[:ru]
Если кто-то думает, что исламизация древних тюрков заключалась в простом соединении классической психологии номада с предписаниями Корана, это будет не совсем верным, механическим пониманием великого и одновременно трудного, тернистого процесса обращения наших предков в ислам. В действительности в конце VIII-IX вв. с исламом столкнулся уже не тот благополучный номад-воин (пусть язычник, но все же благородный и «пассионарный») и здоровый социум, а деградировавшая и ослабевшая традиция степняков, разрозненные тюркские сообщества, в которых наметились симптомы системного кризиса и разложения.
Кроме того, до ислама достаточно серьезно зашел процесс китаизации тюрков, что доказывается солидными исследованиями, как, например, классический труд «Арабские завоевания» Гамильтона Гибба. «Вместо того, чтобы стать китайской, к чему, кажется, вели все происходившие события, Центральная Азия стала мусульманской»,– заметил и Рене Груссе. Мы все знаем, что с 630 г. по 680 г., то есть целых 50 лет восточная часть Великого тюркского каганата была оккупирована китайскими войсками, а в Семиречье власть Китая осуществлялась через подставных каганов-марионеток. Воспользовавшись всеобщим кризисом, империя прибирала к своим рукам не только территорию, но и душу тюркского кочевника.
Итак, это не случайно, что к приходу арабов в Центральную Азию уже не стало Великого каганата, других альтернативных сильных кочевых объединений. Исламовед Грюнебаум вывел такое положение как всеобщую закономерность, отражающую состояние народов древнего Востока перед приходом ислама («усталый мир», культуры которого были «непродуктивны» и «фрагментарны» и т.д.). Автор подчеркивает, что «классическая культура, которую якобы победили, вытеснили или уничтожили вторжения германцев в V или VI веке и арабов в VII-VIII вв., в действительности полностью перестала существовать еще до появления первого захватчика».
Не имевший симпатии к исламу и, в целом, к семитам Лев Гумилев тем не менее тоже давал объективную оценку высокой харизме арабов-мусульман: в соответствии со своей оригинальной теорией этногенеза он писал, что тюрки в VII веке н.э. находились лишь на «средней ступени пассионарности», тогда как арабы поднялись на ее «высшую ступень» (а Хорезм, Согдиану и другие княжества Средней Азии до ислама Гумилев назвал даже «состарившимися и уставшими»).
Надо понимать, что любое человеческое общество в исторической реальности не стоит на месте (и даже такое относительно статичное и закрытое общество, как номадное), а подвержено малым и большим кризисам, различным внутренним и внешним факторам трансформаций и т.д. В кризисные периоды среди кочевников становилось меньше единства и сплоченности, элементарного взаимопонимания; проявляются признаки антисистемы. Военные конфликты приобретают особо интенсивный и жестокий характер, причем энергия попусту растрачивается на внутренние ссоры и распри, драки и взаимоистребление, на грабительские налеты на близлежащие города и нападения на торговых караванов. Олицетворением этого номадного общества был уже не тот идеальный тип харизматического кочевника (портрет которого мы нарисовали ранее), а более приземленный, деградированный тип номада.
Вообще, сознание и характер этноса – вещи тонкие и деликатные. В живой реальности кочевого социума всегда были случаи (или риски) снижения планки той геройской жизни и рыцарского этикета. Во все времена в любом обществе и этносе есть высший и низший антропологические типы, есть сакральные и профанные образцы, есть аристократия и плебеи (как понятия духовные). В традиционных обществах эталоном человека считается благородный, доблестный человек, истинный аристократ, руководствующийся в поступках кодексом чести, способный на самопожертвование ради других.
Сила и эффективность общества, культурной традиции зависят от соотношения числа благородных и неблагородных людей. Хотя доказано, что очень редко одна яркая, энергетически заряженная харизматическая личность может «перевесить» всех остальных и некоторое время «держать» благополучие страны (вот откуда древнегреческий образ титанов – исполинов, которые огромными усилиями держат на плечах небо, чтобы оно не упало на головы людей), а целая когорта таких «звезд» может перевернуть ход истории.
В благополучные периоды истории в номадическом социуме рождались сильные лидеры, в целом, перевес был на стороне настоящих героев. В полосу кризиса уже не бывает достойного вождя, натура рядового воина-номада также мельчает, намечаются признаки генетической дегенерации. «Средним» представителем такого номадного общества выступает, как уже сказано, весьма противоречивая личность. В характере и поведении такого субъекта более выпукло предстают отрицательные черты кочевой ментальности, которые приглушают благородные свойства «рыцаря степи».
Так, связанный с военной дисциплиной разумный авторитаризм перерастает у него в деспотизм и садизм, гордость и достоинство – в высокомерие и хвастливость, неуместное упрямство. Незаметно перестраивается мотивация военных набегов: не тот идеализм, война ради подвигов, славы и установления справедливости, а желание добычи и золота, охота за красивыми наложницами и т.д. Появляются такие черты, как хитрость, расчетливость, прельщение материальным благами, злоупотребление вином, неумеренность в еде, сексе и т.д. Кое-где появляются и настоящие антигерои, своеобразные криминальные авторитеты средневековья, которые уже откровенно попирают древний кодекс чести, законы гостеприимства, устраивают анархию, грабят караваны, унижают слабых и обездоленных и т.д. Именно таких тюрков имел в виду китайский летописец, когда написал о них: «мало честности и стыда, не знают ни приличий, ни справедливости».
Интересно, что авторитет Сулук-кагана (VIII в.) среди тюргешских племен находился в прямой зависимости от того, как этот вождь – щедро или скупо – делился захваченной добычей со своими подчиненными. Тюргеши имели среди тюркского сообщества того времени репутацию наиболее коррумпированных и испорченных тюркских племен, что объяснялось их длительной практикой контроля важных участков Шелкового пути в Семиречье, получения прибылей, короче, сильной «завязке» в торговых делах с участием ловких согдийцев и хитрых китайцев.
Город Согд, бывший их столицей, вызвал печаль и разочарование еще у буддийского паломника середины VII века Сюань Цзаня, отметившего повсеместные алчность и меркантилизм, бездуховность его населения. Возобладавшие в характере тюргешей беспринципность, жадность и другие черты приводили к серьезным ошибкам в политике, а именно к заискиванию перед Китаем, измене тюркской солидарности и т.д. Тюргешский каганат из всех тюркских объединений того времени более подвергся китаизации и вел прокитайскую политику (это ведет начало еще от последних каганов Западнотюркского каганата). Сам Сулук для этого женился на китайской принцессе.
В то же время, оставаясь агрессивным и импульсивным, в силу авантюрного духа Сулук-каган мог периодически совершать рейды на торговые колонии Китая на границе (китайцы признавали, что он ненадежен, «коварен и лукав»). И все же подталкиваемый и подкупленный Китаем, Сулук ввязался в заранее обреченную авантюру – войну с арабами на территории Согда. Как писал Л. Гумилев, «дружба с империей (Китай – авт.) и услуги согдийским дехканам оплачивались тюргешам шелком и золотом. Поэтому Сулук со всей энергией повел борьбу против войск халифа».
Вот почему восточные тюрки (вожди Капаган, Тоныкук, Культегин и др.), имевшие более независимый дух, презирали тюргешей Семиречья, даже ненавидели их из-за того, что те тайно пошли на сговор с Китаем и Тибетом (версия орхонских надписей) с целью уничтожить возрожденный оплот независимости тюрков – Восточнотюркский каганат в Монголии. Как передает тюркский летописец Йоллыг-тегин, именно это капля переполнила чашу терпения Кок-тюрков и они предприняли грандиозный военный поход против тюргешей (711 г.). Внезапно вторгнувшись в Семиречье, разгромив и сломив их сопротивление, они гнали остатки тюргешей вплоть до Амударьи (где впервые встретили арабов и назвали их ошибочно «тазик», т.е. таджик). Так, Тюргешский каганат временно пал, попав в зависимость от восточных тюрков (в наших учебниках этот вопрос не раскрывается и замалчивается).
У нас есть возможность также реконструировать картину глубокого кризиса пред-исламского общества кочевых огузов (сведения Ибн Фадлана и других арабо-персидских очевидцев, огузский эпос). Некогда благородными огузами к X в. была во многом утрачена былая доблесть и рыцарский кодекс, серьезно снизились стандарты культуры и быта. Арабский дипломат и ученый Ибн Фадлан, вынужденный в своей дипломатической поездке на Волгу к мусульманам-тюркам (булгарам) в начале Х в. ехать через степи Казахстана (тогда «Мафазат аль гузз», Степь огузов), густо населенные языческими тюркскими племенами, конечно, понимал, что очень сильно рискует жизнью. Из этих описаний в общем видно, что общество кочевников потеряло многие достижения прошлого. В Степи царил культ грубой физической силы, цена человеческой жизни (тем более чужака, иноземца, даже соседнего племени) не ставилась в грош, огузы не знали элементарных норм и вето в отношении безопасности торгового каравана, посла, дипломата и т.д., так что неоднократно жизнь самого Ибн Фадлана висела на волоске.
Источником доходов стала для огузских кочевников позорная работорговля, именно ей были подчинены мотивы и цели постоянных взаимных набегов и войн. Своих же этнических братьев, захваченных в плен, они десятками тысяч отправляли и перепродавали сначала в Хорезм, а оттуда в Багдад и Дамаск и др. Тюркская Степь на глазах всего мира теряла свой генофонд: лучшие, самые сильные и красивые мужчины, молодые юноши и мальчики, красивые женщины, причем десятками тысяч, отлавливались бизнесменами «живого товара» и отправлялись за пределы страны. Все это, безусловно, создало в огузо-кыпчакских степях ситуацию, предрекающую демографическую катастрофу. И только принятие ислама такими великими личностями огузского народа, как Сельджук и его окружение, остановила полную дегенерацию населения Великой степи.
По-видимости, века жесточайших битв с печенегами, борьба с русскими князьями, хазарами и др. сильно измотали народ, не принося желанного счастья и процветания. Стали заметны признаки обеднения, социального расслоения, частых джутов, голода, так что огузы могли съесть любое попавшее им под руку животное, даже мышь; не соблюдались ими самые простые правила гигиены. По характеру огузы предстают грубыми, заносчивыми, задиристыми, невежественными (был даже вопрос арабам «Бог – мужчина или женщина?»). Одной из странных привычек стало бессовестное попрошайничество (денег, подарков, красивых изделий и пр.) у проезжавших через степь путников и гостей, которое переходило в случае отказа в грубый нажим и вымогательство. Путники-мусульмане были вынуждены все время откупаться и «дарить» их вождям различные подарки.
Конечно, были исключения из правила. Были огузы, которые в поисках ответа о причинах умножившихся бедствий, нестабильности и несправедливости сильно заинтересовались религией, не находя вразумительных ответов у старых шаманов и колдунов, и кое-кто уже принял ислам. Один из таких огузов, когда Ибн Фадлан читал им Коран, сказал: «Не умолкай!». Были мудрые вожди, старейшины, герои, еще сохранившие верность древним идеалам (именно они являются прототипами героев цикла огузских сказаний «Огуз-наме», «Китаб-и деде Коркут»). Они напряженно искали выход из социального и духовного тупика…
Все это говорит о том, что некогда жизнеспособная и самодостаточная традиция евразийских конно-кочевых номадов со временем дала сбой. Причины такого системного кризиса социума анализировать очень трудно, на эту тему нет ни одного специального исследования. И все же можно определить наиболее общие глубинные закономерности, исходя из новейших теорий (теория информации, теория систем и др.). Оказывается, состояние глубокого кризиса, хоаса и самораспада является симптомом назревающего …качественного обновления, роста и эволюции социальной системы (либо, в крайних случаях – ее самоуничтожения, смерти, ассимиляции). Есть закон жизни: чтобы создать новое и более совершенное, надо разрушить старое. У казахов есть выражение «таң қараңғысы» («темень перед рассветом»), которое используется и метафорически – как понимание указанного универсального закона. То есть даже в природе есть такое, когда перед самым рассветом тьма вдруг особенно сгущается…
Автор: Н.Нуртазина,
Из книги «История и психология казахов»
Алтынорда
[:]
