Лидер питерской рок-группы ДДТ Юрий Шевчук в интервью DW подвел итоги года для протестного движения в России и рассказал о том, почему он сам не пошел в политику.
Когда зимой 2011 года после парламентских выборов в России зародилось новое протестное движение, лидер группы ДДТ Юрий Шевчук был одним из его активных участников. Музыкант выступал на митингах, стал одним из учредителей Лиги избирателей. В интервью DW по телефону Шевчук рассказал, как изменилась Россия, почему он не вошел в Координационный совет оппозиции и почему надеется на молодежь.
DW: Российская оппозиция призывала людей прийти в субботу, 15 декабря, на «Марш свободы«. Вы собирались?
Юрий Шевчук: Я не могу. У меня много концертов, работы. В принципе, у меня каждый концерт чем-то похож на «Марш несогласных», потому что мы говорим о свободе, о гражданском обществе, о демократии, о свободе личности. Каждый делает свое дело.
— В прошлом году вы несколько раз выступали на митингах оппозиции. Тогда вы среди прочего говорили: «Да здравствуют перевыборы!« Перевыборов в Госдуму не случилось. Вы разочарованы?
— Нет, потому что я этого ожидал. В прошлом году власть сначала немножко оторопела и испугалась, когда народ «сморкнулся» в ее сторону (смеется). Но потом быстро перестроила свои ряды, разбила оппозицию. Конечно, к сожалению, первая мощная волна схлынула, но ничего страшного в этом нет. Сейчас есть время подумать, оппозиции перестроить ряды, задуматься о том, что произошло.
Мне кажется, это — главное… Чтобы крепко стоять на ногах в настоящем, нужно понимать прошлое. Прошлое я понимаю так: в 1991 году произошла буржуазно-демократическая революция, народу обещали собственность и гражданские свободы. Собственность власть поделила между собой, а про гражданские свободы — забыла. Народ в результате не получил ни собственности, ни гражданских институтов и свобод. Поэтому российскому народу очень трудно верить в демократию, которой, на мой взгляд, в стране не было ни одной секунды… Поэтому нам нужно много, долго работать. Я как художник, музыкант со своей замечательной группой об этом и говорю с людьми, пытаюсь вернуть людям доверие к слову «демократия».
— Протест за прошедший год — он провалился или нет?
— Ничего не провалилось. Никакого Армагеддона не случилось. Конца света не будет, слава богу… У нас все впереди будущее наше — светлое, не нужно его бояться. Нужно просто работать и жить на полную катушку.
— После одного из ваших выступлений на митинге в Москве минувшей зимой проводился опрос о доверии к участникам митинга. Вы попали в первую «пятерку«, вам доверяли более 30 процентов опрошенных. У вас после этого не было желания заняться политикой самому?
— Эти люди ко мне приходят на концерты. Это очень важно для меня и — спасибо людям за доверие. Доверие в России заслужить очень сложно… Одна из причин, почему я не пошел в политику, — я не могу людей отправить на смерть, а политик должен это уметь — просто людей послать на смерть, не дай бог что. Я не могу этого сделать, лучше сам сдохну. Для политики нужна другая харизма, другие человеческие качества, которых у меня нет.
— Вас не звали в Координационный совет оппозиции?
— Не звали, потому что я давно всем сказал, что это — не мое.
— Вы недавно вернулись из турне, много ездили по России. Что людей беспокоит?
— Молодежь меня спрашивает во всех городах: «Юрий Юлианович, когда будет революция?» (смеется). Я пытаюсь философствовать. Я начинаю размышлять — что такое революция, бунт, и в чем разница. Революция бывает духовная, бывает в искусстве, бывает социальная. Я размышляю об этом, и молодежь размышляет.
— А чего хочет молодежь?
— Справедливости… Почему русская молодежь пошла в волонтерство, в благотворительные фонды? Мы в этом году сыграли массу благотворительных концертов… и везде — много молодежи, которая появилась в России. Я на нее уповаю, потому что она — неравнодушная. Она не ставит во главу угла деньги как смысл бытия, она ставит другие вещи, более человеческие, что очень важно.
— Что, по-вашему, самое главное, что изменилось в России за год?
— Молодежь. Бесстрашная, активная, жаждущая света и светлой России. Ее не так много, но она появилась. Нулевые годы, когда царила атмосфера циничного отношения к людям, уходят.
— Российский парламент в 2012 году принял несколько законов, которые вызвали критику и в России, и за рубежом: закон о митингах, о клевете, о некоммерческих организациях как «иностранных агентах«. Некоторые сравнивают ситуацию с 1937 годом и сталинскими репрессиями. Это преувеличение или такое сравнение оправданно?
— Преувеличение. У меня был расстрелян дед и прадед в 37-м году. До расстрелов еще не дошло. Я бы не стал сравнивать, хотя, конечно, гаечки закручивают.
— Боятся?
— Конечно, боятся — гражданского общества. Легче всего управлять, когда народ строем ходит. Легче всего устроить казарму из страны, как во времена Николая I. Шаг влево, шаг вправо — расстрел. Так легче всего управлять людьми. Безусловно, боятся, поэтому зомбирует их и наше телевидение, и многие радиостанции, все эти придворные политики, карманные партии. В России идет борьба старого и нового. Это нормально. Это было не раз уже. Кто победит, я не знаю.
— Несколько лет назад вы встречались с тогда еще премьер-министром Владимиром Путиным. Будь такая возможность сейчас, что бы вы сказали Путину-президенту?
— Не знаю, мне и так все понятно. Тогда мне было еще что-что непонятно, я задавал вопросы. Их можно объединить в строчку из нашей песни — «Что же будет с родиной и с нами». Сейчас я понимаю расклады.
— Что будет?
— Борьба будет.
— Жесткая?
— Думаю, что да.
— Как вы оцениваете уголовные дела против Навального, Удальцова?
— Я об этом и говорю. Я в этом смысле скорее с ними.
