламского государства не дремлют, предлагая отчаявшимся безработным крупные суммы наличными за участие в военных действиях в Сирии. И поскольку в беднейшей из бывших советских республик не так уж много возможностей, многие соглашаются.
«Когда нашим гражданам, которые молоды, у которых нет работы, нет заработков, нет, в сущности, жизни, обещают золотой город и говорят, что те могут заработать много денег, улучшить свое положение, естественно, они могут решить, что гораздо лучше будет отправиться воевать в Сирию, — сказала в недавнем интервью Мавджуда Азизова, юрист из местного отделения Международной организации по миграции. — Более 400 наших граждан, по официальным сведениям, сейчас в Сирии, и их число может вырасти. В этом списке только те, кого мы знаем по именам».
Мечеть Хаджи Якуб в Душанбе Фото: Karoun Demirjian / The Washington Post
Двадцатидвухлетний Дилшод Салиев, около трех месяцев назад вернулся из Москвы в Сарбанд на юго-западе Таджикистана после того, как был вынужден уйти с работы на мебельной фабрике. Он рассказывает, что если вербовщики Исламского государства придут к нему и предложат деньги за вступление в его ряды, он не возьмет деньги. Но он знает человека, который месяц назад согласился на такое предложение, и понимает, почему многие другие могут согласиться.
«Конечно, есть угроза экстремизма; многие в этой ситуации близки к отчаянию, — говорит он. — Им нужна земля, им нужно построить дома для себя, у них есть дети, за школы надо платить. Они в такой нужде, что могут пойти за теми, кто предложит им деньги. Так что риск есть».
Салиев рассказывал, что его бывший начальник недоплачивал рабочим, а тех таджиков, которые жаловались, уволил и взял на их место украинских мигрантов, в большом количестве появившихся после начала войны в Донбассе.
Пока не изменилась политика России в отношении трудовых мигрантов, зарплата Салиева — примерно 29 000 рублей в месяц, что до падения рубля составляло около 900 долларов, — позволила ему оплатить и свою свадьбу, и свадьбу сестры, и даже купить участок земли. Но теперь, если Салиев решит вернуться в Россию, ему, чтобы заплатить за новое разрешение, придется экономить каждую копейку из тех приблизительно 100 долларов в месяц, которые он может заработать чернорабочим на стройке, поскольку он, не имея даже среднего образования, не сможет сдать экзамены без платных подготовительных курсов или без взятки. Его зарплаты не хватит даже для того, чтобы поддержать жену и двоих детей, говорит он.
Каких объемов достигает вербовка боевиков Исламского государства в Центральной Азии, точно не известно. Российские дипломаты постоянно предупреждают о постоянном потоке завербованных, направляющихся в Сирию и Ирак; известно немало случаев, когда таджики — от офицера спецназа до студентов и рабочих-мигрантов — присоединялись к Исламскому государству. Но западные специалисты, изучающие регион, говорят, что информация содержит некоторые преувеличения, возможно, ради национальных программ и соображений глобальной безопасности.
Предположение, что исламские экстремистские группы будут вербовать среди таджиков солдат для войны за Халифат, одновременно очевидно и парадоксально.
У Таджикистана длинная, в значительной степени неохранямая граница с Афганистаном, которая может быть так же открыта для экстремистов, как сейчас — для наркоторговли.
Но мусульманское население Таджикистана живет под давлением светского авторитарного режима Эмомали Рахмона. Женщинам в стране запрещено скрывать лицо, детям — посещать мечеть; закрываются религиозные учебные заведения. Сообщают даже, что мужчин заставляют сбривать бороды, чтобы внешне страна выглядела более светски.
Антиисламистские настроения в стране настолько сильны, что Партия исламского возрождения — оппозиционная группа, участвующая в политической жизни Таджикистана со времен гражданской войны, последовавшей за распадом СССР, — жалуется, что правительство превращает ее в козла отпущения вместо того, чтобы заняться социально-экономическими корнями нестабильности, которая, как говорят представители партии, способствует росту интереса к Исламскому государству.
«Если власти сделают так, что люди смогут работать и жить здесь, я не думаю, что будут какие-то радикальные группы, — у людей не будет желания в них вступать», — говорит Хикматулло Сайфуллозода, руководитель аналитического центра Партии исламского возрождения. Свою партию он называет «щитом против распространяющегося радикализма» и указывает, что объектами внимания радикалов становятся в основном очень уязвимые трудовые мигранты.
Уличные торговцы в Душанбе Фото: Karoun Demirjian / The Washington Post
«Если человек не может найти работу, не может обеспечить себя и при этом живет в системе с высоким уровнем коррупции, он либо станет преступником, либо поддержит Исламское государство, — говорит Ойнихол Бобоназарова, известный правозащитник и основной оппозиционный кандидат на прошедших несколько лет назад президентских выборах. — Часто те, кто присоединяется к ИГ, очень бедны. Дело не в религии, дело в бедности».
Бобоназарова сравнила зависимость Таджикистана от российского трудового рынка с «ситуацией заложников». Вклад России в поддержание многолетней нестабильности в Таджикистане не исчерпывается миграционным законодательством: именно в России, по мнению экспертов, таджики и другие мигранты из стран Центральной Азии подвергаются влиянию экстремистской идеологии, в мечетях они общаются с чеченским и другими мусульманскими сообществами, которые тесно связаны с Исламским государством.
«Если мигранты направляются в Сирию из России, никто не знает, как они попали туда, — говорит Музаффар Олимов, директор Исследовательского центра ШАРК в Душанбе; по его мнению, пока радикально настроенные таджики устремляются в Сирию, это не приведет к широкой социальной поддержке религиозно-фундаменталистских групп в Таджикистане в духе «Арабской весны». — Для этого нужны другие обстоятельства, другие факты. Люди здесь просто не хотят этого».
Тем не менее в стране, где средний возраст населения меньше 24 лет, заработки в несколько раз ниже, чем в России, а около 20% молодых людей, остающихся в стране, — безработные, растущая нестабильность — реальная проблема, которая вряд ли может быть решена внутренними средствами.
Мухаммед Зиё. Фото: Karoun Demirjian / The Washington Post
«Таджики в основном полагаются на бога и надеются, что все буде хорошо», — говорит Мухаммед Зиё, двадцатишестилетний бывший трудовой мигрант, который сейчас в Душанбе перебивается неофициальными заработками в качестве электрика.
Зиё вернулся в Таджикистан два года назад, когда заболел его отец. Тогда же родился его сын. Мухаммед не прочь снова уехать в Россию, но при том, что ему придется в течение 5 месяцев существовать на 250 долларов в месяц, да и то, если посчастливится найти работу, ему не по карману новое разрешение.
Зиё видит лишь один выход: если Таджикистан вступит в Таможенный союз, все барьеры для трудоустройства будут сняты. По словам Олимова, более 70% населения страны поддержали бы это. А в нынешней ситуации Зиё собирается просто держаться и избегать рискованных вариантов, сулящих большие деньги.
«Я верю в бога, и я благодарю бога, даже если он пошлет мне лишь корку хлеба, — говорит он. — Так я избегаю искушений, даже если жизнь тяжела».
Оригинал статьи: Карун Демирджян, «Как миграционная политика России подпитывает Исламское государство», The Washington Post, 11 июля
https://openrussia.org/post/view/8479/
